На золотом крыльце — 2

Глава 3 Паразит

Паренек ползал по стенам. Я такое на картинках видал — про изгнание беса из человека. Ну, он запихался в угол и, прижавшись спиной к стене, пытался влезть куда-то к потолку, цепляясь ступнями и ладонями за мраморный кафель. Ногти он стер в кровь, на лице бедолаги отражался самый невообразимый спектр эмоций.

Мне, если честно, хотелось выйти и дверь за собой закрыть — очень стремная картина, на самом деле. Дикая дичь! Но перед кхазадами нужно было показать себя серьезным специалистом, так что… Никуда я не ушел. Я закрыл глаза и посмотрел через эфир. И никакой двери не увидел! А вот нити — они вполне работали. Сейчас мы находились на территории опричнины, бытовая магия тут была разрешена, и я счел, что могу воспользоваться телекинезом.

Ползучий пациент мог считаться по-настоящему тощим, вид имел какой-то взъерошенный и потрепанный, хоть и очевидно ухоженный. То есть — рубашка и штаны его были мокрыми, но чистыми. А дырки на носках — заштопаны! Кто-то ведь штопал, заботился! Я шевельнул пальцами и потянул его телекинезом за рукава рубашки. От неожиданности этот тип икнул, прекратил попытки лезть на стену и уставился на свои руки, которые медленно, движимые рукавами, обнимали его туловище. Это было тяжеловато для меня. Ну да, я тянул одежду, а уже одежда тянула человека, но все равно на лбу у меня выступили капельки пота.

А потом я дернул его за штанину, и парнишка рухнул на пол.

— Ничего не получится, — сказал я. — Он в сознании. Не спит. Я не могу работать.

Сигурд Эйрикович пожал плечами, шагнул вперед, склонился над лежащим на кафельном полу ванной комнаты бедолагой и ткнул ему в лоб одним из своих перстней.

— Ык? — удивленно булькнул паренек, и вдруг обмяк.

И я увидел дверь! Это была дверь сельского туалета, ей-Богу! Деревянная, с дырочкой в виде сердечка. Ну, и бредятина…

— Все, теперь можно попробовать, — кивнул я. — Мне нужно остаться с ним один на один. Пожалуйста, выйдите и не входите, пока не позову. А лучше — спуститесь вниз, в кухмистерскую.

Я надеялся, что был достаточно вежлив. Все-таки и Лейхенберг, и, тем более, Гутцайт — кхазады матерые, хамить им — последнее дело. Но хотя бы тонкую завесу тайны я хотел оставить. Пока они не видят, что я делаю, пока не смотрят меня через эфир — а здешний хозяин, похоже, имел к этому способности — у меня есть пути к отступлению. Все-таки двойная инициация — слишком редкая штука, чтобы сообщать о ней… Кому угодно!

Гномы переглянулись, засопели — и пошли вниз. А я закрыл дверь ванной на щеколду, уселся на полу, прикрыл глаза и через эфир присмотрелся к виртуальной сортирной двери. Имелось некое наитие: ничего хорошего за ней меня не ждало, но делать было нечего — стоило попробовать! Открыл я ее одним коротким толчком, гораздо легче, чем врата в разум Людвига Ароновича.

И шагнул в библиотеку незнакомого паренька.

Я никогда не любил фильмы ужасов. Всякой такой дичи в обычной жизни хватает. Если не психологический триллер — так боди-хоррор, если не маньяки вокруг — так хтонические твари. Как вообще в мире, где реально существует Хтонь и ее порождения, у кого-то поднимается рука снимать ужастики про чудищ? Не иссякает фантазия киношников, выдумывают всякое: то хоббитцы детей похищают, то одни люди других людей моллюсками сырыми кормят, подумать только…

Нам кое-что из ужастиков в интернате показывали. Они вообще экспериментировали по-всякому во время обязательного кинопоказа. То откровенную порнуху включат — и пофиг, что парни и девчата вместе смотрят, то детскую сказку года эдак 1960-го выпуска, про всяких Настенек и Иванушек, то явную бодягу с телика, про Атлантиду, подземный мир, инопланетян и все такое прочее. Не знаю, зачем они это делали. Но психику мою к тому, что я увидел внутри сознания пациента, хоть как-то подготовили. По крайней мере, было с чем сравнивать…

Все тут оказалось залеплено какой-то толстой черной паутиной, даже на вид липкой и мерзкой. Книжных полок и не видать почти! Только корешки отдельных томов как будто просвечивали через это безобразие. Действительно — сияли серебром! Я подумал, что эти фолианты содержат внутри себя нечто очень важное, принципиальное для хозяина, раз даже в такой страшной обстановке они продолжали выделяться.

Мне совершенно не хотелось двигаться вперед и выяснять, что случилось с сознанием парня. Потому, что если следовать линейной логике, там, где паутина — там есть и пауки. Но действовать было необходимо. «Давши слово — держись, а не давши — крепись!» — говорила баба Вася. А я пообещал двум крутым дядькам, что разберусь, так что — будьте добры!

В следующий раз буду изучать этот, как его… Анамнез! Историю болезни пациента! Сунулся фиг знает куда, как идиот! Сказали — «вещества», я и поперся. А если — не вещества? И что теперь мне с этим делать?

— Кто ты, сволочь? — уточнил на всякий случай я.

Страшно было до одури. Ну, представьте: нечто похожее на комок волосьев, с кучей когтистых лапок, которых явно больше, чем у нормального паука! Не восемь, а пару десятков точно… Размером с такую крупную овчарку, не меньше! И вот это вот создание облепило лампу, вцепилось в потолок коготочками и издает мерзкие звуки. Что-то типа:

— Хэ-э-эс-с-с-с… Хэс-с-с-с-с!

Я оглянулся в поисках какой-нибудь штуковины, которую можно было бы использовать в качестве оружия. У меня, например, в библиотеке кресла имелись. Я бы телекинезом из одного ножку выломал, а потом проткнул бы деревяшкой гада в трех местах! А тут — все в паутине, ничего не понятно… Я и сам в нее влип, кроссы вон испачкал! Делать что-то было нужно, от мерзости нужно было избавляться… И мне в голову пришла пара идей, может, и дурацких — но других в голове моей не нашлось.

Я стал дергать за лампочки на люстре. Нити тянулись к ним — и это было прекрасно. Даже здесь, внутри чужого разума, мой телекинез работал! Не знаю почему, не знаю как, но если бы у меня не получилось им воспользоваться в случае с Людвигом Ароновичем, я и не думал бы впрягаться в эту работу, точно.

Так что я крутил и вертел эти лампочки, шатал их туда-сюда, а было их аж шесть штук! И наконец — звяк! Одна из них лопнула, а потом — еще и еще!

— Ащ-щ-щ! — зашевелилась тварь, которую обдало стеклянными осколками.

— Проняло! — обрадовался я.

А потом паутина под моими ногами вздрогнула и зашевелилась и, зараза такая, облепила мне лодыжки! С перепугу решение пришло само собой: я закрыл глаза и увидел сквозь эфир эти самые яркие книги в почти погибшей библиотеке. Они сияли даже в эфире, и мне ничего не стоило потянуться к ним телекинезом и дернуть — сначала одну, потом вторую, третью, четвертую… да, они не весили по пять кило, но их было ЧЕТЫРЕ! Никогда до этого я не манипулировал четырьмя предметами, а тут — получилось. И дальше я сделал то, за что любой библиофил проклял бы меня на веки вечные: я принялся избивать гадину книгами!

И что характерно, сволочь и думать забыла запутывать меня этими липкими канатами, только скукоживалась и издавала странные звуки, а потом — ка-а-ак прыгнула с лампы на один из стеллажей! А я тут же уцепил парочку сверкающих книг с полок напротив — и ка-а-ак врезал паукану! Гонял его по всей библиотеке как сидорову козу! А потом догадался: распахнул дверь пошире и стал его окружать, используя сверкающие серебром тома как флажки в волчьей охоте. Шесть книг! Шесть книг я держал под контролем, и стоило лапчатому волосану только рыпнуться в ненужную мне сторону — он тут же получал хороший удар корешком фолианта. А когда монстр свалился на пол, спружинив лапами у самого распахнутого настежь дверного проема, я в два прыжка оказался рядом и врезал ему ногой с разворота. Все в лучших традициях Руслана Королева: раунд-кик получился что надо! Тварь с каким-то электрическим писком вылетела наружу, я мигом захлопнул дверь и огляделся:

— Уборочка бы не помешала…

Паутина обвисла, превратилась во что-то вроде магнитных лент из старых кассет для плееров и магнитофонов, болталась бессмысленными клочьями… И теперь этот мусор был мне подвластен! Мелькнула мысль: получается, отстриженные волосы и выбитые зубы я тоже могу крутить и швырять телекинезом как угодно? А если… Нет, как-нибудь без боди-хоррора обойдусь!

Я вышвыривал паутину из библиотеки огромными комками через дверь, и ситуация тут становилась все лучше и лучше! Вполне себе миленько, светленько, прилично! Буквально ряды книжек поправить, пыль стряхнуть — и порядок. Ну, и светящиеся книги, конечно, на места вернуть. Я мельком глянул на их названия и умилился: не зря паренька спасал.

«Мамины сказки на ночь», «Поездки к деду на дачу», «Казаки-разбойники», «Разговоры с Лёхой на кухне»… Ну, и «Искусствоведение», и «Древнерусские иконы 10—16 веков» — это тоже было. И «Девичьи ножки в летний период как эталон прекрасного». Хе-хе! Но в целом… В целом правильные вещи его на краю удержали. И что-то мне подсказывало, что эта волосатая сволочь с кучей ног никак не была связана с наркотическими веществами. Тут, скорее всего, причиной стало что-то другое, вероятно — злонамеренное и магическое.

Закончив наводить лоск, я вышел за дверь, и…

— Офигеть теперь, — сказал я, оглядывая заляпанную черной жижей ванную. — Это тут откуда? Да не стучите вы так громко, нормально уже все, сейчас открою…

Маслянистая, пахнущая то ли мазутом, то ли прогорклым маслом, субстанция была повсюду. На дорогущей золоченой сантехнике, на мраморном кафеле, на витражных окнах… И моя одежда, и одежда спасенного оказались испорчены. Моя футболка! Мои джинсы! Я склонился над бедолагой и заглянул ему в лицо. Он спал! Мирно, спокойно, даже улыбался. Ну, и ладно. Ну и фиг с ней, с одеждой. Отстираю как-нибудь… Вон, спрошу у Розена про ту очищающую технику из «Прикладной магии»…

Телекинезом я отодвинул защелку и пояснил двум бородатым гномам, с круглыми глазами разглядывающим клоаку, в которую превратилась шикарная ванная:

— Я не знал! Оно само! И вообще, он не наркоман, у него какой-то паук в башке сидел… Так что вот! Я свое дело сделал, вон ваш паренек, спит сном младенца, посмотрите. И на стенки больше не лезет…

Гутцайт хмыкнул и, шлепая подошвами подкованных ботинок по жиже, прошел к спящему пациенту. Гном приставил ему ко лбу перстень с мизинца и камень на ювелирном изделии загорелся глубоким зеленым светом.

— Аллес гут! — сказал Сигурд Эрикович и повернулся ко мне. — Спустись к Эрике, она даст тебе новую одежду, эту можешь выбросить…

— Не могу, — едва ли не рявкнул я и гномы одновременно повернули свои головы ко мне.

— Ва-а-с? — Гутцайт от неожиданности перешел на шпракх.

Он явно не привык, чтобы на него рявкали. Но и с голодранцами-менталистами он тоже скорее всего до этого дела не имел.

— Не могу выбросить, — сбавил обороты я. — Нет у меня лишней одежды! А это — отличная футболка и единственные мои джинсы. Знаете, сколько они стоят?

И глаза кхазадов сразу потеплели.

— Молодцом, — кинвул Сигурд Эрикович. — Хозяйственный. Людвиг Аронович, вы этого Михаила Федоровича из виду не теряйте. И вот что… Мы хоть об оплате не договаривались — десятку я дам. Эта работа стоит больше, я знаю. Но — сам понимаешь, договор не заключали, качество не проверишь… Десятка — это нормально для первого раза…

— Десятка в каком смысле? — не понял я.

— Десять тысяч денег, — кивнул Гутцайт. — Эрика тебе выдаст. И одежду тоже.

Офигеть. Десять тысяч денег! Обожаю быть менталистом!

Теперь у меня имелась классная кожаная куртка из опричнины. Сидела классно — самоподгон великая сила! И смотрелась брутально, почти как у таборных уруков-байкеров. Правда, скорее всего, кожа была искусственная, ну и плевать: зато не холодно и не жарко, очень удобно! И штанцы что надо — тоже опричные, нормальные брюки-карго с кучей карманов и затяжками на коленях и лодыжках. И в карманах этих штанов у меня теперь деньги лежали. Золотые монеты номиналом по 1000 денег каждая. Весом что-то около пяти грамм. Восемь монет. Ну, и серебром две тысячи, на текущие расходы.

— Дадите порулить? — спросил я, повернув голову к Людвигу Ароновичу.

— Садись, — пропыхтел кхазад.

Он тоже нефигово заработал за эту поездку, когда пристроил шахматы. Как я понял, гном был должен Гутцайту большие деньги, и теперь не только рассчитался, но и остался в прибытке, чему несказанно радовался. Снаружи накрапывал дождик, но что он мне сделает, в такой-то куртке? Волосы намочит?

В общем, я сел за руль, Лейхенберг переместился на пассажирское место и сказал:

— Это был ментальный паразит, мин херц. И ты его из башки Митрофанушки выпнул. Ты молодец, просто зер гут. Митрофанушка — реставратор и иконописец от Бога, хороший мальчик, но неопытный.

Я вел машину и вспоминал шикарные интерьеры второго этажа этого самого Творческого дома. Там как раз и располагался «коровкинг», как выразился Аронович не так давно. Гутцайт обставил все дорого-богато-культурно. Бархатные кресла, столы со скатертями, антикварная мебель, иконы русско-византийского стиля в драгоценных окладах, мраморные статуи, картины с фигуристыми кхазадками и изящными эльфийками, доспехи, оружие, музыкальные инструменты… Мне всегда казалось, что коворкинг должен выглядеть несколько проще!

А вот целой куче ребят с планшетами, ноутбуками и очками виртуальной реальности, которые там, видимо, активно работали, так не казалось, им все нравилось. Они попивали кофеек сидя в этих креслах, и занимались своими делами. Особенно мне запомнился высоченный крупнотелый бородатый дядька с добрым, кажется — восточным румяным лицом, который сидел за секретером и усиленно долбил что-то на ноутбуке. Мне всегда казалось — так должны выглядеть писатели.

— Иконы те золоченые он, что ли, делал? — удивился я, выцепив из памяти расставленные в коворкинге произведения искусства.

— Он. Реставрировал! Восемнадцатый век, — важно поднял палец кхазад.

— Ладно… Допустим — реставратор. Допустим — ментальный паразит, — я, как вежливый водитель, помигал поворотником и свернул в сторону Пеллы. — Но как это вместе стыкуется? Дичь какая! Кому нужно подсаживать паразита этому пацану? И почему Гутцайт подумал, что он под веществами?

— Во-первых, этот пацан старше тебя на семь лет. А во-вторых — кошкодевочке! — откликнулся Людвиг Аронович.

— К-к-к-какой кошкодевочке? — вытаращился я.

— Красивенной, с пушистым хвостом и ушками с кисточками, — пояснил гном. — Пришла в кухмистерскую в этом своем красном платье, подсела к Митрофанушке, этот самый хвост перед ним распушила, мальчик и поплыл, и давай ее угощать. А она ему в напиток что-то подбросила, они выпили на брудершафт. А потом контакт ему якобы оставила, вердаммте вольхуре. Липовый, конечно! Никогда не пей с незнакомыми кошкодевочками на брудершафт, мин херц! Я думаю, ее конкуренты подослали, чтобы сегмент рынка у Гутцайта отбить. Хотя, конечно, потерей одного мастера Сигурда Эриковича не сломать, нет…

Путаницы в голове только прибавилось, но этот совет я запомнил. Мне не очень нравились какие угодно зоотерики, все эти загибоны про лисичек, кошечек и змеек я считал чем-то очень на грани, но мало ли какие предпочтения у людей искусства? Кто я такой, чтобы осуждать? Мне вот, например, урукские девчонки очень даже… А кому-то прям фу, мол — дикие и стремные. Однако, тема с наркоманией художника-иконописца осталась нераскрыта! С чего бы это?

Но вслух я спросил другое:

— Аронович, а вы можете для меня зелье регенерации купить? Только не в мензурке, а в чем-нибудь попроще. Вы говорили — пять тысяч, так у меня они есть теперь!

— Химмельхерготт! — он удивленно воззрился на меня. — Как это связано с кошкодевочками и реставраторами?

— Очень просто связано, — я глянул на небо и увидел хорошо знакомый квадрокоптер опричников, который снова висел над фургоном. — Ментальные паразиты, кошкодевочки-отравительницы, разборки между деятелями искусств… И это не говоря уже о гномах с гранатами и женщинах с двустволками… Что-то мне кажется, зелье регенерации лишним не будет!

— Не будет, — согласился кхазад. — Хорошее вложение. Давай меняться, движение на трассе усиливается, как бы чего не вышло, мин херц.

И мы снова поменялись местами. Я некоторое время следил за дорогой, а потом усталость от всего произошедшего взяла свое. Кресло было мягким, фургон — мерно покачивался, так что я развалился на кресле и задремал.

С козырька капало: таяли сосульки. Погода по-апрельски дурила, но мы уже выбрались на лавочку, под весеннее солнце. Тусоваться в квартирах никакого терпения не осталось, хотелось гулять, дышать, жить! Послышалось хлюпанье слякоти и шелест автомобильных колес, гудение двигателя. К подъезду подъехал черный лупатый «мерс».

Дверь культовой машины открылась. Сначала появилась нога в остроносой туфле, безбожно ступившая в грязь, потом — невысокий, но поджарый мужчина. Про таких говорят — хлесткий. Джинсы, черная водолазка, черное пальто, цепкий взгляд — все выдавало вы нем человека бывалого, скорее всего — из тех или из этих.

— Пацаны, — проговорил он. — Кто хочет заработать сто баксов?

Мы повернулись к нему синхронно. Кому в семнадцать лет не хочется заиметь сто баксов? Целое состояние! Но от такого человека предложение звучало опасно. Сема и Петрусь, мальчики из хороших, обеспеченных семей, тут же сделали вид, что очень заняты семечками. Мы с Жорой выжидающе смотрели на владельца «мерса».

— Сразу говорю — поработать придется серьезно, — он почесал свою короткую, с проседью, бороду. — Нужно выкопать могилу. Спокойно, не дергайтесь! На кладбище, городском, все законно. У меня кореша… Друга убили вчера. Хоронить, кроме меня, некому. А я завтра в Сыктывкар лететь должен.

Жора прищурился и смотрел недоверчиво. А я подошел к этому типу и сказал:

— Меня Руслан зовут, а вас? — мне хотелось, чтобы слова эти прозвучали солидно.

— Шакаров моя фамилия, — представился он.

Жора присвистнул. Шакарова у нас на районе знали, о нем говорили, что он владел лесопилкой, а еще, вроде как, был блатным.

— Копаем могилу на кладбище, хороним вашего друга, а как закончим — получаем от вас по сотке и идем домой? — уточнил я.

— Так точно, — кивнул он.

Я протянул ему ладонь, и мы скрепили договор рукопожатием.

— Поехали? — предложил Шакаров. — В магазин за лопатами заедем, на кладбище у них черт знает что творится… Инструмента нет, землекопы перепились… Я вас там оставлю работать, а сам за катафалком съезжу, надо же как-то Тоху из морга забрать…

Кладбище было огромным, погода — отвратительной, зябкой, земля — мерзлой. Мы копали, наверное, часа три, не меньше, и вспотели раз пять, и стерли руки в кровь. А потом, когда приехал катафалк, вместе с Шакаровым и водителем пришлось опускать закрытый гроб в яму. Закапывали уже сами. Когда все кончилось, и простой деревянный крест был установлен, Шакаров протянул нам по зеленой бумажке.

— На что потратите, пацаны? — спросил он.

— В Брест к девчонке съезжу, — признался Жора.

Была у него там какая-то сердечная травма, еще с летнего лагеря.

— А я нож куплю, как у якута из фильма «Охота на Пиранью», — выдал я.

— Хорошее вложение, — кивнул Шакаров и пошел к машине, даже не потрудившись забрать лопаты и нас.

Не было ведь такого уговора, домой нас подвозить.

Шушпанцер

Митрофанушка

Волосатая сволочь)))