Глава 9 Женевьева-Елизавета

Женевьева готовилась к первому дню учёбы в академии. Родители сначала не хотели отпускать её в столицу после каникул, но, в конце концов, сошлись на мнении, что пусть проучится полгода, а дальше станет видно. Это породило много споров Женевьевы с родителями, но потом она смирилась. Отец обещал, что, перестав учиться, она займётся чем-то более серьёзным, например, выйдет замуж и обзаведется семьёй, чего Женевьеве решительно не хотелось. Она устроила скандал и только после этого родители уступили ей, дав возможность полгода подумать.

Она уехала в Павлоград, однако, через несколько дней приехали родители, так как отцу была назначена аудиенция у императора по случаю награждения, и поселились в её квартире, точнее, в своей. В день награждения отец с матерью вернулись из ресторана довольно поздно, затеяв какой-то странный разговор на тему её учёбы и интереса к ней со стороны студентов. Женевьева отбивалась, как могла, не понимая, чем вызваны их расспросы. Впрочем, немного попытав её, они ушли к себе в комнату отдыхать.

На следующее утро Женевьева отправилась в академию в сопровождении охранника, больше всего на свете желая увидеть там Дегтярёва и одновременно страшась его там не застать. Она практически ничего о нём не знала, а родители не удосужились поведать ей всю подоплёку произошедшего. Женевьева поэтому стремилась в академию, чтобы прояснить ситуацию.

Однако, придя на занятия, она оказалась в водовороте событий первого дня учёбы и не знала, как подступиться к Дегтярёву, которого смогла увидеть только издали. Зато оказалась в курсе всех последних сплетен, которыми её щедро наградила Марфа, уж та старалась, как могла, обрадованная встрече с Васильевой, заодно рассказав ей, что она в следующий месяц переходит на экономический факультет в обычный университет.

Женевьеве было глубоко всё равно, куда там Марфа пойдёт, но все сплетни она выслушала. Третья их подружка, Дарья, решила прекратить учёбу и переехала в Москву, поступив в тамошний институт. Женевьева фактически оставалась одна, и ей это очень не понравилось, впору самой уходить из академии, чему родители только обрадуются.

В общем, первый день учёбы прошёл в калейдоскопе самых разных событий и ничего особенно полезного не принёс. Девушке хотелось увидеть Дегтярёва поближе, но не получилось, интересно, а он встречается с той девицей или нет? От этих мыслей у Женевьевы резко испортилось настроение. Не задерживаясь в академии, она уехала домой, где её уже с нетерпением ожидали родители. Отец, как оказалось, уезжал домой только вечером и поэтому у них ещё оставалась возможность пообщаться.

— Как дела в академии? — начал разговор отец, когда она переоделась и присела к столу.

— Только первый день. Обе подружки уходят, вернее, Дарья уже ушла, а Марфа, что купчиха, собирается переводиться.

— То есть, ты остаёшься на курсе одна?

— Да, и на факультете, и на курсе.

— И как ты собираешься учиться одна?

— Как и училась.

— Но вокруг останутся лишь одни юноши, и тебе придется тяжело находиться одной среди такого количества холостых молодых мужчин, — вмешалась в разговор графиня, внимательно смотря на дочь.

Женевьева хотела было ответить, но внезапно смешалась и немного покраснела.

— И что теперь, не учиться?

— Мы же тебя всё лето отговаривали? И вот теперь ты фактически остаёшься одна, другие девицы уже бегут. А какая цель у тебя в связи с этой учёбой?

— Стать инженером и…

— … и сидеть дома с детьми? — перебила её мать.

— Я смогу сама себе зарабатывать деньги!

— Зачем, если тебя станет обеспечивать муж?

— Чтобы чувствовать себя независимой!

— Зачем⁈

Женевьева промолчала, но по её лицу можно было догадаться, о чём она думает, и что ей совсем не хочется уходить из академии.

— Если бы у тебя имелся жених, умеющий тебя защитить, то тогда можно допустить такую учёбу, а пока мы разорвали твою помолвку с сыном князя Юсупова, — огорошил её новой новостью отец.

— Почему? — искренне удивилась Женевьева.

— Они замешены в измене.

— Понятно. Значит, я свободна⁈

— Да, но тебе в академии нужен жених, если ты хочешь учиться дальше.

— Зачем?

— Чтобы он тебя защищал.

— Вы кого-то мне уже нашли?

— Нет, но станем искать, или у тебя есть свои кандидатуры?

— А, м… а… м… нет.

— А хотелось бы предложить? — лукаво спросила её мать.

Женевьева и сама не знала, почему из неё вдруг вырвалось.

— Хотела, но уже поздно.

— Что поздно?

— Ничего, — не пожелала дальше отвечать Женевьева.

— Ясно. У тебя есть возможность присмотреть себе жениха самостоятельно, критерии я тебе уже озвучила. Мы рассмотрим твои предложения, но учти, твой жених, если таковой появится, должен иметь благородное происхождение, быть богат, известен, и любить тебя.

— Любить?

— Да, любить тебя, а не твои деньги, статус и положение. Впрочем, мы с тобой уже об этом говорили.

— Да, мама.

— Да, и мы можем тебе немного рассказать о бароне Дегтярёве. Отец присутствовал на совещании, где доводили итоги противостояния бандитов и студентов из военно-полевых лагерей. О том, что барона Дегтярёва ранили, знают многие, но немногие знают, что он сделал.

— И что он сделал? — живо спросила Женевьева.

— Убил восьмерых, — ответил ей отец, — и спас трёх человек, в том числе полковника, начальника сборов. За это император его премировал десятью тысячами злотых и вручил орден Анны четвёртой степени, вместе с наградной саблей «За храбрость». Так что, Дегтярёв уже известен самому императору.

— Да⁈ Какой он молодец!

— Гм, ты рада за него, дочь?

— Да, а почему я не могу порадоваться за своего сокурсника?

— А может, он тебе нравится? — спросил в лоб отец.

— Он не нашего круга, и ты не разрешишь мне выйти за него замуж.

— Да, он не нашего круга, но уверенно идёт в него семимильными шагами. Впрочем, мне уже пора. С тобой остаётся мать на месяц, за который она примет решение о твоей дальнейшей судьбе. И последнее, я разрешаю тебе поговорить с бароном Дегтярёвым при любом удобном случае, в общественном месте. Думаю, что подобная возможность представится тебе ещё не скоро, но сама по себе она возможна. Всё, мне пора!

Как только отец ушёл, Женевьева бросилась донимать расспросами мать.

— Маман, а почему вы с отцом так резко стали меня спрашивать, и почему вообще состоялся этот разговор? И получается, что Дегтярёв благородного происхождения, у него есть титул, у него наследное дворянство, и у него есть деньги, и немалые? К тому же, он уже кавалер ордена и медали…

Графиня поморщилась. Дочь вела себя слишком непосредственно, никакого воспитания, училась бы в институте благородных девиц, там бы ей быстро привили хорошие манеры, а здесь она целый год оказалась предоставлена сама себе, со всеми вытекающими последствиями. А что же дальше? Нет, её точно нужно выдать замуж, и поскорее, пусть уж мужем её станет этот Дегтярёв, лишь бы никто похуже, иначе дочь совсем отобьётся от рук, и это графиня⁈

— Дочь, мы должны были тебе рассказать о том, что расторгли твою помолвку и почему её расторгли. Дальше наш разговор зашёл о твоей дальнейшей судьбе, и здесь отец решил поделиться с тобой известиями. В конце концов, ты его знаешь, почему бы тебе не узнать о нём больше. Что же касается разрешения отца искать себе юношу по нраву, то почему нет, особенно, если ты станешь искать его из своего круга. Однако, в том учебном заведении, которое ты выбрала, и где сейчас учишься, юношей, подобных тебе статусом, не имеется. А где ты тогда познакомишься? На светские рауты ты не ходишь, и вот я решила остаться с тобою, чтобы походить по подобным мероприятиям. А дальше посмотрим, да и Дегтярёв этот оказался весьма перспективным юношей, он, несомненно, делает успехи, поэтому мы тебе и не запрещаем с ним общаться, но… — графиня сделала многообещающую паузу.

— Что но?

— Но его статус пока не определён окончательно, кроме того, десять тысяч злотых огромная сумма для него, но не для нас, и этих денег мало для того, чтобы содержать семью. Ему нужна работа и повышенный статус. К этому он уже идёт, но слишком медленно.

— Слишком медленно? Да он за год стал дворянином и богачом⁈

— Ну, не так, чтобы богачом, но любит ли он тебя вообще, или ты ему не интересна?

— Да! — вырвалось у Женевьевы, но она тут же поправилась, — вернее, я ему нравлюсь, но он начал встречаться с какой-то мещанкой, я знаю.

— Да? Ну, если так, то он уже сделал выбор, и тебе не следует о нём даже думать.

Женевьева вспыхнула, хотела что-то резко ответить, но промолчала, подумав про себя, что не следовало выкладывать матери свои знания и опасения, и уж тем более, спорить о том, думать ли ей или не думать о бароне. Это её личное дело, и встречаться — это ещё ничего не значит, особенно, учитывая их кратковременные сопровождения. Однако же, всё равно неприятно.

— Я поняла, спасибо, маман!

— Держи меня в курсе всей твоей жизни. Твоё будущее очень меня волнует, особенно сейчас. Мир сошёл с ума, и что произойдёт дальше, никто из нас не знает. Стоит поневоле держаться решительных людей, коих на самом деле не так и много. Мы перебираем множество женихов из нашего круга после отмены помолвки, но они либо не подходят тебе по возрасту, либо все уже помолвлены с другими. А ты не должна остаться старой девой.

— У меня ещё есть время.

— Есть, но немного. Ладно, это уже не тот разговор. Вернёмся к нему позже. Но учёбу тебе рано или поздно придётся оставить, одной девице учиться на факультете, где сплошь мужчины, просто неприлично.

— Но, мама⁈

— Я сказала, что дальше посмотрим и подумаем.

— Хорошо, — на словах смирилась Женевьева.

Уйдя в свою комнату, Женевьева не знала: то ли ей радоваться, то ли огорчаться. Слишком всё неожиданно произошло, её родители сначала и слышать не хотели о других женихах, а теперь, наоборот, чуть ли не силком заставляют их искать. А ещё о Дегтярёве вдруг вспомнили, с чего бы это?

Может, их впечатлили его достижения, или потому, что он оказался на приёме у императора? А она его даже не увидела сегодня, и подойти к нему ей неуместно даже не потому, что она графиня, а потому, что она девушка, а девушке неприлично подходить первой. Что же делать и как быть? В голову ничего не шло, и Женевьева решила всё оставить, как есть, а удобный случай представится обязательно.

Но за прошедшую неделю она так и не смогла найти возможность создать ситуацию, чтобы Дегтярёв смог подойти к ней для разговора, придётся отложить ещё на неделю, а то и на две. Однако, если она решила, а родители разрешили, то разговор обязательно состоится…

* * *

Первый день в академии у меня прошёл суматошно. Накануне приехал Пётр, и мы с ним славно поговорили обо всём, тем для разговоров оставалось ещё очень много, и первые занятия их только отложили. Несколько дней мы делились своими впечатлениями.

Я похвастался перед Петром саблей и орденом Анны, а он показал мне медаль «За храбрость» и кавказский кинжал, который ему вручили в военном министерстве. Также Пётр в подробностях рассказал мне, что он делал после того, как я убежал на помощь, как оборонялся и как потом спасал уже меня. В конце рассказа я встал и крепко обнял его.

— Спасибо, Пётр! Если бы не ты, я с тобой сейчас не разговаривал.

— Так и я бы с тобой тоже, друг! Сам не понимаю, как ты смог выжить и как смог я тебя спасти⁈ Всё сплошь на нервах и эмоциях. Родители меня весь отпуск заставляли пересказывать эту историю. А мне ещё премию выплатили в двести злотых, представляешь?

— Да, мне тоже, но намного больше, от императора.

— Ну, тебе и понятно за что.

— Пётр, я бы хотел тебя отблагодарить за помощь и сделать подарок. Скажи, что ты хотел бы получить от меня на память, а то я, честно говоря, думал, что подарить, но боюсь разочаровать тебя. Это моё твёрдое решение, и не обижай меня отказом!

Пётр заколебался: с одной стороны, ему не хотелось брать за свой подвиг по отношению ко мне деньги или подарок, с другой стороны, понимал, что это простая человеческая благодарность, которая только укрепит наши дружеские отношения. Всё же, наград я получил больше, чем он, и оказались они намного весомее, и это он ещё не догадывался, что я кавалер ордена Белого орла, а сам я об этом никому не собирался рассказывать. Вообще никому, если кто сам не узнает, конечно.

— Хорошо, я видел у тебя новый пистолет, Федя.

— Да, я купил себе браунинг, а то мало ли. Ты хочешь такой же?

— Нет, я хотел купить себе маузер, но он дорогой очень.

— Да? А мне он не сильно нравится, он вроде двести злотых стоит?

— Двести пятьдесят, если уж брать по цене-качеству.

— Хорошо. Завтра идём в оружейный магазин, с меня ещё дарственная надпись. Извини, Пётр, что получается всё напрямую, но мне некогда делать приготовления втайне от тебя, и вообще, это глупо. Если уж решил, значит, решил. Пусть останется у тебя память о моём спасении.

— Спасибо, Федя! — расчувствовался Пётр.

На следующий день мы съездили вдвоём в оружейный магазин и купили Петру маузер, лучший, что у них оказался. Гравировка с дарственной надписью обошлась недорого, и через день Пётр забрал подарок из магазина, к своему вящему удовольствию. А дальше вновь началась учёба.

На занятиях на меня часто косились, точнее, на мой шрам, хотя знали, что на все военно-полевые учебные лагеря нападали, и я оказался очередным пострадавшим в результате нападения. А уж то, что я отомстил, как за себя, так и за других, знали, наоборот, немногие. Оно и хорошо.

Несколько дней прошли в занятиях и обсуждениях положения Склавской империи в мире, а также войне с Манчжурией. Всё это постоянно витало в воздухе. А ещё мне хотелось поговорить с Женевьевой, но всё никак не удавалось, да я и стеснялся. Всё же, моя физиономия смотрелась сейчас весьма неприглядно. Хотя Женевьева и подарила мне свой платок, что говорило о многом.

А ещё можно встретиться и с Елизаветой, но ту легче найти самому, а что легче, то, как правило, и удобнее. В один из дней после очередной неудачной попытки поймать Женевьеву и поговорить, я решил поехать на встречу с Лизой, скорее от обиды, чем по велению сердца. Лучше уж робкая, но готовая встречаться Лиза, чем деловая, но отстранённая на недосягаемую высоту Женевьева.

Да, у меня есть платок от неё, а вот от Лизы я получил пироги, которые давно съел, так что, в чём-то они квиты между собой, правда, в моём понимании. А ещё говорят, что путь к сердцу мужчины проходит через желудок. Не знаю, но определённая толика правды в этом изречении, несомненно, есть. И всё же, жаль, что не удалось пока поговорить с Женевьевой.

В пятницу после окончания занятий я отправился к музыкальному училищу, по уже выработанной привычке сунув в наплечную кобуру свой браунинг. Мой китель хорошо её скрывал, поэтому я не волновался, что стану привлекать ненужное внимание. Доехав до музыкального училища, я остановился у ворот в ожидании Лизы.

Вскоре закончились занятия, и толпа разнокалиберных девиц заспешила прочь, держа в руках папки с нотными грамотами, а то и футляры с музыкальными инструментами, небольшими, правда. Высматривая Лизу, я замечал множество других, не менее симпатичных, чем она, девушек, но они, глядя на моё лицо, тут же ускоряли свой шаг, норовя, как можно быстрее, пробежать мимо меня. Я вздохнул. Да, с таким рубцом мне проще по притонам ходить, за своего примут, чем по музыкальным девичьим училищам, да университетам.

Однако, вот показалась и Елизавета.

— Лиза!

Девушка увидела меня, вспыхнула ярким румянцем и приблизилась, остановившись напротив. Взгляд её скользнул по моему лицу, в глазах мелькнуло сначала сочувствие, быстро сменившееся озабоченностью, а потом на её лице возникло какое-то непонятное выражение, показавшееся мне похожим на неприятие. Хотя, возможно, мне только показалось.

— Вот, решил за тобой зайти и проводить до дома.

— Спасибо, я рада. Пойдём?

— Да.

Мы пошли рядом. За руку взять Елизавету я не решился, а она сама не предлагала.

— А меня наградили саблей и орденом Анны четвёртой степени.

— Да⁈ Поздравляю!

— И премию дали, не считая компенсации за ранение.

— Да, и сколько? — вспыхнули вниманием глаза девушки.

Не знаю почему, но я решил не говорить всю правду. Наверное, не понравился её практический интерес, да и семья Лизы удивляла такой же расчетливостью. Сама она мне нравилась, и даже очень, вот так бы взял её и обнял, впившись во влажные губы долгим поцелуем, но… Лиза, видимо, почувствовала мой порыв, потому как решила вдруг отодвинуться, ну, да ладно…

— Двести злотых страховка и триста злотых премия.

— Много, мой отец зарабатывает за год столько.

— Угу, — решил я не вступать в спор с девушкой. Мне вообще по армейскому барабану, сколько зарабатывает её отец и где, меня интересует она сама, но девушка думала о чём-то своём и думы её витали совсем не со мной. Это огорчало.

— Зайдём в кафе?

— Нет, лучше прокати меня на автомобили до дома⁈

Я пожал плечами и стал искать таксиста. Сначала хотел прокатить девушку на эфиромобиле, но вовремя одумался и решил выбрать золотую середину, взяв не локомобиль, а машину на бензиновом двигателе фирмы Русс-Балт, не хуже исполнением, чем работающую на эфире, но с ценой проезда на ней в два раза дешевле.

Поймав такси, я усадил девушку в салон, а сам сел рядом с водителем, чтобы не смущать её, хотя и хотелось усесться к ней поближе и прижаться хотя бы коленями. Доехали мы довольно быстро и, выйдя первым из машины, я открыл дверь и, подав руку Лизе, помог ей выбраться. Мы дошли до подъезда, дальше Лиза не пожелал пустить меня.

— Дома сегодня никого нет, и я не вправе вас пригласить к себе, но я спрошу родителей разрешения с вами встречаться и дальше.

— Когда я смогу узнать об этом?

— Я напишу вам письмо, и мы с вами обо всём договоримся. Может, я смогу вас пригласить к нам, если вы настроены ко мне очень серьёзно…

При этих словах волна самых разнообразных эмоций нахлынула на меня, но побывав в нескольких переделках, я сумел их скрыть, в последний момент опустив взгляд, как будто напряжённо думая над ответом.

— Хорошо, пусть так. Жду от вас, Лиза, письмо, и отвечу вам сразу же.

— Да-да. Я сегодня же напишу его и завтра отправлю. Оно будет идти недолго, вы успеете его получить и до конца следующей недели отправить мне ответ, и мы с вами встретимся.

Я протянул руку, чтобы взять Лизину ладонь и поцеловать её, но она, глядя на меня, робко улыбнулась и ужиком скользнула в парадное. Хлопнула дверь, толкнув в моё сердце ещё одну эмоцию, не слишком для меня приятную. Горько усмехнувшись, я повернулся и быстрым шагом ушёл. Вот почему мне так не везёт? Другая бы уже давно мне дала повод её поцеловать, может, жеманясь, а может и наоборот, а здесь всё… вот так.

На обратном пути мне встретился какой-то недорогой ресторан, куда я и зашёл, чтобы заесть свою неудачу. Еда оказалась отменной, пил я только хороший крепкий чай и ни о чём не думал, кроме происходящей трапезы. Вкусная пища вернула мне благодушное настроение, а редкие взгляды посетителей заведения, бросаемые на мой шрам, не злили, а скорее утверждали во мне какую-то странную решимость не обращать на них внимание.

В общежитие я приехал уже в хорошем настроении и поделился с Петром своими мыслями насчёт Лизы.

— Плюнь, само собой всё разрешится, тем более, с девушками, они такие странные, и что у них в голове происходит — не совсем понятно. Мне уж точно.

— Аналогично, — подтвердил я слова друга, и на этом разговор на эту тему сам собой сошёл на нет.

Загрузка...