Моя попытка прожить жизнь Бессмертного Даоса IV

Глава 10

— Дао — это не маршрут, не линия, не план. Дао — это способ быть собой. Утка, которая квакает как жаба — нарушает свое Дао. А жаба, которая молчит в нужный момент — может быть мудрецом.

Этот гусь реально любил поболтать. От души. Он не загадывал загадки, и не пытался казаться умнее, чем собеседник… он просто вываливал на тебя информацию. Удивительно, если другие духовные животные обладали ярко выраженным Дао, которое сразу отражало их суть в самом их поведении, то Дао гуся мне было непонятно, во всяком случае за те несколько дней, которые мы провели на краю пропасти, я не уловил его Дао.

Из особенностей — он любил щипать лис за задницы и хвосты, и дразнить их.

Но, может, это какая-то генетическая память, все-таки какая лиса не пыталась утащить пернатого? Вот он таким образом и мстил за своих сородичей. Тем не менее, чувствовалось, что он смотрит на них как на маленьких глупеньких гусят. Может, таковыми они в его глазах и были.

— А если я остановлюсь и сяду, — спросила Хрули, пытаясь принять позу лотоса, в котором сидели мы с гусем, — Я все еще буду на Пути?

— Если ты остановишься не от страха, а потому, что услышала тишину дороги — значит, ты в самом сердце Пути. Путь может быть в чем угодно: в покое, в пролитом чае, в словах, что не сказаны. Главное — не терять себя. Ты — лиса, и помни об этом.

— Что такое свобода, гусь? — поднял голову карп.

— Свобода?

— Она тоже часть Дао?

Гусь хохотнул.

— Свобода — это не ветер в перьях. Ты ведь о полете, да? Нет, рыба, свобода — это когда ты не боишься быть связан. Свобода — не в том, что ты можешь улететь, а в том, что остаешься по доброй воле. Вот я, например. Я перевожу тех, кто просит. Это моё Дао. Но иногда……иногда ночью я взмываю выше облаков, и там нет никого. Только я, звёзды — и звук, которого нет.

— Хорошо говорить о том, что дело не в полете тому, кто уже может летать, — буркнул Лянг.

— Видишь, ты сам себя ограничиваешь, — покачал головой гусь, — Ты уже внутренне смирился с тем, что не можешь летать, что нужно стать драконом и лишь тогда ты полетишь.

— А что, это не так?

— Не знаю. Я же не карп. И я не дракон. Но откуда ты знаешь, как именно становятся драконом?

— Проходят через Врата Дракона, — уверенно ответил Лянг.

— Но ты знаешь, что «они» такое? Может, это лишь слова, которые обозначают внутреннюю трансформацию, за которой следует трансформация тела?

Лянг на минуту-другую завис, обдумывая слова гуся.

— Да нет, бред какой-то, ты намекаешь на то, что одним усилием мысли я могу стать драконом, так, что-ли? Просто пока не готов? — буркнул он. — А зачем тогда нужно идти к водопаду Желтой Реки, это тоже лишь слова?

— Нет, это не просто слова. Каждый карп обязан проделать этот путь. — ответил гусь, — А сказанное про внутреннюю трансформацию — это мои мысли, которые, возможно, помогут тебе в важный момент. Когда ты как лягушка будешь прыгать вверх, преодолевая силу водопада Желтой Реки.

— Сам ты лягушка, — обиделся карп на такое сравнение.

— Все вы ищете Дао, — обвел нас взглядом гусь, — Но искать Дао уже ошибка. Лучше просто жить. Быть. Как дыхание. Как этот мост. Как гусиная поступь по утренней росе.

Я внутренне улыбнулся этому сравнению.

— Мы не ищем Дао! — воскликнула Хрули.

— Ага, вы ищете, что бы стащить — куда вам искать Дао, — вставил Лянг.

— Молчи, рыбеха, может это и есть наше Дао, — хохотнула Джинг и начала бегать вдоль разлома. За ней тут же сорвалась Хрули.

Я слушал и не думал. Просто копил в себе слова, которые оседали внутрь, как капли утренней росы в глиняный кувшин: бесшумно, но ощутимо. И там были другие капли-слова. Всех тех, кого я встретил на пути сюда. Нет, ошибкой было думать, что когда там накопится полный кувшин, я познаю Дао.

Наоборот, когда я его познаю, кувшин будет пуст. Потому что мне не нужны будут слова других. Слова в принципе будут больше не нужны. Вот только пока что я собирал эти слова по крупицам.

Может, всё, что я делаю — это какая-то случайность, реакция на хаос вокруг? Что-то толкает меня — я лечу вперед. Толкают в другом месте — и я снова лишь реакция на события, но не само событие, и тем более не его причину. Может, все мы лишь реакция друг на друга и нет никаких сознательных событий, только цепочка случайностей, нелепостей, незапланированностей.

Я бегу, кого-то спасаю, снова убегаю, сажаю рисовые зерна, дерусь и так может происходить до бесконечности. Контракт? Это как кредит, который нужно выплатить. Я неизбежно сделаю, и буду свободен от него. Да, благодаря ему, этим условиям и нейросети, я вступил на этот странный путь Праведности, и…если поначалу мне это совсем не нравилось, теперь, когда я узнал, увидел больше — всё выглядело иначе. Я увидел судьбы других Святых и увидел, для чего это всё было нужно. Настоящие Святые не были связаны никакими ограничениями, — только теми, которые наложили сами на себя, — это совсем не выглядело как тот схематичный путь, которому заставляла следовать нейросеть. Я даже был рад, что в последнее время она молчит, а спрашивать пока что у нее ничего не хотелось.

Я застыл. Мимо меня проносился ветер. Я не пытался его слушать или услышать. Он просто был.

Рядом усиленно чистил перья гусь.

Мозг словно переставал фиксировать все события. Переставал откладывать их в сознание. Думать о них. Я будто стал безучастным наблюдателем.

На мгновение странное чувство охватило меня. Какое-то мимолетное отсутствие собственного тела. Будто меня физического нет. Будто я не Ван. Не Ваня. Не человек. Будто я просто…отклик. Отклик на боль…на добро…на зло…на события…на любовь…на ненависть…на несправедливость…

Внутри возникла тишина. Будто всё стало на свои места и одновременно исчезло.

— Нет цели. Нет ответа, — сказал я вслух, когда ощущение куда-то ушло.

— Ты правильно слышишь, — ответил гусь, — Это и есть Путь без Пути. Ты идешь туда, куда надо.

— На пути ведь нет цели? — улыбнулся я, повторяя его слова.

Он раздраженно махнул крылом:

— Ты меня понял. Слова только мешают. Так вот… я знаю, что ты помог одной израненной душе стать цельной, ты вернул душе сердце.

Я вспомнил отшельника с серебристым карпом.

— Именно за это ты и получил слезу. Не сложно отдать жертву, а ты верни сердце тому, у кого оно почернело. Это важнее. Ты помог обрести одной белке долгожданное Просветление— не дело это, так долго скорбеть. Некоторые вещи нужно отпускать. Как это делаю я.

Гусь выщипнул свое перо и взмахом крыла отправил его в полет.

— Мне не жалко своего пера. Так чего жалеть о воспоминаниях? Но это белка. Что с нее взять? А твои следы…

Он посмотрел на меня.

— Последнее, что ты сделал…я не буду говорить, что оно важнее прочих. Нет. В мире все равноценно. Но ты восстановил разрушенные следы в Долине Памяти. Ты вернул Память Даосов. Ты взял ее в собой. Твои следы — их следы. Но этот поступок…он немного укрепил Небо, а это многое значит. Значит больше прочего.

Гусь встал и покачнулся, словно бы от ветра.

— Я просто гусь. — сказал он веско.

Лисы засмеялись. Карп хохотнул. Ли Бо тихо сказал, что как на гуся уж слишком он много знает.

— Да, я просто гусь. — повторил гусь, — Не небесный зверь. Не мастер. Не Бессмертный. Не Святой. Зато я кое-что знаю. О переправах. О мостах. О снах. О тонких тропах, где один шаг может быть падением — или полетом.

Лисы перестали смеяться, а начали внимательно слушать. Карп при слове «полет» заинтересованно высунул голову наружу.

— Мы с тобой разговаривали несколько дней, и я наблюдал за твоими медитациями, Ван, и хочу тебя наконец-то кое- чему научить — ты готов. А потом мы займемся плотно двумя неугомонными лисами.

— Может, сначала нами займешься? Мы ждем, когда ты научишь нас иллюзиям. — сказала Джинг.

— Всему свое время. Кто спешит — тот опаздывает.

— Тоже мне, истину сказал, — фыркнула Хрули, — Это и так понятно: раз куда-то спешишь, то не успеваешь.

Гусь проигнорировал ее слова.

— И чему-то ты хочешь меня научить? — спросил я.

— Переходить.

— Переходить? — удивился я.

— Да. Я могу научить тебя переходить. Не просто из места в место, от берега к берегу, от горы к горы, а…из состояния в состояние. Из бездействия — в действие. Из прошлого — в настоящее. Из страха — в бесстрашие. Это не техника. Это знание, которые не найти в свитках. Оно в шагах. А кто больше гусей знает о шагах?

Гусь просто шагнул с моста в пропасть. Вот только он никуда не упал. Он просто висел в воздухе.

— У меня есть тропа, — сказал гусь, — Она тоньше водной пленки, тише шагов водомерки. По ней не ступает никто, кроме тех, кто готов умереть и родиться. Не телом, но пониманием.

Неожиданно мост подо мной проявился так четко, будто до сих пор был действительно иллюзией.

В походке гуся что-то изменилось. Он стоял словно нерушимая скала. Такой важный и старый, как будто древнее всего этого мира. Будто он когда-то учил Небо летать. Пока что я не совсем понимал, о какой он тропе говорит. Снова что-то метафизическое? Или же…реальное. Сложно ждать чего-то реального от существа, которое насылает на всех иллюзии.

— В тебе живет жаба. — сказал он, — И пока что она будет тебе мешать. Она сидит на сердце, точит разум и заражает страхом. Своим страхом, ведь она боится того момента, когда ты изгонишь ее и понимает, что это неизбежно. И она сейчас заглушает тебе зов Пути. Но несмотря на это, ты уже слышал Дао. В какой момент твоей жизни это было, мне неведомо. Да это не важно. В тебе следы Святых и ты знаешь «как» идти. Теперь я научу тебя «куда» идти,.

— Тайная тропа? — с легкой иронией спросил я.

— Она появляется не там, где ты хочешь, а там, где должна. Она не ведет к месту — она ведет к тому, что ты ищешь. Но только если ты сам ещё не знаешь, что это.

Я молчал. Лисы перебрасывались тихими мыслями. Карп в кувшине слегка дрожал — будто тоже чувствовал: что-то невидимое приближается.

Гусь шлёпнул крылом по воздуху. Воздух дрогнул.

— Первое: замри, — сказал он. — Шаг не делается ногой. Он делается сердцем.

Я прикрыл глаза и застыл на краю моста.

— Ища — перестань искать. Слушая — забудь, что слушаешь. Идущий — не тот, кто ступает, а тот, кто исчезает в шаге.

Вспомнилось, как в Долине Памяти я касался разрушенных следов. Тогда я ничего не знал. Просто чувствовал — что нужно. И это было достаточно. Я почувствовал, что надо посадить растения, что надо прикоснуться и впитать в себя чужие воспоминания. Тут видимо тоже самое.

Моя нога застыла на краю пропасти. Она словно уже ощущала отсутствие поверхности, тело было готово рухнуть в бесконечное падение. Нет. Не так все должно быть.

Мне не нужно думать как ступать, и куда. Я просто иду. Нет мыслей — нет страха. Просто шаг.

Я шагнул.

Под ногой не было ничего.

Но я стоял.

— Хорошо, — сказал гусь. — Очень хорошо. Теперь второе. Не упрямься. Эта тропа «показывается», если ты идешь не туда, куда хочешь, а туда, где чуть теплее сердцу.

— А если сердцу везде холодно? — серьезно спросил я.

— Значит, иди туда, где жаба ведет себя чуть тише.

Я хмыкнул. Что-то не припомню мест, где она вела себя особо тихо. Разве что… Долина Памяти…впрочем, пошел я туда не поэтому, а просто следовал следам. Или же…я пришел туда не случайно, а неосознанно ощутил, что сердцу там теплее?

Я посмотрел на пропасть под ногами и…не ощутил никакого страха. Страх — иллюзия нашего разума. Боязнь того, что может случиться.

Я сделал еще один шаг. И теперь я полностью очутился в воздухе. Однако под ногами была твердая поверхность. Вот только…насколько она зависит от моих сомнений? Если я тверд — она реальна, если я начну сомневаться — она исчезнет?

Еще один шаг…потом еще один. Когда я шагал, гусь отдалался на шаг назад хитро улыбаясь.

Каждый мой шаг, будто находил невидимую струну мира, с которой резонировало мое дыхание и сердце. Это и есть та тайная тропа, о которой он говорил? Или…сейчас я просто ступаю сквозь иллюзии по лабиринту мостов?

Шаги….они не о ногах, они о резонансе. Словно что-то внутри тебя находит нужную ноту, нажимает ее, и дорога появляется.

Я застыл. Мне сейчас не нужно было идти до конца, да и больше десятка шагов я не пройду пока что, я чувствовал.

— А если я сойду с этой тропы? — спросил я.

— Значит, ты нашел то, за чем шел. Тайна тропа не про путь и цель. Она про поиск.

Понятнее не стало. Формально я понимал, о чем говорит гусь, но как это должно происходить на практике…неизвестно. Видимо тут, в пропасти, он создал небольшую площадку с помощью иллюзий, имитирующих эту тропу.

Вот только я ошибся.

Тропа была. И гусь ее нам продемонстрировал.

Он расправил крылья, взмахнул ими и…

Из глубин пропасти возник мост. Не каменный. Сотканный из тусклого света, утреннего тумана и шепота времени. Это было буквально сочетание чего-то неуловимого и несочетаемого.

Гусь подошел к уходящему ввысь мосту. Потопал по нему лапами и сказал:

— Нет, еще не время.

И тропа исчезла.

— Это была…твоя тропа? — спросил я.

— Да. Эта тропа приведет меня туда, где я перестану быть тем, кем являюсь сейчас.

— Это кем? — подал голос карп.

— Не знаю. — взмахнул крыльями гусь.

— И куда она приведет? — спросила Хрули.

— Не знаю, — ответил гусь, — Если бы я знал, это было бы бессмысленно. На сегодня, Ван, хватит. Некоторым вещам, нужно дать время на то. чтобы они стали частью тебя.

Я кивнул. К тому что я ощутил, надо было привыкнуть и дать ему осесть во мне.

— Но я вижу, тебя интересует один вопрос, вопрос, на который можно отвечать бесконечно.

Я снова встал на мост и затем сел в позу лотоса. Какой меня вопрос интересует? Я задумался. А потом вспомнил о том, о чем сегодня думал — о Дао гуся. Неужели он об этом?

— Да, я об этом. — словно читая мои мысли ответил он.

Лисы подобрались к краю пропасти, опасаясь взбираться на мост. Они лапой тыкали в него, но он был словно бесплотным и лапы проваливались в воздух. Все потому, что в них не было уверенности. В них был пусть легкий, но страх. Они не могли взойти на мост.

Гусь взмахнул крылом, и вместо пропасти перед нами возникла река и заросли камышей.

— Видишь тот камыш? Когда дует сильный ветер, он гнется почти до самой земли, но не ломается.

— И? — спросил карп, — Где тут Дао?

— Я тоже так делаю. Как камыш. — улыбнулся гусь.

— Значит, нужно уступать обстоятельствам, об этом речь? — спросил я.

— Нет, глупыш. — качнул головой гусь, — Нужно чувствовать, когда гнуться, а когда взлетать. Помню…когда я был молодым, поднялась буря и я прижался к камышам. Я ждал три дня, когда она успокоится, и когда ветер утих и сменился, я расправил крылья и улетел. Вот это — Дао. Или другой пример…когда я был молод, мы со стаей летели как-то на юг, ну и я возмущался, почему старый вожак впереди, я хочу быть первым, я быстрее, я сильнее, я бесстрашнее, и знаешь что он мне сказал?

Я покачал головой.

— Он сказал: Ты и так первый. Просто пока не знаешь об этом. Когда летишь в стае, каждый в нужный момент становится вожаком. Дао — это понимать свое место и время.

Кхм…неужели это и есть Дао гуся? Пока выглядело как примеры из гусиной жизни. Но с другой стороны…возможно для гуся именно эти примеры и есть то, что составляет его суть. Стая. Камыши. Ветер. Вожак.

— Нет, Ван. Это были просто примеры. — сказал гусь, — А теперь посмотри сюда. Все гуси так делают. Все мы так ходим.

Гусь встал на мост и сделал шаг, по смешному перевалившись с ноги на ногу. Потом еще раз. Потом еще.

— Что ты видишь?

Я присмотрелся.

Сначала гусь стоит на одной ноге, потом.на второй.

Гусь выжидательно смотрел на меня, а я…а у меня в голове было пусто.

Нет…ноль идей. Не могу понять, что он этим хочет сказать или показать.

— Вы устали стоять на одной ноге, — воскликнула Хрули. — Одна нога отдыхает, другая напрягается.

— Твое мышление лиса, как у маленького гусенка. Нет, Хрули. Нет, Ван. Я практикую равновесие между действием и покоем, понимаешь?

Он показательно медленно перевалился с ноги на ногу.

— Сейчас изреку великую вещь, — ухмыльнулся гусь, — Вот смотри: когда я на левой лапе — это инь. На правой — ян. А момент между — это и есть Дао.

Я застыл, обдумывая его слова. Вот тут, вот в этих словах и было то Дао, которое постиг этот гусь. Он понял это на примере походки и себя и своих сородичей.

— Жизнь — это не застывшая поза мудреца, думающего, что он постиг истину, это…

— Шатание. — выпалила Джинг.

— Именно. Шатание…или….постоянное движение. Как камыш на ветру, как волна…как…ну ты понял. Вон даже мой хвост в движении.

— Я понял. — кивнул я наблюдая за смешно шевелящимся хвостиком.

— А теперь. — вдруг лег гусь прямо на мост, — Самый продвинутый урок.

Лисы вытянули морды вперед.

Морда гуся стала важной-важной.

— Искусство у-вэй в действии.

Глаза его закрывались…крылья расслабленно опустились.

— Да ты просто засыпаешь? — воскликнул Лянг.

Гусь лениво открыл один глаз:

— Нет. Я позволяю миру быть. Солнцу — греть. Воде — течь. Сознанию — уплывать, как осеннему листу… Зря Чжуан-цзы восхищался бабочкой — он просто не видел, как спит гусь…

Через секунду гусь захрапел.