Моя попытка прожить жизнь Бессмертного Даоса IV

Глава 16

Я осторожно заскользил по воде, используя Шаги Святого. Ладно, драки не будет — уже хорошо.

Лисы осторожничали и передвигались с двух сторон, как бы отрезая потенциальную опасность для меня.

— А карпа можно выпустить? — спросил я на всякий случай. Болота все-таки принадлежат жабе, мало ли, вдруг она воспротивится.

— Выпускай. — равнодушно сказала она. — Только если подумает что-то стащить — задушу, проглочу и потом утоплю. Так и знай, карп.

— Да я никогда ничего чужого не брал! — возмутился Лянг.

Врал.

Ох уже этот Лянг.

— Карпам веры нет, — веско сказала жаба и поймала еще две монеты.

— А лисам? — игриво спросила Хрули, перепрыгивая кучку золота, которая неожиданно всплыла перед ней.

— Лисам тем более.

Карп выпрыгнул в болото и сразу увеличился до размеров небольшой собаки.

Плюх!

— Какое же наслаждение снова быть в вод…а это что, монетка?

— Лянг!

— Да я шучу, Ван, я чужое не трогаю.

Я вздохнул, опять врет.

А вот Джинг застыла перед всплывшей на маленьком плотике кучкой золота и даже протянула лапку, желая проверить…потрогать.украсть.

— Джинг! — окликнул ее. Я увидел, что ее глаза странно заблестели, словно под легким гипнозом.

— А! — встрепенулась она, — Да я ничего. Видишь, даже не дотронулась.

Но я-то видел, что если б я ее не окликнул, то она точно бы прикоснулась. Значит, предупреждение нейросети о ауре «Вечной жадности» не преувеличение?

Мы скользили вперед и я увидел, что вокруг большой хижины с жабой, на поверхности болота всплыли еще десятки плотов, на которых лежало всякое барахло и…золото.

Лисы кружили вокруг плотов, с трудом удерживаясь от того, чтобы запустить лапы в заманчиво лежащие сокровища. Жаба будто проверяла их всех и готовилась тут же наказать за нарушение гостеприимства.

Но я вовремя одергивал и лис, и…карпа. Да, хоть он и делал вид, что полностью себя контролирует, но чем ближе мы были к жабе, тем больше на него это влияло. Влияло даже на меня. Словно легкий приступ жадности: хотелось взять и сорвать вон тот странный цветок…и еще ту изумрудную лилию. Я тряхнул головой, отгоняя эти мысли.

[На сознание носителя оказывается давление ауры более сильного существа].

Так эта «жадность» — результат давления ауры жабы?

Мы замедлились у хижины. Тысячи золотых монет, вращающихся вокруг хижины, взмыли вверх, пропуская нас к жабе.

Жаба вблизи оказалась еще огромнее. Конечно, карп в своем обличии был намного больше, может, поэтому мне и не было страшно. Лянг в своей истинной форме проглотит ее и не заметит. Правда, в этом мире размер существа не главное — это не всегда показатель его силы.

Вся поверхность хижины-плота была завалена разными побрякушками и артефактами.

Я, стоя в шаге, ощущал, что это были необычные вещи. Странные таблички с письменами, ожерелья, какие-то амулеты…

— А это что? — указала Хрули на небольшую металлическую табличку.

Жаба смерила ее взглядом.

— Артефакт должника. Дотронешься — и всё…будешь отдавать мне проценты до скончания веков…

Хрули отдернула лапу, а жаба хохотнула так, что закачался плот с хижиной.

— Эх, Жаба, — высунулся из воды Лянг, — А у тебя случайно не завалялось парочки жемчужин воды? Я готов поторговаться.

Жаба-скряжник прищурила глаза, втянула воздух и вдруг сказала, игнорируя вопрос карпа:

— В тебе, Праведник, сидит весьма неприятное существо.

Я кивнул.

— Жаба.

— Не просто жаба…она воняет демонической Ци…

Жаба-Скряжник сморщила свой бородавчатый нос.

— Хрули! Джинг! — остановил я лис, которые уже тянули лапы к какой-то безделушке.

— Мы просто смотрим! — воскликнули они в ответ.

— Ну-ну… — бормотнул Лянг, — «Просто смотрим». Знаю я вас…

— Сам не лучше.

Жаба посмотрела на лис, на карпа, на меня как вдруг, вырвавшись из кучи, в воздух взмыл серебряный котелок.

— Вот… — сказала она. — Для чая…

Я подставил руки и в них лег котелок, который будет у нас чайником…или…это у нее такая чашка? В принципе, как раз по размеру пасти.

Ну да ладно. Чай я заваривать умею. Вот только первый раз буду заваривать его для…незнакомого существа. Белка не в счет. А это немного волнительно.

Я посмотрел на котелок, а следом прямо передо мной приземлился камень. Похожий камень был и у белки — пускаешь в него Ци и она разогревает «чайник». Получается, тут не только белка любит попить чайку? Что ж, хорошо, что она меня научила правильно заваривать чай — не ударю в грязь лицом, так сказать.

Я сел на краю плота. Рядом со мной уселись совсем без страха лисы. Лянг плавал у края, заглядывая внутрь хижины. Видно кое-какие сокровища его заинтересовали.

Я зачерпнул воды из болота и поставил на камень. Потом достал хранящиеся в кольце огненные листья, линчжи, и шиповник. После уроков белки я знал наверняка: не так важно «что» заваривать, важно «как».

— Так-так-так… — цокнула языком жаба, и поймала еще одну летающую монету. — Интересный, похоже, получится чай… Я хотела дать свой… Ну да ладно…

Жаба будто сонно прикрыла глаза, но на самом деле через щелки внимательно наблюдала за нами.

За мной.

Я стал постепенно разогревать воду в котелке. Попытался вспомнить ощущения тела и сознания, как когда находился в Золотой Роще.

Руки расслабились. Одну из них я положил на котелок, он был толстый и нагревался медленно, не то что чайник у Белки. Значит тут придется заваривать по-другому. Каждая заварка должна быть особенной. Другой. Потому что вода другая…

Я посмотрел на зеленоватую воду, и сразу понял, что нужно долго держать ее на грани не доводя до кипения, чтобы она очистилась от примесей с помощью моей Ци. Слишком много в ней «болотного» и это повлияет на вкус.

И сам чай…теперь это не листья чая белки — это сгустки огненной Ци, которые нужно осторожно погружать в воду, предварительно окутав моей Ци, потому что если они сразу выплеснут свою стихию и вскипятят воду — чай будет испорчен. А мне это не нужно.

Мне и самому хотелось показать этой жабе, какой я умею заваривать чай. Да, немножко гордости, но почему нет?

Я слушал воду, как медленно она начала оживать.

Жаба не отводила взгляда от котелка. Следила за моими движениями.

— Чай не согревает тело, — сказал я, вспоминая наши разговоры с Белкой, — Он пробуждает то, что мы успели забыть.

Я помнил, как глоток чая белки заставил меня вспомнить и переосознать свои воспоминания.

— Слова…слова…слова… — чавкнула жаба и выплюнула золотую безделушку перед собой, — Скажи, вот ты, например, отдал бы что-то дорогое, чтобы получить мой Лотос?

Я задумался и продолжил держать руку на котелке, направляя Ци в «кипятильный камень».

— Я бы отдал мешок золота, если бы у меня он был, — уклончиво ответил я.

Вот где-то тут и начался торг, очевидно. Чай — предлог.

Жаба рассмеялась, и от ее смеха плот вновь начал дрожать. Что немного затруднило готовку чая. Все-таки котелок должен стоять неподвижно, чтобы вся вода была определенной температуры. Для перемешивания воды было еще рано. Ну да ладно, пока что я выпаривал болотные примеси.

— Разве золото дорогое? — надменно фыркнула Жаба, — Глупость! Золото дешевле страха. Оно пыль. Но знаешь, почему я его люблю? Оно врет — оно обещает тепло, власть, безопасность….а на деле золото — пустышка, которая заставляет людишек ползти. Ползти ко мне.

— Ты говоришь, что золото врет? — задал я риторический вопрос, и чуть повысил температуру в чайнике, — Но тогда получается, что ты окружила себя ложью…разве нет? Ты слушаешь шепот лжи каждый день.

Жаба будто сжалась. Сжалась, чтобы прыгнуть. Ее взгляд стал еще пронзительнее, а в глазах вновь появился желтовато-золотой блеск. Но не похоже, чтобы мои слова «ранили» ее так, чтобы она меня атаковала. Все-таки заварка чая — это нечто священное, прерывать человека во время такого процесса…нехорошо.

— Само по себе золото — ничто, но богатство — это свобода. — уверенно сказала она, — И вообще, лучше сидеть на сундуке, чем в сундуке.

Я ощутил как постепенно от примесей не остается ничего, пар переставал быть зеленоватым, а становился обычного цвета. Похоже, скоро можно повышать температуру еще сильнее.

— С чего ты взяла, что богатство — это свобода? Ты сказала, что лучше сидеть на сундуке, чем быть в сундуке, но свободы нет ни там, ни там. Свобода в том, чтобы уйти, ничего не забрав с собой. Свобода в том, чтобы оставить сундук.

Жаба молчала. Я слушал воду и подбавлял немного Ци.

Из котелка поднимался пар, в котором плыли силуэты людей, они тянули руки к призрачным богатствам и словно шептали «ещё немного, ещё чуть-чуть и оно будет моим…» Это место уже влияло на чай, на меня, на мысли. Впрочем, похоже я тоже влиял на жабу. Пар от воды шел в ее сторону и она так или иначе уже дышала им. А ведь там были частички моей Ци.

Жаба вздохнула, а потом сказала:

— Ты сказал мне, Праведник, что свобода в том, чтобы уйти, ничего не забрав с собой, но ты-то пришел забрать, не так ли? Ты пришел за моим Лотосом.

— Да, я пришел за ним, — честно ответил я.

— Так чем же ты лучше меня?

— Разве я говорил, что лучше тебя?

— Я слышу осуждение в твоих словах, — буркнула она и зло сощурила глаза.

Я прислушался к котелку с водой. Она уже была достаточно чиста. Можно было доводить «голос воды» из бурления в крик. Сейчас так было нужно.

— Я не могу тебя осуждать, потому что не знаю твоей истории, не знаю кто ты, и почему ты такая — я только вижу жабу, которая сидит на богатствах, от которых ей ни толку, ни проку. Не удивлюсь, если часть предметов тут давным-давно испортились.

— Это мои предметы! — вспыхнула жаба и засияла золотым, — И это мое дело, испортились они или нет!

— Конечно-конечно. — согласился я.

Вода уже почти кричала. Еще миг — и нужно было снимать ее.

Чуть обжигая руки, я снял котелок с камня.

Котелок стоял и я сделал жабе и всем остальным знак. Нельзя было, чтобы плот с хижиной шевелился.

Вода «доходила». После «крика» она должна была успокоиться. Нужно было поймать тонкий момент полной неподвижности, когда она становится единым целым: когда пузырьков уже нет, но она еще не начала стремительно остывать.

Я закрыл глаза, а когда открыл — уже наступил нужный момент. Это нужно чувствовать, это невозможно объяснить.

Я взял в руку огненные листья и, подняв их с помощью Ци на метр, отпустил. Они, кружась и спускаясь по спиралевидным траекториям, с шипением опустились в воду. Нельзя было положить их «рукой», иначе бы листья были зажаты. Они должны были упасть в воду в свободном падении. Так, как если бы это было в природе.

— Интересно ты завариваешь чай… — тихо сказала Жаба.

Лисы молчали, они не видели как я учился заваривать чай у Белки, а в дороге я ни разу не заваривал чай так, как сейчас. Потому что сейчас был особый момент. Я готовил чай именно для жабы. Как там говорила белка? Нет правильного варианта заваривания чая.

— Ты знаешь зачем мне нужен лотос? — спросил я Жабу.

— Догадываюсь…

Я осторожно вытащил из кольца два Лотоса и они сразу начали изменять вокруг себя воздух. Да, теперь чай будет совсем другим.

Жаба с жадностью вперилась взглядом в Лотосы, и в глазах ее загорелся новый огонек алчности — она захотела Лотосы себе.

— Видишь, ты уже хочешь себе эти Лотосы, а мне они ведь, в сущности, и не нужны, — сказал я, — Всё, что мне нужно — это возможность. Возможно изгнать существо во мне.

Жаба качнула головой, не отводя взгляда от Лотосов. Да, согласен, они завораживали. Вокруг них сразу взмыла в воздух синяя и красная пыльца, образовывая словно знак Инь-Ян вокруг котелка. Две противоположные стихии кружились, не прикасаясь друг к другу.

Следом в воду отправились линчжи.

Если отправить шиповник, то температура от обилия стихии огня станет слишком высокой. Вначале линчжи. Грибы падали в воду и медленно раскрывали свой аромат. Вода начала менять свой цвет на темноватый.

Я не подсчитывал в уме секунды. В таком деле как заварка чая, можно полагаться только на ощущения.

— Понимаешь разницу, — обратился я к жабе, — между возможностью и обладанием?

— Тебе всё равно нужен мой Лотос.

— Нужен.

Вжух!

С звонким шипением в чай полетели шиповники, как маленькие бомбочки. Вода вокруг них зашипела. А я через стенку котелка направил внутрь чая свою Ци. Всё это смешалось, образуя уже не чай, а что-то большее. Сочетание стихии моей Ци и…намерения.

Намерения убедить… Намерения показать… Намерения…помочь…

Да, что-то с этой жабой было не так, будто немая просьба о помощи, которую она не могла озвучить. И чай ей в этом поможет. Надеюсь.

Я наполнял этот чай тем внутренним спокойствием, которое ко мне пришло после посещения Долины Памяти. Это ощущение того, что ты стоишь перед чем-то важным и бесконечным я и пытался вложить в чай.

Несколько мгновений я подержал котелок в руках, «успокаивая» чай, а потом протянул скряжнику.

— Сейчас. — сказал я, и она меня поняла, перехватив чай длинным огромным языком.

Я сказал не «готово» — потому что чай не может быть готов, а «сейчас» — потому что только в этот момент его нужно и можно пить. Да, у белки был другой чай. Но я знал, что если в определенный момент мой чай не выпить, он потеряет тот эффект и вкус, который в нем должен быть.

Стихийная пыльца из Лотосов окутала котелок, и когда Жаба опрокинула чай внутрь своей бездонной глотки, то пыльца хлынула следом. Не то, чтоб я так задумывал, но, думаю, от этого вкус станет только интереснее.

На мгновение жаба засветилась изнутри, а потом так и застыла с открытым ртом.

«Ты что, ее отравил?» — неожиданно спросил Ли Бо, — «Нет, метод, конечно, хороший, я даже не подумал о таком, но от Праведника как-то не ожидал».

Да успокойся ты, — отмахнулся я от Бессмертного, — Это просто чай.

«Почему же ее так торкнуло?»

Не знаю. Может, никогда хорошего чая не пила? — ответил я риторически.

Глаза жабы прямо засияли желтым еще сильнее, а ее тело, всё покрытое золотыми монетами, засветилось. Она тряхнула своей башкой и сказала:

— Ухххх…

Ее взгляд какое-то время был расфокусирован, и направлен словно в себя, а потом, минуты через две, она пришла в себя и…сразу как-то обмякла. Ее тело расслабилось. Плот качнуло.

— Да-а-а… Такого чая я не пробовала… — честно сказала она и на какое-то время из ее глаз исчез алчный блеск, так напрягавший меня поначалу.

Мы встретились взглядами.

— Ты, наверное, смотришь на меня и осуждаешь…

Она повторилась, но я не стал ей об этом говорить.

— Осуждаешь… А ведь ты даже не знаешь ничего обо мне. А я даже не виновата, что такой стала…

Кажется, жаба всплакнула. Да уж, одного карпа-плаксы мне мало, так еще и жаба решила пролить скупые слезы.

— Вот в тебе сидит жаба-демонюга, ненавижу таких! — Жаба зло выстрелила языком и поймала монетку, — А я не демон. Я — древняя жаба. Понимаешь? А из меня сделали посмещище…

О чем она? — не понял я.

«Это она про фигурки с монетками, которые для притягивания богатства ставят в домах».

Так это с нее «списывали»?

«Судя по древности ауры — вполне возможно. Не знаю, что она забыла в Великих Карповых Озерах. Может, Праведники притащили ее сюда для перевоспитания… Не знаю…»

Перевоспитание, судя по всему, не случилось.

Я внимательно слушал. Когда кто-то начинает делиться чем-то личным, изливать душу, лучше слушать не перебивая. По-настоящему слушать, а не делать вид, что слушаешь.

Лисы сидели раскрыв рты. Лянг…рыскал по дну. Вот проныра!

— А ведь я в этом не виновата, — жаба переползла поближе и меня обдало ее кислотным дыханием, — Этот глупец Цицы сделал из меня посмешище. Так нельзя, особенно с такими зверями, как я.

Судя по тому, что пошли имена-явки-пароли, мой чай сработал и как надо.

Итак, Цицы, он же Хотей, засветился и тут. Этот толстяк мне начинал нравиться всё меньше и меньше. Нет, жаба, конечно, не воплощение добродетели, но проклятие и падающее с небес птичье дерьмо я помню. Хоть и не держу зла. И всё равно это неправильно.

— А можно поподробнее про…этого…кхм…

— Цицы? — с нескрываемой злобой, горечью и, одновременно, яростью переспросила она.

Чувствовалось, что ее эмоции абсолютно искренние.

— Да. Расскажи. Наши с ним пути….можно так сказать «пересекались».

— Я сейчас большая…но я всегда была жабой.

Да уж не царевной лягушкой, — мелькнула мысль.

— Но не просто духовной. Моя кровь очень древняя…от истоков возникновения Поднебесной.

«А еще она очень скромная», — фыркнул Ли Бо. — «Сказать „от истоков возникновения Поднебесной“. Пусть еще скажет, что она „отпрыск самого Неба“».

Жаба на мгновение замолчала, а затем с ядовитой гордостью прошептала:

— Так вот…я жила в глубоком колодце…очень…который находился в глубоком провале. Это был не просто провал — хранилище богатств. Всё, что блестело, падало ко мне: монеты, кольца, даже сердца — сгнившие, но с печатью алчности. Я копила, как положено. И чем больше у меня было, тем сильнее я становилась.

Глаза ее снова наливались алчностью, а я снова начал набирать воду на чай. Теперь уже в кувшин с Бессмертным.

«Да ты охренел! Ван! Какой чай⁈»

Ладно тебе, уже не раз заваривал.

Ли Бо что-то буркнул в ответ и успокоился.

Я вымыл кувшин и поставил кипятить воду. На самом деле не для того, чтобы пить чай, а просто, чтобы жаба не ощущала напряжения, потому что звуки кипящей воды всегда настраивают на определенный лад, и не важно, человек ты или жаба.

— Значит, ты жила в каком-то разломе, куда люди бросали монеты, кольца…

— И сами бросались, — уточнила Жаба.

— И что случилось дальше?

— Я становилась слишком сильной. Когда Древнее существо набирает силу в своем Дао, оно становится…

— Божеством, — неожиданно заговорил Ли Бо.

— А это кто? — встрепенулась Жаба.

— Один Бессмертный. Он в кувшине. Он безобиден. Продолжай.

Жаба вздохнула и посмотрела на пустой котелок. Видно, чая ей было мало.

Я протянул руку и она отдала котелок. Что ж, заварю этой прожорливой жабе еще чая. Вот только теперь у него будет другое «наполнение». Снял кувшин, наполнил котелок водой, и поставил на камень, греть воду.

— Этот Бессмертный сказал верно… Я набирала силу… Мое Дао — Дао жадности, я его очень рано почувствовала, и всё сильнее проникалась им. Я почти стала воплощением Дао жадности.

— Это довольно опасно. — заметил Ли Бо, — Некоторые из Дао слишком могущественны, если овладевают телами духовных существ.

— Как это «овладевают»? — недоуменно переспросил я.

— Мы становимся проводниками Дао в этом мире.

— И чем это плохо? — переспросил я.

— Потом объясню, — не стал вдаваться в подробности Бессмертный.

— Ничем это не плохо! — возмутилась жаба, — Просто иные божества не хотят появлений других. Это вызов им. Вызов их власти.

Что ж, несмотря на то, что это говорила Жаба-скряжник, я ей верил. Еще и потому, что она не врала. Как не врал и Ли Бо: похоже, такое проявление Дао было действительно опасным. Надо будет всё-таки после того, как покинем это место, с ним поговорить на эту тему.

— Именно поэтому, такой как я… — Жаба, кажется, всхлипнула и поймала длинным языком сразу с десяток золотых монеток, что ее чуть успокоило, — И не позволили стать…божеством.

— И это был Цицы? — уточнил я.

— Да! — зашипела жаба. — Притворщик. Мягкотелый юродивый, с жирным животом и песенками. Бродил босиком, махал листьями, строил из себя даосского блаженного. Но внутри — такой же стяжатель, как и я. Только хитрее.

— А дальше?

— Он пришёл ко мне, не как мудрец, а как вор. Знал, чем я живу. Опустил в колодец пояс с золотой монетой. Я… — её голос затрепетал. — Я не удержалась. Это был… идеальный круг, будто луна в новой луже. Я схватила его. И тогда он вытащил меня наружу, как рыбу. Без борьбы. Просто дёрнул — и всё. Он уже был…почти Божеством…

— Но не Божеством? — спросил я.

— Нет.

Она выронила с десяток монет, а кружащиеся вокруг хижины монеты упали в воду. Ее взгляд потух, я почувствовал уже заранее ее слова станут неприятными, тяжелыми:

— После того, как он поднял меня наружу и проклял, он и стал божеством: уже не Цицы, а бог удачи Хотей, которого взяли в свиту богов счастья.

«Я сразу тебе говорил, что его личные качества оставляют желать лучшего».

Я продолжал готовить чай, и через пару мгновений снял котелок с «нагревающего камня».

— А меня…меня…меня прокляли! Ни за что! Просто за то, что такая, какая есть. Да, Цицы еще подумал, что забавно будет превратить меня в амулет, и отобрали все те монетки, которые я так долго собирала…из них сделали статуи с монетками… а потом люди подхватили…и думают, что я приношу удачу.

Жаба горько улыбнулась.

— Как бы не так… Не я приношу удачу, а Цицы, который везде оставил следы своего Дао. Пока мои монетки не вернутся ко мне, я никогда не смогу стать цельной со своим Дао….эх…те сокровища стали частью меня…без них я ущербна.

Я взглянул на нее еще раз. И бросил в воздух грибы, огненные листья и шиповник, и в этот раз позволил всему вместе упасть прямо в котелок создавая «что-то другое».

— Ты их ненавидишь. Не только Цицы-Хотея, но и остальных богов счастья — спокойно сказал я, направляясь к Жабе. Мои следы оставляли странный золотистый след, совсем как у Святых, а я ощутил как наружу всплывают все отголоски воспоминаний, которые я увидел, а в ногах сконцентрировались пути всех Святых.

— Презираю, — прошипела жаба. — И их…и людей…я же чувствую их желания…их эмоции. Существа, которые верят, что удача дается даром. Клянчат у меня золото, у моих статуй, натирают мне пузо, но сами трусливы, ленивы, глупы и хотят золота ради золота.

Я сжал котелок сияющими от переполнявшей их Праведной Ци руками.

Она хотела использовать язык, но я ее остановил.

— Я сам. Просто открой свою пасть.

— Но…

— Ты не выпьешь всё. Это жадность. Теперь тебе достаточно одного глотка. Не надо всё пить.

Жаба непонимающе посмотрела на меня, но пасть послушно открыла. Как ребенок, которому дают лекарство.

Я чуть наклонил котелок, и с него сияя, словно маленькое солнце, сорвалась одна капля. Всего одна. В ней содержалась вся «суть» чая.

Больше и не надо.

Жаба поймала языком каплю, да так и застыла. Ее словно пронзило током. Я показал ей всё. И Долину Памяти, и Дао Святых, и Разлом и… Вечный дозор.

Я сел в позу лотоса прямо перед ней, и начал втягивать в себя ее ауру. Ее жадность.

Мы смотрели друг другу в глаза.

— Неужели ты не понимаешь, что Цицы не мог отобрать твое Дао? Не мог помешать тебе ему следовать…он чуть сбил тебя с пути…и все…

Взгляд жабы выражал непонимание.

— Он сыграл на твоей жадности. Твое Дао — жадность….те монетки… они просто монетки…прошло столько лет, но ты не можешь их отпустить.

— Но…

— Я не договорил. Те монетки больше не ты. Они не часть тебя и никогда ей не были. Дао внутри, а не снаружи.

Я протянул руку, с моей руки сорвалась капля Ци и начала отделять от тела жабы одну монету за другой.

Глаза жабы были потерянными.

— Дао не может быть односторонним, — продолжил я, и ощутил, что говорю чем-то, что рождается от всех тех воспоминаний внутри. Какое-то неосознанное знание-чувство.

— Дао не имеет границ. А значит, твоя жадность лишь извращение твоей сути.

— Не может такого быть! Это мое Дао! Кому как не мне знать?

— Цицы попытался направить тебя на верный путь тем, что сбил со старого, а не проклял, как ты подумала, — спокойно сказал я, — Он надеялся, что ты сама поймешь, что монеты не часть тебя, потому что они тебе никогда не принадлежали. Тот, кто не может отпускать, не может брать, понимаешь? Если ты не готова отдать эти монеты, то ты ими не владеешь, потому что отдать можно только то, чем владеешь. А значит, твоя жадность — иллюзия. Но вина в Цицы в том, что он вмешался в чужое Дао…такое делать нельзя.

Жаба застыла с раскрытым ртом.

«Я что-то уже запутался…»

Монеты с тела жабы начали слетать одна за другой. Сами. Словно их перестало что-то удерживать.Я ощущал, глядя на эту жабу, что в ней скрыт какой-то мощный потенциал, который похоронен за этой грудой золота и хлама. Нужно только направить ее на верный путь. Она не плохая, просто…заплутавшая среди алчности.

— Скажи, разве не становится тебе легче, когда эти монеты падают? — спросил я, поднимая монету.

— Да… — пробормотала она растерянно, — Как будто….

— Но это не всё.

Я прикоснулся к лапе жабы, покрытой толстыми наростами и она вздрогнула, как от удара тока.

— В тебе кроме жадности была ненависть. Ненависть к Цицы.

— Да! — скрипнула она зубами. — И сейчас она горит во мне.

— Ты должна это отпустить.

— Это не справедливо! Он должен быть наказан! Так нельзя поступать!

Я улыбнулся.

— С Цицы спросят. И за это. И за всё остальное. И не только с него.

— В смысле? — дружно и удивленно воскликнули лисы.

«В смысле? Не многовато ли ты на себя берешь, Ван? Такими словами нельзя разбрасываться».

— В смысле? — спросила жаба. — Ты слабый Праведник, которого даже я уничтожу одним плевком. Как ты можешь спрашивать с божества?

— Потому что спрашивает не тот, кто силен, а тот, кто прав. Посмотри внимательно мне за спину.

Я медленно поднял руки и сделал знак последнего Дозора.

Один за другим, за моей спиной вставали те, кто ушел и стал частью Неба. Каждый Святой. Каждый Даос. Просто Праведник. Все те, кто отдали свои жизни, закрывая Разлом и борясь с Пустотой.

Жаба вздрогнула, увидев тени Святых за мной.

— Спрашиваю не я. Спрашивают они. Каждый из них имеет Право спросить. И теперь это Право во мне. Заданный под Небом вопрос требует ответа. На него нельзя не ответить. И каждый из них спросит, почему тот, кто должен был стоять рядом с ними, не стоял. Почему Божества не пришли под Небо, почему они не отдали свою божественность во спасение Неба.

«Откуда ты это знаешь? Ты стал каким-то другим, Ван!»

Догадался. Божества очевидно могущественны, но я их не видел среди Последнего Дозора, а значит их там не было, а значит…они должны ответить перед Небом. У вины нет срока давности.

Сейчас я и не был в полном смысле собой. Я был частью тех, кто ушел, и тех, кто смотрел вниз. Тех, чью жертву нельзя было игнорировать. Я был частью тех, чьи воспоминания направляли меня на верные слова.

— Поэтому…ты, Жаба-скряжник, найдешь свое Дао, и станешь тем, кем должна была стать. Божеством. И когда ты это сделаешь, ты найдешь меня.

Монеты с жабы осыпались всё звонче и быстрее.

— Видишь этот знак? — я вновь показал ей Печать Вечного Дозора, — Ты будешь рядом со мной, чтобы защитить Небо. Когда мы станем вместе с тобой, мы будем отдавать.

— Но с Небом всё в порядке… — удивилась жаба.

— Пока в порядке. — покачал я головой, — Но ты не такая, как Цицы и остальные божества, ты придешь, когда наступит время. Они не пришли. Ты — придешь.

Жаба смотрела на печать Вечного Дозора, на тени ушедших Даосов и Святых за моей спиной, и сказала:

— Я приду. Я не такая.

Я встал.

— Сделай это. — сказал я, — Отдай то, что принадлежит тебе. Отдавай впервые сама. По собственной воле. По собственному желанию. Потому что хочешь. Потому что твое.

Из глаза жабы скатилась слезинка.

Она стиснула зубы.

А прямо возле края хижины всплыл сияющий золотым духовный лотос. Он «пах» золотыми монетами и…жадностью.

Я вопросительно посмотрел на жабу.

— Бе…бер…бери… — выдавила она, — Я…от…отд…отда…

Она собралась с духом, и выпалила:

— Я отдаю…

— Спасибо. Ты не сказала, как тебя зовут.

— Чунь Чу…так меня звали когда-то.

— Спасибо, Чунь Чу. Мы еще встретимся.

Я осторожно сорвал Лотос, и положил в свое пространственное кольцо.

А жаба неожиданно вздрогнула…и судорожно вздохнула.

— Как странно… — прошептала она, — Какое странное чувство…отдавать что-то…очень странно…

На мгновение она задумалась, а потом…выплюнула прямо в лис какие-то маленькие украшения, которые Хрули и Джинг тут же схватили.

— Спасибо! — пискнули они.

— Как…как приятно… — выдохнула Жаба.

На ней не осталось ни одной монеты. Все они осыпались.

— А это…рыбе…

Она выплюнула в озеро ярко сияющую золотую жемчужину, которую поймал выскочивший из озера карп.

— Шпа…шпасибо… — держа зубами золотую жемчужину сказал карп.

Тени за моей спиной исчезли. Как и исчезло ощущение какого-то предельного всезнания. Да, воспоминания все-таки говорят во мне. Влияют на меня. Просто я этого раньше не замечал. Нельзя вместить в себя что-то чужое, и чтобы оно на тебя не влияло. А во мне память многих Святых.

— Пока, Чунь Чу. — взмахнул я рукой и стал на воду.

«Ловко, конечно, ты ее вокруг пальца обвел».

Если ты так говоришь, то ты ничего так и не понял, Ли Бо.

«Что тут непонятного? Пришли торговаться, а ушли с подарками, мне это нравится. Вот теперь ты похож на настоящего Праведника».

Я вздохнул.