Конструктор живых систем: На пути к цели

Глава 11 Несвятая троица

Барон Казимир Блазовский, мелкий князёк Вахтанг Кавабидзе и барон Густав Седерблом присутствовали на одном из собраний, о котором не принято говорить в стенах академии, да и не только в ней, особенно, в присутствии добропорядочных граждан.

— Итак, господа, наступает решительный миг борьбы с самодержавием и произволом Павла Пятого! Монархия должна рухнуть, открыв свободу всем ста тридцати национальностям, проживающим на территории империи и угнетаемым тиранией императора. Великодержавный славский шовинизм будет уничтожен, и вместо него в небе ярко засияет звезда ста тридцати национальностей бывшей империи, что, наконец, обретут свободу, равенство и собственное государство!

— Какие сто тридцать национальностей, что он несёт? — шепнул Блазовский Густаву.

— Так надо, не обращай внимания, это он ещё поскромничал, другой бы загнул и про сто пятьдесят, и про триста национальностей, которых никогда столько и не проживало в империи. Политика — дело грязное, и искать в ней здравый смысл на первый взгляд бесполезно. Если говорит, значит, поступила установка на эти слова.

Блазовский только хмыкнул. Оно и правда, что ни говори, вся вода на одну мельницу льётся, чем больше заявленных на самоопределение наций или народностей, которые даже до наций не доросли, тем мельче и многочисленнее осколки империи в будущем, а чем больше осколков, тем труднее из них склепать хоть что-то стоящее. Не зря древние римляне говорили: «Разделяй и властвуй!». Тут всё просто до банальности, главное, говорить благоглупости и заводить толпу речёвками о светлом будущем, эпохальном настоящем и чёрном прошлом.

Между тем, оратор закрытого клуба продолжал усердствовать, нещадно эксплуатируя наивность и жадность слушателей, ведь сейчас он говорил не в клубе, а в аудитории одного из средних учебных заведений, снятого под какую-то лекцию стороннего преподавателя. Имел ли оратор нужное образование, Блазовский не знал, скорее всего, не имел, но на суть данного мероприятия это не влияло.

Зал оказался битком набит людьми, одетыми в простую одежду рабочих, крестьян или обычных мещан из пригородов, но не все из них являлись таковыми. Часть из них, если не половина, не имели вообще никакого отношения ни к одним, ни к другим, ни к третьим.

Блазовский, облаченный в одежду обычного рабочего, с отвращением теребил в руках классическую кепку, Густав, сидевший рядом с ним, маскировался под столичного мещанина, а Вахтанг — под крестьянина.

Сам Казимир не испытывал сильного дискомфорта от одежды, как и Густав, а вот Вахтангу его костюм очень не нравился, очень… Но ничего, злее станет, а злость при совершении революции — это хорошее качество, оно не даст ему ни капли милосердия по отношению к врагам. Очень нужное качество для революционера.

— Товарищи! — продолжал оратор, — я говорю, товарищи, потому как всех сидящих здесь считаю своими товарищами, осталось совсем немного времени до совершения революции, и мы готовы к ней. Скоро цепи самодержавия рухнут, и над нами воссияет солнце свободы! Товарищи! Нам необходима атмосфера полной самоотдачи и готовности к революции! Держите себя в руках, копите злость, запоминайте все преступления царского режима, и да свершится высшая справедливость!

— Обязательно свершится, — вновь тихо прокомментировал Казимир, вызвав недовольный взгляд Густава, предпочитавшего молчать и делать, а не болтать языком.

Тем временем к трибуне подошёл очередной оратор и продолжил накручивать публику лозунгами на предмет необходимости немедленной революции. Это длилось ещё примерно с полчаса, пока собрание не подошло к своему логическому концу.

— Товарищи! Соблюдайте строжайшую конспирацию и готовьтесь выходить на улицы, чтобы сражаться за общую свободу и самоопределение любой нации империи. Готовьтесь!

— Наше собрание закончено, — объявил председатель собрания, — прошу всех покинуть зал, выходим не сразу, а по рядам.

— Пора! — сказал Густав, и они направились к выходу.

Выйдя из зала, они повернули направо и двинулись туда, куда, собственно, и должны были прийти после проведения собрания. Для того и собирали много народу, чтобы максимально отвлечь внимание на других, и в то же время быстро собрать весь актив в одном месте, без ненужного афиширования. Это организаторам удалось в полной мере.

Помещение, куда вошли активисты, в том числе и эта троица, оказалось намного теснее прежнего зала, но и актив из собравшихся образовался раз в пять меньше. Всего в нём состояло около пятидесяти человек, в данном секторе города. Собравшись в зале, косящие под рабочих, крестьян, студентов и мещан люди уставились на трёх человек местного президиума, собственно, и являвшихся их руководителями. И вот здесь разговоры пошли уже совсем, разительно другие. Прежние ораторы исчезли, а выступать взялись новые люди.

Вообще, сегодняшний сбор организовали из-за катастрофической нехватки времени на подготовку. Из центра поступил приказ резко форсировать события и вывести людей на улицы, попутно создав боевые группы и мобилизовав матросов на решительные действия. Такой план имелся у руководителей, и о котором все остальные могли только догадываться.

Все детали плана Казимир не знал, их собрали только для того, чтобы выдать устные задачи, как боевой тройке, и то из-за нехватки времени, иначе их бы получил только один из них, и совсем в другой обстановке. Включенный режим цейтнота вынуждал организаторов идти на откровенный риск, несмотря на засилье провокаторов. Однако, основные вопросы подготавливались годами, и все ждали часа икс, чтобы начать действовать по полной программе. И вот он, кажется, наступил.

— Итак, господа и товарищи, выступаем на днях, всем быть готовыми, никому не исчезать, всем пребывать на месте. Всем, кто работает под прикрытием, продолжать так же, кто нет, тому залечь на дно и ждать инструкций, — говорил благообразный старикашка, о котором никто в жизни и не подумал бы, что он принадлежит к тайной организации. — Все инструкции, господа, вы получите буквально накануне, а пока прошу достать из тайников оружие и боеприпасы, и предупредить о скором выступлении других членов ваших спящих ячеек. Они должны оказаться к тому готовы, и в то же время, ничего не знать. Выступление начнут рабочие Путиловского завода или любого другого, если информация о том просочится жандармам. Мы должны нанести удар империи в самое сердце, туда, откуда она его не ждёт. Однако, отдельные точечные удары возможны и раньше, в самых разных местах, но вы все действуете только по прямому указанию, и не более того.

В зале после этих слов возник лёгкий шум сдержанного обсуждения, но из всей сидящей рядом троицы не удержался сказать что-то вслух только Вахтанг.

— Эээ, что делается! Наконец-то! Я теперь смогу достать свой новый карабин, и подстрелю из него обязательно жандарма или полицейского, а лучше студента. Этого, как его, Дегтярёва.

Казимир, что сидел на соседнем стуле, только хмыкнул, а Густав и вовсе не обратил никакого внимания на его слова. Он больше делал, чем говорил, а вот картвел, наоборот.Это уже давно все знали, и никто не собирался поправлять Вахтанга. Собака брешет, караван идёт.

Старичок, отдав ещё несколько указаний, удалился с центра зала, уступив место другому. Новый человек, с весьма непримечательным лицом, светлыми, подстриженными ёжиком волосами и коренастой фигурой звался товарищем Вальдисом. Кто он такой и что конкретно курирует, знали немногие, Казимир не знал, его знал Густав, но ничего никому не рассказывал.

Товарищ Вальдис ничего не сказал, он остановился в проходе между рядами и стал внимательно оглядывать всех присутствующих, останавливая взгляд то на одном руководителе боевой тройки, то на другом и, подходя к ним, отдавал короткие записки. Каждый, кто получал их, вставал, вскрывал, прочитывал, и они тут же вспыхивали ярким огнём, за секунду превращаясь в серый пепел, который ещё через мгновение исчезал уже бесследно.

Из их тройки записку получил почему-то не Казимир, как старший, а Густав. Взяв её, он встал, вскрыл, прочитал, и она тут же рассыпалась прахом. Казимир ничего не стал спрашивать у Густава сразу, всё равно не скажет, а когда скажет, тогда они и начнут действовать. Возмущаться и ругаться он тоже не собирался, всё стало понятно, итак, теперь Густав настоящий руководитель их боевой группы, а не он.

Товарищ Вальдис довольно быстро обошёл весь зал и, оглядев всех ещё раз, тут же покинул его. Щёлкнул замок, закрывая за ним дверь. А на середину зала вышел очередной главарь.

На этот раз им оказался один из преподавателей академии, даже замдекана, по фамилии Фармазон, знали его только трое присутствующих студентов, остальные, скорее всего, если и знали, то как товарища Гоя. Сегодня прямо оказался день снятых масок, они слетали со всех в хронологическом порядке, и главное — быстро.

— Товарищи, в добавление к тем инструкциям, как устным, так и письменным, что вы получили, я уполномочен сказать, что никто из вас не сможет отделаться незнанием. Возможно, это лишние слова, но каждый, кто предаст, умрёт, а каждый, кто струсит, тоже умрёт, но немного позже. Все вы заключили договор с нами, и по положению военного времени вы все — государственные преступники, совершившие военную измену, за которую полагается только одно наказание — смертная казнь, и Павел обязательно её применит по приговору военно-полевого суда. Об этом знаю и я, и, тем не менее, я сознательно пошёл на это ради свободы и самоопределения иудейского народа. Я желаю, чтобы вы помнили о тех народах, которые вы представляете здесь, и освободили их от гнёта великославцев. Мы совершим государственный переворот и сместим Павла Пятого, поставив вместо него государственный совет, и превратим империю в республику, и за сим победим! — на последней фразе Фармазон вскинул вверх правый кулак и торжествующе оглядел немногочисленных слушателей.

Глаза его сверкали фанатичным огнём, характерный нос гордо утыкался во всякого, кто посмел бы ему противоречить, но таковых, к его огорчению, так и не нашлось. Все присутствующие разделяли его взгляды, либо получали за свои услуги большие деньги, и поэтому их не интересовали никакие высокие слова о свободе, равенстве и братстве. Для большинства из них все эти слова не имели никакого значения, являясь пустым звуком.

— Я вижу, что все понимают, что с корабля не сбежать, а потому напутствую вас: мы должны победить, и мы победим! Восстания пройдут по всей стране, и главное состоится именно здесь. Вы солдаты новой эры, и она скоро наступит!

Больше сказать ему оказалось нечего, и он дал отмашку всем уходить. Время на то, чтобы два первых лидера успели скрыться прошло, и Фармазон покинул место собрания вместе со всеми. Зал опустел буквально за десять секунд, каждый из находившихся в нём спешил, как можно быстрее, удалиться от здания, чтобы заняться выполнением тех инструкций, которые получил. Само собрание длилось от силы двадцать минут, если не меньше, несмотря на кажущуюся затянутость.

— Какое наше задание? — спросил Казимир, когда они ушли на приличное расстояние от здания и стали искать извозчика.

— Приедем, расскажу.

— Ладно.

Поймав извозчика, они доехали до пригорода, где сейчас жили и, поднявшись к себе в комнату, стали ожидать, когда Густав соизволит им всё прояснить. Однако он не спешил, выдавая приказы.

— Казимир, езжай к Когану, скажи, чтобы завтра был готов пойти с нами на задание, на какое, не говори, пусть сам гадает. А ты, Вахтанг, езжай к Феликсу, пусть тоже собирается, скажешь — пойдём грабить банк. Обо всём я сообщу завтра утром, а пока не время.

Блазовский пожал плечами и, развернувшись, поехал на встречу с Коганом, а Вахтанг, порывавшейся было что-то спросить, решил этого не делать и направился вслед за Казимиром оповещать Феликса. Вернулись они к вечеру, выполнив свою часть задания. Густав за это время съездил в тайник и, достав оттуда оружие, сейчас тщательно очищал его от густой смазки, приводя в боевое состояние.

— Ложимся спать пораньше, нас ждёт тяжёлый день, завтра всё и скажу.

Не став с ним спорить, каждый почистил своё оружие, и они легли спать. Утром Густав объявил.

— Восстание сегодня начинается в десять утра. Наша задача — захватить академию, хотя бы на пару часов, и навести там максимальную неразбериху. С нами совместно станут работать ещё две пятёрки, с которыми мы встретимся возле главного входа, а дальше начнём действовать. Нам должны ещё помочь, если получится, но в целом, трёх пятёрок вполне хватит.

— А зачем нам вообще нападать на академию, ведь там есть наши люди, гораздо проще поднять бунт и вывести студентов на улицы города? — спросил Казимир.

— Академию на восстание не поднимешь, в ней сильны антианархические настроения, да и все учёбой заняты, а не политикой, у всех есть перспективы и прочее, все пришли не просто так, поэтому и не станут никого из неё выводить на восстание, а чтобы они не мешались, мы и примем меры.

— Ясно, я так и подумал.

— О! Я поймаю графиню Васильеву, с удовольствием задеру на ней юбку и запущу в неё своё семя! — с вожделением отреагировал на это Вахтанг. Судя по его встопорщенным штанам, он давно желал графиню, и известие о нападении только добавило ему жару. Но, неожиданно для него, и даже для Казимира, на это жёстко отреагировал Густав.

— Сначала я, а потом ты, понял, черноголовый⁈ Иначе я тебя сам изнасилую и не по одному разу, а потом отрежу твою голову и надругаюсь над ней. Она графиня, и всякое мурло, вроде тебя, должно становиться в конец очереди, чтобы насладиться ей.

— Да я…! — вскинулся было Вахтанг, но на него уже смотрело чёрное дуло маузера, который выхватил Густав, и он остыл.

Вахтанг боялся Густава, тот имел менталитет северного человека и не давал никогда волю эмоциям, и если он решил кого-то убить, то делал это быстро, без суеты и позёрства. То ли дело картвелы, тем обязательно надобно поглумиться, насладиться отчаяньем и беспомощностью жертвы, а уж потом её прикончить. А свею всё это неведомо, он и сожрать готов человеческую плоть, если в этом толк будет. Потому Вахтанг его и боялся.

Блазовский некоторое время переводил взгляд с одного на другого, потом пожал плечами и прокомментировал спор своей тройки, или уже не совсем своей.

— Я-то какой в очереди?

— После меня, — буркнул Густав.

— Вахтанг, ну извини, тебе уже немножко потасканная графиня достанется, но всё же достанется, так что, ты не отчаивайся. Ты парень любвеобильный, не по одному разу в неё войдёшь, но уже после нас.

Вахтанг что-то зло пробурчал, но спорить не стал. Они быстро разобрали оружие и поехали за двумя другими членами своей ячейки. Собрать всех получилось довольно быстро, и теперь их путь лежал в сторону Павлоградской инженерной академии.

Выглядывая из двух повозок, в которых ехали, они смотрели на улицы, на людей, торопящихся по своим делам и не предполагающих ничего, кроме собственных забот.

Столица Склавской империи словно застыла в ожидании невиданных доселе для неё событий. Всё замерло в каком-то неведенье: вроде и улицы выглядели, как обычно, и прохожие также спешили по своим делам, а в воздухе, всё же, витало что-то такое, чего невозможно передать словами, а можно только ощущать, так называемыми фибрами души.

«Восстание!» — шептали ещё не начинавшие желтеть листья деревьев. «Восстание!» — гудели клаксонами многочисленные автомобили. «Восстание!» — звенели трели трамваев.

Казимир и Густав, вооружённые маузером и револьверами, прятали их до времени в кожаных саквояжах, там же, где лежали и самодельные бомбы. Только Вахтанг ехал с карабином, упрятанным в кожаный кофр из-под музыкального инструмента. Вскоре к ним присоединились и Коган с Феликсом. Оба получили по револьверу и коробке с патронами.

Ни о чём не подозревающие извозчики довезли всех пятерых до ворот академии и, высадив, умчали прочь. Невдалеке их с нетерпением ждала другая компания, а третья, видимо, уже проникла внутрь. Казимир вскинул к глазам часы, отщёлкнул крышку и взглянул на циферблат. Часы показывали без пяти минут десять. Густав перевел взгляд на Казимира, тот всё понял и стал доставать маузер.

— Надеваем повязки, — неожиданно для всех сказал Густав и, вынув из кармана пять чёрных повязок, протянул их своим подельникам. Никто не стал спорить, а забрав каждый свою, все стали торопливо надевать их. Вскоре у всех пятерых на лицах красовались чёрные платки, наподобие ковбойских, которые полностью скрывали черты. Одни только глаза торчали над ними, да студенческие фуражки дополняли картину, закрывая голову.

— А теперь, вперёд! Наша цель — охрана, студентов надо разгонять, а администрацию расстреливать, но выборочно, убивать необязательно. Главное — сеять панику! Особо усердствовать в убийствах не нужно, только по необходимости. В конце акции берём заложников и сгоняем в актовый зал, дальше ждём указаний. На этом всё.

— А графиня? — встрял картвел.

— Графиню ищем и делаем с ней всё, что захотим, Вахтанг, в порядке очереди, указанной тебе вчера.

— Поскорее бы!

Никто Вакабидзе не ответил, все молча защёлкали затворами, готовясь к бою. Первым погиб вахтёр, что стоял на улице и курил. В него выстрелил Густав, открыв первым счёт, а дальше они бросились палить во все стороны и побежали в сторону административного корпуса. Правда, Вахтанг всё порывался забежать в корпус, где проходили обучение студенты воздушного факультета, но после того, как Густав пригрозил ему маузером, тот оставил свои попытки.