Глава 14

Разговор со старейшиной, последним из совета десяти, был окончен. И знание, что мне открылось, было… Неожиданным. Но даже теперь, когда решение принято, внутри меня продолжал тлеть слабый огонь сомнений.

Старейшина внимательно смотрел на меня, его глаза-солнца мерцали в полумраке.

— Истина тяжела, — произнёс он наконец. — Ты идёшь опасным, но правильным, путем. Ты готов?

Я встретил его взгляд.

— Да. — мои слова прозвучали твёрдо. Здесь больше не было места колебаниям.

Старейшина слегка кивнул, словно подтверждая, что услышал то, что хотел. Затем его взгляд скользнул к Веррагору, который молча стоял в стороне.

— Твои предки с достоинством проявили свою волю. Я рад, что не один отверг служение лже-богам. И… спасибо. За то, что потомки сохранили свое наследие, дав возможность пророчеству свершиться.

Веррагор шагнул вперёд и низко склонил голову.

— Мне лестно слышать эти слова, мудрейший. Позволь узнать твое имя, чтоб донести его до остальных.

Старейшина тепло улыбнулся, не спеша с ответом.

— Имя… Как же давно я его не слышал. — задумавшись, он на некоторое время замолчал, а после произнес. — Каэль Тенебрис. Так меня когда-то звали. А теперь идите.

На последних словах он закрыл глаза, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена. Вот только мне придется еще некоторое время воспользоваться его гостеприимством.

Я поднял ладонь, активируя портал в Домен. Веррагор исчез в нем, а я сел в позу лотоса и призрачным фантомом устремился следом.

Привычно оказавшись на вершине своей статуи, я окинул взором собравшихся внизу людей. Я знал, что на большой поляне местные, не без помощи Веррагора, выстроили ритуальный зал. И именно там меня ждали.

Переместившись внутрь я оказался в круге из светящихся рун, что плавно мерцали в такт дыханию. Передо мной стояло твое. Те, кто добровольно пришли сюда, чтобы отдать мне свою жизнь. Те, кого я даже не знал…

Единственное, что я отчетливо знал — это силу их кристаллов. Вода. Жизнь. Смерть. Силы, что были мне необходимы для достижения Единения. Драконид точно знал, чего мне не хватает…

Чем дольше я смотрел на них, тем больше понимал, что они не дрогнут. Они пришли сюда по собственной воле, не из страха или принуждения. Шагнув ближе, я аккуратно коснулся Властью их разумов.

Первой была Наида, истинный маг воды. Ранг «Осилившего путь». Не меньше.

Она выглядела не совсем человеком, но и не совсем монстром. Высокая, гибкая, словно сотканная из самой воды.

Её кожа переливалась, как гладь тёмного озера, волосы стекали волнами, а в ее груди, с помощью Ока, я разглядел, как мягко сиял кристалл Воды.

Она встретила мой взгляд без страха. С восхищением и обожанием.

— Река впадает в океан, а жизнь переходит в вечность, — произнесла она мягко, её голос напоминал перезвон капель дождя. — Я хочу, чтобы моя сила стала частью твоего океана, Монарх.

Она уже приняла свою судьбу.

Второй — Дарион, хранитель света. Истинный маг жизни и один из лучших лекарей племени. Человек. Когда-то целитель, теперь — жертва. Его руки могли врачевать, его жизнь была отдана другим. Теперь он отдаст её мне. Кристалл Жизни пульсировал мягким золотым светом, переливаясь с каждым ударом его сердца.

— Я прожил жизнь, даря её другим, — его голос был спокоен, как у человека, который давно нашёл свой ответ. — Теперь я отдаю её тебе, Монарх.

В его глазах не было страха. Только спокойствие и уверенность.

Третий — Виргис, жнец. Сильный одаренный.

Тоже человек. Высокий. Черноволосый, с густыми бровями и тяжелыми веками. Он кутался в плащ из теней, который бесконечно менялся. Он был и не был одновременно. Словно дежавю. Его присутствие холодило воздух. В его груди кристалл Смерти сиял тёмно-фиолетовым светом.

— Я знал тысячи смертей, — его голос был как шёпот множества голосов, слитых в одно. — Теперь я дарю тебе свою последнюю.

Он сделал шаг вперёд, и его тень потянулась ко мне.

— Пусть твоя тень примет меня.

Я молча смотрел на них. Я чувствовал их решимость, их судьбы, их готовность. Я знал, что как только приму их кристаллы, они исчезнут. Их сущность станет частью меня, их магия сольётся с моей, а их души… Их души останутся в глубинах моей памяти, вечным эхом их жертвы.

Они знали это. И они выбрали этот путь. Я сделал шаг вперёд, спросив:

— Вы уверены?

Три голоса прозвучали в унисон.

— Да.

— Я готов принять ваш дар. Пусть ваши жизни станут частью моей силы, а ваша жертва — моим путеводителем к вечности и процветанию для всех разумных, бросивших вызов Первым!

Я протянул руки, и воздух вокруг задрожал. Сама ткань Домена замерла, подчиняясь моей воле. Три сияющих кристалла — Воды, Жизни и Смерти — пульсировали в унисон с биением сердец их носителей.

Горящие руны под ногами вспыхнули ослепительным светом, очерчивая круги древней магии. Он воплощал высшую истину магии — Единение ценой жертвы. Наида, Дарион и Виргис стояли передо мной спокойно. Они не умоляли, не боялись, не сожалели. Они уже перешагнули порог жизни.

Словно по невидимой команде, их кристаллы начали высвобождаться.

Первая двинулась Наида. Она сделала шаг ко мне, и с каждым её движением её тело рассеивалось в капли, становилось прозрачным, будто уходило обратно в мировые воды. Её кристалл Воды вспыхнул, и мгновение спустя разорвался в потоке чистой энергии, направляясь ко мне.

Я вздрогнул, когда поток магии ворвался в моё существо. Океаны. Шторма. Древние реки, несущие жизнь миру. Я чувствовал всё это сразу. Казалось, сама вода стремилась стать моей плотью, моими венами. Поток хлынул в мой кристалл, обволакивая его новым слоем магии. Я слышал голос Наиды, но теперь он звучал изнутри меня:

— Теперь я часть тебя, Монарх. Плыви дальше, но помни — даже самый великий океан знает границы.

Её тело исчезло, растворившись в синем сиянии.

Следующим был Дарион. Он спокойно шагнул вперёд, положил руку на свою грудь, и в этот момент его сердце остановилось. Кристалл Жизни вспыхнул, превращаясь в чистую сущность всего живого. Волна тепла ударила меня, словно мощный импульс, заставляя трепетать само сознание. Я видел миллионы рождений, чувствовал силу каждой жизни, каждого первого вдоха, каждого цветка, что тянулся к солнцу.

Боль исчезла, а смерть больше не казалась абсолютной. Я ощущал новое дыхание в себе, словно кто-то научил меня понимать саму суть существования и бытия.

— Ты несёшь не только разрушение, но и надежду, Монарх, — шепнул мне голос Дариона. — Используй это мудро.

Он рассыпался в потоке золотого света.

Остался Виргис. Он не шелохнулся и не проронил ни слова. Он просто растворился во тьме, а его Кристалл Смерти, будто живое сердце, застучал, вырываясь из него. Тьма хлынула в меня. Я почувствовал, как мир умирает. Каждая смерть, каждая потеря, каждый миг, когда жизнь угасает, пронзил меня потоком бесконечной безысходности.

Смерть не была тьмой. Она была тишиной. И в этой тишине я услышал голос Виргиса:

— Ты теперь не только жив, но и мёртв, Монарх.

Внутри души все всколыхнулось, и я почувствовал, как внутри меня бушевала буря. Мое тело, обжигаемое огненной энергией, дрожало от водяных потоков, ветер невидимо свистел в моих жилах, а земля, казалось, жаждала влиться в мое существо. Каждая из шести стихий боролась за своё первенство, мечтая заявить о себе, но одновременно манила обещанием объединения в нечто единое и могущественное.

Сжав кулаки, я закрыл глаза и глубоко вдохнул.

На мгновение в моем сознании возникли образы древних магов, прошедших этот путь до меня, их лица были искажены болью и решимостью. Я увидел себя, стоящего на пороге таинства, и ощутил, как мое сердце наполнилось смесью тревоги и надежды. В эти минуты каждый вдох был как удар молота, отсекающий лишнее, и каждое движение было испытанием, заставляющим мою душу кипеть от невыразимой боли и одновременно озаряться новым знанием.

Ментально я перенесся к храму старейшины, где каждый камень хранил в себе мудрость веков, раздался его голос — глубокий, словно сама вечность заговорила. Из теней выступил он, лицо которого было изрезано бесконечными стихийными метаморфозами, напоминающими древние космические взрывы. Его взгляд, в котором пылали двойные солнца, проникал в самую глубь моей души.

Я поднял голову, мои глаза встретились с древней мудростью старейшины. Я не понимал, как он смог проникнуть в мое сознание. Наверняка, стоял рядом с моим телом. Сейчас это было не важно. Он продолжил говорить:

— Ты должен научиться владеть своей силой так, чтобы каждая стихия стала союзником, а не врагом. Закрой глаза и почувствуй их присутствие внутри себя. Пусть огонь разбудит в тебе страсть, вода — принесёт очищение, ветер — даст свободу, земля — укрепит волю, жизнь — наполнит надеждой, а смерть — напомнит о конечности всего.

Я последовал его указаниям и закрыл глаза. Мир вокруг меня потускнел, оставив лишь звуки моего собственного дыхания и отголоски древнего шепота первых десяти старейшин. Внутри меня стали мерцать образы: языки пламени, бушующие реки, вихри, кружащие пыль, тяжелые каменные плиты, пульсирующие жизнью, и холодная тень смерти, как отражение самого конца.

В этот момент древний монстр поднял руку, и его голос заговорил тихо, но проникновенно:

— Силы мира, явитесь в едином потоке! Примите жертву, даруйте свою мощь, чтобы Глеб Долгорукий смог стать единым с вечностью!

Эти слова разнеслись по храму, по Домену, по всему мирозданию, пробуждая во мне невероятные волны энергии. Я ощутил, как магические силы начали сплетаться в моем теле. Внутри моей души разгорелся настоящий шторм, где огонь и вода сливались в горячем поцелуе, ветер завывал, а земля дрожала под натиском мощи. Жизнь пела нежной мелодией, а смерть шептала об утрате и неизбежности.

В этот момент я ощутил, как мой разум, как будто освобождаясь от оков обыденности, наполнился древними истинами. Я видел образы тех, кто прошел этот путь до меня — их лица, искаженные болью, и глаза, полные мудрости. Образы сливались в единое видение, где прошлое, настоящее и будущее стали одним целым. Каждый удар моего сердца отдавался эхом в мире магии, и каждый вздох превращался в песнь стихий.

Каэль Тенебрис, наблюдая за этим процессом, говорил тихо, почти шепотом, чтобы не нарушить хрупкий баланс:

— В этот миг твоя воля становится мостом между мирами. Прими боль, ибо она — ключ к истинной силе. Пусть каждый поток энергии войдет в тебя и станет твоим союзником. Слияние стихий — не дар, а бремя, которое даётся лишь избранным. Только через боль рождается обновление, и только через жертву можно обрести вечность.

Внутри меня происходило нечто необъяснимое: я чувствовал, как моя сущность, казалось, раскалывается и вновь сливается в единое целое. Боль и экстаз переплетались, заставляя меня казаться одновременно разрушенным и возрожденным. Это было невыносимо… Мои зубы чуть ли не крошились в пыль от поддержания невероятной концентрации.

Не помню, сколько это длилось. Казалось, сама вечность рухнула мне на спину, пытаясь меня раздавить, сжечь, утопить, сдуть… Но… Через какое-то мгновение моя Власть одержала вверх над всеми энергиями. Я словно поймал молнию… Шум, исходивший от столкновения стихий, затих, оставив лишь ровное биение моего сердца. Я открыл глаза, и мой взгляд стал холодным, наполненным древней решимостью и силой. Я понял, что с этого момента перестал быть простым магом.

Старейшина произнёс последние слова ритуала:

— Теперь сила шести стихий течёт через тебя, и ты стал частью вечного потока. Но помни: эта сила, как и любая другая — не подарок, а великая ответственность.

После завершения ритуала я остался наедине с собой. Я словно рухнул на дно Истины, осознав всю ее глубину. Величественный свет внутреннего кристалла обжигал все мое естество. Я стоял, окружённый тишиной, которая казалась одновременно мирной и наполненной угрозой.

— Я должен быть готов, — наконец, прошептал я сам себе под нос, словно пытаясь закрепить в памяти каждое слово старейшины.

В этот момент я ощутил легкое покалывание в висках — признак того, что моя магическая аура начала стабилизироваться, приняв новую форму. Свет, исходивший из моего внутреннего кристалла, постепенно становился мягче, но одновременно и более интенсивным, как будто сама Вселенная приветствовала его обновление.

Когда я открыл глаза, Домен изменился. Воздух дрожал от нового ритма — пульса шести стихий, сплетённых воедино. На месте ритуального круга, где исчезли Наида, Дарион и Виргис, теперь стояли три каменных обелиска. Их поверхности покрывали руны, светящиеся цветом соответствующих кристаллов: синим, золотым и фиолетовым. У подножия каждого лежали дары — морская раковина, ветка цветущего ясеня и череп, обвитый плющом.

«Сколько же длился ритуал, раз местные успели уже принести дары?»

Я протянул руку, и тень под моими ногами зашевелилась, приняв форму Виргиса. Она коснулась обелиска Смерти, и из земли проросли черные розы с лепестками, словно вырезанными из ночного неба. Их аромат был горьким, как прощание, но в нём чувствовалась странная надежда.

— Сириус Эридан. — голос Веррагора заставил меня обернуться. Драконид стоял на краю площади, его руны мерцали тревожным алым. За ним толпились Первые Люди. Их глаза, полные благоговения, были устремлены на меня, но в них читался и страх.

Один ребёнок, девочка лет семи с волосами цвета пожара, выскользнула из толпы. В её груди алел кристалл Огня — слабый, как искра. Она подбежала к обелиску Жизни и положила ладонь на золотую руну.

— Они теперь в тебе? — спросила она, глядя на меня. — Тётя Наида говорила, что если я испугаюсь, можно попросить реку убаюкать меня. А теперь… река — это ты?

Толпа замерла. Кто-то потянулся, чтобы увести ребёнка, но я поднял руку, останавливая их. Присев на корточки, я коснулся земли. Под пальцами заплескалась вода, тёплая, как дыхание Наиды.

— Река осталась рекой, — сказал я, и из капель сложился образ женщины с волосами-волнами. — Но теперь, когда ты попросишь, я услышу.

Девочка рассмеялась, запустив пальцы в призрачную воду. Образ Наиды улыбнулся и рассыпался дождём, оросив землю. Там, где упали капли, мгновенно проросли цветы — золотые, как сила Дариона, с лепестками, мерцавшими звёздной пылью.

Веррагор шагнул вперёд, разрывая магию момента:

— Твоя сила… Она меняет сам Домен.

Я встал, наблюдая, как корни новых растений сплетаются с чёрными розами. Жизнь и Смерть танцевали в симбиозе, создавая узоры, которых не существовало ни в одном мире.

— Это не я, — пробормотал я, чувствуя, как обновленный кристалл внутри меня поет. — Это ОН.

Единение… Кто бы мог подумать, что я, Монарх, познавший все, узнаю что-то новое и столь… Прекрасно ужасное.

Пока Первые Люди расходились, неся в руках цветы из иного бытия, я остался у обелисков. Тени трёх жертв кружили вокруг, напевая древний гимн стихий. И когда я прислонился к камню, на моей мантии расцвела новая роза — алая, как обещание мести.

Я сделал глубокий вдох, словно собираясь с силами для долгого пути, и, чувствуя, как моя душа наполняется решимостью, покинул домен Власти, ни с кем не прощаясь. В моем сердце уже не осталось сомнений — я обрел силу, которую никогда не дарили смертным, и теперь моя жизнь стала частью великого потока, способного изменить саму реальность!

* * *

Обычный день службы Сергея Нарышкина начинался задолго до рассвета. Подъём по уставу, короткая пробежка, а затем — тренировки. Он выходил на плац вместе с другими солдатами, но держался особняком, пропитывая каждое движение яростью, которую хранил в сердце. Его удары были быстрыми, точными, безупречными — не просто техника, а отточенная месть, формирующаяся в стали.

После физических упражнений следовали строевые учения, тактические занятия и стрельбы. Сергей владел оружием лучше многих сослуживцев, что вызывало уважение и зависть. Однако он не искал друзей. Любая связь была лишней, ведь его цель была выше личных симпатий.

Днём он нёс службу — патрулирование, проверка укреплений, охрана важных персон. Он выполнял приказы чётко, безукоризненно, никогда не задавая вопросов. Высшее командование видело в нём перспективного офицера, но знало, что в его взгляде тлеет что-то опасное — неугасимый огонь.

Вечером Сергей возвращался в казарму, где другие могли позволить себе расслабиться, выпить, поиграть в карты. Но он предпочитал одиночество. В его комнате всегда было тихо. Он перечитывал старые доклады о Долгоруких, изучал их тактики, схемы дворцовых переворотов, всё, что могло дать ему шанс приблизиться к Глебу.

Перед сном он вновь молился — не о спасении души, а о справедливости, которая, пусть и с запозданием, должна восторжествовать.

Сергей жил лишь мыслью о мести, мечтая о дне, когда он сможет воздать Глебу по заслугам. Он тренировался до изнеможения, укрепляя тело и дух, зная, что однажды судьба даст ему шанс. Однако он понимал: слепая ненависть приведёт его к гибели. Ему нужно было время, сила и верные союзники, чтобы добиться своего.

Очередное утро началось, как обычно. Подъём, короткая пробежка, изнурительные тренировки. Сергей заканчивал разминку, когда по лагерю пронеслись первые слухи. Переговоры в штабе. Напряжённые лица офицеров. Затем, как удар грома среди ясного неба, раздался первый крик:

— Император мёртв!

Сергей замер. Мир словно застыл. Гибель Николая Годунова означала лишь одно — трон теперь пуст. И всех интересовал лишь один вопрос — кто займёт его?

Волнение мгновенно охватило ряды солдат. Группы людей сбивались в кучи, негромко обсуждая случившееся. Одни были потрясены, другие — встревожены, третьи откровенно радовались. Приказы с высших штабов ещё не поступали, но все понимали — перемены неизбежны.

— Кто теперь Император? — этот вопрос звучал повсюду.

Ответ пришёл в полдень. Вестник, запыхавшийся после долгого пути, встал на возвышении и провозгласил:

— Российской Империей отныне правит Его Императорское Величество Даниил Сергеевич Голицын!

Этот момент изменил всё.

Некоторые офицеры мгновенно приняли новость, отдавая честь, другие молча переглянулись, осознавая, что их судьба теперь в руках нового монарха. Среди солдат прошла волна тревожных взглядов. Кто-то не верил, кто-то ждал приказов, но все понимали: борьба за власть могла быть жестокой.

Сергей Нарышкин не колебался.

Голицын был не просто новым Императором. Он был союзником его покойного отца. Это значило, что у Сергея появился шанс. Шанс отомстить Глебу Долгорукому.

Он шагнул вперёд, подошёл к старшему офицеру и, чётко выговаривая каждое слово, произнёс:

— Я присягаю новому Императору.

В его глазах не было сомнений. В его душе не осталось ничего, кроме огня мести.

Спустя несколько часов после объявления о новом Императоре лагерь вспыхнул, словно сухой лес в пламени. Те, кто были преданы покойному Николаю Годунову, не собирались безропотно склонять головы перед Голицыным.

Сначала всё выглядело как хаос. Недовольные перешёптывались, группировались, оружие меняло владельцев, взгляды становились злобными. Затем прозвучал первый выстрел — и в тот же миг лагерь превратился в поле боя.

Сергей не ждал приказов. Он видел, как верные Голицыну офицеры спешно пытались удержать ситуацию под контролем, но разъярённые сторонники прежнего Императора рвали их строи.

— Верность Империи, а не узурпатору! — кричали одни.

— Голицын — законный правитель! — отвечали другие.

Клинки сверкали в свете заката, кровь стекала по брусчатке.

Сергей Нарышкин двигался сквозь этот хаос, как хищник в траве. Он больше не обладал магией, но каждый его удар был выверенным, каждое движение — смертельно точным. В ближнем бою он превосходил многих: натренированное тело, опыт, хладнокровие.

Он схватил рапиру убитого офицера и одним точным выпадом вонзил её в грудь мятежного солдата. Развернувшись, ударил кулаком по лицу другого, опрокидывая его на землю.

Рядом старый капитан, лояльный Голицыну, уже едва держался на ногах. Видя, что тот вот-вот падёт, Сергей поднырнул под вражеский удар, вывернул руку противника и воткнул лезвие ему под рёбра.

— Держать строй! — взревел он, перехватывая инициативу. — Ни шагу назад!

Его голос оказался мощнее, чем любые приказы растерянных офицеров. Воины, колеблющиеся в нерешительности, увидели, что Сергей ведёт их вперёд, что он не боится крови и смерти. Они последовали за ним.

Каждая схватка оставляла на нём следы: порезы, синяки, ссадины. Но он не останавливался. К ночи мятеж был подавлен. Бунтовщики либо пали, либо разбежались. Лагерь был усеян телами. Когда последний крик стих, Сергей стоял среди трупов, окровавленный, но с высоко поднятой головой. Он доказал, что достоин большего. Он доказал, что его имя не забудут.

Теперь он был не просто солдатом. Теперь он был человеком, на которого Голицыну стоило обратить внимание.

Загрузка...