Медицина Древнего часть вторая

Глава 6

Удар с правой вышел хороший. Резкий. Сильный. Голову Кременнева качнуло, и он схватился за лицо.

— Ай! — он отшагнул назад, — Вы зачем дерётесь? Что вы…

Второй удар погасил возмущение в его взгляде. Глаза закатились, и он рухнул на месте. А я замер над ним с кулаком наготове. Но не пригодилось.

Крепкий артефактор оказался, ты глянь. С первого удара не лёг. Крепкий, но дюже не боевитый. Только возмутился, даже блок не поставил. Кажется, в его глазах ещё и обида мелькнула. Вместе с непониманием. Мне его, даже жалко стало немного. Явно ведь, он не знал, за что получил.

Думаю, он даже не знал, что усиление через духа принесёт тому страдание. Ну, незнание не освобождает от ответственности. Надо было самому развиваться, а не это вот всё.

Я быстро собрал его руки-ноги в кучу. Оттащил тело за рабочий стол, подальше от двери: а ну, как, кто зайдёт и увидит его. А мне не нужны лишние вопросы. Да и свидетели тоже.

Моя воля скользнула к нему. Отклик ауры был настолько сильным, что я опешил. Ничего себе, да тут моего духовного тела больше, чем у меня самого сейчас есть. Раза в два. Я ж до архимага подпрыгну, а то и выше!

В груди сдавило. Навалилась тяжесть. Должно быть проснулась моя личная жаба. Руки затряслись, а в голове помутилось.

Хочу! Моё!

Воля прорвала ауру Кременнева. Вгрузлась в неё. Сила потекла по моим каналам огромным потоком. Куда большим, чем я мог пропустить через себя.

Миг и тело скрутило. Моя Аура вспыхнула миллионами огней, а в голове рванула сверхновая. Меня отбросило от тела артефактора. Спина приложилась к стене. Воздух с хрипом вырвался из лёгких. В глазах потемнело.

Меня крючило на полу, как змею, которой прищемило хвост. С губ сорвался стон. Скрежетали зубы. Боль была невыносимой. Я попытался вернуть своё и не смог. Слишком много надкусил.

Постепенно боль отступала. В глазах сначала появились круги, затем прояснилось окончательно. Магическим зрением я скользнул внутрь себя. Стихийные каналы спазмировало и перекрутило, будто они побывали в мясорубке. Энергитические же раздуло, словно питона, проглотившего бегемота (я видел видео, то ещё зрелище).

В затылке кольнуло. Я зашипел и принялся латать свою ауру. Мне удалось оттяпать одну пятую часть от Кременнева, но даже её я не смог поглотить без последствий.

Воля распрямляла каналы. Приводила их в порядок. Лишнюю энергию я стравливал в своё тело.

Самолечение продлилось минут десять. В конце я был бодр и свеж, будто только что проснулся от зимней спячки. Сильно хотелось есть.

Поднялся с пола, и взгляд наткнулся на Кременнева. Попробовать ещё раз? Долбануть его, и схватить поменьше?

Телефонный звонок прервал мысли.

— Господин, — послышался в трубке голос Николая, — в особняк только что зашли два жандарма, я…

— Жди на месте, сейчас буду, — бросил я и положил трубку.

Прописку вам в тартаре, как же не вовремя. Видимо, они уже выяснили подробности крушения поезда. И, что важнее, подробности боя. Возможно, даже знают, что я прыгал в портал. Тут я простыми ответами не отделаюсь. Они явно захотят меня изолировать и допросит ьс пристрастием. Такого же у них не было ни разу. Вопрос, как там её, национальной безопасности. И я к нему не готов.

Так что надо срочно валить. Ехать к деду и брать наследство. Тогда будет чем поторговаться за свободу…

Кременнев застонал, и я шагнул к нему. Ударил ещё раз. Он вырубился, а у меня в голове уже созрел план. Заклятие памяти легло на артефактора. Он забудет последние полчаса жизни, как сотрудник ЦПУ, когда-то.

Взгляд метнулся к шкафам около стен. Зацепился за бутылку коньяка среди книг. Недолго думая, откупорил её, облил Кременнева, плеснул на себя, да и сам глотнул пару раз. Затем влил половину в горло артефактора. Он захрипел, забулькал, но моя магия не позволила ему захлебнуться.

Бутылка опустела. Всё готово. Я поспешно спохватился, и бросил заклинание разведчик в коридор. Чисто. Трое человек бродили по второму этажу. Заглядывали в комнаты. Они сейчас, как раз находились над нами.

Ну, буду надеяться, что это жандармы.

Я вздохнул и привёл Кременнева в чувство.

— А, где я? — прошептал он.

— Афанасий, я ж тебе говорил, коньяк палёный! — воскликнул я.

— Ккакой коньяк? — слабым голосом спросил Афанасий, его голова моталась по полу, и он не мог встать.

— Который мы пили за знакомтсво, — хмыкнул я и, подхватив его за плечи, вздёрнул на ноги. Затем перекинул его руку через плечо и потащил в коридор.

— Ккуда мы идём? — Афанасий уронил голову на грудь.

— Туда, где нам помогут, — ответил я, перешагивая через порог кабинета.

— Дадут опохмелиться?

— Дадут, — улыбнулся я, контролируя расстояние до троих людей наверху, они как раз шли к лестнице вниз, но в другом крыле особняка. — Потом догонят и снова дадут.

— А?

— Афанасий Васильевич, Кирилл Дмитриевич, что случилось? — стоило нам появиться в зале, как нас заметил градоначальник Стоянов.

— Коньяк палёный оказался, — кисло улыбнулся я, замечая, что Стоянов и сам уже конкретно подшофе.

— Да на Вас лица нет, Афанасий Васильевич, — всплеснул руками Стоянов, — и Вы, Кирилл Дмитриевич, бледный, как мел.

— Афанасий принял основной удар на себя, — кивнул я, усаживая артефактора на первый попавшийся стул. Вокруг нас стали собираться другие аристократы. Все они уже были порядочно навеселе.

— Врача, срочно врача, — вокруг нас стала кудахтать, как наседка, графине Плёсова. — Позовите доктора.

— Ох, мне не хорошо, — я схватился за грудь и сделал вид, что меня тошнит. — Где здесь уборная, господа.

— Там, Кирилл Дмитриевич, — Стоянов махнул рукой в сторону, а сам подхватил Кременнева за плечи, — как же так, Афанасий, как же так. У нас тут отродясь только качественный алкоголь был…

Я не стал слушать, что он будет говорить дальше. Пошёл в сторону туалета и свернул на выход. Двери захлопнулись за моей спиной как раз в тот момент, когда жандармы зашли в общий зал. Заклинание разведчик сообщило мне об этом, и я его отозвал.

Тело тут же выпрямилось. Плечи расправились. Ноги обрели силу, и я, резко ускорившись, дошёл до нашей «Ладоги».

Дверью автомобиля хлопнул с такой силой, что стёкла задребезжали. Почувствовал, как в груди разливается злость — холодная, тягучая, словно расплавленный металл.

— Уезжаем. Быстро, — процедил я сквозь зубы, устраиваясь на заднем сиденье.

Николай обернулся. Брови его взлетели вверх, застыв в немом вопросе. Глаза забегали по моему лицу, пытаясь прочитать, что случилось.

— Господин, но… как же… — он запнулся, увидев, как я стискиваю кулаки.

— Потом, — оборвал я. — Заводи машину. Нам нужно убраться отсюда до того, как они сообразят проверить парковку.

Николай кивнул, завёл мотор. «Ладога» дрогнула и плавно тронулась с места. Свет фонарей полосами ложился на лобовое стекло, создавая странный, прерывистый ритм. Будто само время спотыкалось, дробилось на фрагменты.

Мы выехали на проспект. Город вокруг ещё не спал. В окнах домов горел свет, на тротуарах мелькали редкие прохожие. Обычный вечер в Екатеринбурге — городе, где я провёл меньше суток.

— У вас… получилось? — осторожно спросил Николай, когда мы отъехали от особняка на приличное расстояние.

Я усмехнулся, глядя в окно на проплывающие мимо огни витрин.

— Нет. Явились жандармы. Прямо в тот момент, когда я почти уже… — я не закончил, снова сжимая кулаки. — Такой кусок. Такой огромный кусок моего духа. Я чувствовал его, Коля. Он был почти в моих руках.

— Мы вернёмся за ним?

— Обязательно, — кивнул я, откидываясь на спинку сиденья. — Но не сейчас. Сначала нужно к деду. А потом… потом я разберусь с Кременневым.

Николай кивнул и сосредоточился на дороге. Мы выехали на окружную, и город остался позади, превратившись в россыпь огней на горизонте. Впереди, насколько хватало глаз, растянулась тёмная лента дороги, утопающая в ночи.

Я задумчиво смотрел в окно. Жандармы… Главное, что не сказал им, куда направляюсь. У меня ещё есть немного времени, прежде чем они снова сядут на хвост. И я намерен использовать эту фору.

— Держись главной дороги, — сказал я Николаю. — Едем всю ночь, без остановок.

Николай кивнул, прибавляя скорость. «Ладога» мчалась по ночной трассе, унося нас всё дальше на север, в сторону Лоснёвки — маленькой деревни, затерянной среди лесов. Туда, где меня ждал дед, и его странное наследство, которое так нужно всем.

Дорога, петлявшая между угрюмых холмов, не кончалась. Чем дальше мы продвигались на север, тем суровее становился пейзаж. Горы Урала, укрытые тёмной шапкой леса, обступали трассу, словно молчаливые стражи. В их тени «Ладога» казалась хрупкой игрушкой, затерянной в мире гигантов.

Коля крепко держался за руль. Усталость отпечаталась на его лице тонкими линиями напряжения. Веки опускались, но он стоически боролся со сном, изредка приоткрывая окно, чтобы холодный воздух ударил в лицо.

— Передохнём? — спросил я, заметив, как его голова в очередной раз клонится вниз.

— Нет, господин, — он встрепенулся, выпрямляясь. — Справлюсь.

Ночь окутала нас со всех сторон. На небе, расчищенном от облаков, мерцали холодные звёзды. Луна серебрила вершины деревьев, оставляя дорогу в тени. Фары скользили по асфальту, выхватывая из темноты случайные дорожные знаки и редкие гнилые пни.

Мои мысли возвращались к Кременневу. От него исходила такая мощь. И неудивительно — он владеет огромным куском моего духа. Целый пласт силы, которая могла бы принадлежать мне. Которая должна принадлежать мне.

С каждым километром, что отделял нас от Екатеринбурга, я всё яснее понимал — вернусь. Обязательно. И заберу своё. Слишком долго я был слаб, слишком долго довольствовался крохами. Пора вернуть то, что моё по праву.

Время от времени нас обгоняли редкие грузовики, рассекая ночь яркими огнями фар. На одном из постов ДПС нас остановили и долго изучали документы. Молодой сержант подозрительно разглядывал наши усталые лица, но придраться было не к чему. Посветил фонариком по салону, поморщился и махнул рукой — проезжайте.

К рассвету мы добрались до небольшого поселения. Крыши домов показались из-за деревьев, сначала редко, затем всё гуще. Вывеска на въезде гласила: «Добро пожаловать в Красногорск».

— Оставляем машину здесь, — я кивнул на небольшую парковку возле автостанции. — Дальше поедем на автобусе.

Автомобиль остановился, вздрогнув всем корпусом. Он повернулся ко мне:

— Господин, сколько ещё до этой… Лоснёвки?

— Часа три на автобусе, — я потянулся, разминая затёкшие мышцы. — И ещё часа два пешком. Деревня в стороне от основной дороги.

Николай устало кивнул. Его глаза покраснели от бессонной ночи, но на губах играла покорная улыбка:

— Я готов, господин.

Мы оставили «Ладогу» на парковке, забрав с собой только самое необходимое. Маленькая автостанция, казалось, приютилась здесь по ошибке — настолько незначительной она выглядела среди окружающих гор. Внутри пахло пылью и дешёвым кофе. Коля отправил смс в компанию, где мы взяли машину в аренду.

Стоявшая за кассой женщина недоверчиво покосилась на наши костюмы, но билеты продала без вопросов. Автобус должен был отправиться через пятнадцать минут.

— Найди нам что-нибудь перекусить, — сказал я Николаю, протягивая несколько купюр. — А я пока позвоню.

Он кивнул и направился к маленькому киоску в углу зала. Я отошёл к окну, вытащил телефон. Экран всё ещё был покрыт паутиной трещин, но устройство работало. Нажал на кнопку вызова и приложил аппарат к уху.

Гудки шли долго, словно сигнал преодолевал не только расстояние, но и время. Наконец, на том конце ответили:

— Алло? — женский голос звучал настороженно.

— Мама? — почему-то собственный голос показался мне чужим. — Это я.

Пауза. Затем — судорожный вздох.

— Кирилл! Сынок! — голос дрогнул, переходя в шёпот. — Ты где? Ты уже едешь? Дедушка совсем плох, он… он ждёт.

— Я скоро буду, — заверил я, глядя на пустую площадь за окном. — Уже в пути. Через несколько часов доберусь до вас.

— Слава богу. — Она на секунду замолчала. — Я слышала про аварию поезда. Ты… ты не пострадал?

Я поморщился. Новости, видимо, разлетелись быстро. Впрочем, чего ещё ожидать — такая трагедия.

— Нет, мама, — солгал я, поглаживая ребро ладони, где ещё оставался синяк. — Меня там не было. Я ехал другим маршрутом.

— Слава богу, — повторила она. — Я так переживала… Знаешь, ночью снилось что-то ужасное. Монстры, кровь… Я проснулась вся в поту.

— Просто дурной сон, — успокоил я, стараясь звучать убедительно. — Скоро увидимся. А пока расскажи, как найти ваш дом.

— Это просто, сынок, — голос матери потеплел. — От автостанции в Северке автобус идёт до Верхней Лоснёвки. Выйдешь на последней остановке. Там нужно спуститься к реке и перейти мост. Наш дом первый по левой стороне — зелёный, с голубой крышей. Не перепутаешь.

Я запоминал маршрут, сверяя его с тем, что нашёл в интернете перед поездкой.

— А дедушка? — осторожно спросил я. — Как он?

— Пытается держаться, — голос матери снова стал тише. — Но врачи говорят, что осталось недолго. Он… ждёт тебя, Кирилл. Очень ждёт.

Я услышал, как объявляют посадку на наш автобус.

— Мне пора, — сказал я. — Скоро.

— Хорошо, сынок. Будем ждать.

Я отключился и спрятал телефон. Николай уже стоял неподалёку с бумажным пакетом, из которого соблазнительно пахло выпечкой. Мы направились к выходу на перрон, где уже остановился старенький «Урал».

Последняя пересадка в Северке вымотала нас окончательно. Измученные дорогой, мы устроились на жёстких сиденьях очередного автобуса. Этот оказался ещё меньше предыдущего и значительно старше — металл стонал на поворотах, а двигатель надрывно кашлял при каждом подъёме в гору.

Кроме нас внутри сидело человек пять — все они выглядели как местные. Загорелые лица, потёртая одежда, мозолистые руки. Они с любопытством посматривали на наши костюмы, но вопросов не задавали.

За окном проплывали лесистые холмы, перемежающиеся полями. Иногда мелькали деревеньки — крохотные островки цивилизации в океане дикой природы. Дома, покосившиеся от времени, стояли вдоль единственной улицы, словно выстроившись по линейке. Коровы лениво щипали траву на обочинах, провожая автобус равнодушными взглядами.

Дорога становилась всё хуже. Асфальт сменился гравием, а затем и вовсе утрамбованной землёй. Автобус трясло на выбоинах, и несколько раз водитель останавливался, чтобы проверить, всё ли в порядке.

Я пытался представить, как выглядит Лоснёвка. Место, где обосновался дед — некогда могущественный аристократ, близкий друг самого Бестужева. Что заставило его выбрать такую глушь? Почему он скрывается именно здесь, вдали от столицы, от политики, от всех соблазнов цивилизованного мира?

— Верхняя Лоснёвка! Конечная! — громко объявил водитель, притормаживая у покосившегося столба с облезлой вывеской.

Мы вышли из автобуса, оказавшись на небольшой площади. Если это можно было назвать площадью — просто утоптанный пятачок земли перед облупившимся зданием, некогда бывшим сельсоветом. Напротив торчала остановка — ржавая конструкция с дырявым навесом.

— Нам к реке, — сказал я Николаю, бросив взгляд на видневшуюся в низине серебристую ленту воды. — Там должен быть мост.

Деревня оказалась даже меньше, чем я ожидал. Несколько десятков домов, разбросанных без всякого порядка. Кривые заборы, огороды, хозяйственные постройки. Кое-где виднелись спутниковые тарелки — удивительный контраст с общей картиной запустения.

По узкой тропинке мы спустились к реке. Она оказалась неширокой, но бурной. Вода с шумом пробивала себе дорогу среди камней, образуя небольшие пороги. Старый деревянный мост чуть покачивался, когда мы ступили на него.

На той стороне начиналась нижняя часть деревни. Дома здесь стояли плотнее, и выглядели несколько богаче. В некоторых дворах виднелись автомобили — старые, но ухоженные. Собаки лаяли из-за заборов, приветствуя незнакомцев.

— Она сказала — первый дом слева, — напомнил я, оглядываясь. — С голубой крышей.

Мы прошли ещё немного и увидели его. Дом не выделялся размерами среди соседей, но выглядел опрятнее. Свежевыкрашенные зелёные стены, голубая крыша из нового шифера. Аккуратный палисадник, полный осенних цветов. Деревянная калитка, слегка скрипнувшая, когда я потянул её на себя.

— Подожди здесь, — сказал я Николаю, указывая на скамейку у забора. — Сначала я должен один…

Он понимающе кивнул и опустился на скамью. Я направился к крыльцу.

Не успел я поднять руку, чтобы постучать, как дверь распахнулась. На пороге стояла женщина. Тёмные волосы собранные в простой пучок. Морщинки в уголках губ — следы частых улыбок.

— Кирюша! — она всплеснула руками, и в следующий миг я оказался заключён в крепкие объятия.

От неё пахло чем-то домашним — печеньем, корицей и ещё какими-то неуловимыми запахами, которые ассоциируются с теплом и уютом.

— Мама, — выдохнул я, осторожно обнимая в ответ. Странное чувство — словно пытаюсь обнять что-то хрупкое, но драгоценное.

— Дай посмотрю на тебя, — она отстранилась, держа меня за плечи. Глаза её оглядывали меня с жадностью, словно стараясь запомнить каждую деталь. — Ох, какой же ты стал… Совсем взрослый. И такой красивый.

Её пальцы коснулись моего лица, провели по щеке. В глазах блеснули слёзы.

— Ты так похож на деда. То же упрямство во взгляде, тот же подбородок…

Я неловко улыбнулся, не зная, что сказать.

— Заходи скорее, — она потянула меня за руку, словно ребёнка. — Дедушка ждёт. Он так волновался, что ты не приедешь. А я говорила — обязательно приедет.

Я на мгновение обернулся — Николай терпеливо ждал на скамейке, украдкой разглядывая соседние дома. Поймав мой взгляд, он едва заметно кивнул.

Внутри дом оказался намного просторнее, чем выглядел снаружи. Чистые деревянные полы, выкрашенные в тёплый медовый цвет. Светлые стены, украшенные картинами в простых рамках — пейзажи, природа, ничего вычурного. Старинная мебель, потёртая, но ухоженная, создавала ощущение уюта.

— Кирюша, ты, наверное, проголодался с дороги? — мать суетилась вокруг меня, помогая снять пиджак. — Я тут наготовила всего… Пирожки с капустой, и щи, и…

— Мама, — осторожно прервал я её, — я бы хотел сначала увидеть дедушку.

Она замерла, и на лице промелькнула тень.

— Да, конечно, — кивнула она, становясь вдруг серьёзной. — Он в своём кабинете. Там всегда сидит, почти не выходит. Доктора говорят, ему нужен покой, но… — она вздохнула. — Он всё равно работает. Читает, пишет что-то. Говорит, успеет отдохнуть на том свете.

Её глаза снова наполнились влагой. Она хотела сказать что-то ещё, но в этот момент скрипнула половица, и мы оба обернулись.

В дверном проёме стоял старик. Высокий, жилистый, с абсолютно прямой спиной, несмотря на возраст. Седые волосы коротко подстрижены, лицо — словно вырезанное из старого дуба: глубокие морщины, резкие черты. Под правым глазом — длинный шрам, тянущийся до самого уха.

Но именно глаза приковывали внимание — ясные, карие они смотрели на меня с такой остротой, что становилось не по себе. В них читался острый ум и что-то ещё…

Одет старик был просто: тёмные брюки, белая рубашка, старомодный жилет. В руке — трость из тёмного дерева с серебряным набалдашником.

— Так вот он каков, — голос старика, хриплый и низкий, нарушил тишину. — Мой внук.

Он произнёс это странно — словно ставя под сомнение каждое слово.

— Папа, — мать шагнула вперёд, — познакомься, это Кирилл. Кирюша, это твой дедушка, Ефим Юрьевич.

Старик не двинулся с места, продолжая изучать меня своими пронзительными глазами.

— Здравствуйте, дедушка, — я сделал шаг вперёд, протягивая руку.

Он не ответил на рукопожатие. Вместо этого повернулся к дочери:

— Вера, принеси-ка нам чаю. Мы с… внуком побеседуем. Наедине.

Мать бросила на него встревоженный взгляд, но спорить не стала.

— Хорошо, папа, — она коснулась моего плеча. — Я быстро, Кирюша.

Когда она вышла, старик ещё несколько секунд смотрел на меня молча. Затем коротко кивнул в сторону двери.

— Пройдём, — произнёс он, разворачиваясь и опираясь на трость. — К капищу. Там никто не помешает нашему… разговору.

Я послушно двинулся за ним. Что-то в его поведении настораживало. Слишком пристальный взгляд. Какой-то он напряженный. Сам же хотел, чтобы приехал как можно скорее.

Мы вышли через заднюю дверь. За домом раскинулся большой сад — яблони, груши, несколько грядок с увядшими уже овощами. В дальнем углу виднелась небольшая постройка, похожая на беседку.

Тропинка, присыпанная гравием, вела через сад к лесу. Там, на опушке, среди вековых сосен, белел каменный круг.

— Прямо здесь? У дома? — удивился я, разглядывая древние камни, покрытые замысловатыми узорами.

— А почему нет? — усмехнулся старик, направляясь к кругу. — В глуши можно позволить себе некоторые… эксцентричности.

Мы подошли к капищу. Плоские камни, установленные вертикально, образовывали идеальный круг. В центре — каменный алтарь, испещрённый рунами.

Старик остановился у входа в круг. Повернулся ко мне, опираясь обеими руками на трость. Его глаза впились в моё лицо, словно пытаясь проникнуть под кожу.

— Ну что ж, — произнёс он медленно, чеканя каждое слово. — Теперь — правду. Кто ты? И где мой настоящий внук?

Я замер, чувствуя, как холодок пробегает по спине. Откуда он знает? Как?

Прежде чем я успел ответить, за нашими спинами раздался оглушительный взрыв. Земля содрогнулась. Мы обернулись и увидели, как из окон дома вырывается пламя, а с неба падают обломки шифера.

Князь Огонь-Догоновский родовой особняк

Василий Сергеевич метался по комнате. В ярости он не находил себе места. Сначала, когда поступили первые отчёты, он был крайне озадачен. Затем, когда разобрался в ситуации, пришёл в бешенство.

Провал!

Снова!

Как уже надоел этот Орлов! В печёнках сидит. В этот раз его снова прикрывали. Василий Сергеевич предвидел это. Знал, что Бестужев попытается защитить своего протеже. Потому отправил в поезд больше людей, чем граф. Но, оказалось, Бестужев не единственный, кто отправил людей на защиту Орлова.

«Уваров-Орлов, точно! — прорычал Василий Сергеевич и смахнул со стола пепельницу, — больше некому!».

Звон битого стекла отрезвил. Помог отвлечься от гнева. Успокоиться.

«Так, а что за чудовище там было? — внимание князя вернулось к остальной части доклада. — Одно огромное, и много мелких. Описание очень похоже… да, ну, нет. Он не мог без моего ведома».

Дрожащей рукой Василий Сергеевич схватил телефон и набрал знакомый номер. Руки дрожали от злости. Неужели ещё один предатель?

— Василий Сергеевич, рад Вас слышать…

— Фадей, — голос Огонь-Догоновского чуть было не сорвался на крик, в нём отчетливо слышалось рычание. — Ты имеешь отношение к чудищам в поезде? Это наш проект?

— Василий Сергеевич, что Вы говорите, — возмутились на том конце. — Без Вас я бы не стал, да и не готовы мы…

— Точно? — прорычал Огонь-Догоновский.

— Василий Сергеевич, обижаете, — голос не напрягался, в нём не чувствовалось ничего, кроме лёгкой обиды.

«Он же может соврать, — подумал Василий Сергеевич».

— Фадей…

— Василий Сергеевич, я к Вам послезавтра приеду, как раз в Питере буду, заеду навестить Лиду с Жорой, — произнёс голос ровно, — мы всё обговорим, но я Вас уверяю, я не Уваров-Орлов, я верен Вам.

— Хорошо, до встречи, — Огонь-Догоновский закончил разговор и повесил трубку. Он не испытывал никаких угрызений совести, что подозревал и обвинил в предательстве союзника. Досаду вызывала только вспышка злости, из-за которой он стал действовать в лоб.

Но Фадей сам же помог, напомнил, что его дети учатся в столичной академии магии. Так что никуда Фадей не денется. А вместе с ним и резервный проект, который, если с Орловым не выгорит, станет основным.

«Орлов, — Василий Сергеевич оскалился и потянулся к телефону».

Клавиши трубки весело запиликали, когда он набирал номер наёмников. Плевать, чей там монстр был. Главное, Орлов остался без прикрытия, а где Лоснёвка, Василий Сергеевич помнил ещё с прошлого раза.

От авторов.

Уважаемые читатели. Приносим извинения за нестабильность выкладки прод в последние дни. Один из авторов сильно приболел, и у нас были сбои. Сейчас стараемся все выправить, и вернуться в привычный ритм.

Благодарим, что читатете)