Конструктор живых систем: На пути к цели

Глава 16 Марта

Обратный путь от дома Женевьевы мы преодолели хоть и быстро, но с большой осторожностью. На нас никто не рискнул напасть, мы видели издалека пару подозрительных человек, но то ли у нас вид решительный оказался, то ли им вообще не по пути с нами, или ещё что, но опасные приключения в этот раз обошли нас стороной. А вот придя в общежитие, нам пришлось заняться крайне неприятным делом: разбираться с трупами да с некоторыми сокурсниками, иногда ведущими себя не совсем адекватно.

Тело Ерофеича, коменданта, мы нашли на том же самом месте, где его и убили, хорошо, что к этому времени подошли преподаватели, вместе с которыми мы и перенесли труп. Чуть позже пробились к академии и полицейские. Почти всем раненым уже оказывали помощь, а тела убитых перенесли в одну из лабораторий.

За всеми этими скорбными делами нас застала ночь, а ещё предстояло очистить от разрушений этажи общежития, но перед тем как идти отдыхать, нужно выставить круглосуточную охрану. Отрываться на ужин возможности не оказалось, хорошо, что еду нам принесли из столовой. Наша с Петром очередность в дежурстве пришлась под утро, и в четыре часа, усевшись возле закрытого на внутренний засов входа, я внимательно смотрел в окна и прислушивался ко всем звукам, как снаружи, так и внутри здания.

Сильно хотелось спать, но доносившиеся иногда издалека выстрелы мгновенно разгоняли предутреннюю дремоту. Город погрузился во тьму, даже фонари уличные не горели. С первого этажа я не мог увидеть отсветы огней баррикад, которые, как мы знали, стали возводить восставшие рабочие и матросы.

Не знаю насчёт рабочих, но матросы там явно находились, или люди, переодетые в матросскую форму, так об этом рассказали пришедшие из города. Многие студенты, убежавшие из академии и увидевшие, что происходит на улицах, решили не ночевать на съемных квартирах, а остаться в общежитии. Даже некоторые преподаватели, особенно из числа неженатых, решили переночевать на территории академии, а кто-то даже рискнул привезти сюда и семьи.

Утром нас сменили, и я сразу отправился спать. Пётр пытался узнать какие-то новости, но сдался и решил тоже отдохнуть. А перед обедом положение дел в столице ухудшилось, ректор академии собрал всех преподавателей и объявил, что им необходимо довести до всех студентов информацию о том, что временно, примерно на неделю, все занятия прекращаются, а сама академия будет взята под охрану. Всем студентам, из числа не местных, следует заселиться в общежитие или в один из учебных корпусов и находиться там до прояснения ситуации.

Вскоре академию действительно взяли под охрану. В обед прилетели два военных дирижабля и, зависнув, оставили десант из пятидесяти гвардейцев, которые сразу же рассосредоточились по всей территории учебного заведения. С этого момента мы стали заниматься своими делами, а не патрулировать пределы академии.

— Что будем делать, Пётр?

— Не знаю, здесь пока все понятно, но чего ждать дальше?

— А я бы сходил к Женевьеве.

— Нет, думаю, не стоит, давай сходим к моей сестре, узнаем, как у неё дела?

— Давай, хотя это и не лучшее решение.

— Нужно сходить, заодно купим продуктов и себе, и им.

Продукты у нас заканчивались, поэтому мысль мне показалась дельной, да и вообще, хотелось прогуляться по Павлограду из-за духа авантюризма, а также подмывало проверить, как обстояли дела в других частях города. А ещё мне закралась в голову мысль навестить Елизавету в музыкальном училище. Можно и домой к ней сходить, но после явно потеплевших отношений с Женевьевой это выглядело нелепо.

— Я карабин не стану брать, уж больно он заметный.

— Да, обойдёмся пистолетами.

— Обойдёмся, но мне теперь новый браунинг покупать придётся.

— Обожди, графиня тебе что сказала? Графы Васильевы в долгу не остаются! Купят они тебе оружие, да ещё и непростое, помяни моё слово, ты дочери её вручил пистолет, подарил, то есть, и она отдарится. Да и вообще, тебе крупно повезло, Федя, если бы не присутствие матери, то Женевьева тебе не ручку протянула, а щёчку подставила.

— Сомневаюсь, ей наоборот, мать намёком дала понять, чтобы она поднялась и руку протянула.

— Возможно, или она просто растерялась и не решилась при матери тебе оказать любезность и знак внимания, она же вся в предрассудках своих сословных. Ты хоть и барон сейчас, и дворянин, причём даже не личный, а имеешь право передавать свой титул детям, но до графа тебе ещё очень далеко.

— Я знаю, Петя, и уже мозоль на языке набил, обсуждая с тобой эту тему. Да, я люблю молодую графиню, и очень сильно, если так можно выразиться, и поэтому я делаю для неё всё, что могу, в надежде когда-нибудь заполучить её себе в жёны. Ты это прекрасно знаешь и понимаешь, и помогаешь мне, за что я тебе благодарен.

Пётр, не ожидавший от меня такой честной тирады, стушевался, но поняв, что я говорю искренне, усмехнулся.

— Только русские позволяют себе мечтать и пытаются достигнуть своей мечты, мы, тевтонцы, более приземлённые в любви, хотя и более романтичные. Что же, честность за честность. Мне тоже нравится Женевьева, не могу сказать, что люблю её, но не отказался бы на ней жениться. Это огромные перспективы для меня лично, а не для неё, поэтому я и сознаю, что это невозможно. Я сразу понял это или почти сразу, когда увидел её в первый раз. Ничего у нас с ней не получится, как ни старайся, хоть богатым я оказался бы, хоть известным, а вот у тебя нет никаких препятствий в любви, ты вообще никаких усилий к тому не прилагаешь, а всё у тебя само выходит. Это знак, и это судьба. Я бы хотел сначала назвать про себя подобное удачей, но, поразмыслив, понял, что дело не в ней, дело в судьбе, кому предназначено любить того, кто изначально недосягаем, тот исполнит своё предназначение. Скажу тебе честно, Фёдор, я не уверен, что у тебя получится, совсем не уверен, но искренне обрадуюсь, если ошибусь.

Я слушал своего друга и тихо удивлялся, обычно спокойный и внешне невозмутимый Пётр, который с трудом разделял мои порывы и приключения, но всегда принимал в них посильное участие, никогда не останавливаясь на полпути, сейчас оказался необычно откровенен.

Наверное, тому оказались причиной прошедшие события, и что я сразу согласился его сопровождать, в ответ на его помощь, да и вообще, постепенно наша дружба стала такой крепкой, что мы готовы пожертвовать друг за друга жизнью, как бы пафосно это не звучало. Да и различные происшествия с нами уже не раз и не два на то указывали довольно жирными намёками. И по-другому никак, слишком много пережито вдвоём, некоторым и за всю жизнь столько приключений не перепало, как нам с Петром за короткий промежуток.

— Спасибо, друг, тебе за откровенность. Я даже не ожидал, поэтому спасибо!

— Ты честный, Федя, и я такой же, мы не должны ничего скрывать друг от друга, кроме того, что не нужно знать никому из людей, у каждого есть право на свой скелет в шкафу, как говорит мой дядя Фридрих. Он ещё утверждает, что если у кого-то нет такого скелета, то он либо врёт, либо очень хорошо его прячет. А нам с тобой пока нечего делить и прятать, каждый из нас пойдёт своей дорогой, и каждый найдёт своего скелета самостоятельно, не в ущерб другому.

Я только помотал головой, не зная, что и ответить. Пётр во всём прав, и в то же время не прав, нет у меня от него скелетов в шкафу, хотя я и не рассказал ему ни про орден Белого орла, ни про величину премий. А может, это и есть «скелет в шкафу?»

— Я согласен с тобой, Пётр. Спасибо тебе за откровенность! — и я протянул ему руку. Пётр крепко пожал протянутую ладонь и, подавшись душевному порыву, мы крепко обнялись.

— Ну что, идём узнавать про твою сестру?

— Да, только действительно, карабин не надо брать. Оставь его тут.

— А если на нас нападут?

— Будем отбиваться пистолетами.

На том мы и порешили и, взяв оружие с большим запасом патронов, которые тоже настало время пополнить, и сумки для продуктов, мы двинулись в город, благо часы ещё показывали только два часа пополудни.

Не успели мы пройти пару улиц, как заметили, что впереди движение перегорожено, присмотревшись, мы заметили баррикаду, на которой кто-то находился. Не став разбираться, кто там и что происходит, мы свернули в ближайший проулок. Нам стало понятно, почему на протяжении всего пути следования мы не заметили ни одного извозчика, а из машин проезжали лишь военные, да и тех мы видели всего одну и вдалеке.

Перед выходом из академии мы с Петром переоделись в гражданское платье, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, в том числе и анархистов, на которых любой мундир действует похлеще красной тряпки для быка. Оружие у нас в руках тоже не «светилось», Пётр свой маузер спрятал в сумку, а я револьвер просто засунул за пояс, что позволяли сделать его не слишком большие размеры.

Нас интересовали продовольственные точки, но те, что нам попадались и о которых мы знали, не работали. Да и вообще, почти все магазины оказались закрыты самым волшебным образом. Если на дверях не висел огромный амбарный замок с табличкой «Закрыто», то они были заперты изнутри на засов. В этом случае имелись различные вариации: с табличкой или без неё, со ставнями или без, с людьми внутри или без. В общем, плохо дело, и чем ближе к центру, тем оказывалось хуже.

Добираться до родственников Петра пешком оказалось очень долго, и всё благодаря вездесущим баррикадам, которые соорудили почти на каждой крупной улице, и заняли на них оборону. В одном месте даже шёл бой, я хотел было подойти поближе, но Пётр молча схватил меня за рукав и потащил в противоположную сторону.

— Тебе жить надоело? Ты думай о Женевьеве, ты ей нужен не мёртвый, а живой, да и не только о ней стоит думать. А если полезешь на баррикаду, то тут всё, ничего тебе не поможет, ни дар, ни револьвер твой. Ты же видел, там винтовки торчат, да и пулемёт наверняка есть или что-нибудь подобное, не говоря уже о гранатах. Таким людям всё равно в кого стрелять, лишь бы стрелять.

— Ну, я подумал и…

— Петя, хватит думать, мы идём к моей сестре, идти далеко, зря я тебя позвал, надо было самому идти или вовсе оставаться на месте.

— Не зря, один бы ты не дошёл, а вдвоём обязательно дойдём, да и продуктов купить нужно, твоя сестра живёт дальше от центра, чем мы, и у них, скорее всего, спокойнее, чем у нас окажется.

— Да понял я, понял. Идём.

Мы вышли из академии, как я уже упоминал, около двух часов дня, а дошли до дома сестры Петра почти в пять вечера. Сестра вместе с мужем и двумя детьми оказалась дома и изрядно обрадовалась нашему приходу.

— Марта, как вы с Альбертом, как дети? — с порога начал спрашивать Пётр.

— Ох, Петер, мы все дома, Альберт пришёл сам не свой, на улицах ужас что творится, дети дома, мы дрожим от страха.

— Марта, перестань, не нагнетай. Я не боюсь, и у меня есть револьвер, — перебил её муж Альберт.

Мы с Петром не сомневались в этом, хотя невольно и взглянули на оружие, что достал из огромного комода Альберт. Им оказался Смит — и — Вессон последней модели и внушительных размеров. Альберт и раньше не создавал впечатление слабака или труса, а с револьвером в руках и вовсе смахивал на матёрого убийцу, вкупе с короткими, воинственно закрученными вверх усами.

— Да, но у нас малолетние дети, ты о них подумал? А если тебя убьют?

— Подожди, Марта, ты только что сказала, что мы дрожим от страха, но это не так. Я готов с оружием в руках защищать мою семью, но ты тут же заявляешь мне, своему младшему брату, и его другу о том, что это опасно?

— Да, и вообще, я всегда права!

— Конечно, это опасно, но ведь, стоя на коленях, ещё никто не вымолил у революционеров пощады. Ты читала историю Парижской коммуны?

— Читала.

— И что ты полезного для себя оттуда взяла?

— Альберт, перестань. Ты храбрый, за что я тебя и люблю, но и безрассудный, что меня пугает, поэтому я всегда считаю своим долгом предупредить тебя об осторожности.

Альберт только хмыкнул на эти слова, затем пожал плечами и, аккуратно разрядив револьвер, положил его обратно в коробку, которую убрал в средний ящик комода, закрыв его на внутренний замок.

— Я рад, Марта, что у вас всё хорошо, а вот на нашу академию напали, — сообщил Пётр, когда перепалка между его сестрой и её мужем оказалась исчерпана. Воспользовавшись их вниманием, он стал в подробностях обо всём рассказывать.

— Мы вообще хотели прийти к вам и принести продуктов, но все продуктовые магазины оказались закрыты.

— Да⁈ Слава Богу! У нас есть запас, и Альберт смог ещё купить сегодня днём, его отпустили с работы, да и всех отпустили. А вы же голодные, мальчики! — вдруг спохватилась Марта, — я-то и не думаю об этом, а вы продуктов даже не купили! — и, шикнув на любопытных сыновей, что, открыв рты и уши, с жадностью прислушивались к разговорам старших, она пошла на кухню.

Вскоре мы уже ели вкусный гороховый суп с копчёными свиными рёбрышками. С нами вместе сели ужинать и Альберт с женой, а по окончании ужина он стал с нами обсуждать дальнейшие планы.

— Я покажу вам рядом продуктовую лавку, её хозяин мой хороший друг, тоже тевтонец, он откроет, и вы купите всё, что вам нужно, но скоро стемнеет, и я не советовал бы вам идти в ночь обратно. Это слишком опасно.

— Нет-нет, Петер, я никуда не отпущу, ни тебя, ни твоего друга. Будете ночевать с нами. И нам спокойнее, ведь дома станут находиться целых трое мужчин, и все с револьверами, и вы сможете спокойно отдохнуть. Семей у вас нет, девицы ваши вам ещё не принадлежат, да и вы не знаете, где их искать, и вообще, сейчас это бесполезно.

Пётр скорчил недовольную гримасу, я же невольно опять вспомнил Елизавету. Интересно, как она переживает сегодняшние события, и как там её отец, старый скряга, и мать-крохоборщица. Хотя Елизавета очень даже девица привлекательная получилась у них: и по характеру не в родителей, и фигурой гораздо лучше матери, и вообще, наверное, хороший вариант, скорее, запасной, но это лучше, чем никакого.

Тут я прислушался к себе: а люблю ли я вообще Лизу или нет. Нет, все-таки слово люблю к ней не относится. Нравится ли она мне? Наверное, да. Интересная девушка, особенно если… тут моя фантазия стала показывать Лизу в разных ракурсах и без одежды. Устыдившись собственных мыслей, я стал прислушиваться к разговору четы тевтонцев, стараясь отвлечься от значимой для меня темы.

Разговор шёл о нынешних событиях, пока Альберт не собрался и не повёл нас к знакомому лавочнику, у которого мы и купили все необходимое, заодно и помогли донести продукты Марте. Ночевать остались у них. Уже начало смеркаться, когда от центра города вдруг послышалась канонада, звуки которой стали нарастать, с каждой минутой становясь всё ожесточённее и ожесточённее.

Сразу стало понятно, что нам не следует возвращаться в общежитие, иначе мы рискуем до него сегодня просто не добраться, и Марта в этом совершенно права. Вернувшись из продуктовой лавки, мы разместились в детской, где нам постелили прямо на полу. Мне лично это даже понравилось, у Марты нашлась тонкая перина и толстое одеяло, которые и послужили нам постелью. Положив в шкаф пистолеты и закрыв его на замок от детей, мы легли спать, чтобы утром отправиться в общежитие.

Всю ночь за окном слышалась стрелковая канонада, а один раз выстрелили из пушки, как нам показалось, с Невы, отчего стёкла мелко задрожали. Испугавшись, проснулись дети, начали хныкать и плакать, но мы с Петром спали рядом и смогли быстро их успокоить. Пришлось даже рассказать сказку о храбром портняжке, переиначив её на современный манер. Больше ничего не взрывалось и гулко не стреляло, и мы постепенно забылись тревожным сном.

Утро выдалось хмурым, небо затянули свинцовые тучи, и пошёл мелкий противный дождь. Причин радоваться хорошим событиям и так не имелось, а с утра и вовсе настроение испортилось.

Я задумался о происходящих событиях. За какую свободу боролись анархисты, мне лично было неясно, свободу от чего, от власти? А что взамен, какие коврижки? Чугунные? А вот власть боролась за государство, возможно, оно и не всем нравилось, возможно, было и не свободное, но оно сформировалось за тысячу лет, эволюционировало и работало на благо людей, а не во вред им. А любой эксперимент нового государства, и это аксиома, начинается с ухудшения жизни всех, без исключения, слоёв населения, кроме тех, кто, собственно, и приходит к власти, но их немного, этих социальных паразитов.

— О чём задумался, Федя? — перебил мои мысли Пётр.

— Да так, вспомнил кое-что, Петя.

— Не Лизу, случайно?

— Да, и её тоже, надобно посетить музыкальную школу, где она учится, вдруг там что-то станет о ней известно, да и с самой школой неясно, что случилось.

— А что с ней может случиться? Занятия остановили на время беспорядков, все учащиеся по домам сидят, там же одни девчонки, кто их отправит учиться сейчас? Да и что тебе эта Лиза?

— Не знаю, как-то всё с ней сумбурно получилось, мне кажется, что я ей нравлюсь.

— Когда кажется, креститься надо, Федя. Мало ли, что ты себе навыдумывал, девицы они сразу намёки дают, пусть и не явные, но всё же. Она тебе намёк какой-нибудь давала?

— Нет, разве что приходила ко мне в госпиталь, передавала пирожки.

— Ага, значит, хозяйкой себя показывала.

— Не знаю, что она показывала, но пирожки оказались вкусными, я их все с удовольствием съел.

— Ясно, а далеко это музыкальное училище?

— Да нам по пути.

— Тогда почему бы и нет, можем и зайти.

Я кивнул, и мы стали собираться.