На грани искры

Глава 2

На третий день пути я питался, считай, одними травами и корешками, собранными в лесу, мимо которого мы проезжали, чем вызывал смех у всех пацанов без исключения.

— Как оно тебе, купчик, без мамки и папки? Поймешь сам теперь нашу долю сиротскую, — больше всех донимал меня щербатый пацан.

Судя по обилию шрамов и желтеющему фингалу под глазом, мальчишка любил устраивать потасовки. Он и со мной пытался затеять драку, но тут уже охрана бдила. Мы лишь успели схватиться за одежку друг друга, как нас разняли и щербатого пересадили во вторую повозку.

За травами и корешками я ходил во время остановок для туалетных дел. Весной, правда, в лесу не особо много найдешь. Но на пригорке, на солнышке, можно щавеля нарвать. А у ручьев корешки мира выкопать. Сытости мало, но мне и это подспорье. Тратить медь на еду я по-прежнему опасался. Потерплю ещё немного. Вдруг случится оказия, прикуплю хлеба на постоялом дворе. Здесь главное момент подгадать, когда все соберутся ехать и на меня не будут смотреть, занимаясь лошадьми.

Утром четвертого дня я был уже таким злым и голодным, что еле сдерживал себя. К тому же меня немного качало и кружилась голова. Раздобыть еды на постоялом дворе не удалось, зато получил тумаков от его хозяина, ещё и прислуга, заметив меня возле кухни, приняла за одного из сирот и не просто выгнала, но и ведро помоев вслед выплеснула. Спина и штаны сзади оказались мокрыми. И всю дорогу до дневного привала в мой адрес слышались скабрезные шуточки от охраны, возниц и пацанов.

Сжав кулаки, я молча терпел, обдумывая свои действия. Батюшке после обязательно напишу, а в настоящий момент нужно что-то придумать, чтобы заткнуть всем этим рты. Так-то я, по словам маменьки, мальчик добрый, но всему есть предел. В нашей семье к голодному мужчине ни с каким вопросом подходить не стоит.

Маменька, когда хочет что-то прикупить сверх оговоренного, вначале кухарку гоняет, сама колбаски начиняет, соленья лично из погреба достает. Это, между прочим, серьезное дело. Может, кому-то и пустяшное, но маменька у нас женщина видная. К примеру, в подсобку лавки она только боком заходит. Если прямо решится двинуться, то из-за роскошеств тела в дверной проем не протискивается. Даже когда бочком повернётся, всё равно слегка застревает. Бюст у маменьки тоже выдающийся. Когда она изволит в воскресный день до храма пешочком прогуляться, много народа собирается лицезреть это приятное зрелище.

Спуск маменьки в подвал за соленьями всегда сопровождается оханьем и причитаниями служанки. Ну как застрянет своими телесами и не выберется обратно? Это ж, считай, половину полов на кухне разбирать придется. Но оставлять без личного присмотра и подсчета содержимого подвальных кладовых маменька не соглашалась. А уж когда собирается родителю угодить, то не менее двух часов в кладовых копается, выбирая что получше. После расставит разносолы так, что под ними и скатерть не видно. Батюшка обычно хмыкает, улыбается и кушает. Уже после, сытый и умиротворенный, попивая травяной отвар с крендельками, выслушивает, что там маменьке приспичило купить.

Так что насколько недовольным и сердитым может быть голодный мужчина, я в курсе с самого раннего детства. На четвертый день путешествия оголодал так, что о человеколюбии со мной не стоило говорить. И словно Великие стихии услышали меня и сподвигли на тот поступок, что я устроил.

Остановились мы, как обычно, в середине дня на том месте, где обозы отдыхают. Такие стоянки обязательно возле ручьев или колодцев устраивают. В этот раз тоже был ручей. К нему и поспешили желающие напиться, прежде чем взбаламутят воду, зачерпывая её ведрами для лошадей.

Я соскочил с повозки одним из первых и сразу выше по течению припустил. Ручей петлял среди кустарника, и я почти сразу скрылся от чьего-либо взора. Наклонился к воде и вдруг заметил соцветие-коробочку лещевика. Цветок этот ничем не примечательный. Разве что мелкие семена у него собраны в коробочку и немного сладковатые на вкус с ореховым запахом. Детвора с такими любит бегать и греметь, словно погремушкой. Никаких огоньков и искорок я у лещевика никогда не видел, потому его полезным не считал.

Но один раз случайно услышал разговор маменьки и одной из кумушек, посетившей лавку, как родня той женщины корову лечила от паразитов в желудке. Запарили коробочку лещевика и дали животному. И обязательно нужно для этой процедуры использовать прошлогодние соцветия, а не свежие. Дети же прельстились коробочками и семенами, которые съели. Одно дело, когда свежие семена, и совсем другое — перезимовавшие.

— Дристали дальше, чем видели, — смеялась кумушка, описывая глупую детвору родственницы.

Мне тогда захотелось проверить, как меняется лещевик после зимы, да всё случая не представилось. А тут вот он, растет — бери не хочу. И искорки темные такие, коричневые нет-нет да мелькают. Зачерпнув в кружку воды для травяного взвара, я сорвал три коробочки лещевика и аккуратно вытряс мелкие семена за согнутый манжет рубашки. После не торопясь двинулся обратно к стоянке.

Костер уже разожгли. Кашевар поставил на него большой котел с водой, собираясь готовить обед. Соваться к костру я не спешил. Мне позволяли подойти с кружкой воды, когда там заваривали отвар для питья. Кстати, всё ещё из моих запасов. Маменька в туесок травяной сбор положила с запасом. И он ещё у обозников не закончился.

Некоторые сомнения по поводу того, что я собирался устроить, были, но они быстро испарились, как только в мой адрес послышалась очередная шутка охранников. Что-то там про корм для лошадей. Уже не сомневаясь, я подошел к костру и сделал вид, что никак не пристрою кружку на углях сбоку, поправляя её веткой. Сам же в это время провел рукой на общим котлом и просто распрямил манжету. Мелкие семена лещевика высыпались и никто этого не заметил.

Первые признаки того, что средство используемое мной, хорошо пригодилось бы при запорах, стали заметны через пару часов. Сначала отреагировали дети и стали проситься в туалет.

Охранники вначале восприняли это как массовую шутку и категорически отказали в остановке. Когда же возница второй повозки стал громко возмущаться, что кто-то из пацанов не удержался и наделал в штаны, было уже поздно. О чем свидетельствовал запах дерьма. Наш маленький обоз остановили и сироты врассыпную кинулись к придорожным кустам. Звуки и ароматы, доносящиеся из зарослей, подтвердили, что просьба об остановке не была шуткой.

Отъехали мы от тех засранных кустов не так уж и далеко, когда мальчишки снова стали проситься. В этот раз им составила компанию парочка мужчин.

Дальше стало совсем интересно. Повозки, считай, и не ехали, поскольку народ не успевал штаны натянуть, как бежал обратно. Если бы не запах, я бы даже с удовлетворением наблюдал за этим всем.

На меня, кстати, все же обратили внимание.

— А он почему не бегает? — задался вопросом щербатый пацан.

— Так я же не ел с вами, — пояснил очевидное, намекая на некачественную еду.

Тут и остальные сообразили, что виноват в их недуге кашевар. Кинулись к мужчине разбираться. Он свои торбочки и мешки перетряхнул, уверяя, что крупа, сваренная на похлебку, такой эффект дать не могла. И сушеное мясо в предыдущий день все ели, не испытывая проблем. К тому же его варить приходилось долго, и если что было порченое, то, проварившись, стало вполне съедобным. А белые червячки, которые ползают по мясу, это лишь дополнение к еде, к тому же наглядно демонстрируют, что оно не отравленное.

Заподозрили и мой травяной сбор для напитка. Однако его тоже пили днем ранее. Попытались и меня обвинить. Я сразу же согласился сварить себе отвар и попробовать его. Идея всем понравилась. Тем более в этот день дойти до места комфортного ночлега мы не успевали и пора было устраиваться как-то на дороге.

Разожгли костёр, меня послали искать воду. Не совсем уж и близко, но небольшой ключ я нашел. Даже ямку руками выкопал, чтобы вода собралась. Дальше носил воду в ведре. Вначале для котла. Потом для всех лошадей. Упарился, взмок и еле передвигал ноги. Четвертый день без еды дался мне трудно. Щавель и корешки я за полноценную пищу не считал. Ослаб на таком корме, а меня доставкой воды для всех загрузили.

Напоив лошадей, я как-то снова позабыл, что считался у маменьки добрым мальчиком. К тому же снова лещевик обнаружил. Его здесь на удивление много росло. Ну точно, покровители Стихий мне помогают свершить месть!

Собрал я семена лещевика аккуратно, связал все в узелок подола рубахи. Сами коробочки прикопал чуть в стороне, чтобы никто не приметил. Хотя идти за водой было некому, но я на всякий случай спрятал. Спасибо, что обозники костер разожгли. В моей кружке вода закипела быстро. Там же я и заварил травяной настой маменьки. После с удовольствием вдыхал ягодный аромат и с удовольствием запивал этим отваром корешок лесного ореха. Если бы не суровые взгляды охраны, получил бы полное наслаждение.

— И что? — поинтересовался один из них, когда я допил все.

— Нормальный напиток, — заверил я. — Это у вас еда какая-то отравленная.

Кашевар со мной не согласился и начал выяснять отношения со старшим охранником, перейдя от разговора на повышенных тонах к мордобою. Лица друг другу они успели попортить, пока их все же не развели в разные стороны.

— Жрать сегодня не будем, — принял решение старший и высыпал в котёл остатки травяного сбора из туеска, куда я так удачно успел высыпать смена лещевика.

Дров в костёр подбросили (туесок я там же удачно сжёг), мужчины стали раскатывать войлочные подстилки. Мальчишкам было велено устраиваться в повозках. Получалось, что спать нам придется полусидя, зарывшись в сено. Вытянуть ноги семерым просто негде. Это ещё повезло, что щербатого пацана в другую повозку определили, а то бы совсем тесно было.

Я честно намеревался поспать даже в таких условиях, напрочь позабыв про устроенную месть за свое голодание.

Этой ночью отдохнуть не удалось никому. Если и были у меня опасения насчет хищного зверья в округе, то ближе к полуночи они рассеялись. Такого запаха не выдержало бы ни одно животное. Даже кони, и те морды воротили. Дристуны бегали по кустам, считай, без перерыва. А ночь же. Темно. Кто там видел, куда сосед сходил? Сами же вляпывались в то, чем щедро пропитали подступы к стоянке. Меня несколько раз стошнило от ароматов, но, кажется, этого и не заметили.

Туманный рассвет встречала группа трясущихся и разом исхудавших людей. Мне даже немного стыдно стало за свой поступок. Мужчины, кто покрепче, нашли в себе силы запалить костер. Не для приготовления еды или питья, а просто погреться.

Когда совсем прояснилось, стали запрягать лошадей. Мальчишкам пришлось основательно потесниться, поскольку охранники не в состоянии были ехать верхом. К возницам на скамью село по одному мужчине, остальные кое-как втиснулись в две повозки между сиротами.

Так неторопливо мы и доехали до постоялого двора, куда нас не пустили!

Не сразу я понял почему. Но когда жена хозяина заголосила насчет мора, осознал причину. Приехавшая команда не выглядела здоровыми людьми. К тому же мы ужасно воняли. Народ со стороны мог подумать именно то, что и подумал, — нас сразил мор или другая заразная болячка.

Погрозив вилами и непечатными выражениями, хозяин с постоялого двора выгнал наш обоз.

Отъехав немного, мы всё же остановились. Неподалеку было озеро. Оттуда набрали воды, чтобы её накипятить. Пить отвар никто не рискнул. В самом озере немного отмылись. Очистили обувь, руки и лица вымыли. Стражники переоделись в запасное. Сироты же другой одежды не имели, но и стирать грязную никто не стал. Весна же, холодно, и сохнуть одежда будет долго.

Трясущиеся от слабости охранники всё же сумели взгромоздится верхом на лошадей. И мы почти комфортно продолжили путь. После ночных забегов по кустам сено изрядно попахивало, но я почти примирился с этим запахом и даже понадеялся, что день дальше пройдёт лучше. Куда там!

Поднявшийся ветер как-то быстро нанес тучи. И вскоре ливанул дождь. Это ближе к городам и поселкам дороги более-менее ухожены и отсыпаны щебнем. Здесь же, вдалеке от жилых мест, путь через лес быстро превратился в глиняное месиво.

На мою кожаную куртку посмотрело разом несколько пар завистливых глаз. Да и обувка была не в пример лучше, чем у сирот. Поверх своего кепи я накинул на голову капюшон и особых неудобств от проливного дождя не испытывал. Вот только лошади не смогли тянуть в прежнем темпе повозки.

Через четверть часа застряла одна и почти следом вторая повозка.

И пусть меня первым послали помогать выталкивать наш транспорт, но поработать пришлось всем без исключения. Тяжелые колеса вытащить из глины силами слабых мальчишек было нереально.

Все охранники спешились и, подбадривая себя нецензурными словами, стали толкать повозки. Мы с пацанами так и брели следом до самого вечера. Дождь прекратился, зато дорога превратилась в болото. Стоило забраться в повозки и увеличить их вес, как транспорт тут же застревал. Лошади выбивались из сил, и возницы намекали, что с такими нагрузками кони падут.

Пришлось всем двигаться пешком, подталкивая повозки в низинах с лужами. Устали мы неимоверно. Бессонная ночь, забег по кустам, отсутствие еды и питья сказалось на здоровье всех без исключения. Меня тоже качало, но больше от голода. А впереди ждала очередная ночь вдали от человеческого жилья.

Этой ночью разве что кони неплохо провели время. Они пожевали овес, выпили свежей воды, были укутаны попонами и могли в качестве десерта пощипать свежую весеннюю травку. Люди же ограничились простой кипяченой водой, которой оказалось вдоволь. Развели сразу два костра, где смогли обсушиться и погреться все желающие. Там же, у костров, нам пришлось ночевать, сидя на бревнах. Сено в повозках было сырым и грязным. Вначале грязи и вонючего дерьма нанесли вместе с обувью, а после дождик добавил, размочив это месиво.

Сидеть у костра было тепло, но спать совершенно невозможно. Охранники имели кожаные подстилки и войлочные одеяла. Благодаря им они расположись на ночлег в относительном удобстве. Для сирот ничего подобного не было предусмотрено. Пацаны вынуждены были всю ночь следить за кострами, подкладывая дрова и кое-как дремать.

Я же, помучившись какое-то время, пошел к повозке, выкинул все сено и убедился, что голые доски гораздо лучше бревна возле костра. Подстелив свой куцый мешок и накрывшись пустой корзиной, скрючился под ней для тепла. К утру, конечно, замерз, но почти выспался и выглядел лучше своих соседей по повозке. Те только утром поняли, где я спал. В их глазах так и застыл немой вопрос: «А что, так можно было?» Пацаны второй повозки тут же стали сбрасывать сено на землю, недобро косясь на меня. И кто им виноват, что сами не сообразили?

Ближе к обеду мы наконец добрались до постоялого двора, где на удивление нас встречали и ждали два десятка стражников из Холмогор и один целитель (наверняка хозяин предыдущего постоялого двора посыльного с сообщением отправил). К тому времени никто уже не бегал в кусты и, кроме как на слабость, пожаловаться не мог. Я же стал главным аргументом того, что мор мы на себе не привезли.

Охранники и сироты хором доказывали, что раз я не заболел, то и мора нет никакого. А не заболел я по той причине, что меня никто не кормил.

Ну что сказать… Не всем повезло родиться в семье купца и иметь столичную гувернантку. Пока целитель всех подробно и внимательно осматривал, я пристроился на пеньке, взяв из поленницы полешко поровнее. Достал письменные принадлежности и написал, что Эрик Кирака признан почти здоровым, расстройством желудка не страдал, поскольку охрана обоза, везущего сирот в Холмогоры, его не кормила, а все продуктовые запасы купеческого сына были съедены командой обоза в первый день.

Целитель, раздраженный свалившейся на него работой, подписал мой документ, особо не вчитываясь. Я же, обрадованный таким легким получением нужной бумаги, ещё три состряпал и уже к холмогорским стражникам подошел. Те историю про то, что не заболел лишь один подросток, уже слышали и поставить свои подписи не отказались. Документики эти я, аккуратно убрав в мешочек, на груди припрятал и отправился на кухню покупать еду.

Купленные за два медяка булочки и кружка молока были употреблены там же на месте. Попутно я жалостливым голосом рассказывал женщинам о съеденных охранниками припасах.

— Как есть, Великие стихии их покарали, — с честным взглядом просвещал я служанок и кухарку.

Тётки охали, ахали, предлагали ещё покормить, причем бесплатно.

— Нельзя мне много, считай, пять дней без еды, может живот похуже, чем у этих, скрутить, — пояснил я сердобольным женщинам.

В общей сложности задержались мы в пути более чем на сутки. Ивин, племянник дядьки Митро, переволновался. Уже думал поисковую команду отправлять, но мы наконец приехали.

Дальше началось самое интересное. Молодой купец Ивин Терсеро мог на многое закрыть глаза. Ну, съели мои запасы, ну задержались в дороге, ну обращались со мной, как с нищим сиротой, и так далее. Но чего он не мог простить так того, что переданный для его свёрток с колбасками от моей маменьки так беспринципно был сожран охранниками! У меня на этот счет и документики подписанные имелись.

— Да вас теперь никто даже сортиры охранять не наймет! — орал племянник дядьки Митро на главу службы Холмогор. — Деньгами не откупитесь!

Вечером, вручая мне стребованные с них золотые, аж пять штук вместо уплаченных десяти серебряных за проезд, молодой купец разъяснил, что такое репутация, как она зарабатывается долгим трудом и как ее можно спустить в тот самый сортир подобными поступками. И пусть со мной глава службы расплатился с учетом штрафа, но репутация-то уже подмочена. Кто рискнет таких охранничков нанимать? Из купеческих так точно не найдется.

— Мы, торговцы, за своих горой встанем, — сообщил Ивин, стукнув себя кулаком в грудь.

Он, между прочим, готов был приостановить свою поездку, пока решался вопрос со мной. Повезло, что у нас имелось два дня в запасе. Пусть я и опоздал немного, в результате остался один на подготовку, и тот весь был посвящен разбирательствам, но мы всё успели. Кроме посещения главы охранников Холмогор, меня ещё в храм потащили. Положено так почести оказать и подношение малое за удачу положить.

К моему удивлению, на дневную службу в этот храм согнали всех сирот, с которыми я ехал. А день-то воскресный был. В храме народа и так хватало. Лавок свободных не осталось, и нас с пацанами вдоль стенки под колоннами поставили. Так-то стихиям действительно без разницы, с какого места ты им почтение выражаешь. Это нам неудобно было стоять на протяжении всей службы.

Я искренне поблагодарил Высших. И науку хорошую получил за время путешествия, и в людях стал немного больше разбираться. Чуток похудел, но в целом в прибытке остался.

Мальчишки, с кем я путешествовал, тоже шептали что-то стихиям. Наверное о здоровье просили. Краем глаза я поглядывал то на одного сироту, то на другого. Раскаиваются или все же не поняли ничего?

Щербатый точно ни о чём не жалеет. Этот в следующий раз точно так же отберёт еду и делиться не станет. А вот пацаны помладше могут и передумать брать чужое. Продолжая разглядывать сирот, я обратил внимание, что над головой одного висит странная штуковина наподобие мешочка в половину моего роста и светится искорками.

Мне пришлось чуть отодвинуться от стены, разглядывая странный предмет. Висело оно зацепившись за край подоконника. В храмах они обычно высоко расположены. Не каждый взрослый достанет до окна посмотреть, что там снаружи. Потому получалось, что светящийся мешок располагался над головой подростка и не мешал ему.

Я так на него засмотрелся, что на меня шикнул кто-то сидящий на скамье. Пришлось вернуться на свое место и продолжить шептать благодарности стихиям.

Когда служба в храме закончилась, я всё же не утерпел, протиснулся между идущими на выход людьми и оказался возле той вещи под окном. Убедившись, что на меня не смотрят, протянул руку и схватил мешок. Тянуться пришлось прилично. Он словно висел на длинной прочной нити. Лишь отойдя от окна на несколько шагов, услышал, как нить тренькнула и оборвалась.

— Чего ты застрял? — поторопил меня Ивин.

— Так вот… это, — протянул я для демонстрации светящийся мешок.

— Что? — не понял парень.

— Ну вот… — приподнял я руки повыше.

— В столице купим обнову. Эту рубаху отдай вечером прачке.

— Да? — не поверил услышанному и прижал светящийся комок к себе.

Спросить у отца-настоятеля? Так он уже ушел. И кажется, кроме меня, этот предмет никто не видел. В том, что это так, я несколько раз убедился, когда проходящие мимо люди не задали никаких вопросов по поводу того, что я держу в руках. Вещь-то необычная. Искорки словно золотые мелькают, а сам «мешочек» будто из крупной золотистой сетки соткан. А уж на длинный золотой «хвост», тянущийся за мной, точно должны были обратить внимание.

Чтобы самому не отвлекаться, намотал нить вокруг левого запястья и завязал узлом. По-хорошему, это нужно бы храму вернуть, но почему-то я не был уверен, что это вещь храму принадлежит. Висела под подоконником в дальнем углу. Да и не видел никто эту странность. Узнать бы, что это вообще такое.

С нетерпением я ждал момента, когда смогу спокойно рассмотреть найденное и решить, как поступить со странной находкой.