На золотом крыльце — 2

Глава 21 Откровение

Сидр — вот что я подразумевал под легкими алкогольными напитками. Нормальный яблочный сидр в отличие от пива не дает мерзкого запаха изо рта (да, да, когда сам пьешь пиво, ты этот запах мерзким не ощущаешь, это примерно, как с чесноком). А вместо отупения и расслабления этот напиток добавляет некоторой лихой веселости. Это не я сам такой опытный, это Король со своими хулиганами по пабам в свое время посидел. Но без фанатизма — Рус вообще-то почти всегда выступал за здоровый образ жизни и трезвый рассудок.

Так или иначе — в Извольске я купил сидра, целых два кега, чтобы и опричникам из гарнизона хватило хотя бы по стаканчику! Я, честно говоря, обалдел, когда увидел, что там в пирожковой на разлив продавали квас, пиво и сидр! Вот тебе и медвежий угол! С другой стороны, Извольск — юридика Воротынских, а юридики разных кланов друг от друга отличаются порой не меньше, чем разные страны. Где-то сидр с пивом и квасом, а где-то — хрен без соли доедают.

Пирожки выкупил все, что были, ну, и кондитерку, колбасы, сыры, фрукты… Продавщицы что в сельмаге, что в пирожковой, на нас смотрели круглыми глазами и разве что не крестились втихомолку: опричники кутить изволят, но водку не берут — что делается, люди⁈

На обратном пути слегка постреляли: наткнулись на хтонического лося-недобитка, который доедал у обочины остатки несчастной деревенской псины. Чудовищу хватило длинной очереди из крупнокалиберного пулемета броневика — все-таки, видимо, превращение Черного Леса в Черное Болото сильно ослабило тварей предыдущей формации. Сердце сохатому, конечно, вырезали — куда без этого? Доля от трофеев очень мотивирует!

Как вернулись — вахмистр отвел всех юнкеров в душ, дал время постираться, разобрать и развесить вещи в сушилке и переодеться в чистое, а потом сказал:

— Через двадцать минут — в офицерском клубе. Оболенский зайдет за вами.

Судя по всему — предстояла прощальная пирушка или типа того, так что особенный лоск наводить мы не стали: морды чистые, одежда опрятная — и нормально! Забрал нас и вправду Оболенский — вместе с подпоручиком Марковым. Пока шли по коридору, к нам присоединились и Слащев с Алексеевым. А Голицын ждал в клубе у накрытого скатертью бильярдного стола, который ломился от угощений.

— Мы с господами офицерами тоже поучаствовали, — прокомментировал он невероятное изобилие. — Не один Миха неплохо заработал. Наполняйте кубки, господа, нечего ждать!

Сидр полился в металлические кружки, которые заменяли нам бокалы. Встав и крутанув ус, поручик провозгласил:

— Первый тост — за его царское величество, Государя Всероссийского Иоанна Иоанновича! Два громких и один раскатистый…

— Ура! Ура! Ура-а-а-а!!! — выпили все, до дна.

На самом деле за Государя народ волновался. Слухи о его болезни просачивались за стены Александровской Слободы, но досужим басням особенно никто не верил. Нынешний правитель Государства Российского по слухам умирал чуть ли не каждые пять лет, всякий раз, как пропадал из объективов СМИ. А потом — возрождался из пепла, раздавал эпических звездюлей врагам, наводил порядок в стране, казнил всех негодяев и всем всё объяснял, и дела снова шли на лад. И все ему верили! Ну, а как иначе? Если Государю не верить — то кому вообще? Меня пробирала дрожь от мысли, что Иоанн Иоаннович помрет. Нет, понятно — кто-то из царевичей станет новым царем — со временем. Но я читал слишком много книжек и прекрасно себе представлял, что такое в России — периоды междуцарствия. Настоящая, матерая дичь.

Между первым и вторым тостом меня осенило: мы — Федины, научники — Димины! Поменять Хранителя Хтони почему-то они решили тут, в Черной Угре, где как раз-таки оборону держат подшефные опричные части Феодора Иоанновича и практику проходят студенты Пеллинского экспериментального магического колледжа — тоже Фединого проекта! А казнили ученых тогда почему? Может быть — потому что зарвались? Может быть, на сей раз царевичи договорились между собой и склоки внутри династии и внутри страны им не нужны? Или наоборот: Дмитрий затеял междоусобицу, а Государь таким образом дал ему укорот?

Я сидел задумчивый и слегка придавленный. Мало мне всей это любови-моркови с Элей, так еще и большая политика в башку постучалась. А у нас в колледже каждый второй — дитя непростых родителей: великих и могучих. Еще и мой папенька явно откуда-то из высшей лиги… Начнут царевичи друг друга дубасить — а прилетит нам! Убьют там или в заложники возьмут — это как придется. Зараза…

— … внимание, вопро-о-ос! — в своей манере объявил Голицын, вырывая меня из плена мрачных мыслей. — Вопрос — только первогодкам. Те, кто на хтонической практике уже бывал и ответ на него имеет — молчим! Благо, вас, стреляных воробьев, тут хрен да ни хрена… Итак: чего вам не хватило на практике? Что бы вы взяли сюда, если бы приехали еще раз? Точнее… У вас как раз случай такой представится, только наверняка — в другом месте. Итак, вот вас макнуло в Хтонь. Что поможет выплыть?

Поручик откинулся на стуле, пристально всматриваясь в наши лица. Первым сообразил гном:

— Амулеты, — не раздумывая, брякнул Бёземюллер. — Лучше покорпеть над ними заранее, чтобы не тратить ману по ходу дела. Много самых обычных амулетов против физического урона, пусть даже одноразовых. Я бы этими браслетиками все руки и ноги увешал! И по одному — стихийных, мало ли в какую Хтонь занесет…

— Зелья или заклинания медицинского плана, — озвучил общую мысль Руари Тинголов. — Кровеостанавливающие, кроветворные, общеукрепляющие, тонизирующие. Розен не всегда будет под боком, а точнее — у него теперь другой уровень, в ясельках с нами больше Дениса мы не увидим. Или зелья, или — хорошая аптечка с цивильным и магическим содержимым. Ну, турникеты, жгуты, гемостатики… Каждому! Базу вы нам показали, но все больше на целителей надеялись. Нехорошо!

Голицын кивал, слушая ребят, и ему очевидно нравилось то, что они говорили.

— Разведка, — произнес Юревич. — Какая-нибудь мелкая тварь типа фамильяра была бы нелишней. Птичка, жук, грызун… Отправлять вперед, пусть смотрит. Я обязательно озабочусь, заведу себе какую-нибудь пташку-зверушку на такие случаи. Я, конечно, не природный маг, но у нас есть факультатив по фамильярам, обязательно запишусь.

— Во-о-о-от! — на лице поручика появилось удовлетворенное выражение. — Наконец умные мысли пошли! Ваша задача, пацаны, грызть магическую науку зубами! А практика нужна для того, чтобы вы поняли — без этого вам всем кирдык! Маги — в первую очередь служивое сословие. Если вы собираетесь прохлаждаться, попивать пивко и потрахивать цивильных простушек — грош вам цена, говно вы, а не маги. Вы так — цирковые факиры, ради собственного удовольствия пускающие огненный пердеж из задницы. Маг должен служить государству и людям… Ну, и нелюдям — если они за людей. И потому — ваша задача постигать магическое искусство и военное дело настоящим образом! Усекли?

— Усекли… — откликнулись мы.

— А ты чего усек, Титов? Ты обычно в каждой бочке затычка, из тебя прет, как из рога изобилия, а тут — молчишь! Давай, Михаил, ваши предложения по экипировке на следующую практику! — пощелкал пальцами Голицын. — У нас второй тост стынет, так что быстро, быстро!

— Симсим, — сказал я. — Мне нужен свой симсим-сезам-пространственный карман. С целой кучей пластиковых контейнеров. Прикиньте, как бы это решило вопрос с трофеями?

— О-о-ого! — не удержались офицеры. — А молоко единорога или Кощееву смерть тебе на блюдечке не подать? Ну, найдешь вариант — маякни нам! Мы бы тоже не отказались!

— А что я не так сказал? — удивился я. — Что не так с сезамом?

Посмотрев на их скептические усатые рожи, я понятливо протянул:

— Яа-а-асно все… Как с хоббитцами, да? Все об этом говорят, но никто не видел? Ладно, ну, не пространственный карман, так хоть какой-нибудь антигравитационный помогатор, чтобы вес рюкзака поменьше был!

— Во-о-о-от! — кивнул Голицын. — Это ты молодцом, вот это очень полезное замечание. А теперь, господин-настоящий-маг-Розен, покажите им, что у вас с собой…

Денис невозмутимо расстегнул часы с запястья и положил их на стол:

— Пятикратная защита от физического урона.

Потом — отстегнул булавку с воротника тактической формы:

— Однократная от огня. Шнурки в ботинках — от воды и земли, кокарда — от воздуха. Что касается зелий — у меня с собой имелось три регенерации и две — маны. В принципе, одна регенерация осталась, и одна мана.

Затем — вытащил из брюк пояс с покрытой рунами пряжкой, продемонстрировал всем и пояснил:

— Берет на себя до пятидесяти килограммов веса. Расход, правда, приличный, но можно по ходу подпитывать, при полной нагрузке на сутки хватает. Я обычно «минус двадцать пять» настраиваю, мне нормально, — и принялся заправлять ремень обратно в штаны, при этом продолжая говорить: — На дурацкие вопросы «почему не сказал» и все остальные отвечу сразу: вы не спрашивали — это раз, самостоятельно создавать такие штуки вы пока не умеете — это два. Да и денег, чтоб купить такой эксклюзив, у вас почти ни у кого нет — это три. Ну, у кого фамильное — у того фамильное, это за скобками. И вообще — каждый из вас сам себе очень умный и всегда и во всем правый, и пока на своей шкуре не прочувствовали — никакого стремления зубрить формулы и ходить на факультативы у вас бы не появилось, чтобы грамотную экипировку себе организовать. Это долго и нудно, куда веселее файерболы кастовать и по площадям каменным градом лупить. А теперь, после практики — вы прекрасно знаете, что и зачем нужно делать. Зимой-то у вас следующий замес, господа! Как делать — преподы научат, даже не сомневайтесь. Так что — спасибо, поручик. Наш педколлектив вам в ножки должен поклониться за рост учебной мотивации учащихся!

Я тут же вспомнил порошочки Ермоловой и саблю Вяземского. Да и мой дюссак, который аспиденышей рубил — тоже из этой оперы. Все-таки индивидуальный подход решает! В плане экипировки надеяться нужно на себя, а не на то, что дядя в форме о тебе позаботится…

— Такая работа, — откликнулся Голицын. — Всегда пожалуйста. Второй тост, господа! За родителей — мам и пап — и за отцов-командиров, конечно! Ура, ура, ура-а-а!!!

Встали, выпили. В конце концов — действие символическое, крепость сидра — от двух до восьми градусов, в этом «Торкотинском» — кажется, три. Потом Оболенский достал откуда-то гитару, и в ход пошли романсы — «Белой акации гроздья душистые», «Я возвращаю ваш портрет» и «Очи черные». Голицын спел про «Любимый город» — Тиля Бернеса, а Слащев — «Работа у нас такая», которую считали чем-то вроде неофициального гимна опричных полков. На строчке про «снег и ветер, и звезд ночной полет» у меня внутри что-то дернулось и я пообещал себе покопаться в шкафу Руслана Королева на эту тему. Вполне могло оказаться, что и тут наследили попаданцы: как я понял, именно в песенном творчестве их влияние на наш мир было особенно велико.

Общались, смеялись, немножко выпивали, много ели, вспоминали пережитое: раскачку, инцидент, рейд к эпицентру… Потом Слащев расщедрился и решил научить нас всех самому эффективному и самому простому из заклинаний своего не-стихийного арсенала.

— Смотри через эфир — видишь? Вот изнутри, отсюда, гонишь к кончикам пальцев, и потом ладони — р-раз, как в стенку уперлись! И повторяешь: «scutum universale contra omnes impetus genera!» Гляди, гляди как волна идет, от солнечного сплетения… Во-о-от, а теперь швырни в меня тарелку!

— Дз-з-занг! — тарелка отлетела от невидимой преграды, и в месте столкновения что-то заискрило.

Слащев удовлетворенно кивнул, щелкнул пальцами и сказал:

— А теперь давайте по очереди, господа юнкера. Будете тренироваться, а мы станем в вас швырять всем подряд!

В общем, уровень дичи нарастал, но мне нравилось. Щит Слащева был не последним: Марков показал, как на десяток минут зачаровать насекомое на выполнение простого задания («Insect, obedite mihi statim!»), Алексеев — щеголь и чистюля — обучил нас приводить себя в порядок без шампуня, душа и прочей бодяги («Pellem mundam, capillos mundos, ungues mundos et dentes mundos!»!)

В общем — расщедрились господа офицеры, а я спросил, попробовав каждую из техник:

— А почему все-таки латынь? У вас — латынь, в колледже — латынь… Вроде же обычно на квенья заклинания читают?

— Опричник — и на высокоэльдарском? Титов, не гони пургу, — отмахнулись офицеры. — Это только всякие соевые фрики из мегаполисов ассоциируют латынь с Арагоном. У них вообще — что ни слово, то про геноцид, дискриминацию или расизм, хотя сами при виде снага носы морщат… Пошли они на хрен со своими предрассудками. Латынь — язык первой империи людей и частично — Второй, а Государство Российское — Третья Империя, а Четвертой не бывать! Зачем нам авалонская хренотень, если есть свое наследие?

Ну, тут я бы мог с ними поспорить: Арагон, например, считал именно себя Третьей Империей Людей, да и Оттоманская Порта — тоже причисляла себя к наследникам Второй Империи, хотя и стала, по сути, ее разрушителем… Но это — вопросы истории и политики. А что касается насущного, так три действенных магических техники, которыми даже пустоцвет может пользоваться — это прибыток чуть ли не более весомый, чем двадцать… Ладно, уже — восемнадцать тысяч премии! В нашем мире магия куда весомее денег.

Когда все было выпито-съедено, мы выбрались в атриум — воздухом перед сном подышать, и тут меня настиг Аста.

— Пойдем, я скажу тебе кое-что, юный герой, — урук вывалился откуда-то из темноты и уставился на меня своим единственным горящим глазом. — У меня есть откровение для тебя!

— С фига ли я герой? — выпучился на него я. — Аста, ты в порядке вообще?

— О! — сказал он. — Я теперь Провидец, соображаешь? Я реально вижу будущее!

— Это как? — удивился я.

— Смотри, щас на счет три кто-то навернется с крыльца! — он стал загибать пальцы: — Раз! Два! Три!

— Япона мать! — заорал Марков и кубарем полетел со ступенек. — Какой кретин оставил здесь швабру? Шомполами запорю!

Боевой подпоручик отряхивался и матерился, но, похоже, сильно не пострадал. Я смотрел на Асту, как на восьмое чудо света. Урук развел руками:

— Я теперь вижу будущее, прикинь? Я позвонил одному умному орку — Сагдей его зовут, Сагдей Лучник! Так вот, он послушал, чего там со мной произошло: ясень, выбитый глаз, проткнутое туловище, Хтонь… И сказал, что я инициировался как Провидец. И похер, что я черный урук. Теперь я иногда вижу будущее, гарн!

— Ого! И что — мое будущее увидел? — поинтересовался я.

— Ну… Парочку будущих, — орк почесал затылок. — Моргот знает, что у тебя за такая жизня впереди! Но что-то я тебе должен рассказать! Пошли отойдем!

Мы отошли, и я заметил, как провожает нас странным взглядом Голицын. Может — волновался за меня, а может — подозревал Асту в чем-то крамольном. Но поручик ничего не сказал и препятствовать нам не стал, так что мы спрятались в темном углу у Северной башни, и черный урук на минуту прикрыл глаз, как будто вспоминая, а потом выдал:

— Самое важное: старик в гробу не мертвый! Его можно подлечить! Понял?

— Ничего не понял. Но запомнил. Лечить старика в гробу, — покивал я.

— Дебил, пушдуг багронк! Я так не сказал! Я сказал: МОЖНО подлечить. А можно не подлечивать. Тебе решать, аш глоб рхишк! — он ткнул мне в лоб пальцем.

Я его руку отбил в сторону и кивнул:

— Ладно, мне решать, лечить старика в гробу, или нет, запомнил.

— Бурзум бубхош, еще чего-то было, ща-а-ас! — он сунул пятерни себе в волосы и дернул изо все сил. — А! Да! Мосты двигаются, вот! Мосты можно двигать!

— Задолбал, — сказал я. — Аста! Какой толк с твоих предсказаний, если ты втираешь мне какую-то дичь? Давай, я лучше тебя шоколадкой угощу?

— Миха, ты ж меня спас! А я как тебя не спасу? — видеть черного урука растерянным для меня было в новинку. Наверное — много для кого это было бы в новинку. — Я ж это… Я ж знаю — просто объяснить не могу! Ладно, ты, главное, запомни, что я говорю, может, в нужный момент оно тебе поможет, а? Оно ж от всего сердца, понимаешь?

Мне его даже как-то жалко стало, так что я поспешил успокоить орка:

— Я запомнил. Старик в гробу, движущиеся мосты. Все? Или еще что-нибудь?

— Ну, не всё… Еще вот такое скажу: если засомневаешься в нем, спроси, как помер папаша князя Владимира, и смотри другим взглядом! — проговорил Аста. — Ну, всё, теперь всё, точно. Чем мог — помог, я пошел. Досвидос!

И вдруг, в четыре больших шага разогнавшись, ухватился за какое-то едва видимое углубление в стене, одним движением оказался на куртине — и перемахнул через нее наружу. Спустя секунду послышался грохот его ботинок по дамбе, потом — плеск. Офигеть! «Досвидос», реально? Он что — решил переплыть Черное Болото? Хотя — он же урук! Ему пофиг.

Куда он свалил? Какой старик в гробу? Почему мосты должны двигаться? И какого князя Владимира он имеет в виду — Красное Солнышко? А может — Мономаха? У Красного Солнышка папашку печенеги завалили и чашу сделали, а у Мономаха кто папашей был — Всеволод Ярославич? Он как помер? И зачем мне эта информация от кого-то не пойми кого? Озадаченный, я стоял под ночным небом и пытался осознать — что это было?

Похоже, в конце хтонической практики «что это было?» — стало основным лейтмотивом для моего бедного мозга.

— Титов! — раздался голос Голицына. — Тут, похоже, по твою душу приехали.

Сказать, что я был удивлен — это ничего не сказать! По мою душу? С какого перепуга? Мало мне урука, теперь еще непонятная зараза…

— Господин поручик? — я подбежал к нему так быстро, как только мог после обильного ночного пиршества.

— От ворот докладывают: у дамбы на катере с воздушной подушкой — капитан Барбашин, из Кавказского полка, — в голосе Голицына слышалось недоумение. — Твой куратор. Мол, свидетелем по делу Роксаны Розен тебя желает видеть его светлость князь Воронцов…

— Э-э-э… Так вроде ж нет никакого дела? Формально виновата эта, как ее… Алкоголичка! Девчонки живы, никто претензий не имеет… — я ведь почти убедил себя в том, что все нормально и никто, кроме пьяной магички, в Николе-Ленивце не пострадал, а поди ж ты… И откуда тут Барбашин вообще, он же завтра за нами в Козельск должен прибыть?

— Вот и я понять не могу — что к чему? Но там, на катере — барбашинская княжеская рожа, совершенно точно. Давай, собирай вещи, а я пока к дамбе выйду, пообщаюсь, — поручик дернул щекой и двинул к воротам.

Сначала озадаченный орк, теперь — озадаченный Голицын! Слишком много удивительного для одного вечера подкинула мне сегодня жизнь! Но — приказ есть приказ, я сбегал в наш блок за рюкзаком — благо, собрал его заранее — и, возвращаясь обратно, коротко попрощался с парнями:

— Барбашин забирает… Фиг знает, что такое. Может — в Козельске встретимся, а может — в Пелле! Доешьте колбасу, пацаны, не оставляйте опричникам! — пробегая, выпалил я. — Увидимся!

Ворота уже были открыты, на дамбе стоял Голицын с ефрейтором Вакутагиным, у кромки воды качался катер на воздушной подушке: черный, но почему-то без опричных символов метлы и собачьей головы.

— Титов? — раздался какой-то сипловатый голос Барбашина. — Быстро на борт. Торопимся!

У Голицына дергалась щека, Вакутагин держал палец на спусковом крючке.

— Я сообщу командованию НАШЕГО полка о том, что вы забрали юнкера до конца практики, — проговорил Голицын. — Даже не сомневайтесь, господин капитан.

— Не зарывайтесь, ПОРУЧИК, — Барбашина было просто не узнать, от него так и несло негативом.

Что там вообще у них произошло, что за аврал? И что у князя с лицом — перекошенный какой-то, как будто или пьян, или дошел до последней крайности раздражения.

— Садись, Титов, мать твою! — рявкнул он

Я на прощанье пожал руку Голицыну и сказал:

— Классная практика. Мне понравилась. Спасибо!

— Давай, езжай… И это… Бди и не бзди. Что-то мутное дело какое-то… Я сообщу в полк и в колледж.

Больше испытывать терпение и без того явно злого куратора я не собирался: кинул сначала рюкзак на борт, потом — прыгнул сам, заставив катер качнуться еще сильнее.

— В кабину!

Я полез в кабину и устроился за спиной Барбашина. Его высокая, черная фигура в бронескафандре заполняла собой все пространство. Он вел себя странно, не так, как обычно. Даже затылок был у князя напряжен: даже под скафандром можно было распознать сутулую спину и вытянутую вперед шею. Катер рванул вперед, и я от неожиданности моргнул, и внезапно для себя глянул на Барбашина через эфир. И едва не выматерился в голос: с князем явно происходила какая-то невероятная дичь, или — это был вовсе не князь!

— Господин куратор, — сказал я, молясь Господу за так вовремя открывшийся дар Асты-Провидца. — Я тут вот вспоминал недавно, как вы мне про приключения батюшки своего рассказывали и про его героическую смерть, когда он маменьку вашу защищал… У нас ведь тоже люди погибли, Родину-Мать защищая, вот я и…

— Да, мой отец был героическим человеком, — проговорил тот, кто вел катер, но точно не являлся князем Владимиром Барбашиным. — Но я бы на твоем месте лучше помолчал сейчас и подумал, что стану говорить в связи с происшествием на Николе-Ленивце. Сядь и держись крепче!

Благодаря Библиотеке, я очень хорошо помнил: отец Барбашина погиб по-дурацки, свалившись с крыльца, когда бил мать. А этот гад, чья аура была скрыта от посторонних взглядов радужным маревом — он точно этого не знал. Недоработочка, господа дилетанты!

Аккуратно, чтобы не потревожить эфир, я потянулся серебряными нитями к крохотному рычажку на приборной панели, над которым значилась надпись «правый маршевый винт выкл». В момент, когда человек, ведущий катер, заложил очередной лихой вираж, огибая по глади болота торчащие из воды стволы березовой рощи, я подвинул рычажок вниз, одновременно вцепившись изо всех сил в сиденье и упершись ногами в стенки маленькой кабинки.

— Щелк!

На полном ходу, подняв шлейф брызг, катер-амфибия влетел в деревья, страшно ударился бортом, взлетел на воздух, в кабине все смешалось… Но мне было пофиг: я увидел ДВЕРЬ — металлическую, с облупленной зеленой краской и надписью «не влезай — убьет!» на треугольном знаке посередине.

Плевать на знак — я телекинезом провернул механизм амбарного навесного замка на двери в Чертоги Разума похитителя и — нырнул внутрь очертя голову…