Конструктор живых систем: На пути к цели

Глава 14 Графиня

Пётр с Женевьевой стояли за деревом, настороженное поглядывая вокруг, завидев их издалека, я поспешил прямо к ним, сходу став вводить в курс дела.

— В общежитие то же самое, что и везде: два трупа — вахтёр и комендант, и больше никого. Бандиты разбежались, либо попрятались, что делать будем? Здесь оставаться опасно, идти тоже, нужно искать преподавателей или уходить.

Возникла секундная пауза, которую каждый из нас переживал по-своему.

— Я хочу домой и мне страшно! — сказала Женевьева, а Пётр промолчал, не зная, что ответить.

Несколько минут длилось молчание, я думал, какое принять решение, ведь впервые мне приходится брать ответственность за чью-то жизнь. До этого я отвечал целиком только за себя, и даже Петра не просил мне помочь, получалось это либо спонтанно, либо по велению его сердца, следовавшего за мной. А сейчас всё по-другому, отец говорил, что мужчиной становятся не впервые узнав женщину, а впервые взяв ответственность за неё. Наверное, это так.

Чтобы оттянуть время принятия решения, я начал доставать из саквояжа патроны и еду, раздавая их Женевьеве и Петру. Каждый взял кусок хлеба и сыра, которые я выгреб из наших запасов, и мы принялись есть, заедая переживания и восполняя запас энергии. Даже Женевьева не отказалась от наших скромных припасов.

— Странно, что сюда не приехала полиция до сих пор, — внезапно сказал Пётр, — и вообще, уже столько времени прошло, а никого даже не ловят.

— Пока мы тебя ждали, Фёдор, я слышала, как издалека прогремели выстрелы. Значит, напали не только на академию, — выразила своё предположение и Женевьева.

— Да, точно! А ещё я не видел извозчиков.

— Идёмте, — решился я, — Пётр, ты согласен отвезти Женевьеву вместе со мной?

— Конечно, согласен, идём!

— Федя, а ты так и пойдёшь с карабином? — неожиданно перешла на ты Женевьева, видимо, в благодарность за согласие рискнуть ради неё своей жизнью.

— Да, он может пригодиться, и лучше уж с ним, чем без него. Карабин — это не револьвер, он надежнее и точнее, — счёл я нужным пояснить девушке. Женевьева покивала, и я понял, что ей, собственно, всё равно, главное — безопасность.

Пройдя по пустынной аллее, мы вышли через ворота, возле которых также никого не оказалось. Казалось, академия вымерла или замерла, кто-то спрятался, кто мог воевать, тот занял оборону, основная же масса студентов и сотрудников всеми способами и путями уже её покинула, спасаясь от ранения или вероятной гибели.

Оказавшись за воротами, мы не обнаружили ни одного извозчика, они словно исчезли, лишь несколько раз промчались мимо автомобили самых разных модификаций, и всё на этом. Редкие прохожие жались к стенам здания и шли торопливо, не понимая, что происходит. На нас, вооружённых пистолетами и карабином, они смотрели с откровенной опаской, не зная, чего от нас ожидать. Конных экипажей нигде не наблюдалось, их как будто ветром сдуло, когда начались выстрелы.

— Придётся идти пешком, — выразил я общее мнение.

— Хорошо, что я не в платье, а юбке-брюках, и туфли надела старые и удобные.

— А что хорошего в старых туфлях? — удивился Пётр.

— В них ноги не натираются и идти легче, особенно, если долго.

— А где твой охранник? — внезапно вспомнил я.

— Не знаю, он должен за мной зайти только через два часа, наверное, уехал и ещё не вернулся.

— Понятно, тогда идёмте пешком, — пожал я плечами, — ты далеко, Женевьева, живёшь?

— Я вам с Петром разрешаю называть меня Женей, так быстрее и проще. Не очень далеко, я не ходила пешком, но папа решил купить мне квартиру недалеко от академии, а ещё меня в ней ждёт моя мама.

— Она у тебя здесь?

— Да, она решила пожить со мной несколько месяцев, чтобы отговорить меня от учёбы, и чтобы я приняла решение вернуться домой.

— Да, и я начинаю её понимать, — сказал Пётр.

— Я тоже, — согласился с ним я.

Женевьева тактично промолчала, и мы втроём направились к её дому. Улица, тянувшаяся от академии, тоже оказалась пуста, и также редко по ней проезжали локомобили, автомобили и эфиромобили. Да мы и сами их стали немного бояться: кто в них едет, что у него в голове и как станет действовать — неизвестно. Получается, уравнение с тремя неизвестными.

Хорошо, что квартира Женевьевы действительно располагалась недалеко, и мы дошли до нужного дома всего за двадцать пять минут. Иногда мы слышали выстрелы, раздающиеся издалека, однажды даже прогремела пулемётная очередь.

В это время в небе мелькнул огромный, судя по виду, гражданский дирижабль, по которому стали стрелять снизу, отчего он вдруг ненадолго завис, а затем, продолжая движение, ярко запылал огнём, что издалека стало видно буквально отовсюду. Он ещё успел пролететь некоторое расстояние, а затем резко пошёл вниз, скрывшись из вида. Через несколько секунд до нас донёсся глухой грохот взрыва.

— Кажется, всё совсем плохо, — выразил общее мнение Пётр.

— Скорее всего, очень плохо, но мы уже почти дошли.

Возле дома, где жила Женевьева, никого не оказалось, а зайдя в парадное, мы обнаружили лишь насмерть перепуганного дворника, у которого из оружия имелся только здоровенный нож да полицейский свисток с метлой. Он и вышел к нам только потому, что узнал Женевьеву, которая шла свободно в нашем сопровождении, а не под конвоем. Карабин я закинул себе за спину, и он не сразу бросался в глаза, по крайней мере, издалека его трудно разглядеть.

— Графиня Васильева дома? — спросила Женевьева у дворника.

— Дома и она, и прислуга вся, все сидят по квартирам и носа не выказывают, окромя тех, что на работе, но остальные вечером вернутся. А на улице, что творится, ужас прямо!

— Не бойтесь, мои сокурсники вооружены и помогут вам, зовите нас сразу, если увидите кого-то с оружием из анархистов или непонятных людей.

— Спасибочки, Ваше сиятельство, спасибочки, обязательно обращусь, а то у меня семья со мною живёт, так что будет с ними, не знаю. Я же дворник, меня первого увидят, ежели придут сюда.

— Всё будет хорошо, — философски заявила Женевьева и, кивнув, зашагала дальше. В лифт мы не стали заходить, а быстро поднялись на третий этаж, где и находилась квартира Женевьевы. Она вдавила кнопку электрического звонка, тот издал мелодичную трель, и к глазку через несколько секунд кто-то приник, молча нас разглядывая. Так продолжалось еще несколько секунд, кажется, разглядывала нас прислуга, вскоре оповестившая графиню.

— Женевьева! — послушался из-за двери голос матери.

— Да, мама, это я.

Дверь щёлкнула замком и открылась во всю ширину, явив перед ними образ старшей графини, на лице которой читались самые разные эмоции.

— Женевьева! А кто это с тобой⁈

— Бароны Дегтярёв и фон Биттенбиндер.

— Вижу, узнала, проходите.

Графиня сделал шаг в сторону, в квартиру сначала проскользнула Женевьева, а следом за ней зашли и мы с Петром. Дверь за нами тут же защёлкнулась, а гувернантка накинула ещё дополнительно и цепочку, как будто это могло спасти от взлома вооружённых людей. Войдя внутрь, я первым делом снял с себя карабин и аккуратно поставил его в угол возле двери, что вызвало испуганный взгляд у гувернантки.

— Он на предохранителе, сам не выстрелит. Не трогайте его, пусть себе стоит, мы скоро уйдём и заберём его, — пояснил я ей.

Пётр тем временем снял ботинки, получил тапочки, и его пригласили в гостиную, а вслед за ним вошёл и я. За большим, красивым столом, накрытым белой скатертью, уже сидела Женевьева, а рядом с ней лежал мой браунинг. Войдя, мы успели услышать разговор, что состоялся между матерью и дочерью.

Конечно, графиня изрядно сдерживалась при посторонних, но появление дочери в такой компании, да ещё с оружием в руках, вызвало у неё много вопросов, да и сама обстановка не располагала к спокойному общению.

— Что случилось, дорогая, и почему ты пришла с пистолетом? Чей он вообще?

— На академию напали анархисты, маман, они убили всю охрану.

— А где твой охранник?

— Не знаю, я его не видела, он проводил меня до академии, а потом ушёл. Кажется, он подходит к концу занятий, чтобы сопроводить меня до машины и в ней до нашей квартиры.

Графиня взглянула на большие настенные часы, до окончания занятий оставалось ещё полтора часа, и машина, что стояла в гараже, и охранник, который, скорее всего, находился вместе с водителем, ещё даже не собирались, или уже ехали, если поняли, что в городе творится что-то неладное. Из окна иногда доносилась глухая канонада, где-то шёл бой, и это откровенно пугало графиню.

А тут заявляется дочь, вооружённая пистолетом, да ещё в сопровождении двух своих однокашников, и один из них, конечно же, Дегтярёв! Барон… Дегтярёв. Другой же, его лепший друг фон барон, как бишь, его фамилия⁈ М-да, хороша компашка, ей бы в её возрасте подобные приключения, ох, она бы…

Все эти мысли промелькнули в голове у графини, отчего она даже невольно вспомнила сюжет сказки «Снежная королева» Андерсона. Как раз дочь ей сейчас напоминала маленькую разбойницу, лихо владеющую пистолетом. Раскрасневшаяся, голубые глаза пылают торжеством, с маленькой долей испуга, рыжеватые локоны выбились из-под шляпки и торчат во все стороны, словно она не бежала, а ползала где-то. Да и юбка дочери действительно имела какие-то подозрительные пятна на ногах, как будто от пыли или грязи.

Сплошные вопросы теснились в голове у Натальи Васильевой, в одном она только имела полную уверенность: её дочь вела себя более, чем достойно, несмотря на пугающие обстоятельства. Это читалось как в её глазах и поведении, так и в глазах обоих юношей, что с уважением и, можно сказать, обожанием поглядывали на неё. Однако, пора бы и получить ответы на все возникшие вопросы.

— Рассказывай, как всё происходило, Женевьева, а юноши пока могут пойти умыться и попить чаю на кухне. Гертруда! Сопроводите, пожалуйста, баронов на кухню, напоите их чаем и булочками с изюмом.

— Слушаюсь! — коротко ответила названная гувернантка и увела обоих юношей с собой, да они и не сопротивлялись, скорее, обрадовались.

— Я тоже есть хочу! — поджала губы Женевьева.

— Гертруда!

Услышав, что её опять зовут, женщина мигом вернулась.

— Прошу тебя, принеси что-нибудь поесть и Женевьеве, она проголодалась.

— Сию минуту, Ваше сиятельство! — и гувернантка побежала на кухню, чтобы через пару минут принести большую чашку молока и купленные утром свежие баранки, плюс ко всему тарелку с тонко порезанным сыром и эстляндской колбасой.

Женевьева уже начала свой рассказ, прервавшись только для того, чтобы перекусить, и даже, жуя баранки и проглатывая кусок за куском сыр и колбасу, она умудрялась отвечать на вопросы, с жаром пересказывая весь тот ужас и шок, который она испытала в ходе неожиданно возникших приключений. Графиня даже не стала делать ей замечание за то, что она рассказывала с набитым ртом, тут уж не до правил этикета, слушая дочь, она сама проникалась ужасом положения, в котором та невольно очутилась.

Самые разные мысли теснились в голове графини: сначала она решила, что во всём виноват Дегтярёв, со своей поистине маниакальной способностью притягивать к себе неприятности, теперь уже не только к себе, а даже к академии и её дочери. Хотя, конечно, это глупости, но настораживающие. Однако вслух графиня ничего не сказала, только мимоходом подумала, что видимо, это и впрямь судьба.

Не просто так же они тогда повстречали этого самого Дегтярёва в поезде? И Женевьева с ним познакомилась, да и самому юноше можно и завидовать, и удивляться, а то и ужасаться, как он смог столько всего пережить за столь короткое время, и вот теперь новое испытание, хотя, кому как, вот им с дочерью уж точно, а Дегтярёву⁈ А что Дегтярёву? Ему привычно! Эта мысль странным образом успокоила графиню, раз уж тот появился в их доме по приглашению дочери, одновременно спасая её, то так тому и быть. Не иначе, само провидение толкает его к ним в дом.

Разные бывают в жизни люди, у некоторых судьбы настолько переплетаются с судьбой той страны, где они живут, что они подчас имеют возможность определять её дальнейшую историю. Однако графиню интересовала, прежде всего, судьба её семьи, а потом и всё остальное. Она понимала, что для её мужа, как мужчины, на первом месте стояли интересы империи, а потом уже семьи, а вот для неё, наоборот, сначала семья, а потом империя.

Однако невнятный, но очень эмоциональный рассказ дочери потряс её, а те картины, что она видела и слышала из окна, напугали ещё сильнее. Зря они разрешили вернуться дочери и продолжить учёбу в академию, и она бы сейчас тоже здесь не оказалась, а сидела в гостиной в их доме и спокойно читала очередной приключенческий роман или дамскую газету. А все страшные перипетии последних новостей узнавала только из вчерашних газет. Увы, дочь со своей настойчивостью к инженерным знаниям перечеркнула все планы.

— Кто на вас напал, и как это вообще возможно?

— Анархисты. Не знаю, напали и всё. Начали стрелять в коридоре, чтобы напугать, а Федя вскочил, выхватил браунинг и выбежал в коридор.

«Идиот!» — подумала графиня, но промолчала.

— А дальше?

— А дальше он убил этих двоих из вот этого самого браунинга, — и Женевьева ткнула пальчиком в лежащий на краю стола пистолет.

«Боже! Он ещё и жесток, и решителен!» — графиню посетила новая мысль, которую она опять вслух не высказала.

— Я его изменила с помощью своего дара, он стал намного легче.

— А почему он у тебя тогда, а не у Дегтярёва? — осторожно спросила шокированная «Федей» и его действиями графиня.

— Он мне отдал его, чтобы я защищалась, пока он отсутствовал.

— Куда он уходил?

— Искать других преступников и освобождать остальных.

— Понятно, — протянула графиня, не зная, что и думать о подобном альтруизме. Впрочем, юноша молод, горяч, кроме того, он полный сирота и отчёт в своих действиях отдаёт только себе, такого обуздать более, чем тяжело.

Графиня с изрядным сомнением окинула взглядом дочь. Справится ли Женевьева с ним, если вдруг судьба всё же станет благоволить ему? Хотя, она умна, красива, очень хорошо знает, чего хочет, только такой и стоит препоручать этого, гм… Федю, может и выйдет из него толк, но не сразу. Хотя, лучше заняться им, как можно раньше, пока не стало слишком поздно, потому как учить и приучать — это абсолютно разные вещи.

Выслушав дочь, графиня потянулась к пистолету и, взяв его в руки, начала рассматривать. По весу он действительно оказался очень лёгким, просто чрезвычайно лёгким, особенно если судить по его размерам и понимать, что это не игрушка, а самое настоящее боевое оружие.

— Кошмар, что творится, надеюсь, что всё успокоится, — сказала графиня вслух.

— Да, я тоже, мама, надеюсь, а то всё, что я видела — это просто ужасно. Фёдор молодец, он застрелил двоих прямо в коридоре, иначе бы они убили всех нас. Но они лежали, а под ними расплывалась лужа крови, а потом я видела убитых студентов и преподавателей, но мы нигде не останавливались, Фёдор заходил в общежитие и сказал, что вахтёра и коменданта убили. А я так боялась, не знаю, что со мною стало, если бы не он.

— Надо срочно позвонить и рассказать о том, что произошло в академии, — вдруг спохватилась графиня и, не теряя времени, бросилась к настенному телефону. Однако, схватив его трубку, она не услышала ответа телефонистки, соединение прервалось почти сразу же. И вот тут графиня внезапно осознала, что ни академия, ни, тем более, барон тут абсолютно не при чём. Случилось нечто страшное, иначе бы телефон не молчал.

В это время стекла в гостиной вздрогнули от сильного взрыва. Все бросились к ним, графиня — в зале, а оба барона, что допивали чай, приникли к окнам столовой. Женевьева осталась сидеть за столом, только сильно вздрогнула.

За окном ничего толком рассмотреть не удалось, лишь откуда-то поднимался вверх чёрный столб дыма. Совсем близко громко затрещали хрусткие выстрелы винтовок, их перебила внезапная трель станкового пулемёта, и всё резко оборвалось.

— Господа, прошу вас подойти ко мне! — распорядилась графиня, и буквально тут же оба барона оказались в гостиной.

— Я выслушала рассказ моей дочери и теперь хотела бы узнать, что вы думаете по этому поводу?

Васильева посмотрела сначала на фон Биттенбиндера, потом на Дегтярёва, не понимая, кто из них являлся ведомым, а кто заводилой. Ответил Дегтярёв, расставив все точки над i.

— Я думаю, что напали не только на академию, но и на другие правительственные учреждения. Не исключено, что поднято восстание, больше ничего предположить нельзя.

— А может, это что-то локальное?

— Не знаю, Ваша светлость, но мы видели падающий дирижабль и слышали отдалённые взрывы, к тому же, стрельба из пулемётов не ведётся просто так по бандитам и отдельным грабителям, налицо попытка государственного переворота или чего-то, очень на то похожего. А цинизм, с которым на нас напали, только подтверждает мою версию. Возможно, нападение на академию стало отвлекающим манёвром, чтобы запутать силы полиции, но мы их так и не дождались, поэтому я не знаю, что произошло, и что произойдёт дальше.

— Ох, ничего не понятно, что же, остаётся только ждать. Телефонная станция не работает, я пыталась позвонить мужу в Новгород, но телефонистка мне не ответила.

— Ничего себе! — вырвалось у Биттенбиндера, — значит, всё-таки восстание.

— Тогда нам пора идти, прошу нас извинить, Ваше сиятельство, но нам нужно вернуться в общежитие и помочь там полиции или администрации академии. Я выполнял просьбу вашей дочери по доставке её вам, и долг свой выполнил. Она в надёжных руках, но обстановка в городе не позволяет нам находиться дальше у вас в гостях, а кроме того, я бы настоятельно советовал вам воздержаться от желания покидать квартиру без охраны. Это просто опасно, а нам пора.

Графиня встала, гордо выпрямила голову, глядя на неё, встала и Женевьева.

— Барон, я благодарна вам и вашему другу за спасение дочери, вы всегда желанный гость у нас в семье.

— Это мой долг перед моей одногруппницей и просто моральный долг защитника, — ответил я ей.

— Хорошо сказано, и когда всё немного прояснится, я приглашу вас к нам. И заберите пистолет, она нам не нужен.

— Простите, графиня, но в данный момент я не заберу его по двум причинам. Он вам нужен для самообороны, если на вас кто-то вдруг нападёт, а охрана так и не появится. Кроме того, ваша дочь смогла с помощью своего дара изрядно облегчить его, тем самым сделав оружие нестандартным, и теперь он больше подходит к женской руке, чем к моей. Он точен и уже не тяжёл, поэтому вам он пока нужнее и, если вы не против, это мой подарок вашей дочери.

Графиня внимательно посмотрела на меня, как будто видела впервые, хотя на самом деле она видела меня если не в третий раз, то во второй точно. Женевьева же, услышав мои слова, начала улыбаться, робко при этом поглядывая на мать.

— У меня и кобура на него есть, вот она, — я распахнул китель и показал наплечную кобуру. — Очень удобная.

— Она не подходит дамам, — улыбнулась графиня.

— Да, действительно, прошу меня извинить, Ваше сиятельство.

— Впрочем, любая кобура, даже поясная, не подходит дамам, наш удел дарить жизнь, а не отнимать её. Вам не за что извиняться, спасибо, что спасли мою дочь. Графы Васильевы никогда не остаются в долгу!

— Всегда к вашим услугам, Ваше сиятельство, но нам действительно пора.

— Хорошо, ступайте. И покажите, как обращаться с пистолетом, вдруг Женевьева забыла, а я хоть уже и не молодая женщина, но запомню легко.

Я кивнул и, шагнув к столу, взял лёгкий браунинг, мигом разобрал его, показал, как досылать первый патрон в патронник, как его разряжать, как вынимать и вставлять новую обойму, как целиться и ставить на предохранитель.

— Спасибо, теперь всё понятно.

— Рад помочь.

— Подождите, возьмите с собой немного денег.

— У нас есть, мы уже уходим, Ваше сиятельство, — и, сделав лёгкий наклон головы, я собрался развернуться, когда графиня вдруг посмотрела на Женевьеву, и та, будто очнувшись, быстро протянула мне руку для поцелуя. Получилось несколько сумбурно, но я этого и не понял, главное, что…

Взяв в руки её нежную ладонь, я быстро приложился к ней губами и повернулся, чтобы уйти, то же самое сделал и Пётр, так как это дань уважения нам обоим. Провожать нас в коридор вышла прислуга, я забрал карабин, и вот мы уже вновь на лестнице. Громко щёлкнул дверной замок, и мы, не сговариваясь, зашагали вниз, опять не став вызывать лифт.

Спустившись на первый этаж, прошли в парадное, постучались к дворнику. Он долгое время не открывал, пока мы несколько раз ему не сказали, кто мы и к кому заходили, только тогда он провернул замок на двери.

— Никто не приходил с оружием? — поинтересовались мы у него.

— Нет, и вы уходите, не будет никого с оружием и хорошо, и спокойнее, а мы пересидим, а то ни полиции, ни военных, никого, трое пробежали с револьверами, кто такие — не знаю, а и знать не хочу. Слава тебе, Господи! — мимо нас прошли и потерялись. Я их из окна увидел, а нашего городового и не видать, да и что он один сделает, если супротив него трое окажутся, а то и четверо, да с оружием⁈

— Мы уходим, юную графиню доставили матери, с рук на руки.

— А сами-то куда пойдёте?

— В академию вернёмся, нам ещё там нужно разбираться и помогать. У нас есть убитые.

— Свят, свят, свят! — начал креститься дворник, — ну, вы идите, идите, — и он захлопнул дверь.

Переглянувшись, мы шагнули к выходу. Улица на первый взгляд казалась пустынной, что неудивительно. Время уже близилось к пяти вечера, ещё чуть-чуть и спустятся сумерки. Идти обратно не близко, но мы уже не были стеснены девушкой и потому шли быстро, а я даже не стал таиться и держал карабин в руках, а не на плече. Однако воспользоваться им так и не пришлось, когда тени стали удлиняться, мы дошли до академии.