Конструктор живых систем: На пути к цели

Глава 10 Любовный треугольник

Придя домой, Елизавета пересказала свою встречу с Федором матери, на что та одобрительно кивнула, сразу же заострив внимание на самом интересном для неё месте.

— Пятьсот злотых он получил, оказывается?

— Да, мама.

— Хорошая сумма, приятная. Значит, что-то и на семью останется отложить, коли женится на тебе, и свадьбу за его счёт можно справить.

— Мама! Зачем ты сразу про деньги, а как же любовь? Может, я его не люблю вовсе?

— Стерпится, слюбится, — пожала плечами мать, — подожди, вот отец придёт с работы, за ужином и поговорим.

Вечером, когда отец вернулся домой, и они втроём уселись ужинать, мать кратко пересказала разговор с Лизой и выжидательно посмотрела на главу семейства.

— Штош, — отложив в сторону ложку, а глава никогда дома не ел вилкой, потому как ложкой сподручнее пищу загребать, да ещё и быстрее, — штош, хорошая у него премия получается, да и профессия хорошая, без денег не останется.

— Он получил ранение, деньги на лечение ушли, наверное, — отозвалась Лиза.

— А что за лечение, отрезали у него что, или требуху прострелили? — деловито осведомился отец, отхлебывая с шумом из блюдечка чай по сельской привычке.

— Я не знаю, — растерялась Лиза, — у него шрам страшный во всю щеку, я его сразу и не узнала. Багровый такой, уродливый.

Отец, отхлебнув ещё раз из блюдечка чай, что пил вприкуску с кусковым сахаром, поставил его на стол.

— А что же, он теперь тебе не мил?

— Не знаю, — потупилась Лиза.

— Будет с деньгами, привыкнешь, а без денег он такой и вправду не нужен, ещё тратиться, шрам этот сводить,

— Да с такой рожей его и на работу могут не брать, — вмешалась в разговор мать.

— А и верно, зашлют куда-нибудь в леса, на полустанок безвестный, и ты с ним туда же поедешь, если замуж выйдешь. Тут столица, а там дымовица. Знаем, бывали-с.

— А и верно, а и верно, — запричитала мать.

— Вот и я говорю. Ты с ним о встрече договорилась?

— Нет, вашего решения ждала, письмо обещалась ему написать, а он мне уже ответ, если согласен встретить меня.

— Это правильно, дочь. Что же, встретиться надобно, чтобы уж всё понять про него. Как он одет, оценила?

— Да, папенька, хорошо одет, мундир нового сукна и ботинки новые.

— Ммм, ну если в мундире пришёл, то не факт, что деньги есть и много. Ладно, встретишься, прогуляешься, обязательно в кафе напросись, себя побалуешь, потом к нам веди, а мы с ним переговорим, тогда уж и решение примем окончательное. А то всё вокруг да около, а тебе замуж пора, нечего тянуть кобылу за хвост.

— А когда его просить?

— Как когда? В воскресенье, вестимо, как раз все дома будем, да ты его надоумь, чтобы он не с пустыми руками пришёл, а подарочек какой купил. И мне, и матери твоей, и нам приятно, и он покажет, на что готов ради тебя и чего стоит…

— Да-да, — поддакнула мать, — по подарку и цену его узнаем! — на том разговор и завершился.

Лиза доела ужин и с лёгким сердцем ушла к себе. Решение за неё примут родители, а она подчинится, а то и хочется, и колется… Усевшись за стол, она приготовила письменные принадлежности и, аккуратно выводя каждую буковку каллиграфическим почерком, написала.

«Любезный друг, жду вас у ворот известного вам музыкального училища в двенадцать дня воскресенья осьмнадцатого числа. А в три часа пополудни маменька с папенькой будут ждать вас с нетерпением у нас дома, если вы изволите согласиться и возьмёте с собой что-нибудь для укрепления знакомства с ними. Маменька любит шить на досуге, а папенька обожает нюхательный табак, желательно заморский. Засим, в надежде на встречу, остаюсь в ожидании. Елизавета Синегреева».

Придя в общежитие, я поведал Петру довольно грустную историю своей встречи с Елизаветой, на что он только пожал плечами, сказав.

— Таких много, они боятся родителей больше, чем свою будущую судьбу, да и ты для них неясен и непонятен, Федя. Вот они и не торопятся. Знали бы, сколько у тебя есть денег, то уже давно силком повесили тебе на шею свою Лизоньку, а так ты их сам в неведенье держишь.

— Согласен, — пожал я плечами.

— А что Женевьева? — поинтересовался тут же Пётр.

— Не знаю, никак не могу с ней увидеться, и она мне платок прислала, — решился я поделиться с другом.

— Платоок! — протянул он, — ну, это тебе, брат, повезло, — платки просто так не дарят.

— Я в госпитале лежал, может, поэтому.

— Может, но всё равно, платок — это уже личное. Тебе не стоит связываться с Лизой, разве что, как совсем запасной вариант, и нужно поговорить с Женевьевой.

— Я знаю, но не получается, ты же видишь, что у нас занятия не совпадают. Вообще расписание другое, а она ещё и с охранником стала ходить.

— Если с охранником, значит, совсем дела плохи в империи. А ты ведь можешь у неё стать охранником?

— С чего бы вдруг? Нет, никто не разрешит, да и разные факультеты, это нужно на факультет воздушного транспорта переходить.

— Ну и переходи, подай прошение, так, мол, и так, хочу учиться воздушному транспорту, более перспективное направление. Второй курс только, разрешат, если уж совсем препонов не возникнет, да ты на хорошем счёту, не посмеют отказать. Ты ведь и на приёме у императора был⁈ Кстати, хороший повод поговорить с Женевьевой. Можно остановить её и задать вопросы о факультете.

— Там Марфа эта, купчиха, постоянно возле неё вертится.

— Она уже переводится на другой факультет, пару дней или неделя, и она уедет, так что, подходи, не бойся.

— Ладно, почему бы и нет.

— Вот и я говорю!

— Да, надо только выбрать время.

Но на следующей неделе мне пришло письмо от Лизы, прочитав которое я решил, как можно быстрее, последовать совету Петра и форсировать события. Письмо содержало множество намёков, которые я, как сын небогатых родителей, прекрасно понял и которые мне не понравились. А ещё передо мной ясно замаячила возможность жениться на Лизе.

Ведь стоит только показать с важным видом свою чековую книжку её отцу, а также упомянуть, что я продаю квартиру в Крестополе и вскоре куплю здесь, как моя судьба для них будет решена, а я как-то ещё не готов жениться, если честно. Может, это и неправильно, но не готов, так что, пора найти и вывести на разговор Женевьеву. Однако, и ответ Лизе написать нужно.

А что писать? Первой мыслью было согласиться, потом отказать, затем просто не писать ответ, в итоге я решил сделать паузу и ответить, что на следующей неделе встретиться не смогу. Написав письмо, я отправил его по адресу, а сам стал настойчиво искать возможность поговорить с Женевьевой.

Вскоре мне представился подходящий случай, правда, для этого мне пришлось отпроситься с последней пары, чтобы уж наверняка поймать девушку. Заняв свой пост в коридоре, недалеко от двери в лекционный зал, где у неё проходили занятия, я взял в руки учебник и стал внимательно его изучать, как будто только в нём имелись ответы на все мои вопросы, в том числе и личные.

Ждать пришлось минут двадцать, когда, наконец, двери аудитории распахнулись, и оттуда стали выходить студенты. Я отошёл дальше, чтобы не привлекать к себе много внимания и одновременно иметь возможность заранее увидеть Женевьеву. Дальше я предполагал поговорить с ней в большом зале, что находился ниже, и где я мог легко догнать её, как бы невзначай. А вот и она!

Женевьева в своём брючном костюме, в котором обычно ходила на занятия, выглядела просто потрясающе, а я смалодушничал и заклеил сегодня свой шрам пластырем. Увидев девушку, я отлип от стены и влился в общий поток студентов, стараясь не упустить её из вида и не отстать. Женевьева тоже заметила меня, но не ускоряла шаг, и когда мы спустились в огромный холл учебного здания, она остановилась и, обернувшись ко мне, посмотрела прямо в глаза.

— Женевьева⁈

— Слушаю вас, барон! — внешне холодно, но с откровенным любопытством отозвалась девушка.

— Я хотел бы с вами поговорить.

— Вы уже со мной и так разговариваете, барон…

— Да, но я хотел бы…

— Слушаю вас, барон, вы уже две минуты пытаетесь завязать со мной разговор, но всё никак не начнёте. Я уже стала уставать. И зачем вы налепили на лицо этот ужасный пластырь, он вам не идёт! — и Женевьева дёрнула головой. Элегантная шляпка от этого движения заколыхалась, как от ветра, указывая на мой провал.

Мимо проходили другие студенты, с любопытством глядя на нас и переговариваясь. Женевьева сделал несколько шагов, отойдя к широкому большому окну, и я шагнул вслед за ней, как будто меня привязали к ней верёвочкой. Тут я вспомнил про пластырь и, схватившись за него, сдёрнул резким рывком с лица.

— Гм, ну не стоит так буквально понимать мои слова, барон, хотя, должна признать, что шрам действительно довольно уродлив, но он получен в бою, а значит, носитель его более благороден, чем те, которые сбежали с поля боя и потому с ним вы производите впечатление настоящего мужчины. И вообще, со временем он станет украшать ваше лицо для дам, а другим мужчинам внушать уважение и страх.

Произнося эти слова, Женевьева смотрела мне прямо в лицо, и говорила это честно, ничуть не кривя душой, так, как есть. И от её слов мне становилось как-то теплее и даже спокойнее. Меня накрыла мягкая волна любви, да так, что я не мог произнести больше ни слова, только смотрел на Женевьеву с немым обожанием.

Наверное, со стороны это выглядело очень глупо, если кто-то специально смотрел на нас, но в холле постепенно оставалось всё меньше людей, пока он совсем не опустел, и тогда Женевьева сказала.

— Барон, давайте выйдем из зала, здесь душно, и я хочу увидеть людей, что не стоят, как мы, вдвоём.

Я понял намёк и согласился с Женевьевой, она направилась к выходу, я за ней. Выйдя из здания, мы подошли к недалеко растущим деревьям, остановившись в их тени.

— Я слушаю вас внимательно, что вы хотели мне сказать, причём, не стесняясь других. Наверняка у вас есть на то очень важная причина и ярая необходимость⁈

— Да, есть, Женевьева. Я хотел бы учиться вместе на одном факультете, как мне перевестись к вам в группу?

Женевьева некоторое время озадаченно смотрела на меня, потом её губы дрогнули и стали расползаться в улыбке, пока она не расхохоталась, слегка наклонив голову и закрыв тем самым своё лицо элегантной шляпкой. Я стоял, хлопая глазами, и не зная, что сказать дальше, однако Женевьева уже пришла в себя.

— Барон, мне восемнадцать лет, я совсем ещё ничего не понимаю в жизни, вам тоже, но вы сейчас задали мне такой вопрос, на который у меня просто нет однозначного ответа. Скажите, а зачем вам учиться на моём факультете, да ещё и в одной со мною группе?

Я молчал, пытаясь найти наиболее оптимальный для меня вариант ответа, и вроде бы готовился к такому вопросу, но глядя в её голубые глаза, абсолютно обо всём забыл. И не в силах ничего сказать, опять замолчал. А Женевьева также молча продолжала ждать моего ответа. Её глаза мерцали, словно гипнотизируя меня. Потом на меня что-то нашло, и я резко выпалил.

— Потому что вы нравитесь мне, и я хочу быть рядом с вами, как можно чаще.

— Вот как⁈ А вы, барон, действительно храбрец, заявить такое девушке на выданье, да ещё графине.

— Я сознаю разрыв, существующий между нами, но я и не прошу многого, точнее, от вас это и не зависит. Я сам пойду в деканат и попрошу перевести меня к вам на факультет, но я хотел бы услышать от вас, стоит ли это делать. Ведь если вы не захотите меня видеть в одной с вами группе, то и все усилия окажутся тщетны.

Мои слова заставили теперь уже девушку задуматься над своим ответом. Между нами, и я это чувствовал, зародилась искра того трепетного чувства, которое случается у всех, хотя бы один раз в жизни. И только поэтому Женевьева подарила мне свой платок. Вспомнив о нём, я полез во внутренний карман кителя и вытащил его.

— Вот то, что вы мне подарили, Женевьева, и я его ношу всегда у себя на груди, как память о вас.

Девушка внимательно посмотрела на платок, перевела взгляд на меня, её глаза снова замерцали внутренним светом, потом в них промелькнула лукавинка, и она сказала.

— А хотите, барон, я переведусь к вам в группу? Я осталась одна из барышень на всём курсе, и мне с удовольствием пойдут навстречу. Так будет проще и вам, и мне. Я знаю вас, знаю вашего друга фон Биттенбиндера, он весьма достойный юноша, а остальных уже знаете вы, и поможете мне быстро вникнуть в учёбу. Вот я вам не смогу помочь, если вы перейдёте на мой факультет. А на вашу помощь я могу рассчитывать, если я переведусь к вам в группу?

— Вы?!!! Да, конечно, да я, вы, конечно, я… — остолбенев от такого предложения, залепетал я.

— Я рада, то есть, вы мне поможете? — мягко оборвала мои противоречивые восклицания девушка.

— Безусловно, я весь в вашем распоряжении.

— О! Спасибо! А то я уже подумывала бросить учёбу и уйти, но если вы мне станете помогать, то…

— Я приложу все свои силы, и не только, ради этого. Вы ни в чём не будете нуждаться, я смогу помочь, более того, я стану делать всё за вас.

— За меня ничего делать не надо, — улыбнулась Женевьева, — я сама не дура, и смогу учиться наравне со многими, если не лучше. Я сдала первую сессию на все пятёрки. Кстати, вы не проводите меня до выхода, а то мой охранник ждёт меня и переживает, вон он, кстати, стоит.

— Да-да, конечно! Вы опасаетесь за свою жизнь?

— Да, представьте себе, точнее, за неё опасаются мои родители, время сейчас такое, но охранник не сможет сидеть со мной на занятиях, там я беззащитна.

— Если вы перейдёте в мою группу, то у вас появятся сразу два защитника — в первую очередь я, а во вторую мой друг Пётр.

— Согласна, но у моего охранника есть оружие.

— У меня тоже, я почти всегда ношу с собою браунинг.

— И даже сейчас?

— И даже сейчас, — хлопнул я себя по кителю, который скрывал кобуру. — Кроме того, я периодически посещаю занятия по активной стрельбе. Сейчас реже, но дальше стану чаще, и ещё несколько других занятий по самообороне, так что, если вы решитесь перейти, вы окажетесь под надёжной защитой, в моём лице.

— Я верю вам, Фёдор.

— Верьте мне! — моё горло сжал небольшой спазм от волнения.

Тем временем охранник, завидев нас, быстро подошёл, Женевьева кивнула ему и сказала уже мне.

— Спасибо, что вы меня проводили, дальше я сама, а насчёт перевода в вашу группу, я не шучу. К концу недели я добьюсь этого и буду учиться вместе с вами. Готовьтесь, это окажется нелегко, сразу говорю. Ругаться нельзя, забывать о том, что я рядом — нельзя, не помогать — тоже нельзя.

— Я готов!

— Спасибо, но мне пора. И да, вы можете всегда подойти ко мне, если увидите случайно в коридоре или на лекции, я разрешаю.

— Да⁈ Но вы же помолвлены?

— Увы, это всё уже в прошлом, — отмахнулась девушка и ушла в сопровождении охранника.

Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась за воротами и не уехала на автомобиле, только тогда я очнулся и тут же заспешил домой. В общежитии я дождался Петра и кратко всё рассказал ему, упустив детали, чтобы он не заподозрил, что Женевьева сама предложила перевестись в нашу группу.

— И что, она согласилась⁈

— Да, я услышал, что она хочет перевестись и смог подойти к ней, оказалось, что это правда, и она согласилась перейти учиться в нашу группу. Я и сам не ожидал, что она согласится, но она знает меня, и знает, что ты мой друг, и поэтому решила, что проще учиться в группе, в которой есть хоть кто-то знакомый.

— М-да, прямо вот так и согласилась? Ух, Фёдор, но и везёт же тебе! Юную графиню уговорить учиться в своей группе!

— Не знаю, я сам не ожидал, что получится.

— Угу, верю, но тут уж я стану третьим лишним. Я бы приударил за Женевьевой, но шансов практически никаких нет. Тут либо она тебе достанется, либо никому, и я рад за тебя. У меня уже есть своя любовь, и дело идёт к свадьбе, так что, я тебе не помешаю, Федя.

— Честный ответ, спасибо за него, Пётр!

— Другого выхода у нас и нет.

После такого разговора с Женевьевой и удачного решения вопроса я порадовался, что написал письмо Лизе с неопределёнными сроками встречи. Сдаётся мне, что наша встреча может так и не состояться. В любом случае, пока лучше неопределённость, чем полное понимание ситуации. Поэтому я не поехал на следующей неделе к музыкальному училищу, чтобы встретиться с Лизой, как и написал ей в письме, а через неделю к нам в группу перевелась Женевьева.