Конструктор живых систем: На пути к цели

Глава 7 Аудиенция

Уже приехав домой, я смог детально рассмотреть свою награду. Сабля оказалась не простой, а в ножнах с серебряной насечкой. На темляке виднелась так называемая «клюква», знак ордена Анны четвёртой степени и надпись «За храбрость».

Теперь у меня есть и медаль за спасение, и сабля за храбрость, и орден Анны четвёртой степени. Чего же боле, как говорится? Наверное, император если и решит чем-то наградить, то уже не орденом, а деньгами или своим особым расположением. Мне и этого окажется более, чем достаточно.

Оставшиеся дни до аудиенции я провёл в подготовке к новому учебному году, примерке и подгонке нового мундира, на который нацепил медаль, а также купил подвес к сабле, чтобы повесить её на ремень.

Попутно я решал накопившиеся мелкие дела и писал письма, одно из которых направил Елизавете. Не знаю, ответит или нет, но она писала, что готова встретиться возле своего музыкального училища, но сейчас каникулы и её там наверняка пока нет. Пётр обещал приехать на днях, о чём даже прислал телеграмму, а остальное не имело большого значения.

И вот наступил долгожданный день, накануне которого я уведомил телеграммой в адрес императорской канцелярии о том, что буду к назначенному сроку. Да и сама канцелярия побеспокоилась заранее и прислала ко мне курьера, чтобы узнать о моих планах, и нахожусь ли я вообще на месте. Всё же, осечек и провалов перед императором оказаться не должно, и камергер, выполняя свои обязанности, узнавал всю информацию о вызванных на приём.

К назначенному часу я стоял уже перед входом, на который мне и указали. Приехал я заранее, в новом отглаженном мундире, со всеми полученными наградами, и с наградной саблей на поясе. Приехал, сообщил о прибытии охране, охрана доложила дальше, пришёл помощник камергера и началось.

— С оружием к императору нельзя, допускаются только военные, — увидев мою саблю, категорично заявил он.

— Но я её получил из рук заместителя военного министра за боевые заслуги и у неё есть даже орден на темляке⁈

— Я вижу, но саблю придётся сдать, а на грудь повесить орденский бант вместо неё.

— У меня нет его, — потерянно сказал я.

— Найдём. Однако, с таким лицом к императору на приём идти нельзя.

Я промолчал. Пластырь я снял, открыв всему миру багровый рубец, тянущийся по щеке. Сейчас шрам приобрёл ещё более багровую окраску, изрядно уродуя лицо, и бледнеть в ближайшее время не собирался.

Я попытался его замазать мелованной пудрой, но безуспешно, он только немного побелел и по-прежнему напоминал всему миру обо всём, что со мной произошло. Однако я не считал это недостатком, о чём и сказал, в конце концов, помощнику камергера.

— Я его не уберу, он теперь всегда со мной.

— Разберёмся. Пойдёмте за мной, у нас есть в запасе ещё полтора часа, и мы сделаем всё возможное, чтобы не огорчать императора вашим суровым видом. Давайте вашу саблю, она подождёт вас пока в сейфе, так, все сюда!

На крик помощника камергера явилось ещё двое мужчин, не знаю, в каком дворцовом звании, наверное, помощники помощника, или секретари помощника, или швейцары, или ещё невесть кто. Далёк я от императорского дворца, а ещё слишком молод, да и глуп пока. Но ничего, я быстро учусь.

Эти мысли вихрем промчались в моей голове, а потом за меня взялись всерьёз, и в течение часа как только не издевались. Отобрали саблю и действительно убрали её в сейф. Поместили на грудь бант ордена святой Анны четвертой степени. Перевесили медаль за спасение, намазали какой-то мазью шрам, отчего он потерял свой багровый цвет, но стал более выпуклым, хоть и менее заметным на моём лице.

Поправили на мне мундир, навесили на него непонятный аксельбант, добавили ещё что-то для украшения, отчего я стал похож на свадебного генерала, только слишком молодого. После чего пристально оглядели и остались вполне довольными.

— Да, вот теперь можно и на приём! — ответствовал камергер, глядя на мой отутюженный мундир, на брюки с такой стрелкой, от одного взгляда на которую можно было порезаться, и на начищенные до зеркального блеска ботинки. — Хорошо! Вам, господин барон, нужно не садиться, чтобы не помяться. Выглядите просто отлично!

Я придирчиво осмотрел себя в зеркало и остался доволен. Шрам, конечно, остался заметен, но лицо перестало иметь вид обожжённого огнём, даже в глазах появилось что-то другое, менее жёсткое. В общем, я снова приобрёл вид обычного, в меру симпатичного юноши, что меня несказанно порадовало.

Однако часы показывали, что осталось всего полчаса до начала приёма, и меня провели в комнату, где ожидали аудиенции разные вельможи. Оказалось, что аудиенция назначена не только для меня, и посвящалась награждению различных государственных мужей в штатном порядке, и не в первый раз. Естественно, для меня подобное мероприятие оказалось неожиданным, и я не знал, как себя вести.

Все указания, которые мне надавал помощник камергера, сразу же вылетели у меня из головы, как только я увидел это великосветское сборище дам и государственных деятелей самого разного возраста и чинов. Дамы, надменные, холёные, стояли с благородной осанкой, придирчивым взглядом рассматривая всех вокруг, в том числе и меня. Одетые в зауженные в талии платья, сверкая золотыми украшениями с драгоценными камнями, они производили впечатление небожителей, которые в кои веки опустились на землю, чтобы порадовать простых людей.

Кавалеры, что держали их под руку или беседовали друг с другом невдалеке, не отставали от своих подруг, блистая великолепными мундирами, обильно украшенными государственными наградами и прочими регалиями принадлежности к власти. На меня каждый из них обратил внимание, но чисто из любопытства. У меня сложилось впечатление, что я внезапно для себя стал молодым беспородным псом, очутившимся среди стаи гончих, ведущих свою родословную от начала века, когда их впервые приручил человек.

Я отошёл далеко в сторону и встал под портретами исторических деятелей прошлого, где никого не оказалось, и принялся молча рассматривать картины. Тем временем придворная жизнь текла по своим, давно установленным правилам. Дамы, в сопровождении своих кавалеров, стояли или бродили по залу, встречаясь и тихо переговариваясь между собой. Через минуту обо мне все забыли и занялись друг другом.

До начала официального приёма оставалось пятнадцать минут, когда одетый в цвета императорского дворца швейцар распахнул резные огромные двери, а вышедший оттуда камергер провозгласил.

— Дамы и господа, приглашённые согласно утверждённому списку, прошу всем занять свои места!

Я выучил свой номер наизусть и знал, что буду сидеть где-то позади всех, и потому не торопился последовать указанию камергера. В актовый зал приёма первыми вошли высшие сановники, затем потянулись приглашённые рангом ниже, в числе последних зашёл и я, мимоходом увидев в толпе одно знакомое мне лицо.

Им оказался граф Васильев, которого я видел в самом начале своего обучения на торжественном приёме первокурсников в академию. Тогда на линейке он стоял одетый в гражданскую одежду, а сейчас оказался облачён в мундир генерал-губернатора. На меня он не смотрел, и вряд ли вообще меня заметил, хотя я поневоле притягивал к себе взгляды своим одиночеством, мундиром и молодостью.

Оказавшись внутри просторного зала, я уселся в самом конце, на месте, которое мне указал швейцар. Видимо, на счёт меня он получил дополнительные указания, чтобы я ни своим видом, ни своими действиями не нарушил протокол и не внёс сумятицу в его проведение.

Рядом со мной никого не оказалось, да и не все места в зале оказались заняты. Присутствующие, рассевшись, начали шушукаться между собой, обсуждая насущные проблемы и впечатления, а я стал рассматривать во все глаза убранство самого зала и тех, кого мог рассмотреть сзади, уже никого не стесняясь.

Зал поражал моё воображение своим великолепием. Потолок, возвышающийся не менее, чем на три метра, украшали прекрасные фрески, изображающие одну из битв, что имели в место в истории. Какая именно из них оказалась запечатлена на нём, я затруднялся понять, но всё выглядело очень красочно и ёмко.

Стены с большими окнами, прямоугольниками вытянутыми вверх, имели по обе стороны тяжёлые бархатные шторы тёмно-зелёного оттенка, с большими кистями внизу, касавшимися кончиками пола. На небольших и узких простенках между окнами располагались великолепные канделябры, отлитые из старой бронзы, по внешнему виду никак не меньше ста пятидесяти лет, сейчас выполнявшие сугубо декоративную роль.

В самом начале зала, там, где должен появиться император, находился большой, вырезанный из чёрного дерева трон, украшенный красный бархатом и различными символами императорской власти, сочетавший жёлтое и белое, то есть серебро и золото.

Над троном нависла тень двуглавой совы, хищно раскинувшей по обе стороны от трона свои могучие крылья из красного дерева. За троном располагался небольшой стол, с расставленными на нём различными ящиками и ящичками, в которых, по всей видимости, находились награды. Ими сейчас заведовал камергер, что сидел за ним и с важным видом оглядывал всех присутствующих в зале, словно выцеливая себе очередную жертву. Оно и немудрено, с таким-то составом.

Кроме камергера за столом сидели несколько министров, в том числе глава МИДа, военный министр, министр промышленности и министр внутренних дел. Каждый из них работал с какими-то бумагами, скорее всего, со списками награждаемых от своего министерства.

Император вошёл в малый зал приёмов минута в минуту, когда часы, висевшие на стене позади стола, показали ровно пятнадцать часов ноль-ноль минут.

— Господа! — скомандовал камергер.

Все тут же встали, включая и дам.

— Благодарю! Все⁈ — отреагировал император.

— Так точно, Ваше императорское величество! — ответствовал камергер, — за исключением тех, о ком вам было заранее доложено.

— Прошу присаживаться! — и скомандовав, император сел на трон, окидывая внимательным взором всех присутствующих.

Народу в приёмном зале находилось около сорока человек, не считая обслуживающего персонала, и я смог затеряться между ними, как я поначалу и предполагал. Скорее всего, император и не увидел меня.

— Господа! — обратился ко всем присутствующим император, — сегодня я собрал вас для того, чтобы оценить заслуги каждого по достоинству, награждая за верную службу империи. Все вы знаете, что нам объявили войну, и где-то на краю нашей империи, за десятки тысяч вёрст от нашей столицы, сейчас ведут борьбу солдаты и офицеры имперской армии, выполняя священный долг защитника Отечества. Я верю, что, несмотря на все трудности, империя победит и выйдет с честью из тех неблагоприятных условий, которые нам пытаются создать некоторые страны. Наша доблестная армия, её солдаты и офицеры покроют себя неувядаемой славой на полях сражений и смогут дать достойный отпор хоть всему миру, если он вдруг ополчится против нас. И сейчас, Я, данной мне властью, награждаю тех, кто приложил все свои силы на благо Империи и её победе над врагами!

Император прервал речь, а весь зал встал и стал молча аплодировать ему. Император кивнул, и чиновники, как по команде, стали опускаться на свои места.

— Ну, что же, господа, тогда приступим. Времени у нас мало, война идёт, а дел каждому из вас предстоит ещё очень много. Господа министры, прошу вас приступать к награждению. Первым прошу начать министра иностранных дел.

После вводных слов императора, встав вместе со всеми, я поаплодировал ему, чувствуя на своей спине взгляды гвардейцев, что стояли на страже у входных дверей позади меня, и сел обратно на своё место, когда хлопать перестали. Первым приступил к награждению по приказу императора глава МИДа. Я ни разу ещё не видел его вживую, только на фотографиях.

Император в это время сидел на троне, а министр вручал награды. Начал он с самых незначительных, а когда перешёл к более значимым, то их продолжил вручать сам император, сойдя со своего трона.

После министра иностранных дел эстафета перешла к министру промышленности, а от него к министру внутренних дел. Последним вручал награды военный министр. Мою фамилию так и не назвали, но я понимал, что просто так никто меня сюда бы не пригласил, однако ждать и догонять — подчас самое тяжёлое в жизни.

Я уже узнал про награды всех, кто собрался в этом зале, в том числе и графа Васильева — отца Женевьевы. Он, кстати, получил орден Станислава второй степени от министра промышленности. А вот меня всё не вызывали и не вызывали. Я начал нервничать, неужели меня вызовут последним⁈

Из-за переживаний у меня пересохло во рту, и я невнимательно слушал речь, касающуюся очередных награждённых, с описанием их заслуг и тому подобного. Меня бросало то в жар, то в холод, отчего моё лицо то краснело от прилива крови, то, наоборот, бледнело по обратной причине. Однако, всё и всегда приходит к своему логическому завершению. Наградив последнего названного, военный министр вопросительно посмотрел на императора.

Поймав взгляд своего министра, император неожиданно для всех улыбнулся, порывисто встал и, подойдя к небольшой кафедре из красного дерева, возле которой и вручали награды высшим сановникам империи, громко назвал мою фамилию.

— Барон Дегтярёв!

Несмотря на то, что я пребывал в глубочайшем волнении, от звука императорского голоса, назвавшего мою фамилию, я вскочил, как будто освобождённая от гнёта пружина, и застыл над своим местом.

— Вижу! Прошу ко мне!

На одеревеневших и негнущихся от страха ногах я пошёл прямо к кафедре, за которой стоял император и немигающим взглядом смотрел на меня. Проходя мимо сидящих дам и господ, я слышал за собой приглушённое шушуканье и чувствовал на себе взгляды десятков глаз, но не прекращал движение. Не дойдя до кафедры двух шагов, я остановился, как меня научили, и доложил.

— Ваше императорское величество, барон Дегтярёв прибыл по вашему распоряжению!

— Вижу, вижу! — внимательно осмотрел меня император. — Что же, судя по вашему лицу, не скажешь, что вы обычный студент-первокурсник инженерно-духовной академии. Можно сразу сказать, что вы один из первых, кто почувствовал и принял на себя удар врага. Принял и победил! За то и награда. Господа, барон Дегтярёв проявил себя в военно-полевом лагере с самой наилучшей стороны, о чём нам расскажет господин военный министр. Прошу зачитать наградной лист реляции.

Военный министр кашлянул, взял руки наградной бланк и стал его зачитывать.

— Барон Дегтярёв, находящийся на военных сборах в военно-полевом лагере, в Орловской губернии, оказался свидетелем нападения на него преступников. Не растерявшись, воспользовался своим личным оружием и вступил в бой с нападавшими, лично, по свидетельствам очевидцев, убив восемь бандитов и уничтожив их главаря. Кроме того, рискуя собственной жизнью под огнём противника, проник в здание горящего штаба части и помог выбраться из него штабс-капитану Фузакину и старшему-унтер-офицеру Апроксееву, раненым в руку и ногу и неспособным покинуть здание самостоятельно. Найдя в горевшем здании начальника сборов полковника Илларионова, тяжело к тому времени раненого, лично вынес его из горящего здания, чем спас от неминуемой гибели, после чего вступил в бой, в ходе которого получил тяжелое ранение и потерял сознание. Прибывший значительно позже на место боя его товарищ, барон Пётр фон Биттенбиндер, обнаружил всех пострадавших, оказал им первую помощь и держал оборону до прибытия помощи, за что также будет поощрён наградой военного министерства, — закончил читать наградной бланк военный министр и обратил свой взгляд на императора.

— Согласитесь, господа, весьма неординарный поступок для юноши⁈ Но барон Дегтярёв не первый раз вступает в схватку с врагом и не первый раз рискует своей жизнью, спасая других, за что уже имеет награды. Он, как первопроходец, всегда на острие атаки в деле обороны нашей империи, как многие и многие её граждане, о которых мы никогда не слышали и не знаем. Каждый выбирает свой путь: кто-то прячется, а кто-то встаёт грудью на пути тех, кто желает гибели нашей империи. Я долго думал, господа, как наградить сего достойного юношу. Личное дворянство он уже получил, наследное тоже, военное министерство вручило ему саблю с орденом Анны четвёртой степени. Казалось бы, у него всё есть, но юноша сирота, он потерял отца на войне, где тот погиб, сражаясь за империю, и потерял мать в результате покушения на Крестопольского генерал-губернатора, что стала тогда невинной жертвой. Получается, что он сирота, но с ТАКИМИ заслугами перед империей, что империя не может бросить подобных ему сражаться в одиночку против всех врагов. Поэтому я решил взять шефство над этим юношей и наградить его орденом Белого орла, чтобы подчеркнуть несомненные заслуги перед империей. А чтобы он ни в чём не нуждался и мог развивать свои навыки защитника Отечества и дальше, принял решение премировать его десятью тысячами злотых, — и император, сделав паузу, окинул всех внимательным взглядом.

Зал сразу же разразился внушительными аплодисментами. Я же стоял, ни жив, ни мёртв. Император улыбнулся и закончил свою речь неожиданными для всех словами.

— Да, и не могли бы вы, барон, показать всем нам картину того боя, который вам запомнился? Многие, я думаю, не знают широкие особенности вашего дара, у вас есть возможность продемонстрировать его, заодно и ввести присутствующих в курс дела, сделав их заочно очевидцами всего случившегося. Об этом не расскажут газеты и не покажут кино, а вот вы — сможете!

— Слушаюсь, Ваше императорское величество! — нашёл я в себе силы ответить ему и, не тратя времени, развернулся к залу. Сосредоточившись, я вызвал к памяти картину прошедшего боя. В воздухе, сначала медленно, а потом всё быстрее и ярче стало собираться изображение былой битвы во всех своих уникальных подробностях.

Император, увидев, что действо началось, отступил назад и, усевшись на трон, стал внимательно наблюдать за разворачивающейся перед его глазами красочной картиной, то же самое сделали и все присутствующие в зале.

Бой я стал показывать с самого начала, как я видел его. Первые выстрелы, первые жертвы, первые сумасбродные поступки, которые толкали меня вперёд. В зале заохали, особенно дамы, мужчины же издавали сдержанный гул, комментируя увиденное.

Момент, когда я полез на вышку и, прицелившись, стал стрелять оттуда, поразил очень многих, ведь когда тебе показывают мир, сузившийся до размеров прорези прицельного приспособления и мушки, совмещённой с ним, всё воспринимается совсем по-другому.

Внимательно смотрел и император, но молча. Не знаю, о чём он думал, но я показывал реальные события, без прикрас, всё, что зафиксировала моя память. Как вбегал в горящее здание, как выносил, надрываясь, тяжёлое тело полковника, с трудом переваливая его через низкий подоконник, как по мне стреляли, как страшно вжикали пули над головой, как гудело пламя, захлёстывая меня едким вонючим дымом. Это увидели и все присутствующие.

Последнее, что я показал — выстрел в мою сторону. Дальше наступила темнота, что появилась в моей голове, когда я потерял сознание. Я так старался, что моё сознание помутилось не только в виртуальном мире, созданном моей памятью, но и в реальном времени, так как на демонстрацию картины я израсходовал все свои силы, без остатка. Понял я это только тогда, когда, закончив демонстрировать свой реалистичный фильм, внезапно обмяк от настигшей меня слабости.

Холодный пот пробил всё моё тело, я задрожал, мне внезапно стало плохо и, покачнувшись, я шагнул вперёд, пытаясь удержать равновесие. Мои ноги стали подламываться, и первым, кто пришёл ко мне на помощь, оказался император. Вскочив со своего трона, он успел подхватить меня под руку. Дальше вмешался военный министр, который стоял всё время неподалёку, а потом подбежал один из гвардейцев и, схватив меня подмышки, сопроводил к моему месту.

— Отведите его немедленно в столовую, напоите горячим чаем с сахаром, и доктора, доктора вызовите! — скомандовал император.

К гвардейцу тотчас присоединился камергер, меня выволокли из зала, подбежал один из помощников камергера, дежурящий в коридоре, получил краткие указания, и уже вдвоём они повели меня в столовую.

Как только двери закрылись за ослабевшим юношей, император, стоя вновь за трибуной, оглядел всех и замолчал, не мешая собравшимся переговариваться друг с другом, обсуждая случившееся. Прервав затянувшуюся паузу, он прокомментировал увиденное.

— Вот так, господа, нужно защищать своё Отечество, и вот так надо показывать, когда тебя просит император! До последней капли крови и до последней йоты энергии своего дара! Берите пример с этого юноши, господа.

— Ваше императорское величество, мы же не успели вручить барону орден⁈ — тихо сказал военный министр.

— Да⁈ Действительно, не успели, — обернулся к нему Павел Пятый. — Вот так всегда с наградами, они постоянно запаздывают и часто не находят своих героев, но сейчас это дело поправимое. Поручаю вручить награду моему камергеру и… — император задумался, оглядывая сначала своих министров, а потом и всех сидящих в зале прямо перед ним. Неожиданная мысль пришла ему в голову, да такая, что позабавила его самого.

— Итак, орден у юноши есть, наградное оружие есть, деньги он получил, титул тоже, а вот положение в обществе ему завоевать будет трудно, с его корнями, да ещё и сиротством. Самое время войти в чью-то всем известную семью и сделать прилив новой героической крови в старый аристократический род. Делайте выводы, господа.

Слова императора вызывали очередной гул в зале. Павел Пятый умел удивить своих поданных неожиданными и экстравагантными приказами, но не в том смысле, что они оказывались не рациональными или пустыми, а в том, что своей неожиданностью они преследовали только одну цель — благо империи! Правда, таким, каким его понимал сам император.

— Я полагаю, что граф Васильев не против вручения ордена совместно с камергером моего двора? — неожиданно для всех обратился Павел Пятый к графу.

Граф Васильев, что в это время сидел, погружённый в свои мысли, не сразу понял, что обращаются к нему, но ему живо подсказали сидящие с обеих сторон другие сановники.

— Да, Ваше императорское величество!

— Что да, Владимир Михайлович? Да, что вы согласны или да, что вы меня внимательно слушаете?

— Ммм, — тут до графа, наконец, дошёл весь смысл сказанного, и он ответил уже, как надо.

— Я всегда рад наградить героя за подвиг!

— Вот и прекрасно! Надеюсь, что вы внимательно слушали мои слова⁈

— Так точно, Ваше императорское величество!

— Ясно, тогда я спокоен за барона. Прошу вручить ему награду именно сегодня, когда ему станет лучше. Он ещё не оправился после ранения, так что, будьте внимательны. А теперь, господа, — тут же переключился на другое император, — прошу всех на небольшой фуршет. К сожалению, пробыть на нём я смогу недолго, но в течение двадцати минут готов выслушать каждого за бокалом Крымского шампанского, камергер определит очерёдность. Прошу вас, господа! — и император встал с трона и, дождавшись, когда все поднялись с мест, приветствуя его, вышел, направившись сразу в фуршетный зал.