Мои неотразимые гадюки. Книга 3 (СИ)

Часть 5 Пролог

— Так, что тебе не нравится? — ледяным тоном осведомилась старая стерва.

Крислин мрачно посмотрела на Гордасию. Нет, не достать. Забарикадировалась так, что и втроём не пробить. За сто двадцать два года старуха так насобачилась таскать свою броню, что её не подловить ни днём, ни ночью. Не мудрено, что на всю Рунию остались две сторожилки: она и Драгомия, протянувшая на целый десяток лет больше. Правда, у той мозги и по сию пору в порядке. А у матриарха рода Гордов давным-давно протухли. Позаразила бабка всех их тёток своей паранойей: истеричка на истеричке. Гордилена под стать матери — злобная сука. С тех пор, как полвека назад разорвали конями её младшую сестру, ненавидит не только святош, но и лошадей.

Мало ли чего в жизни бывает? Вон в Сверде от трёх ветвей щупов остались только Крислин из рода Крис, да память о двух других, выведенных под корень. Так что нечего делать вид, будто щупам погано жить лишь в Рунии. От рода Власто из Варсии тоже остались двое: Властирия с дочкой. И что? Ведь нормальная же была тётка, как говорят девчонки. А Гордасия так её накрутила, что Властирия готова убивать всех без разбора, включая баб и детишек. Варсийская мразь!

Как она, интересно, собирается отпускать свою Власту из Утробы с такими закидонами? Дома привяжет? А кто ж тогда девчонке пузо сделает? Оно само не вырастет. И без того редко удаётся забеременеть. Так давайте теперь всех подряд ненавидеть, дома сидючи. Эта сука Гордасия небось за сотню лет сама залетела всего два раза. А скольких мужиков она через себя пропустила ради этого? Вон сама Крислин в прошлый свой выход из Утробы целый год таскалась по Рунии. Даже в доме терпимости полгода промучилась и в результате полный провал. Где только водятся те сволочи, что могут делать щупам детей?

— Слушаю тебя, — нарочито безразлично напомнила Гордасия.

Старуха сидела в своём любимом кресле, вытянувшись. Привычно неподвижная, с кислой рожей таращилась вдаль выцветшими зелёными глазами. Дескать, не до тебя — дел полно. А всех-то и дел, что торчать целыми днями на балконе да пялиться в пустоту.

— За что ты наказала Ладейку? — раздалось из-за спины Крислин, и она попятилась.

Баира скользнула на балкон змеёй. Замерла, недобро щуря раскосые степнячьи глазищи. В свои тридцать два она едва-едва тянула на двадцать, если судить по лицу да фигуре. Но эти холодные глаза опытного убийцы сокрушали обман, словно кузнечный молот дешёвое стекло в окошке деревенской избы. Недаром она и сама выжила среди своих степняков, и сестрёнку умудрилась спасти. Гордасия — как бы ни выпендривалась — боится её жутко. Может, оттого и заперлась на этом проклятом балконе…

— Я слушаю тебя, — в тон старухе напомнила Баира.

— Она подставилась этим щупам из крепости, — тоном грозного судии провозгласила Гордасия. — И пребывание в уединении ей не в наказание, а в науку.

— Выпусти, — сухо потребовала степнячка и ушла.

— Ты видела? — прошипела старуха.

— Выпусти, — стараясь скрыть насмешку, повторила за подругой Крислин. — Не связывайся с нами.

— Угрожаете? — надменно осведомилась старая погань.

— Напоминаем, — возразила Крислин. — Не за горами время, когда без нашей помощи ты даже посрать не присядешь. Не стоит с нами ссориться. Это своих девчонок ты маринуешь с малолетства. А мы с Баирой росли на свободе.

— У меня есть дочь…

— Которая спит и видит, как займёт твоё место матриарха? — не без иронии уточнила свердианка. — По её повадкам не скажешь, будто она такая уж почтительная дочь. Не заметила, чтобы Гордилена горела желанием тебя навещать.

— Убирайся! — с ненавистью выдохнула уязвлённая бабка и закрыла глаза.

Крислин уняла презрительную усмешку — ни к чему. Молча развернулась и покинула упёртую трухлявую идиотку.

— Ну что? — тихо спросила Горди, что подстерегала её за углом большого дома.

— Упёрлась, — сквозь зубы бросила Крислин и потопала к своему дому.

Внучка Гордасии чуток поколебалась — наверняка прощупывала пространство подворья в поисках матери или её подельниц. Потом нагнала свердианку и потекла рядом своей лёгкой плавной походкой. А вслед за ней поскакали крысёнки, весело чирикая и помахивая беличьими хвостиками.

— Ты злишься на меня? — попыталась продолжить она разговор.

— За что?

— За то…, что я не могу вступиться за Ладею. Я…

— Ты почтительная дочь и внучка, — насмешливо бросила Крислин. — А твои родительницы жестокие самодурки. Им явно не хватало одной такой бесхребетной дурочки, как ты. За тем они и отыскали нас. Чем больше под рукой послушных сироток, тем лучше. Особенно, если внушить нам, будто на этой Утробе свет клином сошёлся. Будто нам некуда больше деваться.

— Зачем ты так? — почти прошептала Горди, ощутимо усилив защиту.

Закрывалась девчонка, понятное дело, не от подруги, а от обиды, что ранит так больно. Она что-то там ещё бормотала, но Крислин замкнулась. Говорить с ней о её родительницах — пустой звук. Горди росла под гнётом этих властных сучек и не представляет, что можно вполне обходиться без семьи. С одной лишь свободой за пазухой. Её, как и прочих, выросших в Утробе, запугали баснями об ужасах, творимых в миру. Бабка с матерью — единственная защита, в которую эта овечка верит.

А как ей не верить, если, скажем, они с Баирой ругают здешние обычаи, но сами уходить не торопятся. Понятно же: здесь стократ спокойней. Ладно они — перебились бы. Но Атани всего четыре годика. И пока сестрёнка хоть немного не окрепнет и не поднаберётся опыта, Баира не вынесет её из Утробы. А Крислин не оставит подругу наедине со всей этой сворой. Не будь Гордасия с дочерью так сильны, давно бы уже кормили червей. Но пробить их защиту не по силам ни ей, ни подруге. Как, впрочем, и старожилкам Черногорской Утробы не подмять пришлых девок.

Ох, интересная же у них сложилась семейка! Взяли в дом сироток, которым отказывают в равенстве. Притащили из Варсии Властирию, которой на каждом шагу тычут в нос своим благодеянием, призывая в повиновению. Гордасию скорей можно заподозрить в попытке обзавестись бессловесными рабынями, чем новыми родичами. И до прямого обвинения в столь непотребных мотивах остался один шаг — зло констатировала Крислин, входя в ворота своего маленького подворья. Верней подворья, что сторожилки отвели всем инородным девкам чохом: ей, Баире с сестрой и Ладее, мать которой забили камнями в какой-то забубённой деревеньке на востоке Рунии.

Дом у них, конечно, просто загляденье: тёплый и надёжный. Вот только заслуги местных в этом нет. Горный посёлок древних они заняли нахрапом и тотчас посчитали своим в доску. По праву какого-то там первенства, которое никто не подтверждал. И Крислин с девчонками имеет на него столько же прав, как эти рунийки…

— Привет, милая.

Бабушка Драгомия сидела в кресле у крыльца и встречала её своей чудесной лучезарной улыбкой. Это Гордасия чистая тварина, а матриарх рода Драгов самая настоящая бабушка: для всех девок без разбора и каждой на особицу. Всё это чушь, будто дар щупа делает их всех без исключения мерзавками да хладнокровными убийцами. Если Драгомия до таких преклонных лет свою душу не спалила, не испохабила, так и любая другая сотворит с собой, что сама пожелает. И если сердце в тебе изначально доброе, то никакой нечеловечий дар не лишит человечьего облика.

— Пуф-пуф-пуф! — поддразнила её старушка. — Ишь, как от тебя жаром-то пышет. А вы прочь! Прочь пошли! — шуганула она крысёнков, затеявших вокруг неё хоровод.

Те разобиделись, что-то гневно затрещали, но ослушаться не осмелились. Их ругань и задранные к небу хвосты растворились в высокой траве.

— Доброго тебе дня, Драгомиюшка, — не смогла удержаться и расплылась в улыбке Крислин.

Плюхнулась в ногах бабушки и уложила голову поверх коленей, обёрнутых пледом. Не было в её жизни наслаждения слаще, чем сунуть голову под эти ласковые руки. И представлять, будто это навсегда и неизменно. Разве однажды рядышком присядет долгожданная дочурка…

— Ну, что? Отвела душеньку? Нахамила Гордаське? — насмешничала бабушка, нежно разбирая белые, как снег, густые пряди родной для неё внучки, которую какая-то нелёгкая занесла родиться в Сверде. — Чего вы всё от неё домогаетесь? Неужто непонятно: какой она жизнь прожила, такой и помрёт. Вам с Баирой уж по три десятка лет. Взрослые девки! А всё как дети малые: сами себе сказки сочиняете. А после злитесь на весь свет, если в тех сказках правды не находите. Лежи! — прихлопнула она вздумавшую взбрыкнуть голову. — Знаю, чего вскинуться норовишь. Я уж Власту послала: выпустит она Ладеюшку из темницы… Темницы! — фыркнула Драгомия. — Придумают тоже. Или темниц не видали? Баира ладно, в степи росла, где подземелий не копают. А ты в своём Сверде, почитай, всякого навидалась. Так неужели наш склад подвальный, где Ладею заперли, и впрямь так ужасен?

— Не в этом же дело, — обиделась Крислин, плотней прижимаясь к бабушкиным ногам. — Никто не смеет так изгаляться над безответной сиротой. Мы её к себе привезли для благой жизни. Чтоб у девчонки дом появился и наставницы. Никто к этой… Гордасии в род не набивается. Кому она нужна? А девчонку затретировала. Нас подмять не может, так на ней отыгрывается, как ей заблагорассудится. Вот ты мне скажи: на кой ляд эта старая… опытная женщина отправила Ладейку разведывать дела у пришлых щупов? Она ж зелёная, как сопля, и опыта с ноготок. Ты меня знаешь, — укоризненно покачала пальцем Крислин. — Если я где налажаю, так любую кару приму: и в наказание, и в науку. Слова поперёк не скажу, раз заслужила. Потому как с меня спрос настоящий. А с неё? Сунули дурочку в дела взрослых, а теперь шпыняют. Где тут наука? Ты вон четырнадцатый десяток размениваешь, а тоже за себя сполна не отвечаешь. Ты колени сегодня мазала или…

— Забыла, — накляузничала Баира.

Она возникла за спиной Драгомии, и протянула той баночку с целебной мазью.

— Погоди, — отмахнулась бабушка и покликала: — Гордюшка, а ты чего там мнёшься? Поди-ка сюда. Хорош улиткой ползать. От всякого дела в скорлупке не спрятаться. А нам с вами нынче нужно о деле поговорить.

Горди бросила подпирать спиной сосну в десятке шагов от них и подошла. Опустилась на траву по другую сторону кресла.

— А вот и наша красавица! — пропела Драгомия навстречу гостье, что показалась в воротах подворья. — Наконец-то. А то я уж и ждать перестала.

Невысокая девушка с точёной фигуркой и вправду прекрасным лицом приближалась уверенным, чуть порывистым шагом. Длинные до колен каштановые волосы распущены, карие глаза смотрят цепко, расчётливо: всё подмечают до распоследнего пустячка. Среди молодого поколения щупов Утробы она была самой сильной и, пожалуй, самой дерзкой. Не зная отказа у матери — та родила её почти в шестьдесят и не могла надышаться на свою звёздочку — Власта и с прочими тётками не слишком считалась.

Появившись в Утробе, Крислин поначалу насторожилась на её счет. Чего угодно ждала от злой надменной гордячки. Опасалась. А потом увидала, с какой лаской и терпением Власта тетешкается с годовалой Атани, и поняла, что у неё за душой. Девке только недавно пятнадцать минуло, а горя она хлебнула — на десятерых хватит. Их с матерью Гордилена с Драяной — повезло рядом околачиваться — в одном из наратов Варсии с кострища сняли, когда к нему уж огонь подносили. «Ведьмы» так разошлись, что там по сию пору судейские в постель ссатся, коли помянут их к ночи. Почти три десятка народа прикончили и не поморщились. А ведь Драяна — дочь бабушки Драгомии. Кровиночка. И похожи друг на дружку удивительно — одно лицо. А эта её лютость и остуда сердечная делает их совершенно разными. Даже с виду.

— Прости меня, бабушка, — искренно покаялась Власта с поясным поклоном. — Пришлось целое представление разыграть, чтобы от матери сбежать. Так что давай уж поскорей. Знаешь ведь её: скоро заявится. Тогда поговорить нормально не сможем. А после ещё и тётке Драяне наябедничает, что ты опять молодых приваживаешь. Они с тёткой Гордиленой снова начнут тебя доставать, — ядовито посетовала юная змеища.

— Ты о чём это? — забеспокоилась Горди.

Схватила бабушку за руку и вытаращилась на Власту.

— Забудь, — холодно бросила Баира, продолжая торчать за спиной Драгомии.

— С бабушкой ничего не случится, — пообещала Крислин. — Не о ней речь.

— Точно! — хмыкнула Власта и плюхнулась на мягкую кочку перед креслом: — Речь о наших мамках, которые скоро допрыгаются. И нас осиротят.

— Ну, ты полегче! — рассердилась Драгомия и заёрзала в кресле курицей, пробующей новый насест: — Не тебе ссыкухе старших поносить.

— Даже, если они ведут себя, как последние дуры? — лязгнул металл в голосе Власты. — И восстанавливают против себя Черногорье? Или ты ещё не догадалась, что эти новые щупы не такие, как мы? Мы с Баирой к ним разок пытались подобраться. Когда они только добирались до большого посёлка. Ты сама говорила, бабушка, что мы с Баирой сильные. А они нас учуяли издалека. И подобраться к ним не получилось.

— Не вышло, — подтвердила Баира её правоту, зло щурясь на небо.

— Бабушка! — встрепенулась Крислин, обхватив её за ноги. — Ты что, не знала об этом?

— Мама приказала не говорить…, — почти беззвучно прошептала Горди, завязавшись в какой-то угловатый узел и глотая слезы.

Баира присела рядом. Затянула этот всхлипывающий клубок на колени и принялась оглаживать русую голову, распуская узел на затылке. Бабушка приучила их к этому нехитрому способу успокоиться и расслабиться. И когда они чесали друг другу волосы, не только приходили в себя — как-то сближались, что ли. По шажку по капельке продвигались навстречу друг дружке, рождая ощущение подлинного единения, без которого у них просто не было никакого будущего. Ещё бабушка учила их не торопиться без крайней нужды, не громоздить впопыхах горы надежд. Но и не отступать перед тем холодком, что пока оставался меж ними по вине старших.

— Гордасия никогда не умела себя обуздать, — с безнадёжным сожалением пробормотала Драгомия, поглаживая макушку Крислин. — Такая уж порода. Я не оправдываю, — вздохнула она. — Просто… Мы вместе уже боле ста лет. И когда-то давно она была живой. Потом умерла и с тех пор мучает меня. Я миллион раз тужилась поднять ногу, переступить через порог и уйти прочь. Но так и не смогла её бросить. Как там твои дела, Крислин? — внезапно захлопнула бабушка ту часть души, где гноилась рана, и оборотилась другой стороной: — Научилась находиться одновременно и в центре зоны концентрации, и снаружи?

— С третьего раза на пятый, — преувеличенно озабоченно поддержала её свердианка.

— Хочешь, помогу? — предложила Власта.

— У неё это здорово получается, — подтолкнула бабушка Крислин. — Прям, будто с рождения. Редкий дар. Но опасный: не только мощь умножает, но и душу может высосать.

— А мне? — потребовала Баира в обычной беспардонной манере дочери степей.

— И тебе, — серьёзно пообещала Власта. — А ты, сестрёнка?

— Ей пока рано, — отрезала бабушка, покосившись на Горди, и вновь сделала кувырок: — А теперь я хочу знать: не задумал кто из вас какой-нибудь глупости? Бабоньки наши, конечно, без порядка в башке. Но родных матерей за это не убивают.

Гордилена, Драяна, Властирия — подумала Крислин — у них не порядка в мозгах нету, а сами мозги давно иссохли да рассыпались в беспорядке. Придумали себе своё могущество и вцепились в эту придумку, как последние дуры. Болтам да стрелам «ведьмина» сила щупов не помеха. Не слишком-то и боятся ведьм, иначе бы не прятались нынче по углам жалкие остатки их родов. Может, раньше их и терпели, но прародительницы, видать, тоже удержу не знали. А люди над собой такой пагубной власти не потерпят. И теперь, едва заподозрят женщину в «ведьмовском даре», без разговоров будут гнать и травить до последнего, не дожидаясь, чего та выкинет. Как старшую дочь Драгомии, что возомнила себя носительницей великой, необоримой силы. Оттого и сдохла, затравленная, унеся с собой кучу жизней ни в чём не повинных людей. Да ещё младшей сестре мозги на сторону свихнула — Драяна в самом деле сумасшедшая.

— Матерей не убивают, — как-то зловеще согласилась Власта. — Но и умирать за их дурость нам тоже никто в обязанность не вменял. На это дочернее почтение не распространяется.

Она глянула на бабушку с вызовом: пуганая, битая девчонка боролась за жизнь. И никакие резоны в пику этому её желанию не принимала. Даже под угрозой остаться один на один с жизнью.

— Дочь не может оплачивать жизнь, данную матерью, этой самой жизнью, — мрачно процедила Крислин.

И отправила Власте посыл, мол, в этом я с тобой. И до самого конца.

— Дочь в долгу перед своей дочерью, — примкнула к ним Баира, ни на кого не глядя.

Горди медленно подняла голову с её колен и попыталась заглянуть степнячке в глаза.

— Не проси, — холодно потребовала та, продолжая буровить взглядом пустоту. — Мою бабку айтаны живьём варили. В большом котле. Все смотрели и радовались. А она их лечила. Жалела эту падаль. Её дочь взяла себе сестра. Мою маму взяла. И ушла сюда с юга через всё море. Чуть не умерла в море. Но добралась. Двух дочерей родила. Её разорвали конями. А она их тоже лечила. И дочери лечили. Их обеих посадили на кол. Они долго умирали. Мама взяла меня, Атани и сбежала. Далеко не ушли — рядом кружили. Со всеми надо было рассчитаться. Шехай бы долго умирал, — едва ли не с нежностью прошипела Баира. — Но мама передумала мстить. Увела нас, чтоб жили. Шехай догнал. Мама велела мне унести Атани. Я поклялась. Мама осталась убивать погоню, а я ушла. Долго шла. Многих убила. Дошла сюда. Донесла Атани живой. Для чего? — вонзила она в глаза Горди два пылающих горем клинка. — Чтобы умереть здесь? Зачем было так далеко идти?

Все — даже зловредная циничная Власта — потрясённо смотрели на неё. За три года подруга впервые рассказала о себе хоть что-то. Да, собственно, всё — никаких пространных объяснений тут не требовалось. И сочувствия она не ждала — чему оно поможет? Баира медленно повернула голову к бабушке и пообещала:

— Я не стану убивать твою дочь. И старую дурную Гордасию тоже. Я люблю тебя. Люблю Горди. Люблю твою маленькую внучку. Драгна добрая девочка. Я умру за неё. Умру за Атани. Знаю: Крислин её защитит. Мне не страшно будет уходить, — она чуток подумала и продолжила совершенно спокойно: — За тебя, бабушка, я умирать не стану. Кто тогда станет растить твою Драгну? Ты стара и можешь не успеть её вырастить.

— Я знаю, что ты поступишь правильно, — кивнула Драгомия, протянула руку и погладила Баиру по щеке: — И безмерно рада, что вы с Крислин пришли к нам. Она хочет возродить род Крис, и я молюсь за неё всем сердцем. А ты? — вдруг посуровела она. — Хочешь ли ты возродить свой род?

— Я не знаю его имени, — всё также спокойно, почти равнодушно призналась Баира. — Оно потерялось во времени. Значит, мой род мёртв.

— Тогда я прошу тебя войти в мой род, — засветилось улыбкой лицо бабушки.

— Род Драгов? — айтанка задумалась, потом нахмурилась и попыталась осторожно объяснить свой отказ: — Мой отец был айтан. Он не смог защитить свою жену. Умер раньше. Он не виноват. Значит, я не должна от него отказываться.

— Ни за что! — даже чуть привстала в кресле Драгомия, горячо одобряя такой выбор.

— Я хочу войти в твой род, — продолжила Баира. — И я не могу войти в твой род. Вы все носите имя Драгов. В каждом имени. Я не стану отказываться от своего имени.

— И не надо, — лукаво усмехнулась бабушка. — Знаешь, это древняя, но весьма глупая традиция. Думаю, Драгна, когда вырастет, не станет называть дочь именем своих прабабок.

— Я не смогу войти в твой род, — упрямо повторила Баира. — Твоя дочь несёт в наш дом опасность. Её убьют. Ты знаешь: Драяна не остановится. Я тоже это знаю. Я не стану её защищать. Значит, я убью твою дочь. Я не могу иначе. Мне надо защищать Атани и Драгну.

— Я знаю, что ты поступишь правильно, — Драгомия обхватила её голову руками, притянула к себе и поцеловала: — Я очень хочу назвать тебя своей дочкой. И надеюсь, что ты согласишься. А что до моей дочери…, — в её добрых голубых глазах полыхнул гневный огонь, но тотчас уполз в глубину огненной змейкой: — Я никогда вам этого не говорила, чтобы не возбуждать в ваших душах лишнее зло. Того, что там гнездится и так с лихвой. Вам бы и это вынести да не опаскудиться. Но сегодня я собрала вас всех, чтобы сказать одну важную вещь. Ту, что Баира уже озвучила первой: если моя дочь, или Гордасия с дочкой, или твоя мать, — кивнула она Власте, — доведут нас до беды, я не стану их защищать. И если их убьют, мешать не стану. Я, девоньки, живу только ради вас. Только вы меня ещё держите в этом мире. И я очень постараюсь прожить достаточно, чтобы вы встали на ноги. Чтобы осильнели. Чтобы это подворье древних стало вашей крепостью на века. И вам придётся мне довериться. В этом доме войны не будет.

— Так ты поэтому?.. — вскинулась Крислин.

— Да, поэтому я и не мешала Гордасии с девками сходить с ума. Я сама вела их по этому пути, когда поняла, что своротить их с него уже не смогу никогда, — голос Драгомии был тих, но страшен. — Как только почувствовала ту грань, за которую они шагнули, так и приговорила их к смерти. Они сильны — ничего не скажешь. Мы не можем сладить с ними своими руками. Да и рисковать я не стану. Щуп, когда огнём полыхает, своих от чужих не отличает. Бьёт всех, кто рядом окажется. А вот чужие руки нам в помощь. Особенно одного из гостей. Если я верно догадалась, кто к нам нынче пожаловал. Если это так, наша жизнь непременно наладится.

Драгомия умолкла под тяжестью придавивших её воспоминаний. В юности, как не старалась, так и не разыскала в ворохе привычек, придумок, приспособленчества, причуд и просто придури Гордасии сколько-нибудь цельную личность. Позже нащупала истоки душевных проблем подруги: огромную глупость и крохотную доброту, что обнаружила, гоняясь за ней по всему внутреннему миру подруги. Ту доброту она многие-многие годы оберегала от полного уничтожения. А потом жизнь закрутила её, и Драгомия упустила из рук этот хрупкий залог их дружбы.

— Люблю я её заразу. Люблю и жалею от всей души, — бабушка едва не захлебнулась горестным вздохом, отдышалась и твёрдо закончила: — Но я столкну её в ту яму, что рыла для неё много лет.

— Неправда, — холодно возразила умница Власта. — Свои могилы щупы роют для себя сами. Так говорила моя бабушка. А ты выполнишь своё обещание? — вдруг сорвался её голос, а веки затрепетали.

— Убить? — усмехнулась бабушка.

— Дожить, покуда мы не осильнеем! — выпалила Горди и смутилась под недоумёнными взглядами.

— Обещаю, — улыбнулась Драгомия.

Но голос её прозвучал так устало, что поверить ей было нелегко.