В комнату я вернулся сразу после разговора. Переоделся в пижаму, улёгся на матрас. Демонстративно, для наблюдающих через камеры, закинул руки за голову и закрыл глаза. Пусть думают, что сплю и ни о чём не переживаю. На самом же деле мысли метались по голове. Стучали в набат.
Отличие Тайной Канцелярии от жандармерии я понял сразу. За напускной вежливостью и спокойствием проглядывала простая мысль — нам плевать на твои права.
О каких правах речь? Да всё просто. Здоровье Аристократа — такая же тайна, как и дела рода. Истории болезней и обращений к докторам хранятся, как зеница ока. Никогда не знаешь, кто и зачем будет использовать такую информацию. Потому у благородных либо личные доктора, либо в клиниках строгая секретность. Даже карточки выдаются на руки, и никаких электронных баз не ведётся.
Если просочится слух, что в больнице имеется утечка информации, то проблем не оберёшься. Как репутационных, так и с законом.
А тут, Тайная Канцелярия прямо заявляет — мы проведём медицинские исследования. Возможно, они и сохранят это в тайне, но покажут куче народа и, скорее всего, сохранят в архивах.
Хотя, лично меня это особо не волновало. Главная опасность — проверка на одержимость. Вот где у меня рыльце в пуху.
Казалось бы, чего мне переживать? Один раз я уже обманул проверяющих от ЦПУ и, вот он я, здесь. С другой, до того успешного раза были сотни провалов, когда меня выбрасывали из тела и отправляли обратно в Тартар.
Не хочу снова в Царство мёртвых. Мне тут нравится, и дел много осталось.
Сердце от предчувствий сжалось и застучало быстрее. Сна не было ни в одном глазу. Тело охватило странное ощущение оторопи.
Меня настолько удивило это ощущение, что мысли сменили направление. Что это? Я боюсь? Так люди испытывают страх? Ну, пусть испытывают, но я тут при чём?
Да, мне предстоит самая серьёзная схватка из всех, что были после перерождения, но, ничего нового. Я постоянно ходил по краю. Так какого Цербера?
Стоило так подумать, как всё успокоилось. Осталось только предвкушение предстоящей схватки. Не адреналиновое, когда ты готов сорваться в бой. Когда подрагивают руки и ноги. А спокойное, собранное, щекотавшее мозг. Предвкушение интеллектуальной схватки, соревнование в мастерстве искусства.
Что они могут противопоставить мне? Такой же ритуал, как и ЦПУ? Я буду к нему готов.
Что-то новое? У них есть своя технология? Надо выяснить, коли так. Мне необходимо внимательно смотреть по сторонам, подмечать детали. В них кроется успех….
Интересно, как там мама? Добралась до дома? Всё у неё хорошо? Всё же она сильно испугалась на вокзале, а мои слова её не особо успокоили. Жаль, дед должен добраться до города только через пару дней. Он бы успокоил её….
В двери щёлкнул замок, затем кто-то постучал.
— Господин Орлов, Вас ждут на обследование, — послышался голос.
Для виду я полежал ещё немного. Дождался, когда стук повторится, и только потом открыл глаза, потянулся.
В коридоре стоял новый охранник. Огромный малый. От него веяло уверенностью в себе и магическим фоном артефактов. Побрякушек на нём было столько, что сразу и не разберёшь, какой у него ранг, но я понял, что он бакалавр.
Тут же в голове мелькнула мысль сбежать. Вырубить его, пробраться до ближайшего окна, и пусть ловят меня по всему Питеру, а потом и стране.
Мысль мелькнула и исчезла. Нельзя. Что мне потом делать? Скрыватсья? А как же мама? Сестра и мой род? Как мне потом восстанавливать ауру? Нет, выход один, пройти ритуал экзорцизма и дождаться, когда отпустят. Если отпустят… но там посмотрим. Если начнут мурыжить, что-нибудь придумаю.
Путь до медицинского блока не показался мне долгим. То ли они развернули его буквально за углом, то ли меня изначально разместили рядом с ним.
Мы подошли к стеклянным дверям, и конвоир свернул в сторону.
— Душевая, — сообщил он мне, — я подожду здесь.
Наконец-то кому-то пришла в голову мысль, что после поезда мне хочется привести себя в порядок. С другой стороны, душ и отсутствие почтения в голосе бакалавра говорили, что я тут надолго.
В раздевалке душевой оказалась новая пижама, на этот раз светло-зелёного цвета. В голове тут же появился образ Марии, которая с умным видом, словно дурачку, говорила:
— Фисташковый, а не зелёный.
Интересно, как там ребята? Они знают, что меня забрали? Что думают? Переживают? А как это переносит Шальная? К жандармам она ещё может заслать адвоката, а в Тайную Канцелярию? Может, не стоит о ней даже думать? Выйду отсюда, а её уже и след простыл? Слишком уж пугающе должно выглядеть всё, что происходит со мной в последнюю неделю. Для неё особенно.
Горячие струи воды подарили ощущение чистоты и бодрости. Лишние мысли отступили и я вышел в медицинский блок с твёрдым намерением доказать всем, что я Великий Маг! Где там ваши экзорцисты? Подать их сюда.
Но сначала подали меня.
— Будет не больно, — хриплым голосом сообщила пожилая женщина в белом халате, когда мы оказались в кабинете с надписью «Процедурная» на двери.
Стены здесь были выложены кафелем и отливали небесной синевой. Холодный свет из ламп с потолка.
Провожающий остался у входа, а мне указали на старое кресло с высоким подлокотником.
— Обещаете? — я не сдержался и добавил в голос жалобных ноток.
— Конечно, не беспокойтесь, — хмуро кивнула женщина, её лицо избороздили морщины, и она оскалилась, попытавшись улыбнуться.
Интонации голоса и внешний вид не сходились с её словами. Она говорила, как серийник из какого-нибудь триллера. Из-за этого её слова имели обратный эффект. Уверен, будь тут ребёнок, он бы расплакался.
— Это, как укус комарика, — добавила она и помазала сгиб руки ваткой со спиртом.
— А я смогу после него играть на пианино? — не удержался я от вопроса, когда игла воткнулась мне руку, а шприц стал наполняться кровью.
— Это всего лишь укол, — буркнула она, растеряв даже намёки на вежливость, когда всё было кончено. — Так что сможете.
— Отлично, — улыбнулся я, — а то раньше не мог.
Она замерла на месте. Брови поднялись, а рот приоткрылся в немом вопросе. Я не стал дожидаться её слов. Прижал к руке ватку и пошёл к охраннику, который с трудом сдерживал улыбку.
В коридоре меня шатнуло. Эта тётка выкачала из меня, наверное, литр крови. Я упёр руку в стену и спросил:
— Кормить будут?
— После процедур, — равнодушно ответил охранник, — они натощак.
Чувствую себя подопытным кроликом.
В следующем кабинете стоял аппарат МРТ. Довольно молодой доктор выяснил, нет ли у меня татуировок и металла в организме, а потом указал на лежанку.
Не знаю, как она называется, зато, кажется, теперь знаю, как себя чувствует ребёнок в утробе матери.
Темно, не пошевелиться, вокруг что-то шумит и грохочет, и так долгое время. А потом ты медленно движешься вперёд, навстречу свету в конце туннеля, и тебя встречает человек в белом халате.
Показывать снимки МРТ, как и рентгена после, мне отказались. А мне стало очень интересно. Всё же, я ни разу не видел себя вот так, со стороны. Магическое самолечение работает по-другому. Там я вижу энергетическую структуру, а тут что-то новое.
В этот раз в коридоре мы оказались не одни. Из соседнего кабинета вышла женщина с девочкой, которых я спас. В глазах у женщины мелькнуло узнавание, но она сдержалась от каких-либо действий. Лишь устало вздохнула и отвела взгляд. Девочка же наоборот, расцвела улыбкой и задорно помахала мне.
Ответил на её приветствие и прошёл в комнату, из которой они появились. «Психиатр» гласила табличка на двери.
За столом напротив широкого, во всю стену окна, сидел уставшего вида мужчина. Он грустно посмотрел на меня и пригласил присаживаться.
— Ну и денёк, сегодня, — произнёс он, доставая из ящика чистый лист, — выматывает.
— Хотите поговорить об этом, доктор? — спросил я, широко улыбнувшись, — что конкретно Вас волнует? Расскажите.
Мужчина в ответ рассмеялся.
— Один-ноль, господин Орлов, один-ноль, уели.
— Подскажите, пожалуйста, — мой взгляд скользнул к бейджу на его халате, — Константин Фёдорович, а до какого счёта мы играем?
Два-ноль, прочитал я в его глазах, и он сменил тактику поведения. Сделался серьёзным, зазвучали скучные вопросы о моих ощущениях и переживаниях. Что я ощущал в портале, что после. Снятся ли кошмары, страшно ли стало жить.
Отвечал я сухо. Ничего нового не сообщил, только то, что сказал Соколову.
Доктор что-то записал и на этом всё, на сегодня обследование закончилось. Охранник отвёл меня в комнату, а затем принесли обед. Надо отметить, обильный и основательный. Морить меня голодом не собирались.
Ближе к вечеру, перед ужином, снова вызвали на допрос. Те же самые вопросы, те же самые ответы. Палку никто не перегибал, давление не оказывали.
На следующий день ритуала экзорцизма не было. Только новые процедуры. Меня облепили какими-то датчиками, заставили ходить по беговой дорожке, использовать магию. Вреда мне это не несло, и я подчинялся.
Повторилась беседа с психиатром, а вечером новый допрос. На этот раз Соколов выглядел напряжённым.
— Я мог бы лишить Вас ужина за одинаковые ответы, — попытался он надавить на меня.
— Ложь, а другие ответы — это она, позволит мне не остаться голодным? — усмехнулся я.
Его не смутили мой тон и настрой, он впился глазами в меня:
— Не ложь, а правда. Я знаю, что Вы говорите не всё.
— А я знаю, что по Вашим словам я не задержан, но на деле выходит по-другому, — улыбнулся я.
— Вы же понимаете, что, — он прикусил губу, — в основе наших отношений лежит…
— Что в основе всех отношений, с древности, лежит взаимовыгода, — перебил я его. — Ты мне, я тебе, так гласит древнейшая истина.
— Вы не в том положении…
— А в каком я положении? — усмехнулся я, — власть у Вас, на моей стороне лишь информация и возможное общественное мнение.
— Общество не заступится, не надо думать…
— Поэтому всё просто, — пожал я плечами, — с Вас гарантии, а я расскажу что-то новое.
Не знаю, насколько я был убедительным, но у меня сложилось впечатление, что ему очень нужна информация. Не в плане исследований, было что-то ещё. А что было у меня? В сущности немного, я умолчал о великане и о том, как закрыл портал. Единственный вариант, как мне кажется, это раздуть значимость своих знаний и выбить из них гарантии неприкосновенности. Но это сработает лишь до проверки экзорцистов. После неё меня либо так и так отпустят, либо изгонят в Тартар. Был ещё третий вариант — заточение в темницу и надолго. Но тогда я просто сбегу.
Навести таинственности и добавить важности нерассказанным сведениям не вышло. То ли у канцелярии надобность отпала, то ли ещё что, но с вопросами ко мне не заходили дня четыре. Даже не водили на мед обследование, не говоря уже о ритуале проверки на одержимость. Единственным человеком, которого я видел — это охранник с подносом еды.
Я уже в серьёз подумывал на всё плюнуть и самому пойти поискать Соколова, когда дверь открылась и меня позвали на выход.
В этот раз шли мы долго. Гораздо дальше, чем в медицинский блок. Более того, мы прошли мимо него.
В коридорах встречались люди похожие на клерков. Они суетились и, буквально, бегали из кабинета в кабинет, сжимая в руках какие-то бумаги. Да и охранник мой был сегодня не то, что хмур, встревожен. Тревога, вообще, царила в воздухе.
Мы спустились в подвал. Прошли через длинный ход. Я уже приготовился к ритуалу проверки на одержимость, но мы свернули на лестницу и поднялись на четвёртый этаж.
Другой корпус, понял я, а там был переход. Удобно.
Охранник открыл передо мной дверь в скупо обставленный кабинет. Старичок секретарь махнул рукой в сторону ещё одной двери. Фанерной.
Я не успел удивиться такому аскетизму, как оказался в следующем кабинете. Разглядывать голые стены и грубую мебель было не так интересно, как тех, кто здесь собрался.
Два человека. Следователь тайной канцелярии Соколов и другой, смутно знакомый мужчина лет пятидесяти.
— Господин Орлов, — Соколов встал с места и протянул мне папку с бумагами, — ознакомьтесь.
Я принял документы, но продолжил смотреть на смутно знакомого человека. Где-то я его… точно, по телевизору и в интернете. Это Лев Иванович Романов, дядя императора.
— Вижу, что узнали, — кивнул мужчина, его глаза блеснули ледяной синевой, — ознакомьтесь с бумагами, а потом продолжим.
— Зачем? О чём? — спросил я, не сходя с места. Страха или какого-то благоговения не было. Он руководил Тайной Канцелярией. Раз я здесь, значит, цена за мою информацию выросла, и мне надо понять, насколько.
— Чтобы торговаться, — ощерился дядя императора, — Вы же этого хотели? — я не успел ответить, как он добавил: — меня уверяли, что Вы честный партнёр, ты мне, я тебе, ведь так?
— Поэтому я почти неделю в камере?
— Разве это камера? — усмехнулся Лев Иванович, — назовём это мягкой проверкой на надёжность.
— Ладно, — я пожал плечами и раскрыл папку с бумагами. Пробежал по ней взглядом, вчитался. Возмущение и злость ударили в голову. Сердце застучало часто-часто. Мне захотелось убивать.
— Вижу, что Вас проняло, — усмехнулся Лев Иванович, — признаться, меня тоже заденет, если я отделюсь от семьи, добьюсь успеха, а потом мой отец обратится к Императору с просьбой признать меня утратившим доверие, несостоятельным.
Эта скотина, папаша, разинул рот на мою клинику, на мой особняк! Он утверждал, что недостаток патриотичности и аристократизма быстро исправят, если меня вернут в его род. Именно так было сказано в заявлении из дворянской палаты, которое я держал в руке. Вот же, Крон его пожри, хитрый змей. Гера и то не столь коварна была.
Так, спокойствие, только спокойствие. Именно такой реакции от меня и добивались. Романов сам сказал, мы торгуемся. Он показал свой товар, но этого мало. С папаней я и сам справлюсь, надо миновать экзорцистов…
— Думаю, Вы уже поняли, что есть все основания удовлетворить его просьбу, — Лев Иванович продолжал смотреть на меня с интересом, как на подопытного кролика. — Но мы можем ответить отказом, и восстановить Вашу репутацию.
— И как скоро меня после этого отпустят? — спросил я, добавив в голос злости, а на лицо неудовольствия, — я боюсь уколов, знаете ли.
— У нас прорывы монстров из порталов по всей границе, — не сдержался Соколов, — мы с трудом отбиваемся от этих тварей, а Вы, даже, не хотите делиться информацией!
— Валя, — Лев Иванович оборвал подчинённого, но я понял, что это всё разыграно. Романов справился отлично, а вот Соколов нет. Слишком ярко вспыхнул, и быстро успокоился. — Всё зависит от того, что Вы знаете, Кирилл Дмитриевич, — Романов посмотрел на меня серьёзно, — наше предложение Вы услышали, репутация и свобода сию минуту, а что есть у Вас?
— Мы знаем, что Вы увлекаетесь артефакторикой и сами закрыли портал, — добавил Соколов, и на этот раз его не оборвали.
Да они в отчаянии, понял я. У них прорывы и они не знают, как отбиваться. У них варианты остались пытать меня? либо отпускать. Они просто надеются, что я знаю что-нибудь полезное. Хватаются за соломинку, вот и устраивают представление. Про торговлю им, скорее всего, сообщил Бестужев, вот и подход выбрали такой. Им вообще можно ничего не говорить.
С другой стороны, ну, отпустят, но на зло вернут к папаше. Снова время тратить. А мне ещё и жить в Империи. Хм, думаю, мы договоримся.
Посмотрел на дядю императора. Наверное, он мнил себя великим и всесильным, но я видел в нём обычного человека. Что ж, посмотрим, насколько они договороспособны.
— Я знаю, как обнаружить артефакт поддерживающий портал и уничтожить его, — протянул я, глядя в глаза Романову. — Дайте гарантии, что после разговора я свободен, и папашка получит отказ. Тогда я всё скажу.
Железные двери тайной канцелярии разъехались в стороны, выпуская меня на свободу. Прохладный воздух ударил в лицо — свежий, чистый, без запаха антисептиков и медицинских реактивов. После заключения даже серое небо над Петербургом казалось произведением искусства.
Я сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, ощущая, как расправляются плечи. Никто не контролировал каждое моё движение, не записывал реакции, не снимал показания артефактами. Наконец-то свобода.
У ворот здания тайной канцелярии выстроился внушительный кортеж из чёрных автомобилей. Три массивных седана с тонированными стёклами, несколько джипов сопровождения, и целый отряд охранников в строгих костюмах. Все как на подбор — высокие, широкоплечие, с внимательными глазами и каменными лицами.
Из центрального автомобиля, подтвердив мои недавние мысли, выбрался Пётр Алексеевич Бестужев. Его грузная фигура казалась ещё массивнее на фоне стройных охранников. Седые кудри до плеч трепал ветер, а в глазах читалось нетерпение.
Он широким шагом направился ко мне, распахнув объятия:
— Кирилл! Наконец-то! — улыбка на его лице выглядела искренней, но глаза оставались настороженными.
Бестужев крепко обнял меня, похлопав по спине. От него пахло дорогим одеколоном и властью.
— Как же я рад, что эта нелепица закончилась, — продолжал он, не давая мне вставить ни слова. — Столько говорил с кем нужно, чтобы тебя выпустили. Если бы ты знал, чего мне это стоило…
Я приподнял брови:
— Я всё знаю, Пётр Алексеевич. И благодарен за помощь.
Бестужев замер на секунду, затем махнул рукой, словно отгоняя мои слова:
— Пустяки, пустяки! Главное — ты на свободе. Никаких обвинений, никаких претензий. Эти бюрократы наконец поняли, что ты ни при чём.
Он подхватил меня под локоть, направляя к своему автомобилю:
— Давай я тебя подвезу домой. Уверен, родные заждались.
Бестужев говорил слишком быстро, слишком настойчиво. Явно торопился увезти меня подальше от здания тайной канцелярии. Я скользнул взглядом по его кортежу. Охранники выстроились по обе стороны, образуя живой коридор к автомобилю. Слишком много внимания для простой поездки домой.
— Конечно, Пётр Алексеевич, — я кивнул, делая вид, что не замечаю его нервозности. — С удовольствием.
Стоило мне сесть в прохладный салон автомобиля, как дверь захлопнулась, отрезая от внешнего мира. Два телохранителя устроились на переднем сиденье, один за рулём, другой рядом. Бестужев занял место по левую руку от меня.
Машина тронулась, плавно выруливая на проспект. Мягкое покачивание седана, тихое гудение мотора, ненавязчивая классическая музыка из динамиков. После жёстких коек тайной канцелярии эта обстановка казалась верхом роскоши.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Бестужев, внимательно изучая моё лицо. — Они… хорошо с тобой обращались?
— Вполне, — я пожал плечами. — Никто не пытал каленым железом, если вы об этом.
Бестужев хмыкнул, но по его глазам было видно — действительно переживал.
— Расскажи, что произошло? — он постучал пальцами по кожаной обивке сиденья. — Я знаю только обрывки информации. Поезд, какие-то чудовища… Правда ли, что ты прыгнул в портал?
Я выдержал небольшую паузу, решая, сколько рассказать. Тайная канцелярия взяла с меня слово молчать о некоторых деталях. Впрочем, Бестужев и так знал больше большинства.
— Да, — кивнул я. — Там был тролль. Огромное существо, крушившее вагоны. И портал в иное измерение, через который оно явилось.
Глаза Бестужева расширились:
— И ты действительно прошёл через него?
— Пришлось, — я потёр шею. — Там были люди — женщина с ребёнком, ещё несколько пленных. Я не мог их бросить. Не стал говорить, что на самом деле направился за своим слугой.
Бестужев откинулся на спинку сиденья, поглаживая бороду:
— Храбрый поступок. Но рискованный.
— Были и другие проблемы, — продолжил я. — Несколько групп вооружённых людей в поезде. Одни пытались меня убить, другие — защищать. Началась перестрелка.
Бестужев нахмурился:
— Об этом я слышал. Твои недоброжелатели повсюду.
Автомобиль остановился на светофоре.
— И кто это был? — спросил Бестужев.
— Понятия не имею, — солгал я. — Жандармы тоже не смогли определить. Слишком много тел, слишком сильные повреждения.
Бестужев пристально посмотрел на меня, словно пытаясь прочитать мысли:
— Но ты всё-таки добрался до деда?
Вот оно. Главный вопрос. Ради которого он приехал встречать меня лично.
— Да, — я кивнул. — Успел перед самым арестом.
— И как он? — в голосе Бестужева прозвучала неподдельная заинтересованность. — Всё так плохо, как говорили?
— Был при смерти, — ответил я, наблюдая за его реакцией.
— А… наследство? — Бестужев подался вперёд, не в силах скрыть нетерпение. — Он передал его тебе?
Я улыбнулся:
— Всё в порядке, Пётр Алексеевич. Всё прошло как надо.
Лицо Бестужева просветлело. Он откинулся на сиденье, выдохнув с видимым облегчением:
— Отлично! Великолепно! Это отличная новость.
Меня всегда забавляло, как кто-то другой может радоваться моему наследству сильнее меня самого. Но я не стал разрушать его иллюзии.
Вспомнил про телефон, который мне вернули при выходе. Как мило мне его даже зарядили, когда в нём лазили.
— Готов поспорить, тебя засыпали сообщениями.
Экран мигнул, показывая логотип производителя, затем начал загружаться. Через несколько секунд устройство ожило, и сразу же разразилось серией вибраций.
Я уставился на экран. Сто двадцать семь пропущенных звонков. Двести тридцать четыре сообщения. И это только от Шальной.
Телефон в моей руке завибрировал снова — входящий вызов. Изольда.
— Надо ответить, — сказал я, поднося телефон к уху.
— Кирилл⁈ — голос Шальной звенел от напряжения. — Ты жив? Где ты был? Почему не отвечал? Я чуть с ума не сошла!
— Изольда, успокойся, — я старался говорить ровно. — Всё в порядке. Телефон разрядился, а потом его забрали на время.
— Забрали? Кто забрал? Тебя арестовали?
Бестужев рядом со мной усмехнулся, показывая, что прекрасно слышит эмоциональные восклицания в трубке.
— Были некоторые формальности, — уклончиво ответил я. — Всё уже разрешилось. Еду домой.
— Нам нужно встретиться! — в её голосе слышалась настойчивость. — Немедленно! Клиника… там есть вопросы. И ты мне обещал ужин, помнишь?
Я улыбнулся:
— Помню, конечно. Но сначала мне нужно домой. Родные волнуются.
— Я заеду к тебе через три часа, — не терпящим возражений тоном заявила она. — Надеюсь, к тому времени ты уже разберёшься с семейными делами.
— Не стоит, — ответил и отключился.
Автомобиль свернул на улицу, ведущую к моему особняку. Шикарные дома аристократов сменили маленькие магазинчики и кафе. В этом районе столицы старались сохранить исторический облик — никаких небоскрёбов и стеклянных фасадов.
— Мы почти приехали, — сказал Бестужев. — Надеюсь, ты не против, если я зайду? Хочу убедиться, что с твоей матерью всё в порядке. Она очень переживала.
— Конечно, — согласился я, гадая о настоящих причинах такого внимания.
Машина остановилась у кованых ворот моего особняка. Охрана у входа вытянулась по струнке, узнав меня. Слышались радостные возгласы.
— Господин вернулся! — Граф жив! — Слава богу!
Я вышел из автомобиля, и тут же оказался в центре внимания. Гвардейцы окружили меня, наперебой выражая радость. Их лица, обычно собранные и суровые, сияли искренними улыбками.
— Всё хорошо, парни, — я похлопал ближайшего по плечу. — Я вернулся.
Бестужев шёл за мной, слегка отстав, позволяя насладиться приветствием. Я чувствовал его внимательный взгляд на своей спине.
Входная дверь распахнулась прежде, чем я успел взяться за ручку. На пороге стояла Ирина Леонтьевна — домоправительница, державшая хозяйство в железных руках. При виде меня у неё упал телефон, который держала в руках.
— Господи! Кирилл Дмитриевич! — воскликнула она, прижимая руки к груди.
За её спиной маячила фигура Слона. Он замер, словно статуя, увидев меня. Затем его лицо расплылось в улыбке.
— Кирилл! — звонкий голос сестры прорезал общий гомон. — Кирилл вернулся!
Алёна вылетела из глубины дома, словно маленький ураган. Не останавливаясь, она бросилась мне на шею, обхватив руками и ногами.
— Ты жив! — её голос дрожал от слёз. — Мы так боялись! Мама всё время плакала!
Я обнял сестру, прижав к себе. Её тонкое тело дрожало от волнения.
— Кирюша! Мама! Мама! Кирилл вернулся! — кричала Алёна, не отпуская меня.
Из гостиной появилась мать. Её лицо было бледным, под глазами залегли тёмные круги от недосыпания и слёз. Увидев меня, она замерла, словно не веря своим глазам.
— Сынок? — прошептала она, делая неуверенный шаг вперёд. — Это правда ты?
Я осторожно опустил Алёну на пол и раскрыл объятия. Мать бросилась ко мне, прижалась так крепко, словно боялась, что я снова исчезну. От неё пахло домашней выпечкой и лавандовым мылом.
— Почему тебя забрали? — шептала она, ощупывая моё лицо дрожащими пальцами. — Мы ничего не знали… Жандармы молчали… Я думала…
Её голос сорвался, и она снова прижалась к моей груди, всхлипывая.
— Всё хорошо, мама, — я гладил её по волосам, чувствуя, как под ладонью проскальзывают первые серебряные нити седины. — Просто недоразумение. Теперь всё позади.
— Вера Ефимовна, — Бестужев шагнул вперёд, мягко коснувшись её плеча. — Я же обещал вам, что всё уладится. И вот — Кирилл дома, цел и невредим.
Мать подняла заплаканное лицо, взглянув на Бестужева с благодарностью:
— Спасибо вам, Пётр Алексеевич. Если бы не вы…
В этот момент со стороны подвала раздались тяжёлые шаги. Стук трости о паркет, размеренный и неторопливый. Из тени коридора в освещённый холл выступила высокая фигура.
Дед шёл неспешно, опираясь на свою трость с серебряным набалдашником. Но это был не тот умирающий старик, которого я видел в Лоснёвке. Его спина распрямилась, лицо посвежело, глаза смотрели ясно и твёрдо. Он выглядел как минимум на пятнадцать лет моложе.
— Здравствуй, внук, — произнёс он, останавливаясь в нескольких шагах от нас.
Бестужев застыл, глядя на деда как на призрака. Его лицо побледнело, кулаки непроизвольно сжались.
— Ефим Юрьевич? — голос Бестужева дрогнул. — Ты здесь? Но как же… — он перевёл ошеломлённый взгляд на меня. — Как же капище? Наследство? Ты же был при смерти!