Конструктор живых систем: На пути к цели

Глава 5 15 августа

Через несколько дней совершенно неожиданно мне пришло письмо и посылка от Женевьевы, доставленная в приёмный покой каким-то курьером. Содержимое посылки оказалось очень дорогим, что я понял гораздо позже, когда стал применять подаренные средства.

Конечно, я очень удивился такому проявлению внимания от Женевьевы, но мне было гораздо приятнее, если бы она пришла ко мне сама. Судя по способу передачи посылки, в Павлограде она отсутствовала, поэтому пока мне оставалось лишь мечтать о нашей встрече. Кроме полезных и практичных вещей в посылке оказался платок Женевьевы, пахнущий великолепными духами, с тонким цветочным ароматом.

На платочке имелись её инициалы, вышитые золотой прочной нитью, а также очень мелкая надпись у края одного из уголков, которую я увидел только через несколько дней, когда долго рассматривал платок, держа в руках.

Надпись гласила: «Настоящему герою от почитательницы». Когда я прочитал эту фразу, то меня накрыла волна сумасшествия, и я перечитывал письмо по нескольку раз, зачитав его буквально до дыр, даже спал вместе с ним, складывая его аккуратно под подушку.

В письме содержались одни намёки, но они в нём имелись, в отличие от письма Елизаветы, я даже сравнил их текст. Елизавета писала участливо, но сухо и без малейших намёков, хотя, если подумать, то в нём читалось её большое желание продолжить наше знакомство, и я уже начал понимать, почему.

В письме же Женевьевы всё оказалось ровно наоборот. У меня аж дух захватывало от недосказанностей, которые оно содержало, и от возможности извлечь из него массу намёков и полунамёков. В то же время, оно ни к чему не обязывало и ни на чем не заостряло внимание. Тем не менее, в письме мне показался посыл какого-то трепетного чувства, о котором я боялся подумать, и название которого напрашивалось само собою.

Значит, я ей нравлюсь, и она ко мне неравнодушна? Но что мне нужно сделать, чтобы она действительно могла встречаться со мной? Ответ на этот вопрос тоже напрашивался сам собой, ведь если ты сам любишь и не строишь иллюзий об окружающем мире, то понимаешь, что является в нём наиболее ценным. Я знал и понимал. Нужно стать ещё сильнее и ещё весомее в этом мире, чтобы завоевать её руку.

Сердце её уже почти согласно стать моим, или есть перспективы к тому, а вот попросить у родителей Женевьевы её руки — это та ещё задачка. Несколько раз я представлял эту картину, каждый раз перерабатывая её, и каждый раз расстраивался, понимая, что мне пока и предложить нечего. Но сейчас главное, Женевьева дала понять, что она ко мне неравнодушна, а остальное приложится.

В таких душевных терзаниях пролетело несколько дней, и пришло время моего выздоровления и выписки, о чём сообщил лечащий врач. Настенный календарь в его ординаторской показывал 12 августа.

— Ну-с, молодой человек, завтра мы вас выписываем, готовы к выписке?

— Готов, я чувствую себя хорошо.

— Ясно, конечно, ещё необходимо продолжить восстановление, но на улицу вас уже можно выпускать и без повязки. К сожалению, несмотря на все усилия, мы не смогли убрать полностью ваш шрам из-за того, что он нанесён не обычным ножом или пулей, а с помощью индивидуального боевого дара. Достаточно редкая способность оказалась у вашего противника, я даже писал специальный доклад в технический отдел отдельного корпуса жандармов. Надеюсь, они разобрались, что за человек нанёс его вам.

— Надеюсь, — пожал я плечами, зная точно, что этого человека я успешно спровадил на тот свет и теперь узнать о нём я хотел разве что только для того, чтобы понять, кем он являлся.

— Шрам можно убрать, но только с применением медицинского дара, то есть, его сможет убрать человек, обладающий не менее редким даром исцелять и заживлять. Обычно эти люди занимаются более серьёзными вещами, чем шрамы, их силы не безграничны и они постоянно востребованы, так что, вам сильно повезёт, если сможете найти необходимую сумму и уговорить целителя, чтобы он смог вам убрать дефект. Это я вас просто предупреждаю на будущее. Мы сделали всё, что могли, и даже больше, особенно помогла мазь, которую вам прислали, вы же ею пользуетесь?

— Да, — и я посмотрел на себя в зеркало, что висело возле двери. Доктор понимающе промолчал.

Из зеркала на меня глянуло серьёзное лицо молодого человека, правую щёку которого наискось пересекал багровый и тонкий, как лезвие скальпеля, шрам. Я смотрел на себя в зеркало и пытался представить, какое впечатление провожу со стороны с этим рубцом. Думается, скорее неприятное, или даже отталкивающее, и шрам придётся заклеивать, пока он не утратит свой багровый цвет.

— Я понял вас, доктор, спасибо за предупреждение и участие.

— Ну, что вы, я просто вам рассказал, что нужно сделать, чтобы избавиться от этого шрама, и объяснил, почему он заживает с таким трудом. А дальше всё в ваших руках, господин барон.

— Спасибо доктор! Я могу идти?

— Да, выписные документы заберете завтра.

— Благодарю вас!

На следующий день я вышел из госпиталя и, тут же поймав извозчика, направился в общежитие. А куда ещё ехать? Там у меня есть своя комната, тем более, Пётр сейчас находится дома у родителей. Он прислал мне три письма, но приехать так и не смог, сначала его не пускали в госпиталь, а потом он уже домой уехал, да я на него и не в обиде. Он спас меня, так что, скорее, я в долгу у него, чем наоборот.

Общежитие встретило меня пустотой, ведь все студенты разъехались на каникулы. Да мне только и нужно, что переночевать. Бросив вещи в шкаф и на кровать, я уселся на стул и стал смотреть в окно, когда в дверь постучали.

— Войдите!

Это оказался комендант.

— А, Дегтярёв, вернулся, стало быть, из госпиталя. Слышал я о том, вернее, уведомили меня в приватной беседе, и предупредили, что ты вернёшься сначала сюда, потому как после госпиталя вряд ли поедешь домой, в свой Крестополь. Далеко это, и нет там уже никого у тебя, почитай, только дальние родственники остались, да и с теми ты не общаешься.

— Да, Ерофеич, почти всё так, — пожал я плечами.

— Ага, а мне вахтёр сказал, мол, приехал постоялец наш, да всё лицо располосовано. Я сразу подхватился, да к тебе, поговорить. Насколько у нас остаться планируешь?

Я невольно коснулся рукой лица, щека была надёжно заклеена широким пластырем, под которым шрама не увидеть.

— До завтра, и в Крестополь поеду.

— Езжай, у тебя там есть что?

— Квартира родительская.

— Угу, мой тебе совет: продавай её и покупай жильё здесь, хотя бы на окраине, насколько денег хватит. Не нужна она там тебе, только мороки следить да платить за неё. Здесь жить станешь в своей, а не хочешь, так можно и сдавать её кому, а самому пока в общежитие жить, лишняя деньга не помешает. У тебя тут полный пансион уже, но ты его заслужил, в отличие от некоторых. Так что, смотри, я плохого не посоветую, да и отучишься, так здесь останешься, с твоим-то даром и образованием инженерным. С ним ты завсегда работу найдёшь, а не найдёшь здесь, так поедешь куда, тогда и решишь, как нужно.

— Согласен, Ерофеич, подумаю ещё, не всё так просто.

— Это твоё дело, Фёдор. Я вот тебе письма принёс, что пришли в твоё отсутствие, просмотри их да почитай, тут и официальные есть, больно любопытно мне стало, что в них пишут, но вскрывать нельзя. Хранил их у себя в сейфе, всё честь по чести. А сам из газет только узнал, что с тобой и с другими нашими студентами в военно-полевых лагерях приключилось. Совсем уже обнаглели, и страх божий потерял эти сволочи! Одни бандиты да шпионы, лезут к нам отовсюду, уже и на студентов напали. Хорошо, что их кое-где здорово прищучили, а так, да, неожиданно всё это.

— В лагере бой завязался, мясорубка почти, меня зацепило, но и я в долгу не остался, а в остальном лучше не вспоминать о том.

— И то верно! Глядя на тебя, Фёдор, я понимаю, что ты в стороне не стоял, и ранение у тебя весьма специфическое, и выжил ты, и рассказывать о том не хочешь, значит, реально повевать с бандитами пришлось. А письма официальные из военных министерств трусам не шлют, это я уж по собственной службе знаю. Ладно, хватит тебя отвлекать, отдыхай, читай, а как станешь съезжать, вахтёру скажи о том, он запишет.

— Хорошо, — кивнул я и забрал принесённые комендантом письма. Как только комендант вышел, я с нетерпением начал их вскрывать и читать.

Первым я вскрыл письмо от моих дальних родственников, в котором указывалось, что квартира стоит пустая и надобно за нею следить и оплачивать своевременно, спрашивали, почему до сих пор я не приехал, нужно обсудить несколько вопросов, и вообще, почему с родственниками не знаешься и не хочешь им помогать. Сплошные вопросы и предупреждения, словно я что-то им должен и обязан во всём отчитываться. Последнее меня весьма удивило. Насколько я помню, нам с матерью никто не помогал, да и некому, собственно, было, а сейчас вот объявились те, о которых я если и знал, то очень отдалённо. Просто слышал, что они есть, и всё. Странные родственные отношения, ну да ладно. Уеду и забуду о них, раз уж так пришлось.

В общем-то, ясно, что квартиру надо продавать и следовать совету коменданта. Всё равно я в Крестополь не вернусь, а оставлять жильё — мороки больше. Учиться мне ещё четыре года, и возвращаться домой я уже не хочу.

Второе письмо оказалось от Петра, видимо, он решил, что лучше написать на адрес общежития, на случай, если я уже выпишусь из госпиталя. Осталось ещё три: одно из них, судя по обратному адресу, исходило из военного министерства, другое — от частного лица, судя по фамилии — Илларионова, от женщины, которую я не знал, и третье — неизвестно от кого. На обратном адресе имелся только герб. Сам герб мне ни о чём не говорил, так как в геральдике я вообще не разбираюсь. Герб сам по себе простой, и в тоже время сложный, единорог, пальмовая ветвь, серебряное и золотое поле, ну и ещё что-то: я даже не понял, что именно изображено на нём ещё. Его я оставил на потом. К моему величайшему сожалению, от девушек не случилось ни одного послания. Да я и не надеялся.

Раскрыв и прочитав письмо от Илларионовой, я понял, что пишет мне слова благодарности жена полковника Илларионова, который остался жив благодаря тому, что я вынес его из огня. Как я смог дотянуть до окна весьма упитанного и очень тяжёлого полковника, до сих пор не представляю, видимо, под влиянием стресса, по-другому никак не объяснишь. Письмо заканчивалось приглашением посетить их имение под Москвой, где-то в Мещерском крае. Что же, надо обязательно съездить и написать письмо-ответ.

Следующим я вскрыл письмо из военного министерства, в котором на официальном бланке, напечатанным с помощью печатной машинки, оказалось следующее послание.

'Барону Фёдору Васильевичу Дегтярёву, студенту второго курса инженерно-духовной академии имени Павла III.

Настоящим уведомляем вас, что вы приглашены на личный приём к заместителю военного министра. В связи с тем, что вы находитесь на излечении в госпитале, просим вас, при получении и прочтении данного письма, уведомить канцелярию военного ведомства о возможности выполнить полученное приглашение в определённый период времени, о чём сообщить письменно. Далее вам будет назначено время и место аудиенции, о которой вы получите аналогичное письменное уведомление'.

Дата и подпись'.

Я почесал затылок, что же, надо писать ответ и на одно, и на другое письмо, позже займусь этим. Интересно, зачем меня вызывают в военное министерство? И вызывают сразу к заместителю министра? Ответ надо отправить сегодня же, а сейчас приступим к последнему письму. Повертев плотный красивый конверт в руках, я взял письменный нож и вскрыл им краешек письма.

Из письма выпало два бланка. Один, совсем небольшой, оказался приглашением на приём к императору, а другой содержал более подробную информацию об официальном приглашении и пояснение от камергера императорского двора: во что нужно одеться, в какое время оказаться на месте, к какому входу подъехать, к кому обратиться и как себя вести.

Бланк приглашения с гербом Склавской империи, выдержанный в чёрно-золотых тонах с белыми, как бы светящимися буквами, являлся персональным, выписанным на моё имя, и содержал минимум информации. Становилось понятно, почему к нему шло отдельное письмо, с дополнительными объяснениями. Текст его гласил следующее:

'Барону Фёдору Васильевичу Дегтярёву.

Канцелярия Его Императорского Величества уведомляет вас о назначенной вам аудиенции тридцать первого августа в четыре часа пополудни в малом приёмном зале'.

Отложив кусочек плотного картона, я взялся за письмо камергера императорского двора и несколько раз перечитал его, чтобы лучше уяснить, что и как мне делать. Меня никто не спрашивал, буду ли я или нет, судя по всему, моё отсутствие на приёме означало бы только одно: я физически не способен явиться на него по причинам, не зависящим от меня лично. Да я и не собирался его игнорировать, у меня даже руки задрожали, когда я понял, что за письмо держу.

Не наказывать же меня туда позвали, а побеседовать и, возможно, наградить. Однако мне надо соответствовать, а у меня нет никакой подобающей мероприятию одежды. Впрочем, за меня уже всё продумали, и камергер в своём письме указал, что я обязан явиться в мундире инженерно-духовной академии. Форма должна быть новой, чистой, идеально сидящей на фигуре. Сам я коротко подстрижен, чисто выбрит, если в этом есть необходимость, или иметь коротко подстриженные усы и бороду, если таковые у меня имелись изначально.

Остальное уже касалось самого прибытия и ожидания. Всё описывалось точно, просто и доходчиво. Оставалось только выполнить все указания, а времени не так уж и много до приёма, но я успею и съездить в Крестополь, и вернуться обратно, как раз к тому времени и мундир новый окажется готов. А ещё мне обязательно нужно уведомить военное министерство и записаться на приём, поэтому в Крестополь я поеду буквально на несколько дней.

Сердце забилось гулко и часто в предвкушении новых событий и впечатлений, но не стоит радоваться заранее, до того времени у меня есть ещё две недели, а за эти недели, учитывая мою везучесть, может произойти всё, что угодно. Учитывая такие обстоятельства, может, не стоит вообще ехать в Крестополь? Впрочем, это уже трусость, ехать обязательно надо, и я это сделаю, только пробуду там недолго, заключу договор с маклером по покупке и продаже квартир, а сам вернусь сюда. Как раз должен ответ прийти из военного министерства.

Прочитав все письма, я стал писать на них ответ, а затем отправился в ателье заказывать себе новую форму для аудиенции. Так день и прошёл, успел ещё купить билет на дирижабль до Ростова-на-Дону. Рейсовые дирижабли в Крестополь ещё не летали, поэтому оставался только наземный путь, хоть и долгий, и не слишком удобный, но зато надёжный. Однако, время поджимало, и я решил добираться до Крестополя с пересадками. Четырнадцатого августа, заказав себе новый мундир, я улетел в Ростов на Дону.

Я ехал в поезде из Ростова в Крестополь, когда все газеты вышли с заголовками о том, что манчжуры, подстрекаемые европейской коалицией во главе с Гасконской республикой, объявили войну Склавской империи, напав на её главный порт на Дальнем востоке.

Одновременно с этим послов Склавской империи в Гасконской республике и Кельтеберийской новой империи вызвали в МИД и вручили ноты, в которых указали о недопустимости боевых действий с манчжурами, так как они претендуют на свои исконные территории. В случае активных боевых действий оба государства не гарантировали своё невмешательство и помощь манчжурам техникой или технологиями.

Об этом писалось в газетах, которые купили на железнодорожном вокзале и теперь читали все пассажиры вагона. Я тоже приобрел пару разных изданий, и теперь вчитывался в страшные строки, пытаясь понять, чем это грозит нашей империи и лично мне. Самые разные мысли теснились у меня в голове, весь мир неожиданно менялся, и чем всё закончится для каждого жителя Склавской империи — неизвестно.

До Крестополя я доехал по расписанию и пробыл там всего три дня, заключив договор с юристом и стряпчим одной из контор по покупке и продаже недвижимости. Обещали, что за три-четыре месяца родительская квартира продастся, тысяч за восемь злотых.

Этих денег как раз хватит на однокомнатную квартиру в Павлограде, а если добавить из своих отложенных, то и на двухкомнатную хватит. Между тем, ситуация в мире становилась всё более тревожная, но Склавская империя пока не начала проводить тотальную мобилизацию, ожидая, что скажет Тевтонская империя, а та многозначительно молчала, уйдя в тень и заняв нейтральную позицию.

Пока войска перебрасывали через всю страну на защиту Владивостока, а местный гарнизон героически оборонялся от войск хорошо вооружённых, но плохо воюющих манчжур, Склавская империя вела дипломатическую войну, пытаясь найти противоречия между странами, входящими в европейскую коалицию и не допуская вхождения туда новых.

Газеты пестрели броскими заголовками, их расхватывали, буквально на лету, раскупая весь тираж, а я, завершив дела в Крестополе, собирался ехать обратно. Не знаю, найдётся ли в связи со сложившимися событиями у императора время на мою аудиенцию. Чувствую, что если ситуация станет ухудшаться, то мне придётся поменять мундир студента на мундир солдата, до офицера я пока не дорос.

Девятнадцатого августа я пустился в обратный путь, вновь решив его сократить и доехать сначала на поезде до Ростова, а там пересесть на дирижабль, что летел в Павлоград.

Почти перед самым отъездом, я зашел в уже знакомый мне оружейный магазин. Приказчик, что там работал, меня тоже узнал.

— Здравствуйте! Как пистолеты? Кажется, мы вам продали два Шварцлозе в прошлый раз?

— Да, спасибо, хорошие были пистолеты.

— Были? — приподнял брови приказчик.

— К сожалению, да. Они оба вышли из строя, один пал жертвой экспериментов, а другой вышел из строя в бою.

Приказчик взглянул на моё лицо, по-прежнему заклеенное свежим пластырем, и не стал уточнять, в каком бою участвовал студент-инженер. Да я бы и не поделился с ним.

— Я так понимаю, что вы зашли за новыми?

— Да, я бы хотел купить, но только один. Мне нужен небольшой короткоствольный револьвер, желательно на мощный патрон.

— Гм, такой мы вряд ли вам подберём. Револьверы есть самые разные, но большинство из них имеют весьма внушительные размеры, а короткоствольные встречаются преимущественно дамские. Сами понимаете, что их калибр не подходит под ваши запросы. Они не предназначены для подобных патронов.

— Я понимаю, — кивнул я, но мне нужен мощный револьвер, и чтобы он легко помещался в карман, для скрытного ношения.

Приказчик на минуту задумался, а потом стал выкладывать передо мной на прилавок разное оружие. К сожалению, выбор оказался не столь разнообразен, как бы я хотел, в основном присутствовали револьверы, для меня не слишком удобные. Не нравятся мне револьверы, сам не знаю, почему, мне удобнее вставлять готовую обойму, а не вкладывать патроны в каждую камору по одному, но это мои предпочтения.

В конце концов, мне приглянулся браунинг, модель №1. Калибр 7,62, не маломощный, также имелся в продаже револьвер уэбли с калибром больше 11 мм, но это уже чересчур, да и точность у него очень плохая, и по размерам он совсем не мал, остальные представленные модели имели либо большие размеры, либо наоборот, слишком уж малые.

— Браунинг хорош? — спросил я у приказчика, указав на интересный для меня пистолет.

— Лучший из всего представленного.

— А ещё лучше есть?

— Ещё лучше есть, но стоит он не 25 злотых, а гораздо больше, и это у нас, а в столице вообще штучный товар, но тяжёлый он очень.

— А что за модель? — заинтересовался я.

— Переделка браунинга, патроны стандартные, но за счёт усилителя пуля вылетает из ствола с большей скоростью, чем обычная. Пробивает, что хочешь, если не свинцовая, а стальная. Такие есть, но дорогие, будете брать?

— Покажите мне его и какова цена?

— Цена — пятьсот злотых, — и приказчик выложил на прилавок пистолет, чтобы я смог его рассмотреть.

— А кто сделал? — спросил я, удивляясь дорогой стоимости.

— Местный умелец.

— Ммм, — неопределённо промычал я, вертя в руках пистолет.

Пистолет мне не понравился, не знаю, насколько он хорош в стрельбе, но судя по его грубому виду, сделан в частной мастерской, и не сильно умело, как бы не утверждал обратное продавец. Да ещё и стоил несусветную цену. Нет, если я разбогатею, то куплю подобный пистолет себе в коллекцию, а пока пусть полежит в магазине.

— Хороший, но денег на такой у меня не имеется, а вот браунинг я, пожалуй, возьму.

— Как скажете, мне всё равно, какой пистолет вы приобретёте, лишь бы купили. Патроны брать будете?

— Да.

— Сколько?

— Немного, пару пачек вполне хватит.

— Хорошо, ещё что-то?

— Нет. Разве что, кобура у вас найдётся под него небольшая?

— Найдётся, мы вчера как раз получили новую партию различных кобур, в том числе и совсем мягких, из кожи ягнёнка.

— Давайте.

— Хорошо.

За пистолет, кобуру и патроны я отдал тридцать злотых и, вполне довольный покупкой, вышел из магазина, сразу же нацепив её на себя, почувствовав себя намного комфортнее. Сев в поезд, я обложился газетами, которые купил утром на вокзале, и всю дорогу читал их, прервавшись только на обед, а вскоре мы уже и к Ростову подъехали.

Когда я ехал в Крестополь, в Ростове не останавливался, почти сразу же пересев на поезд. Город оказался для меня большим, меньше, чем Павлоград, но больше, чем Крестополь. Чем-то особым он меня не поразил, разве что река рядом, а больше ничего. Крикнув извозчика, я поехал на нём в аэропорт, где пришлось проторчать пару часов, пока я смог купить билет на утро, и уехал искать себе гостиницу.

А ранним утром я уже стоял у гондолы рейсового дирижабля Ростов-Павлоград.