Конструктор живых систем: На пути к цели

Глава 21 Расставание

Ротмистр Радочкин, прибыв в академию, с неудовольствием узнал о том, что Дегтярёв покинул её в неизвестном направлении, буквально несколько часов назад, не оставив адреса. Это значительно затрудняло его поиски, и ротмистр переключился на Ефима Трутнева, организовать встречу с которым оказалось намного проще. К тому же, у Радочкина оставалась надежда, что пока он найдёт и поговорит с Трутневым, Дегтярёв к этому времени уже вернётся.

Ефим нашёлся в одной из лабораторий, где он совершенствовал навыки своего дара. Его дар, заключающийся в умении нагревать воду, при должной сноровке мог использоваться и как боевой, но для этого рядом постоянно должна находиться вода. С собой он тоже мог унести какое-то её количество, для задействования дара, но весьма ограниченное. В общем, при штурме Кроншлота его использовать можно и даже нужно, о чём Радочкин и заговорил, как только обнаружил Трутнева.

— Завтра планируется сбор команды из дароносцев, верных империи, для штурма Крошлота, и вы, господин Трутнев, в неё включены в обязательном порядке, о чём я вас и уведомляю.

— На штурм Кроншлота? Но это же верная смерть! — эмоционально отреагировал Трутнев на слова ротмистра.

— С вашим даром — нет, и вы будете действовать не один, а в составе группы, которых сформируются десятки, и это помимо обычных гвардейских полков. Воды вокруг полно, и вы сможете полностью задействовать свой дар и проявить его себе на пользу. И да, вы можете не согласиться, но это приказ, от которого не отказываются.

— Я так и подумал, — скривился Ефим, — а что я за это получу?

— Деньги и статус.

— Личное дворянство? — тут же оживился Ефим.

— Возможно, — не стал кривить душой ротмистр, — но всё зависит от ваших заслуг при штурме. Император лично заинтересован в эффективных действиях и не станет скупиться на награды. А если удастся захватить Кроншлот без значительных разрушений, то экономия на восстановлении окажется более, чем существенна, и с лихвой покроет любые денежные вознаграждения участникам штурма.

— Понял, не дурак, от академии только я один пойду?

— Нет, ещё несколько человек, в том числе и барон Дегтярёв.

— Какой он барон⁈ — скривился Ефим, — выскочка он. Из грязи да в князи, да ещё и карьерист, и жиголо.

— Жиголо? — удивился ротмистр.

— Да, вьётся вокруг графини Женевьевы, которая неизвестно отчего вдруг к нам в группу перевелась, и теперь он ходит постоянно возле неё, ходил, вернее.

— Я его не могу найти сегодня, — не стал акцентировать внимание на отношениях Дегтярёва с графиней Васильевой ротмистр, но отметил данный факт для себя, а также реакцию Трутнева и сам возможный вариант таких отношений. — Вы знаете, где он сейчас находится?

— Не знаю, наверное, ушёл куда-то.

— В данный момент Дегтярёв отсутствует в академии, но куда он пошёл? Его уже долго нет.

Трутнев, который немного успокоился, пожал плечами. — Да куда угодно, он всё время с дружком своим фон Биттенбиндером ходит, а на днях тот, вроде как, к сестре перебрался, и Дегтярёв один остался. Нас сейчас не задействуют для охраны академии, потому как спокойнее стало, и баррикад рядом нет, поэтому каждый своими делами занимается. Не знаю, где он, не удивлюсь, если пошёл графиню навестить.

Радочкин внимательно выслушал Трутнева, и его последние слова отчего-то отложились у него в сознании.

— Хорошо, оставим Дегтярёва и перейдём к нашим делам. Сбор боевых групп завтра в девять утра, вот по этому адресу. Возьмите пропуск, на нём прописан адрес и ваша фамилия, по нему вас опознают и примут, — протянул ротмистр Ефиму небольшой тёмно-синий бланк в виде прямоугольника, — а дальше разберутся. Также все свои документы возьмите с собой, там их и оставите, в атаку пойдёте все инкогнито. Это краткая инструкция, вот подъёмные, сумма небольшая, но существенная, сто злотых на дороге не валяются и вам пригодятся.

— Оружие своё или там дадут? — деловито спросил Ефим, пряча во внутренний карман кителя деньги.

— Да, вы вроде им пользоваться умеете, насколько я знаю, только учтите: в атаку пойдёте не с пистолетами.

— Учту, — буркнул Ефим, — ещё будут задания?

— Нет, пока всё, основное — это штурм, любые другие задания утрачивают свою важность. Желаю выжить! — и ротмистр, оборвав разговор, ушёл, про себя обдумывая полученные от Ефима сведения.

Адреса графини он не знал и не очень верил в то, что Дегтярёв действительно находится именно там. Он мог пойти куда угодно, дело молодое, куда его поведут гормоны. Он мог ввязаться в новые приключения, к которым его дар тянул, словно магнитом, мог просто пойти за продуктами или к своему другу, мог банально прогуляться или пойти в библиотеку — это всего лишь догадки, от реальных до откровенно бессмысленных. Оставалось ждать его возвращения, хотя бы ещё час.

Время у Радочкина на это оставалось, так как он планировал оповестить ещё, как минимум, пятерых студентов и одного лаборанта. Кто-то из этих кандидатов может отказаться, и тогда придётся долго и нудно уговаривать, шантажировать или давить на долг и семью. Тяжелая и неблагодарная работа, однако, он сам её выбрал.

Спустя два часа ротмистр, переговорив со всеми кандидатами, смог убедить ещё троих войти в состав штурмовой группы, после чего направился к общежитию, где проживал Дегтярёв, но тот в комнате так и не появился. Оставалось искать его по всему городу, возможно, что и в квартире графине, чем, гм, чёрт не шутит. Однако места проживания юной графини ротмистр не знал, но она училась здесь, а значит, её адрес он легко мог узнать в канцелярии деканата.

Развернувшись, он не стал терять зря время и направился сразу в канцелярию, где действительно место проживания графини оказалось зафиксировано в её личном деле. Запомнив адрес, ротмистр решил сразу идти к графине, тем более, что жила она от академии не так далеко, и за полчаса пешком он планировал успеть к ней добраться.

Вламываться к ней в квартиру он не собирался, это, во-первых, неуместно ему по статусу, во-вторых, может дискредитировать всю семью графа, проще всё узнать у дворника, который обязательно там имелся. Каждый дворник являлся полуофициальным информатором полицейских и жандармов, а значит, всё расскажет и покажет по доброй воле. Для этого даже не стоит в квартиру подниматься, а уж если Дегтярёв заходил, то дворник наверняка об этом и знает, и подробно сообщит.

Успокоив себя таким образом, ротмистр ускорил шаг и примерно через полчаса подошёл к нужному ему дому. Постучавшись в парадное, он увидел выглянувшее в окно лицо дворника и удовлетворённо улыбнулся. Раз дворник оказался на месте, значит, уже всё хорошо, а дальше он сможет узнать нужную информацию от него.

— Кто пожаловал?

— К графине Васильевой.

— Что-то все зачастили к ней. А для чего?

Радочкин назвал кодовое слово, которое знал по долгу службы, указывающее на его принадлежность к охранным структурам империи. Дворник осёкся и, быстро спустившись к двери, распахнул её. К этому времени ротмистр достал своё удостоверение и развернул его перед дворником.

— Ага-ага, — часто и быстро закивал дворник, — так мы это, со всем почтением, а тут такие дела творятся, ужас просто, просто ужас. Что же вы сразу не сказали⁈

— У меня несколько вопросов к графине, я может и подниматься не стану, если вы мне на них ответите.

— Ага, тогда пожалуйте ко мне.

В дворницкой никого не оказалось, хотя виднелись следы проживания ещё одного человека, но незначительные, так, несколько вещей и посторонний запах, не характерный для дворницкой. Оглядев жилое помещение, ротмистр присел к небольшому столу и стал допрашивать дворника.

— Ааа, ну так приходил сегодня один юноша к графине, и до сих пор у неё, так он и когда всё началось, юную графиню спас и привёл домой, а не то всякое могло случиться. Девушка видная, да ещё и графиня, всяко плохо ей бы пришлось, коль лихие люди её поймали, вот оно так.

— Ясно, а фамилию его знаешь?

— Так показывал он мне карточку свою, а я читать хоть и умею, но плохо, как-то фамилия его простая, но не запомнил.

— Не Дегтярёв случайно?

— А, вот точно. Дегтярёв его фамилия.

Ротмистр удовлетворённо кивнул.

— Нужен он мне, но заявиться в квартиру мне неуместно будет, надобно его сюда вызвать. У тебя есть карандаш и клочок бумаги?

— Есть, как же, и карандаш есть, а бумага… вот газет сколько.

— Давай, я записку напишу короткую, а ты отнесёшь её в квартиру и передашь барону.

— Так сделаю, сделаю, в квартиру, чай, меня не пустят, но я гувернантке передам.

— Хорошо.

Получив от дворника огрызок карандаша и клочок от газеты, ротмистр быстро начеркал на ней несколько предложений и, размашисто расписавшись, вручил дворнику. Тот кивнул и, нахлобучив зачем-то на голову шапку, ушёл наверх, оставив ротмистра одного бдить на посту.

Пока он ходил, в парадное зашли двое жильцов, каждый из которых открывал дверь своим ключом, одновременно посматривая на окно дворницкой. Вернулся дворник.

— Всё, я передал.

— Спасибо, жду.

Дегтярёв пришёл минут через пять.

Этот день летел, как скоростной дирижабль, графиня-мать вернулась к столу, когда мы уже допили весь чай, вкупе с разномастными бутербродами. На них усиленно налегала Женевьева, утоляя волчий аппетит после работы с даром.

Мы успели начать разговор на тему нападения на академию, и только я увлёкся, чувствуя, как Женевьева вся внимает моим словам, как вернулась старшая графиня и нарушила так легко начавшийся диалог с её дочерью. Правда, она отсутствовала довольно долго, и даже выходила из квартиры, узнавая, где можно пристроить меня на ночь.

Краем уха я слышал, как она разговаривала по телефону, но происходило это в коридоре, куда графиня закрывала дверь, чтобы ей никто не мешал и, собственно, не подслушивал. В результате я слышал только отдельные слова, и то неразборчиво, не понимая их смысла. К тому же, меня больше интересовала беседа с Женевьевой, а не то, что говорила по телефону её мать. Вернувшись, графиня сразу оценила обстановку за столом и тут же переключила внимание на себя.

— Я дозвонилась до мужа, все вопросы решены, завтра в девять утра за нами заедет броневик и отвезёт на военный поезд, там нам выделят место в штабном вагоне, а дальше уже от нас ничего не зависит, но здесь мы не останемся уж точно. Хватит!

— Я могу вам помочь и сопроводить вас.

— Да, я не стану отказываться от помощи. Вас, барон, я размещу на эту ночь в другой квартире, которая находится как раз над нами, там даже есть телефон, и вы сможете позвонить нам в любое время, или мы вам, если вдруг случится что-то нехорошее. Согласны?

— Да.

— Вот и отлично, а пока вы можете поговорить с моей дочерью у неё в комнате, я вам доверяю и разрешаю.

Но не успел я пройти за Женевьевой в её комнату, как в дверь кто-то зазвонил. Это оказался дворник, что принёс записку, но не графине, а именно мне. Развернув её, я стал читать.

«Я в дворницкой, нужно срочно поговорить, заходить в квартиру не стал. Жду. Ротмистр Радочкин», — сообщало послание.

— От кого записка? — строго посмотрела на меня графиня.

— От жандарма, что курирует нашу академию.

— Как он вас нашёл?

— Он же жандарм, это в его стиле, — усмехнулся я, думая, какого рожна я понадобился ротмистру, и как он узнал, что я здесь. В голову ничего не лезло, но спускаться и разговаривать придётся.

— Он из-за нас сюда пришёл?

— Думаю, нет, Ваше сиятельство, ему нужен именно я, что-то случилось в академии, и он вызывает меня для разговора в дворницкую. Придётся спускаться и разговаривать с ним. Это мой долг.

— Я понимаю, раз дворник принёс сам записку, значит, это действительно жандарм. Возвращайтесь, мы вас ждём.

— Спасибо, — я машинально достал револьвер, отстегнул барабан, проверил наличие в нём патронов, защёлкнул обратно, крутанул, спрятал за пояс, потянулся за другим и нарвался на удивлённо-сосредоточенный взгляд графини.

— Привычка, простите! — не став доставать второй, я шагнул к двери, гувернантка прокрутила ручку замка и открыла дверь.

Дворник ждал меня чуть ниже лестничной клетки и, махнув мне рукой, стал спускаться вниз, я за ним. Так мы и зашли в дворницкую, где я увидел поручика, то есть уже ротмистра. Непривычно оказалось видеть его в обычной цивильной одежде, но она ему в чём-то даже шла больше, чем жандармский мундир. В ней он казался обычным человеком.

Поручик быстро окинул меня цепким, внимательным взглядом, мгновенно оценив и мой вид, и моё лицо с сильно заметным шрамом.

— Давно не виделись, Фёдор! Я смотрю, ты заматерел, а вроде и года не прошло с последней нашей встречи.

Дворник, что было зашёл за мной, получив знак от ротмистра, тут же ретировался наружу, занявшись уборкой внутреннего двора, дав нам возможность спокойно переговорить без свидетелей.

— Как вы меня нашли?

— Служба, и не таких находили, но по большей части случайно.

— Понятно, зачем я вам понадобился?

— Нужда в тебе возникла.

— Какая, и у кого?

— У государства и у императора.

— У императора? Слушаю Вас, если это действительно правда⁈

— Правда. Вы ведь знаете о том, что Кроншлот восстал?

— Да.

— Ну так вот, император отдал приказ собрать команды штурма из обладателей дара, желательно боевого. Ваш не боевой, а защитный, что ещё более ценно для штурмующих. Дело в том, что Кроншлот необходимо захватить быстро и с наименьшими потерями и разрушениями, дабы показать мировой общественности силу нашей империи и не дать разрушить нужную для столицы крепость полностью или даже частично. В этом вся суть вопроса. Штурм обещает стать и сложным, и опасным, вы можете отказаться, но вы уже являетесь военнообязанным и имеете звание старшего унтер-офицера. Поэтому…

Долго я не думал, здесь мне всё сразу стало ясно.

— Я понимаю и согласен, когда мне требуется явиться?

— Завтра в девять утра, вот ваш пропуск и…

— Я не могу завтра в девять утра.

— Почему?

— Завтра в девять утра за графиней приедет броневик и увезёт её вместе с дочерью на военный поезд, на котором они уедут в Великий Новгород. Я обещал графине, что смогу им помочь сесть на него без происшествий, попутно охраняя. Я уже обещал и поэтому не смогу явиться в девять утра завтра.

— Вот как? — ротмистр помедлил, обдумывая только что полученную информацию.

Выходит, Ефим не врал, а реально завидовал, просто так Васильева не стала бы просить безвестного юношу ей помочь, вернее, стала бы, но не заботясь о том, где он станет ночевать. А барон не промах! Однако в свете будущего штурма, где он может погибнуть, это уже смотрелось не так радужно.

Ротмистр вновь внимательно глянул на Дегтярёва. Нет, барон явно понимал, что ему предстоит и чего это может ему стоить. Шрам его, сейчас почти заживший и бледный, невольно наталкивал на мысль, что носитель его побывал в разных передрягах и ещё одна добавит ему очередного опыта, хотя и может дорого стоить.

— Какие будут гарантии, что вы явитесь, пусть и с опозданием, к месту сбора?

— Моё слово!

— Принято. Вашему слову, барон, я верю. Возьмите бланк, желательно, чтобы вы успели приехать не позже двенадцати часов дня.

— Я постараюсь, если мне не помешают непредвиденные обстоятельства, но даже в этом случае я прибуду на место, пусть и с опозданием.

— Хорошо. Вот вам сто злотых на ближайшие расходы.

— Я не нуждаюсь в деньгах!

— Не горячитесь, барон, деньги нужны всегда. Купите на них того же шоколада, вам много придётся работать с даром. Эфир и оружие вам выдадут непосредственно перед штурмом. Более ничего вам рассказать о нём я не могу, потому как и сам не знаю.

— Я понял, учту, спасибо.

— Ну, что же, мне пора, желаю вам как можно дольше насладиться обществом графинь.

— Спасибо.

Ротмистр пожал мне руку и вышел из дворницкой. Вслед за ним вышел я и, поднявшись на нужный этаж, позвонил в дверь. Мне тут же открыли, и встревоженная графиня сразу начала осведомляться о теме моей беседы. Отсутствовал я недолго, от силы полчаса, и тем интереснее ей было узнать, о чём шёл разговор. Да ладно бы графиня, едва я посмотрел на Женевьеву, как сразу понял: вот кого по-настоящему интересовало всё, что со мной происходило, и о чём я разговаривал с ротмистром.

— Мне предстоит воевать на благо империи, ничего рассказать не могу, потому как мне всё объяснили в общих чертах. Намечается окончание подавления восстания, и меня попросили оказать помощь, так как я уже не раз её оказывал. Но я упросил отсрочку в прибытии до двенадцати часов дня, надеюсь, что ваш броневик не опоздает, и я смогу выполнить свой долг перед вами, Ваше сиятельство, и перед империей.

— Всё в руках Господа! Однако я рада, что вы останетесь с нами сегодня и проводите нас завтра. Относительно вашего решения оказать помощь государству, то это долг каждого гражданина — защищать свою страну. Разрушать и переделывать всегда проще, а вот защищать и сражаться, защищая, — это по настоящему святой долг! Благословляю вас на это, хоть и не имею на это право. Женевьева, барон Дегтярёв прекрасный для тебя выбор, если он выживет, — и, резко оборвав свою фразу, графиня ушла в гостиную, предоставив дочери самой решать, вести меня к себе в комнату или пойти за графиней. Женевьева решила привести меня обратно к себе.

О, как быстро пролетело время общения с ней! Мы болтали буквально обо всём, обсуждая классическую литературу, музыку, последние открытия науки, живопись, культуру, пока к нам в комнату не зашла графиня и не попросила меня пройти за гувернанткой в назначенное для меня место отдыха.

Я посмотрел на раскрасневшееся лицо девушки и, с великим трудом подавив в себе желание её поцеловать, начал прощаться. Приложившись к руке Женевьевы, я удалился, полный самых разных приятных впечатлений, стараясь не думать о том, что меня ждёт завтра.

В квартире, куда меня определили на ночь, жила пожилая дама, которая меня и накормила и, что называется, спать уложила на небольшой кушетке в малой комнате. Платой за гостеприимство она назначила подробный рассказ прошедших событий о восстании и спрашивала так долго и упорно, что у меня запершило в горле от долгого говорения.

Впрочем, эту неприятность старушка тут же залечила вкусным вареньем из лимонов и десятком творожных ватрушек. Отстала она от меня только тогда, когда я уже начал откровенно зевать, ради приличия постоянно закрывая рот рукой.

— Ой, да я заговорила вас, и на улице уже не стреляют почти. Пора бы и спать.

Я прислушался: и действительно за окном царила не только темень, но и глубокая тишина, очень редко разрываемая редкими гулкими выстрелами, как правило, издалека.

— Да, мадам, пора отдыхать, завтра мне предстоит очень тяжёлый день.

Пожилая мадам кивнула, и я отправился в другую комнату. Ночь, ко всеобщему удовольствию, не доставила никому неприятностей, спал я, правда, весьма беспокойно, но не от того, что переживал за события грядущего дня, а от того, что вспоминал и прокручивал в голове разговор с Женевьевой.

Образ девушки тут же всплыл у меня перед глазами. Одетая в лёгкое, подчёркивающее её тонкую фигуру платье, девушка выглядела очень привлекательно.

Лёжа на кушетке, я вспоминал её лицо, нежные, рыжеватые, слегка вьющиеся волосы, которых так хотелось коснуться, что я боялся сделать, чтобы не оказаться неправильно понятым. Меня манили её полураскрытые красиво очерченные губы, когда она, затаив дыхание, слушала меня. Её голубые глаза, сверкающие любопытством и восторгом, завораживали меня тогда и сейчас, когда я вновь и вновь вспоминал их яркий блеск живого ума, как отражение её сущности.

Сердце замлело и забилось часто-часто. Не знаю, что испытывала ко мне Женевьева, но я любил её, так страстно и пылко, так преданно, что и сам не мог объяснить себе это. В груди созрело нежное трепетное чувство, оно будило во мне потребность каких-то яростных действий, что принесли бы мне любовь девушки, словно на блюдечке с голубой каёмочкой. Хотелось бежать, что-то делать и, получив желаемое, целовать, целовать, целовать.

Я с трудом смог отвлечься от будоражащих фантазий, реальность оказалась гораздо прозаичнее и неопределённее. И всё же, как сладка её рука, протянутая для поцелуя, как прекрасны уста, что говорили мне: «Спокойной ночи», провожая меня в другую квартиру, как блестели её глаза, нежно смотрящие на меня. Наверное, это любовь, и любовь взаимная! Промучившись в сладкой истоме ещё с полчаса, я заснул, вырубившись, как будто кто-то одним щелчком выключил свет во всём мире.

Проснулся я от голоса старушки, у которой ночевал.

— Вставайте, сударь, вам пора!

— А⁈ Что⁈ — не мог понять я спросонья.

— Вам пора умыться, причесаться, и я вам приготовила крепко заваренный чай, вас ждут в полдевятого утра, а сейчас уже почти половина восьмого.

— Да-да, я сейчас, — сообразил я, наконец, где нахожусь и почему.

Умыться, причесаться и сделать всё остальное я успел за пятнадцать минут, ещё десять приводил в порядок свою одежду и минут двадцать чаёвничал с доброй старушкой, выслушивая её охи и ахи и рассказывая о том, что старушку интересовало больше всего. К положенному времени я стоял перед дверью графини и жал на дверной звонок. Заливистая трель оповестила прислугу, и дверь почти сразу распахнулась. Меня ждали.

— Как вам спалось, барон? — спросила у меня графиня.

— Хорошо, но я долго не мог заснуть, прислушиваясь к тому, что творилось за окном или у вас.

— Весьма похвально, мы тоже плохо спали, переживая за будущее. Впрочем, всё в наших руках. Проходите, будем ждать броневик.

Графиня откровенно нервничала, Женевьева стремилась оказаться поближе ко мне, и в то же время держалась от меня на расстоянии. Охранник Питирим то и дело выглядывал в окно, а потом, махнув рукой, спустился в дворницкую и уже оттуда смотрел на улицу. Не нервничала только гувернантка, что оставалась здесь присматривать за квартирой, и откровенно этому радовалась. Меня же ничего не радовало, но что-то менять оказывалось слишком поздно, да и не нужно.

Так в ожидании прошло какое-то время, и без пяти минут девять к дому подкатил довольно большой броневик, которого раньше я никогда не видел, а с ним вместе и грузовик с солдатами, перевозившими в кузове какие-то большие железные ящики.

Броневик просигналил, на звук тут же вышли охранник с дворником и после обмена любезностями и вопросами, охранник поднялся к нам и сообщил, что прибыли те, кто и должен забрать семью графа Васильева.

— За нами, говорят, показали документ и предписание, всё верно, нужно собираться.

— Ясно, тогда нам пора, — коротко сказала графиня. — Питирим, берите мои вещи, а вещи Женевьевы возьмёт барон. Спускаемся, садимся в броневик и уезжаем. Барон, вы с нами?

— Конечно! До вокзала недалеко, я бы хотел вас усадить на поезд, а потом уже ехать по нужному адресу, он тоже недалеко от вокзала находится, так что, я успею.

— Хорошо. Барон, я уже говорила вам, что графы Васильевы не забывают того, что ради них сделали? Вы уже один раз фактически спасли мою дочь и помогаете сейчас, я этого не забуду. Женевьева, у тебя есть три минуты, после чего ты должна спуститься вслед за мной.

— Я поняла, мама, — сказала Женевьева, и её глаза отчего-то вспыхнули. Я ничего не понял и просто кивнул.

— Не увлекайся, а то опоздаешь, — вновь о чём-то предупредила графиня и, скомандовав Питириму идти вперёд, вышла из квартиры.

Хлопнула входная дверь, на время отрезав нас от лестничной клетки, гувернантка тут же развернулась и скрылась на кухне, принявшись возиться там с посудой, я было потянулся за большим кожаным саквояжем, когда наткнулся на странный взгляд Женевьевы. Сделав ко мне шаг, она приблизилась настолько, насколько это возможно. Ещё чуть-чуть и я смог бы коснуться её груди, стянутой узким лифом платья и сейчас начавшей бурно вздыматься.

— Фёдор, скажите, вы поедете воевать?

— Да, таков приказ императора, о котором мне сообщили вчера.

— Это очень опасно.

— Да, но…

— Вы должны мне пообещать, что выживите, несмотря ни на что.

— Да, но я…

— Я могу вас больше не увидеть, и это меня пугает. Я хочу, чтобы вы всегда находились рядом со мной.

— Нет, я не смогу вас не увидеть, потому что… Да, я очень хочу находиться с вами рядом всегда… Я… вы…

— Барон, у нас осталось всего две минуты, не теряйте даром время, — неожиданно решительно сказала девушка, я не понял её, какая-то пелена глупости накрыла мой мозг, но Женевьева предполагала это и решила всё взять в свои руки. — Обнимите меня, другой возможности у вас не будет!

— Я… — кровь бросилась мне в голову, отчего я полностью перестал соображать, сделал какой-то крохотный шажок, достойный разве что лилипута и, бросившись, словно в омут с головой, резко обнял Женевьеву.

Голова закружилась так сильно, что я почти потерял сознание, в грудь уткнулось что-то твёрдое и одновременно упругое, я наклонил лицо, не решаясь поцеловать девушку, но она уже сама нашла мои губы и, обвив нежными белыми руками мою шею, впилась в них, как будто оголодавший вампир.

Не знаю, сколь долго длился наш поцелуй, но я ошалел настолько, что полностью потерял счёт и времени, и пониманию того, где нахожусь. Сжимая в объятиях тонкий девичий стан, я погрузился в Рай, такой, какой я себе представлял. Наверное, он у каждого свой, но мой выглядел именно таким, как сейчас.

Женевьева, несмотря ни на что, всё контролировала и, резко отстранившись от меня, сказала.

— Нам пора, барон. Берите вещи и бегом вниз, а то мы опоздаем, а маман не любит ждать. Мы уходим! — успела она ещё крикнуть гувернантке и выскочила за дверь.

Подхватив её саквояж и, едва соображая, что делаю, я ринулся за ней по лестнице, видя перед собой перепархивающую со ступеньки на ступеньку тонкую девичью фигурку.

Меньше, чем за минуту мы выскочили из дома, где нас встречала графиня, с одного взгляда понявшая, что между нами произошло, и одобрительно улыбнувшись дочери, кивнула на броневик.

— Залезайте быстрее, только осторожно, там тесно. Женевьева, не набей себе синяков и не порви платье.

— Да, маман, — коротко ответила Женя и осторожно полезла внутрь броневика.

Как только мы втиснулись в броневик, он сразу же тронулся, заурчав двигателем и выпустив огромный клуб сизого, дурно пахнущего дыма. Мы затряслись в нём, чувствуя всем телом все ухабы и имеющиеся на дороге ямы.

Путь до железнодорожного вокзала я запомнил очень плохо, вернее, вообще не запомнил, ощущая на губах только вкус поцелуя, упругость девичьих губ, мягкость тела. Доехали мы быстро, пару раз броневик приостанавливался, разведывая путь, и вновь продолжал движение. Один раз сидящий в башенке пулемётчик что-то заорал неизвестно кому и, развернув в ту сторону ствол пулемёта, всем его видом показал, что предпримет дальше.

Неизвестные это поняли и ретировались, что вызвало приглушённый мат пулемётчика, а броневик вновь продолжил движение. Сидя сзади, мы ничего не видели и узнали, что приехали на вокзал только после того, как броневик остановился. Выгрузившись и забрав вещи, мы быстро дошли до здания железнодорожного вокзала, прошли через его служебный вход и вышли на перрон. Дойдя до необходимого вагона, графиня посчитала нужным попрощаться со мной.

— Нам пора, барон, спасибо за то, что проводили, и вам тоже пора. Мужайтесь и держитесь. Я, моя дочь и мой муж ждём вас у себя, приезжайте, как только у вас случится такая возможность и появится на то желание.

— Да, я с удовольствием и…

— Нам пора, барон! — и, больше ничего не говоря, графиня кивнула дочери, что, не поднимая глаз, быстро заскочила в вагон. За ними, подхватив оба саквояжа, последовал охранник Питирим, и дверь в вагон тут же закрылась. Я остался один.

Некоторое время я молча смотрел на закрывшуюся передо мной дверь вагона, а потом понял, что выгляжу не только глупо, но и подозрительно, стоя с ошарашенным видом возле военного поезда, развернулся и пошёл обратно, держа дорогу в сторону назначенного мне сборного пункта.

Любовный угар постепенно покидал меня, голова остывала, кровь вновь стала правильно циркулировать, уже не снизу вверх, а как обычно. Добираться до пункта сбора мне долго не пришлось, так как повезло с попуткой. В нужную мне сторону как раз ехал военный грузовик и, заметив, что я вышел с вокзала от военного поезда, меня подвезли почти до самого места. В итоге уже в десять часов утра я стоял в холле здания, где мне назначили место сбора.