Конструктор живых систем: На пути к цели

Глава 20 Женевьева

Женевьева задёрнула занавеску и вопросительно посмотрела на мать и сидящего рядом с ней охранника. Шофёра с ними не было, после событий в академии и её неожиданного появления в квартире в сопровождении баронов Дегтярёва и фон Биттенбиндера, охранник вернулся только поздно вечером, уже почти ночью, и один. Его едва пустили, долго пытая, кто он такой, через дверь, пока не убедились, что это действительно личный охранник Женевьевы.

Узнав, что молодая графиня жива и здорова, и находится дома, он с огромным облегчением выдохнул, чтобы затем два часа выслушивать от матери Женевьевы бесконечное число нотаций, угроз и просто возмущения тем, что его вовремя не оказалось на месте. В наказание ночевал он в парадном, у дворника, притворяясь его родственником, заодно охраняя вход в дом. Это устраивало всех, начиная с самого дворника, получившего дополнительную защиту от бандитов и анархистов.

А суть отсутствия охранника оказалась весьма банальна: решив, что до окончания занятий ему в академии делать нечего, по просьбе шофёра личного автомобиля графини он уехал с ним в гараж и помогал там с ремонтом, провозившись ровно до того времени, когда уже требовалось ехать обратно.

Выехав за ворота, они буквально через пару улиц подверглись нападению неизвестных, что обстреляли их машину из револьверов, и вынуждены были вернуться обратно, спасая и себя, и автомобиль. Шофёр остался в гараже и занялся ремонтом машины, получившей значительные повреждения, и идти дальше с охранником отказался.

Пришлось охраннику одному, на свой страх и риск, идти в академию, с трудом добравшись до которой он убедился, что Женевьевы там нет. Главное, он узнал, что среди мёртвых и раненых её точно не имелось, а заложников нападавшие захватить не сумели, и сбежали. Не найдя никого, кто мог бы ему вразумительно объяснить, где Женевьева может находиться, он решил вернуться на квартиру.

Добравшись окольными путями до дома, теперь он сидел в гостиной и покорно выслушивал очередные нотации графини, которая никак не могла успокоиться. Весь этот день прошёл в ожидании окончания восстания, которое и не собиралось прекращаться.

Несколько раз охранник выходил из дома, сопровождая горничную за покупками, что в условиях начавшейся революции оказалось весьма затруднительным, но всё же возможным. Так в ожидании и небольших осторожных вылазках прошёл весь следующий день, и ещё один.

Наступил четвёртый день, когда графиня только смогла спокойно и достаточно долго переговорить по телефону с супругом. Телефонная станция заработала, но на улицах по-прежнему слышались перестрелки, особенно плохо обстояли дела по ночам.

— Мама, мы едем домой? — обратилась Женевьева к матери, как только та закончила разговор.

— Да, дочь моя, отец очень переживает, в Великом Новгороде он сможет нас защитить и приставить большую охрану, а здесь, в частной квартире доходного дома он бессилен. Кроме нашего охранника Питирима нам больше не на кого положиться.

— Но у нас же есть ещё машина и шофёр?

— Её легко перехватить в любом месте в городе. Я не могу рисковать не твоей, не своей жизнью, дорогая, — ответила графиня дочери.

— А у меня же есть браунинг с собой!

— А что это изменит принципиально, дочь? Ты умеешь стрелять?

— Умею! — с вызовом ответила Женевьева, хотя до этого стреляла всего лишь один раз, в далёком детстве, её тогда брал отец с собой на охоту и дал пострелять из револьвера, обнимая маленькие ладошки сверху своими.

— Допустим. А ты стреляла в людей?

— Нет, — поджала губы девушка.

— Ты убивала кого-то?

— Нет.

— Тогда твой пистолет бесполезен, если ты им не сможешь воспользоваться, то он сродни ведру без ручки.

— Я могу попросить сопроводить нас барона Дегтярёва.

— Оу, заманчивое предложение, но для тебя, а не для нас всех. Уверена, он будет счастлив сопроводить тебя, к тому же, у него уже получилось так сделать один раз, и он уверен, что получится и второй, но здесь есть несколько НО!

— Какие же, маман? — явно злясь, спросила Женя.

— Первое — это то, что он один.

— У него есть друг.

— У друга тоже, наверное, есть те, кого нужно защищать, и вряд ли есть желание ехать в другой город, поэтому будем исходить из того, что он один. Второе — у него сильный и хороший дар, но из оружия имеется только карабин и револьвер, этого недостаточно, и мы автоматическим переходим к тому, что нам нужно больше людей для защиты. Да, Питирим не уступает ему в профессиональных навыках, а скорее даже превосходит, но их только двое, и нас с тобой двое. Этого всё же мало, и для передвижения нам нужен другой транспорт, лучше всего бронированный, кроме того, по железной дороге сейчас курсируют только военные составы, а всякое гражданское сообщение временно прекращено, во избежание трагических случайностей, по крайней мере, в столице. Либо эти поезда ходят крайне редко и плохо охраняются, но нам ещё нужно добраться до вокзала.

— Я поняла, но как раз добраться до вокзала и сесть на поезд нам поможет Дегтярёв.

— Дочь, нам ещё нужно найти Дегтярёва и попросить его хотя бы прийти к нам, на данный момент это невозможно, и я не стану специально посылать за ним Питирима, ведь если мы его лишимся, то тогда вообще окажемся беспомощными перед любым бандитом и грабителем. А у нас есть, что взять.

— Я поняла, мама, что же тогда мы будем делать?

— Пока только ждать и больше нечего.

— Но просто ждать опасно, ведь если о нас знают и могут напасть, значит, знают и наш адрес?

— Нет, зачем им захватывать именно нас, и вообще, ты слишком мнительна, дочь, хватит уже об этом.

Женевьева фыркнула и вновь повернулась к окну, кипя от возмущения и досады. За окном ничего особо не изменилось, но она всё равно пыталась понять, что происходит на улицах столицы. По проспекту, что тянулся мимо их дома, когда-то шумному и оживлённому, сейчас буквально украдкой передвигались редкие прохожие, по большей части мужчины, в основном молодые, женщины тоже иногда мелькали, но старались идти быстро и, как правило, в сопровождении спутника. Проспект практически опустел, а сейчас вообще на нём никого не оказалось.

Внезапно на улице появились солдаты, на первый взгляд их казалось не меньше пятидесяти человек, Женевьева не успела их посчитать, они тянули на руках небольшое короткоствольное орудие. Командовал ими высокий и худой поручик, на форме которого ясно виднелись знаки различия одного из гвардейских полков. Вслед за солдатами, медленно вращая дутыми каучуковыми колёсами, следовал небольшой броневичок с открытой башенкой, в которой сидел совсем небольшого роста солдат, и то и дело вращал в разные стороны длинноствольный пулемёт, более похожий на огромное охотничье ружьё.

Они проследовали мимо её дома, направляясь к баррикаде анархистов, располагавшейся на соседнем перекрёстке, и вскоре исчезли из вида. Больше ничего интересного на улице не происходило, и Женевьева вновь задёрнула занавеску. Вдруг откуда-то донеслись частые винтовочные выстрелы, резко и страшно ударила пулемётная очередь, эхом разнесясь по всей улице, а затем забухала пушка, методично и неумолимо паля через определённые интервалы времени. Сделав порядка десяти выстрелов, она замолкла.

— По баррикаде стреляли, — сказал Питирим, почёсывая начавшую зарастать густой щетиной щёку.

Ночевал он уже в квартире, но все свои умывальные принадлежности, в том числе и бритву, оставил в гараже, где, собственно, и жил всё это время на пару с шофёром в какой-то комнатке.

Графиня вскочила и тоже подошла к окну, нервно кутаясь в лёгкую шаль, как будто её морозило, а в квартире стояла прохлада. На самом деле в квартире температура поддерживалась комфортная, а на случай похолодания всегда мог помочь камин с брикетами кокса.

— Ужасно, просто ужасно. Неужели это всё творится у нас в столице?

— Да, мама, именно у нас, жаль, что я не смогу увидеть барона Дегтярёва, он бы что-нибудь придумал.

Графиня мрачно посмотрела на дочь и, никак не отреагировав на её слова, ушла в комнату. Женевьева отошла от окна и, сев за стол, бездумно уставилась в одну точку, ожидая неизвестно чего. Охранник Питирим, поняв, что ему следует заняться хоть чем-то, на вид серьёзным, ушёл на кухню, где принялся смотреть в окно, наблюдая за улицей, и Женевьева осталась одна. Пришла гувернантка и стала расставлять на столе посуду, готовясь к обеду, она тоже на это время оставалась в их квартире, не рискуя уходить домой.

Женевьева вздохнула, за последние дни ей очень не хватало Дегтярёва, его любящего взгляда, его скромной улыбки, его взглядов на неё украдкой, которые она невольно чувствовала, что называется, кожей. Она сейчас очень хотела прижаться к нему, спрятаться за его спиной, ища у него поддержки, чтобы он защитил её, и она могла стать уверенной во всём.

Вспоминая его, она невольно улыбнулась, а на глаза навернулись непрошеные слёзы, ведь он рисковал своей жизнью, спасая её, и вот сейчас она сидит здесь затворницей, а он неизвестно где и неизвестно, что с ним происходит. Чуть позже они стали обедать и не успели выйти из-за стола, как в дверь кто-то позвонил.

Охрану академии значительно усилили, и нас освободили от ночных и дневных патрулей. У меня появилось много личного времени, плюс Пётр принял принципиальное решение на время восстания перебраться к сестре для её охраны, ведь Альберту требовалось ходить на работу, а она оставалась одна с малолетними детьми и всем хозяйством.

Я помог ему, сопроводив до дома сестры, а сам вернулся в академию, твёрдо решив по пути навестить Женевьеву. Да, меня вроде и не приглашали, но и пригласить сейчас при всём бардаке, что вокруг творился, им оказалось бы проблематично. Почта практически парализована, телеграф тоже, кроме военного, ну и телефона я их не знал, а то бы позвонил, а им мне звонить некуда.

У сестры Петра меня встретили тепло, продукты, что мы смогли купить по пути, приняли с благодарностью и накормили. Долго прощаться с Петром я не стал и, забрав свои вещи и проверив револьверы, вышел на улицу.

У меня с собой оказалось два револьвера: один я получил в качестве трофея, другой я обменял на карабин, который меня настоятельно попросили передать властям, но взамен дали такой же трофейный револьвер. Теперь я, как дикий пионер с какой-нибудь Оклахомы, путешествовал с двумя пистолями за поясом.

Вот пояс на брюках у меня оказался шикарный — широкий, из толстой свиной кожи, за него оказалось очень удобно засовывать револьверы, ну почти удобно, зато не видно, есть у меня оружие или нет, и тем более, двойное.

Улицы пока ещё пустовали, но накал восстания медленно ослабевал, анархисты и бандиты постепенно утрачивали свои позиции, и передвигаться по улицам стало намного проще, единственное, на них по-прежнему не имелось ни извозчиков, ни машин, курсировал только военный автотранспорт.

До квартиры графини я добирался долго, и на подходе услышал канонаду, видимо, стреляли на той баррикаде, что находилась немного дальше. Это меня изрядно напрягло, неизвестно, что происходит с Женевьевой, и я невольно ускорил шаг. Вот и её дом, украшенный двумя атлантами, поддерживающими нависающий над парадным входом карниз, и возвышающейся над ними скульптурой неизвестной мне женщины, с лавровым венком в одной руке и лирой в другой.

Не знаю, чем руководствовался заказчик или архитектор, но получилось весьма красиво, и я бы даже сказал, что одиозно. Атланты, поддерживающие карниз, уже несколько позеленели окислами от постоянной влажности и времени, но их монументальный вид эта прозелень совсем не портила.

В парадное пришлось звонить, так как дворник предусмотрительно повесил изнутри засов и закрывался на него, а посетителей рассматривал из небольшого окна, решая, пускать или нет. Конечно, от нападения нескольких бандитов такая охрана дом уберечь не смогла бы, но на какое-то время удержала, а там, может, и помощь смогла подоспеть. В свете нынешнего времени весьма востребованная.

Я постучался в парадное, но мне никто сначала не ответил. Пришлось постучаться ещё раз, уже более настойчиво, благо сил на это у меня хватало. Через некоторое время в окошко выглянул дворник, долго меня разглядывал, видимо вспоминая, кто я и к кому пришёл, потом всё же вспомнил и спросил.

— Кто таков?

— Барон Дегтярёв, к графине Васильевой, что здесь проживает.

— Документ покажи⁈

Я пожал плечами и, не став спорить, полез во внутренний карман за студенческим билетом. Выудив его наружу, поднёс к окну в развёрнутом виде. С той стороны стекла дворник внимательно его осмотрел и, убедившись, что я тот, за кого себя выдаю, главным образом по фотокарточке и самому бланку, пошёл открывать дверь.

— А, это вы, молодой человек? Помню вас, проходите, а где ваш друг?

— Он у сестры, я сегодня один. Графиня дома?

— А какая вас интересует, мать или дочь?

— Обе.

— Обе на месте.

— С ними всё хорошо?

Дворник усмехнулся.

— Сегодня с утра их видел, что сейчас, не знаю.

— Слава Богу, я к ним иду.

— Ждут?

— Не уверен.

— В нонешнее время любому защитнику все рады, так что, милостиво просим, а их охранник у меня в комнатушке ночует, бывает, особенно сейчас, так и ему хорошо, и графине, а особливо мне спокойнее.

— Согласен, спасибо за разговор! — не став дальше чесать язык с говорливым дворником, я поднялся по лестнице наверх. Остановившись у знакомой квартиры, я прокрутил ручку дверного звонка и, услышав его заливистую трель, стал ждать. Мне открыли буквально через минуту, увидев в дверной глазок, что это я.

Открыла мне гувернантка, за спиной которой маячил довольно плотный, коренастый мужчина с повадками профессионального убийцы, он внимательно глянул на меня. Встретившись с ним глазами, мы оценили друг друга, вернее, это он меня оценил, а не я. Я ещё слишком молод, чтобы оценивать кого-то кроме женщин.

— Проходите, барон Дегтярёв, графиня вас ждёт в гостиной.

Кивнув, я начал разуваться и, получив домашние тапочки, выданные всё той же гувернанткой, прошёл вслед за ней в гостиную, а охранник, всё обо мне узнавший, прошёл на кухню. В гостиной меня ждали обе графини: и юная Женевьева, и её мать.

— Барон Дегтярёв! — приветственно сказала старшая.

— Ваше сиятельство! — поклонился я, — извините за столь наглый и неожиданный визит, но меня грызли сомнения и беспокойство: всё ли хорошо с вами и вашей дочерью.

— Вот как? — слегка приподняла брови в удивлении графиня, — а позвольте узнать, за кого из нас больше?

Я стушевался и несмело взглянул на Женевьеву, чьи глаза откровенно смеялись, а на лице застыла обычная вежливая улыбка.

— Я, право, не знаю, что вам сказать, но на улицах до сих пор стреляют, и вы были без охраны, вот я и подумал, что возможно вам окажется нужна моя помощь?

— Правильно подумали, барон, помощь нужна, и мы, две слабые женщины, как никогда в ней нуждаемся. Спасибо за то, что посетили нас, хоть и без приглашения, но мы вам искренне рады. Как вам жилось эти дни, что делали и что вообще происходит в городе? Мы боимся выходить на улицу, выходит только наш охранник Питирим, сопровождая гувернантку за покупками продуктов, и сразу идёт обратно. Сегодня весь день стреляли.

— Да, я слышал канонаду, это по баррикаде палили, кажется, правительственные войска снесли её и теперь здесь станет спокойнее.

— Дай-то Бог!

— Я охранял академию всё это время вместе с моим другом, пока он не оказался вынужден поселиться на время с семьёй родной сестры. Сейчас академию охраняют гвардейцы, и я совершенно свободен и решил зайти к вам, чтобы узнать, не нуждаетесь ли вы в помощи.

Графиня задумалась, вспоминая свой разговор с дочерью и собственное желание как можно быстрее покинуть столицу и вернуться к мужу.

— Да, помощь нам нужна, но боюсь, что вы, барон, не сможете нам её оказать.

— А что нужно, Ваше сиятельство?

— Я желаю покинуть столицу вместе с дочерью, но для этого нам необходимо добраться хотя бы до гаража, где находится наша машины, и покинуть город поездом или дирижаблем. Однако дирижабли, скорее всего, не совершают больше пассажирских перевозок, а поезда… Я смогла дозвониться до железнодорожного вокзала, и меня поставили в известность, что они уже ходят, но ещё редко. Поэтому мы хотели бы добраться до вокзала и уехать, но боюсь, что Питирим один не сможет нас защитить. Это слишком сложно, если на нас нападут несколько человек, а бандиты никогда не нападают по одному.

— Я готов помочь и сопроводить вас до вокзала, и если позволите, то и до вашего имения, а потом вернусь обратно, всё равно в ближайшее время учёба в академии не продолжится, а значит, у нас сейчас идут нештатные каникулы.

— Боюсь, что это для вас окажется тяжело и непривычно, барон, и кроме того, я не вижу у вас оружия?

— Оружие есть, — и я, распахнув китель, вынул из-за пояса один за другим оба револьвера.

— Вот как? — удивилась графиня, а у Женевьевы сразу же округлились от восторга глаза.

— Да, оба трофейные, точнее, один, второй я поменял на карабин.

— А я могу их облегчить прямо сейчас. Можно? — вдруг сказала Женевьева.

Мать недовольно посмотрела на дочь и нехотя кивнула, желая скорее отвлечь её от меня, чем озадачить подобным. Женевьева тут же подхватила один из револьверов и стала над ним колдовать, делая его легче.

— Вы хорошо владеете оружием, барон?

— Достаточно хорошо, чтобы убить десяток врагов, меня обучал имперский специалист по стрельбе.

— Интересно, хоть и жестоко так поступать.

— Мне не оставили другого выбора: либо убьют меня, либо я, и я защищал других.

— Да, эту вашу способность я знаю и понимаю. Вы и награды получили за свой подвиг?

— Да, орден Анны четвёртой степени «За храбрость» и орден «Белого орла».

Женевьева, которая уже успела быстро закончить все необходимые манипуляции с одним револьвером (её дар явно прогрессировал), и принялась за другой, сразу же насторожилась, и я в который раз убедился в том, что девушки, даже занимаясь чем-то другим, успевают слышать то, что говорят рядом с ними.

— Ты получил орден «Белого орла» из рук самого императора? — перебила она меня.

— Нет, — стушевался я, — вернее, да, получил, но не из рук императора, а из рук вашего отца, графиня, император уполномочил его вручить мне этот орден, так как мне внезапно стало плохо на вручении и…

Взгляды, которыми обменялись мать с дочерью, могли стать достойны пера любого из великих художников современности, а то и уже прошедших веков. Во взгляде матери читалось: «Я и не знала, какой, оказывается, достойный юноша», а во взгляде дочери читалось очень многое: «Нет, ты знала, но не говорила! Я знала, что он такой, а ты мне не верила!», много чего в этом взгляде имелось ещё, и не всё могло понравиться матери, но она сделала вид, что не поняла его смысл.

— … и вот, — неловко закончил я фразу, не зная, что сказать дальше, и чувствуя возникшее напряжение между графинями.

Они это тоже поняли, и оно буквально за секунду полностью исчезло, и снова на меня смотрели, как ни в чём не бывало, две пары похожих друг на друга женских глаз, только с совершенно разным выражением. Я затруднился бы ответить, что именно они обо мне сейчас думали, но скорее всего, только хорошее, по крайней мере, я на это искренне надеялся.

— И вот вы получили орден «Белого орла», — за меня досказала старшая графиня.

— Да.

— Отлично, если же император вас так отметил, то вы надёжный человек, что и доказали в прошлый раз, когда привели мою дочь домой в целости и сохранности. Я должна позвонить мужу, чтобы узнать у него, стоит ли нам пытаться возвращаться или лучше пока подождать здесь. На это требуется время, а кроме того, мне необходимо узнать, смогу ли я купить билеты на нужный нам поезд, и когда он отправляется с вокзала. Всё это требует определённых усилий и времени, и я не хочу вас отпускать одного обратно, раз вы уже столько всего для нас сделали. У вас есть кто-то, кто вас ждёт в академии?

— Нет, но…

— Я найду в нашем доме квартиру и оплачу ваше проживание, здесь имеются не только пустующие, но и те, где живут одинокие люди. В столь неспокойной и опасной ситуации найдутся те, кто не откажется сдать на пару дней одну из своих комнат человеку, который сможет их защитить с оружием в руках. Кроме того, в этом посодействует наш дворник. А если таких вдруг не окажется, то мы разместим вас у него, если вы окажетесь готовы потерпеть несколько стеснённые для себя условия.

— Я готов, — не задумываясь, ответил я, втайне надеясь, что не придётся спать в дворницкой.

— Тогда вы отдыхайте, а я направлю Питирима к дворнику и попрошу гувернантку узнать, не сдаст ли кто вам комнату на пару дней, за неё заплачу я, так что, вы можете не волноваться.

— Как вам угодно, Ваше сиятельство, я могу переночевать и в дворницкой, но желательно не больше одного раза.

— Больше не придётся, я найду, где вас разместить, а пока вы можете попить чаю с моей дочерью, она, я вижу, уже закончила работу с вашими револьверами, и у неё должен появиться просто зверский аппетит после всех манипуляций с даром.

— Да, мама, и, если можно, что-то мясное?

— Конечно, дочь, сейчас всё принесут, я пока дам указания и позвоню.

Графиня царственно встала и проследовала на кухню, а мы с Женевьевой уставились друг на друга, не в силах ничего сказать. Сейчас я смог детально рассмотреть предмет своей любви, что сидел напротив меня и крутил в руках один из моих револьверов.

— Вы уже справились?

— Да, можете убедиться в этом, — и Женевьева пододвинула ко мне оружие.

Взяв в руки первый из револьверов, я сразу ощутил, насколько он стал легче, то же самое случилось и со вторым. Теперь их вес абсолютно мне не мешал, и я даже смогу стрелять с обеих рук, нисколько не напрягаясь от их веса, да они, должно быть, и точнее стали, а то и дальнобойнее, хотя, нет, не стали.

— Вы волшебница, графиня!

— Для вас я не графиня, а Женевьева, барон. Вас я буду называть бароном, так лучше и вам, и мне. Графиня здесь моя маман, а я всего лишь её дочь.

— Я понял вас, Женевьева.

— А расскажите, как вас награждал мой отец?

— Ну, обычно, как и всех.

— А я не участвовала никогда в награждении, страшно было или интересно?

— Интересно.

— А что ещё тебе подарил император?

— Деньги.

— Много? Ой, прости, о деньгах не спрашивают.

— Десять тысяч злотых, — не стал скрывать я.

— Хорошая сумма, — в голове у Женевьевы стал складываться какой-то пазл, о котором я не имел никакого понятия.

— А дальше ты что собираешься делать?

— Учиться и служить империи.

— Кем?

— Не знаю, инженером сначала, а дальше видно.

— Ясно, — Женевьева, казалось, о чём-то задумалась, а я молча рассматривал её, пользуясь тем, что в этот момент девушка оказалась полностью погружена в свои мысли.

Наш разговор прервала гувернантка, которая вошла и стала расставлять на столе чашки, а затем принесла самовар с кипятком, и больше не уходила, не оставляя нас одних, а чуть позже подошла и сама графиня Васильева.