Монарх V

Глава 19

Город, некогда носивший имя, стёртое войной, лежал в руинах под тяжёлым небом. Стены домов, изъеденные трещинами, напоминали скелеты исполинских зверей, а мостовые были усыпаны осколками витражей, сверкавшими, как слезы. Воздух, густой от гари и железистого душка крови, обжигал лёгкие.

Аннаксандер шагал по узкой улочке, его плащ, чёрный и безмолвный, цеплялся за обломки, словно пытаясь удержать его от рокового шага. За ним, тяжело дыша, но не отставая ни на пядь, следовал Атлас. Пятый столп Ордена. Воин, чьи плечи выдерживали вес падающих башен, а руки ломали хребты демонам.

— Здесь, — Аннаксандер остановился, его голос, низкий и резкий, разрезал тишину. Он повернулся к Атласу, и в его глазах — холодных, как лезвия, мелькнуло что-то, что могло быть тревогой. Или расчетом. — Они близко.

Атлас кивнул, не спрашивая, кто «они». Его латы, покрытые царапинами от когтей и зубов, глухо звякнули, когда он поднял щит. На его поверхности был выгравирован символ греческого филиала Ордена — перекрещённый меч и пламя, обвитые цепью.

— Гон не дремлет, — пробормотал он, вслушиваясь в тишину. Где-то вдали, за грудой камней, послышался шелест. Как будто тысяча крыльев билась о решётку.

Аннаксандер провёл рукой по стене, и под пальцами осыпалась штукатурка, обнажив кирпичи, испещрённые царапинами. Не человеческими. Они оставили метки. Следы когтей… Он прищурился.

— Хищники. Стая.

Он знал их повадки. Гон — не просто война. Это охота. Монстры, рождённые из тьмы по ту сторону мира, не брали пленных. Они пожирали страх, высасывали надежду, оставляя после себя лишь пустые оболочки. И этот город, как десятки до него, стал ловушкой для тех, кто не успел бежать.

Внезапно воздух содрогнулся. Где-то над ними, на уровне крыш, раздался гул — низкий, вибрационный, от которого задрожали стены. Аннександер поднял голову. Они пришли.

Сначала это были тени. Бесформенные, зыбкие, они сползали с неба, как чёрный дождь. Потом тени обрели очертания: когтистые лапы, перепончатые крылья, глаза — сотни глаз, светящихся голодным желтым. Монстры Гона.

— К щитам! — крикнул Аннаксандер, но город молчал. Некому было откликнуться.

Первая волна обрушилась на них с визгом. Атлас рванулся вперёд, его меч рассек воздух, и голова твари, похожей на помесь скорпиона и летучей мыши, отлетела в сторону. Зелёная кровь брызнула на стену, зашипев, как кислота.

Аннаксандер потянулся к поясу и вынул из-под плаща небольшую, но мощную вещь — Черный кристалл в оправе из кости, испещрённой рунами Мары. Свет его поверхности мерцал зловещим блеском, словно отражая бесконечную бездну забвения и боли, но в то же время излучая неукротимую силу, способную противостоять даже самым жестоким нападениям. Атлас пристально посмотрел на артефакт, как будто пытаясь прочесть в его отблеске судьбу грядущих битв.

Он поднял руку, и его голос, твердый и властный, разнёсся по улицам мертвого города:

— Пусть мир увидит, что человек побеждает всегда!

Он произнёс несколько заклинаний — активаторов, и пространство, словно подчинённое его воле, задрожало от могущества произнесенных слов. В тот же миг он поднял Черный кристалл, и его руны вспыхнули, пробуждая силу неизвестной магии. Свет артефакта, как пылающий факел, осветил темные переулки, отгоняя несметное полчище захватчиков, словно невидимый барьер, отражавший всю ярость Гона.

Монстры, остановленные этим сиянием, стали отступать, а город словно на миг вздохнул. Но победа была лишь началом. Силы врага были слишком многочисленны, и чтобы сохранить город, необходимо было подготовить армию, способную противостоять безжалостной ярости чудовищ. Взволнованный успехом, но и осознавая неизбежные расходы, Аннаксандер понимал: артефакт сработал, и теперь понадобится еще больше таких реликвий!

Осознавая всю цену этого дара, он вынул свиток с приказом, в котором было четко прописано: «Покупка первой партии артефактов осуществляется по двойной цене». Это означало, что теперь каждый артефакт, способный защитить людей от Гона, будет иметь непомерную стоимость, а организация закупок и поставок в каждый порт, на каждую заставу, потребует огромных средств. Но цена была оправдана, если от этого зависело будущее мира и репутация Ордена.

— Очередной город сегодня спасён, — сказал он, обращаясь к Атласу, чей взгляд был полон решимости и грусти одновременно, — но впереди ещё много работы. Нам придется вложить немалые средства и силы, чтобы снабдить каждый уголок мира этими щитами.

Атлас кивнул, и они оба понимали: время для размышлений закончилось. Впервые у людей появился щит, что сможет обеспечить безопасность мирным жителям. Сможет сделать то, на что глава ордена зверя положил всю свою жизнь!

Но нужда в охотниках никуда не делась, ведь армия монстров никуда не исчезла. И ее требуется истребить!

С этими мыслями Аннаксандер отправился со своим верным другом в лагерь и возглавил элитный отряд. В этом регионе было еще много тварей, которых следовало упокоить на веки вечные. Двигаясь в сторону ворот очередного европейского города, готовясь к решающему этапу войны, зная, что миссия Глеба, его приказ, уже скоро себя покажут, Аннаксандер шагал увереннее. Он чувствовал, что мир больше не будет подчиняться тьме. И эта решимость требовала не только веры, но и колоссальных жертв, которые многие охотники были готовы отдать ради нового света, ради новой эпохи.

Монархи — такой народ, что не может долго сидеть без дела. Конечно, в Домене было хорошо, весело и тепло, но мои люди гибли на полях сражений, мои близкие рисковали собой и, возможно вовсю проливали кровь.

Поэтому немудрено, что я сейчас стоял на краю обрыва, недалеко от храма, что возвел «Радомирушка». Это было недалеко от Санкт-Петербурга. Сеть моих святилищ располагала к жестоким диверсиям. Внизу, в долине, копошились, как тараканы, обозы Голицына. Плащ хлестал по ногам, ветер выл — будто сама земля просила мести. Алтарь под ладонью был холодным, живым. Я метнул несколько огромных огненных шаров в грузовики и активировал портал. Пространство взвыло, и я шагнул в разрыв.

Очутился я уже в другом месте. Какой-то военный городок в тылу врага. Вонь пороха ударила в нос. Я вышел на крыльцо храма и увидел, как какой-то толстожопый генерал стоял перед шеренгой солдат и размахивал бутылкой, выкрикивая оскорбления в адрес Годуновых. Его рожа была красной, как мясо на углях. Я возник за его спиной, тише собственной тени.

— Пламенный спич, — бросил я в ухо.

Приказ: Распад.

Его тело хрустнуло, рассыпаясь костяной мукой. Солдаты застыли — рты открыты, глаза выпучены. А я уже рвал склады. Бочки с порохом взлетали огненными грибами, осыпая плацы искрами. Земля рычала, смыкаясь над бегущими. Крики: «Долгорукий!» — эхом бились о бетон многоэтажок.

Следующий алтарь. Река Кама. Артиллерия Голицына тузила наши фронты. Я вырвал воду из русла — вертикальная стена, высотой с колокольню. Гаубицы и танки захлебнулись, как щенки в луже. Пальцы сжал — лёд треснул, вырвался стаей кристальных ястребов. Они впились в глаза магам, выклёвывали глазницы, пока те захлёбывались собственной кровью.

— Грёбаные кукловоды, — проворчал я, вытирая брызги со щеки. — Вам бы кукол шить, а не войну.

Третий алтарь. Крепость под Псковом. Здесь я не стал убивать. Просто с помощью Власти сшил когнитивную сеть и ударил ею во врага. Шёпот из преисподни прокрался в уши солдат: «Голицын сжёг ваши семьи. Бегите». К утру гарнизон испарился. На воротах нацарапано углём: «Он идёт».

Я усмехнулся, стирая пепел с рук. Война — не про окопы. Война — про страх. А я — его отец, мать и злой демиург в одном флаконе.

— Бегите, тараканы, — пробормотал я, уже переносясь к следующему алтарю. — Бегите и шепчите мое имя.

Алтари вспыхивали и гасли за моей спиной, как свечи на похоронах империи. Империи Голицына, но не Годуновых.

Шатёр Голицына дышал смертью. Стены, сшитые из человечьих шкур, подсвечивались мерцающими неоновыми рунами — гибрид древней чернокнижной магии и современной «стихийки». На столе, выточенном из обсидиана, гудел голограммный проектор: карта фронтов светилась кроваво-красным, как раны на теле Российской империи. Даниил сидел на троне из сплавленного оружия — автоматов, перевитых колючей проволокой. В костре перед ним трещали не просто кости, а позвоночники магов-предателей, пропитанные напалмом. В чаше из черепа плавала кровь.

Полотно шатра распахнулось без звука. Сергей Нарышкин вошел, как призрак. На нём не было доспехов — только рваный бронежилет с выжженным гербом отца. Глаза горели, как два угля, вытащенных из печи кузнеца. За спиной висел тесак с глушителем заклятий — армейский стандарт 2025-го.

— Ты… Сын Нарышкина, — Голицын щёлкнул пальцем. Голограмма фронтов погасла. Его голос недобро скрипел. — Тот, кто выжил, когда Москву превратили в балаган. Твой отец управлял этим городом лучше…

Сергей не ответил. Рука дрожала на рукояти тесака — вены на запястье пульсировали чёрным — следы от алхимии…

— Я пришёл за правосудием.

Голицын встал. Тень за ним зашевелилась, обретая форму — трёхметровый мрачный силуэт первого Голицына…

— Правосудие? — он засмеялся. — Это для слабаков с их судами и петициями. — мужчина выдернул из складок плаща кинжал, лезвие из чёрного янтаря которого мерцало всполохами проклятий. — Вот твоё правосудие.

Сергей схватил клинок. В висках застучало видение: Москва в огне. Отец, убитый Долгоруким…

— Неведомым образом Десница рвёт мои тылы своими идиотскими выходками, — Голицын щёлкнул пальцем. На стене всплыло видео: Глеб в чёрном плаще рвёт танки голыми руками. — Крыса, которая играет в бога. Убей её — и я дам тебе власть сжечь всё.

Сергей сжал клинок. Янтарь впился в ладонь, впустив в кровь энергию смерти.

— Он умрёт.

Тень-демон рванулась к Сергею, обвила шею щупальцем из стальных шипов. Холодный голос прозвучал прямо в черепе:

— Не подведи меня… На время воспользуешься каплей моей силы…

— Благодарю! — сдавленно прорычал Сергей, чувствуя, как магия возвращается к нему. — Большего мне и не надо!

— Тогда иди, — Голицын повернулся к голограмме, где Глеб крушил вертолёт ударом стихии. — И пусть Долгорукий будет страдать перед смертью…

Лес пах горелой древесиной и гнилыми яблоками. Я шаркнул сапогом по пеплу и под ногами хрустнули обугленные кости. Лагерь магов смерти догорал впереди, как дешёвый фейерверк. Их трупы торчали из земли, словно свечи на дьявольском пиршестве. Рука потянулась к алтарю — чёрный камень с рунами светился тускло…

Земля взорвалась за спиной.

Я обернулся и увидел старого знакомого… Сергей Нарышкин. Лицо как у покойника, вытащенного из болота: сизое, с трещинами вместо кожи. За ним копошились тени в багровых мантиях, их пальцы сжимали чёрные сферы — сгустки проклятий, готовые взорваться.

— Долгорукий! — его голос скрипел, как дверь в склепе. — Я вырежу твоё сердце!

Кинжал в его руке пульсировал фиолетовым — явно артефакт, заряженный демонической кровью. Пахло серой и гнилью.

— Продался Голицыну… И зачем я оставил тебя в живых? — фыркнул я, активируя магические щиты, что вспыхнули синим пламенем.

Нарышкин рванул вперёд. Клинок выписывал восьмёрки, оставляя в воздухе дымящиеся шрамы. Я парировал локтем — удар отозвался в костях звоном. Власть пульсировала в жилах, нарастая волнами.

— Ты убил их всех! — Сергей долбил, как одержимый. — Москва… Отец…

Приказ: Вихрь.

Воздух рванул с рёвом дракона. Маги в багровом взлетели, как сухие листья. Один хлопнулся о сосну и его череп разбился, словно тыква. Сергей отлетел, вмазавшись в скалу, но вскочил, полыхнув глазми.

— Сдохни! Сдохни! Сдохни! — как безумный заорал он.

Он бил клинком и магией, двигаясь вперёд. Я же отступал, считая удары. Пять… десять… пятнадцать. Тьма в его жилах уже проступала сквозь кожу — фиолетовые прожилки на шее, дрожь в пальцах.

— Твой отец убил моего, дурак! — рявкнул я, ловя клинок голой ладонью. Кожа на ней задымилась и запахло жареным мясом. — А ты лижешь сапог палачу!

Он застыл на миг. Достаточно.

Земля вздыбилась, схватив остальных магов в каменные тиски. Хруст костей — как ломающиеся ветви. Сергей заорал, кинжал взвыл алым светом — и тут я понял. Голицын накачал парня энергией смерти, сделав из того ходячую бомбу…

— Отчаянный щенок… — прошипел я, материализуя перед собой Погибель Миров. — Пора закончить балет.

Сергей прыгнул в последний рывок. Его клинок засветился, как адская звезда. Моя сталь встретила его — два лезвия скрестились, высекая искры, прожигающие камень.

Приказ: Молния смерти

Золотая молния вырвалась из грудины, пронзив мстителя насквозь. Сергей замер — рот открыт, глаза стали стеклянными, как у рыбьих голов на рынке. Потом он рухнул, рассыпавшись в пепел.

— Голицын… — проворчал я, плюнув на алтарь. Место плевка зашипело… — Теперь твоя очередь гореть.

Ветер донёс вой волков с ближайших холмов. Пора было начинать генеральное сражение.

Радомир Боярский вытер пот со лба, любуясь свежепостроенным алтарём Сириусу Эридану. Мраморные плиты блестели под неоновыми огнями как зубы голливудской звезды, а шпиль бога Власти угрожающе смотрел в небо, возвышаясь над автострадой, будто говоря пробкам: «Вы застряли здесь навечно, придите ко мне, оставьте дела и склоните головы».

Довольный, Радомир зашёл в ближайший бар «Звёздный ковбой», где пахло жареными крылышками и несбывшимися мечтами. Америкой пахло на каждом углу…

Бар оказался тем местом, где ковбои в стразах обсуждали криптовалюту, а одинокий диджей ставил кантри-ремиксы на русские народные песни. Радомир заказал «что-то крепкое, чтобы мозги прополоскать», и уселся в угол, на стуле, который скрипел громче, чем совесть после третьего коктейля. Именно тогда его слух поразил голос — громкий, нарочито бравурный, словно петух, научившийся говорить.

— Да я этого Глебушку голыми руками придушил! — орал щуплый мужчина в шляпе с перьями, кожаных штанах и с сапогами, которые явно стоили больше, чем его самооценка. — Русские только и могут, что водку пить да в лаптях по Тайге бегать.

Собутыльники, похожие на подвыпивших енотов, загоготали. Джейкоб Дэвис, маркиз из Техаса (по его же версии), продолжал размахивать руками, рассказывая, как «уложил Долгорукова ударом левой и заставил выть „Калинку-малинку“». Радомир медленно поставил стакан на стойку. Звук был тише мышиного чиха, но бармен, вдруг вспомнив, что ему срочно нужно мыть пол на складе, исчез.

— Простите, — Радомир встал, поправив рубашку с вышивкой «Сириус — наш свет в темноте», — вы сказали «русские в лаптях ходят да водку только пить умеют»? Я из славян, между прочим…

Джейкоб обернулся, оценивающе оглядев русского высокого жилистого парня, чья худоба особенно выделялась под полами серого плаща. Лицо у этого человека было сковано вечной грустью… Казалось, незнакомец вот-вот заплачет… Ну прямо Пьеро!

— Ага! — фыркнул он, тыча пальцем в грудь Радомира. — Ваш Глебушка у меня в заднем кармане лежит! Скажи спасибо, что не принёс его голову в банке!

Тишина. Даже диджей замер, словно поняв, что сейчас будет что-то более веселое, нежели чем его трек «Цыгане на Диком Западе».

Радомир вздохнул, как человек, вынужденный объяснять коту, почему нельзя гадить на ковер.

— Видишь ли, друг… — он мягко взял Джейкоба за плечо, — Глеб Долгоруков не слабак, а сильнейший человек на планете! Он, словно бог! А боги, знаешь, обидчивые.

— Да ну? — Джейкоб язвительно ухмыльнулся. — А я — маркиз Техаса! И мой бог — виски и…

Договорить он не успел. Удар Радомира напоминал полёт метеорита — стремительный, яркий и не оставляющий шансов. Джейкоб, описав в воздухе дугу, приземлился на столик с покером, разбросав фишки, как конфетти на параде неудачников.

— Ой, — произнёс Радомир, глядя, как «маркиз» пытается встать, путая ноги с руками, — кажется, твой бог тебя бросил.

Джейкоб, напоминая растрёпанного фламинго, выхватил револьвер. Выстрел прогремел — и попал в бутылку с текилой над головой Радомира. Алкоголь хлынул вниз, но русский лишь улыбнулся:

— Благословение Сириуса!

Последнее, что увидел Джейкоб перед тем, как его лицо познакомилось с барной стойкой, — это кулак размером с его будущий синяк.

— Запомни, — Радомир поднял маркиза за галстук, как котёнка за шкирку, — Глеб не любит врунов. А я — тем более.

Бар аплодировал. Даже еноты-собутыльники хлопали, поняв, что кантри-ремиксы — не самое страшное в этой жизни.

— И да, — добавил Радомир, бросая Джейкоба на пол, — если ещё раз услышу что-то грубое про русских… — он потрепал маркиза по щеке, — твои сапоги станут урной для твоего же праха… Вызывать меня на магическую дуэль не советую. Это будет последнее, что ты сделаешь в своей жизни.

Боярский высвободил свою ауру, в которую уже стали вплетаться божественные нотки Сириуса, и все в зале поняли, что перед ними стоял настоящий монстр… Монстр, что в сравнении со своим кумиром был лишь добрым и пушистым котенком. Но они этого не знали…Пока не знали…

Джейкоб, почесывая фингал, пробормотал что-то вроде «сорри» и «я шутил», но Радомир уже вышел, оставив за собой тишину, пахнущую уроком вежливости.

Алтарь Сириуса сиял вдали, будто подмигивая:

«Неплохо, превожрец. Неплохо».