— Как это — не существует? — оторопел я. — А куда пропала лечебница? Куда психов дели?
Звучит так, будто всю организацию Филатова сровняли с землёй. Но я уж не думаю, что в моё отсутствие Лазарев успел вызвать геомантов, чтобы снести всю лечебницу для душевнобольных! Это же бред какой-то!
Разумовский отвёл меня к концу коридора. Видимо, этот разговор не должен слышать никто, даже пациенты. А когда бывало иначе? У меня в последнее время все разговоры тайные!
— Алексей Александрович, с лечебницей беда, — заключил Разумовский. — И я понятия не имею, что нам теперь делать. Сижу, как на пороховой бочке. В общем, так вышло, что официально этой организации больше нет. То есть в документации нет никаких упоминаний о существовании лечебницы. Но по факту она есть.
— Ничего не понимаю, — замотал головой я. — Только не говорите, что Лазарев с Вебером теперь используют её как плацдарм для каких-то экспериментов!
— В том то и дело, что они вообще ничего о ней не знают, — заявил Александр Иванович. — Сейчас объясню. Смотрите, господин Мечников, изначально пять лет назад в Саратовской губернии вообще не было такой организации, как лечебница для душевнобольных. Но я начал всё чаще выявлять психов, а потому попросил прошлого главу — Всеволода Валерьевича — организовать место, куда мы сможем ссылать больных. Мой коллега господин Филатов вызвался стать руководителем этой лечебницы. Вот только дело в том, что всю документацию об этом учреждении вёл я. И в устной форме отчитывался перед господином Угловым. Это был экспериментальный проект, и вывести его в подчинение ордена лекарей мы так и не успели.
— То есть вы хотите сказать, что о лечебнице новое руководство ордена вообще ничего не знает? — уточнил я.
— Именно. Вся документация проходила только через меня. Сейчас Тимофей Андреевич и его подчинённые сидят в лесу без зарплаты, без поставок, и работают на чистом энтузиазме. Только это, как вы понимаете, продлится недолго, — произнёс Александр Иванович.
— Погодите, так этого же быть просто не может. Как Лазарев умудрился проморгать целый филиал губернского госпиталя? В Саратове ведь все должны знать, что здесь есть такая лечебница, — подметил я.
— Отнюдь не все. Тему психов народ всячески избегает. В городе, может, несколько десятков человек слышали, что эта организация есть. А все остальные думают, что душевнобольных отправляют «куда-то». Куда — никто не знает, — объяснил Разумовский. — А Лазарев с Вебером приехали к нам из Санкт-Петербурга. Они вообще не в курсе, что и как у нас тут устроено.
— Подытожим. У нас осталась одна лекарская организация, до которой до сих пор не дотянулись эти ублюдки из ордена. Филатов сейчас сидит там без помощи и не знает, что делать дальше. А вы храните документы, являющиеся единственным свидетельством существования лечебницы. Всё так?
— Да, Алексей Александрович. Вы всё правильно поняли, — кивнул Разумовский.
— Что ж, тогда это просто прекрасно! — заявил я.
Разумовский замолчал, пытаясь понять, чему я так обрадовался.
— Нет, вы всё же ничего не поняли, господин Мечников. Это не «прекрасно». Это катастрофа!
— Как раз наоборот. Платить за работу и осуществлять поставки я могу самостоятельно. Из собственного кармана, — ответил я.
Благо сейчас у нас на заводе ведётся двойная бухгалтерия, и распоряжаться своими средствами я могу так, как посчитаю нужным.
— Хотя бы одна организация будет под нашим контролем. И это уже хорошо, — заключил я. — Остаётся только один вопрос. Документы вы хорошо спрятали?
— Я всё время ношу их с собой, — ответил Разумовский.
— Плохая идея. Лучше спрятать их дома. Но, раз уж они сейчас здесь, позвольте мне взглянуть на них. Я хочу кое-что проверить, — произнёс я.
Александр Иванович проводил меня в свой кабинет и показал всю документацию, в которой описывалась передача прав на управление лечебницей.
— Вот оно! — улыбнулся я. — Здесь указано ваше имя, но не указана должность.
— И что это значит? — не понял Разумовский.
— Это значит, что, даже перестав занимать должность главного лекаря, вы всё равно официально являетесь руководителем этой лечебницы, — произнёс я. — Иначе говоря, когда я найду способ избавиться от Лазарева, никто не обвинит вас в том, что вы создали подпольную лекарскую организацию. Она всё ещё находится под вашим началом.
— Чёрт возьми, а ведь вы правы, Павел Андреевич, — закивал Разумовский. — Получается, мы можем использовать лечебницу в своих целях. Верно? У вас ведь возникла какая-то идея?
— Да, но теперь мне нужно скататься туда. И сделать это лучше завтра. Изначально я планировал посетить господина Филатова сегодня вечером, но появились другие неотложные дела. И теперь я понимаю, что это к лучшему. С новой информацией я буду действовать иначе, — произнёс я.
И самое главное — не стоит показывать лечебницу другим людям. То есть ехать туда на частной карете нельзя. Кучер может проболтаться.
Может, стоит воспользоваться услугами кучера скорой лекарской помощи? Константин точно сможет мне в этом помочь. Ему можно доверять. Я проведу с ним дополнительную беседу, чтобы убедиться в его преданности. Но, как мне показалось, его самого совершенно не порадовала смена руководства. По словам Разумовского, ему даже зарплату урезали.
— Тогда план следующий, — произнёс я. — Завтра в первой половине дня для нашего главного лекаря я буду на вызове. Введём в отчётный документ несколько ложных адресов. Оплату за вызов я сам закину. На деле же мы с Константином поедем в лечебницу.
— А если поступят новые вызовы? — спросил Александр Иванович.
— Ничего. Запасного кучера ведь наняли. Да и я надолго в лечебнице не задержусь. Осмотрю буквально двух-трёх пациентов, дам указания Филатову — и сразу же помчусь назад.
Вот мы и зацепились за слабое место ордена. Осталось только придумать, как воспользоваться им в своих целях. По крайней мере, теперь я смогу закончить начатую с Ярославом научную работу на тему психических болезней.
До утра Антон Швецов так и не появился. Видимо, здорово ему досталось от Лазарева за ложный вызов подмоги. Теперь он вряд ли с такой же охотой станет вызывать лекарей из Самары. Хочет он того или нет, а ему придётся обращаться за помощью ко мне или к Александру Ивановичу. Тогда наши фамилии будут мелькать в документах чаще, и Лазарев сам поймёт, что его человек без толку занимает должность.
Прямо перед приходом Швецова я переговорил с Константином. Как я и думал, он охотно согласился помочь нам с Разумовским.
— Терять мне нечего. На этой работе мне теперь платят гроши! Если вдруг я стану не мил нынешнему главному лекарю, то уволюсь и пойду трудиться на частной карете. Либо снова стану сотрудничать с торговцами. Так что даже не мучайте себя сомнениями — я вас обязательно поддержу!
— Отлично, Костя, приятно видеть такую ярую преданность, — произнёс я. — В таком случае, отбываем сейчас же. Если что, держи список адресов, — я передал ему записку. — Запомни. Если будут спрашивать — мы были там.
— А на самом деле куда мы едем? — шёпотом спросил он.
— В лечебницу для душевнобольных, — ответил я. — Знаю, тебе это место не нравится.
— Ох ё-ё-ё…
Через пять минут мы отправились в дорогу. Предварительно заглянули ко мне домой и забрали все необходимые инструменты, лекарственные средства и оборудование, которое понадобится мне для осмотра пациентов.
На работу я возвращаться больше не планировал. Договор остался прежним. Я отрабатываю определённое количество часов, а распределять их по неделе могу так, как захочу.
Когда мы оказались в лесу, нас нагнал почтовый ворон и скинул мне на колени письмо. Его выслала Анна Елина.
Моя невеста сообщила, что с бароном Дергачёвым разобрались. Но судить его планируют не в Самарской и даже не в Саратовской губернии, а в столице. Вскрылось, что он своим артефактом обманул сотни людей, многие из которых занимали очень важные должности. Теперь решать его дальнейшую судьбу будут в главном суде Санкт-Петербурга. И судя по всему, отнесутся к нему как к изменнику.
Также Анна сообщила, что приедет обследоваться уже завтра, как мы и договаривались. Этот день нужно будет полностью освободить. Война войной, а позаботиться о будущей супруге тоже надо. Всё остальное успеется. Мы и так не часто видимся.
Жаль только, что я до сих пор не получил ответ от императора. Уже отправил второе письмо, решил передать ему сообщение другим путём. Пригласил братьев и отца на свою свадьбу, а заодно упомянул о том, что моя связь с императором утеряна.
Но по какой-то причине отец так до сих пор и не ответил. Странно. Неужто кто-то перехватывает мою почту? Если это так, то делают это шпионы крайне избирательно. Общаться внутри Саратовской губернии не мешают, но сообщения в столицу отправить не дают.
Мы прибыли к лечебнице, и я попросил Костю отогнать карету к обочине. Тут люди редко проезжают, но лучше перестраховаться. Нельзя, чтобы кто-то нас узнал.
Тимофей Андреевич Филатов выглядел совсем не так, каким я его запомнил. Некогда полный ухоженный мужчина исхудал, осунулся всего за несколько дней. На лице уже начала появляться борода.
— Алексей Александрович, надеюсь, вы с хорошими новостями, — вздохнул он. — Мы ведь больше так не продержимся. Может, сообщим уже ордену о том, что мы, вообще-то, существуем?
— Этого мы сделать не можем, — помотал головой я. — Но у меня есть к вам встречное предложение. Я обеспечу вашу лечебницу всем необходимым для дальнейшего функционирования. А взамен вы выступите на моей стороне против Дмитрия Николаевича Лазарева, когда придёт час.
— Да я готов выступить против него хоть сейчас! — воскликнул Филатов. — Если придётся, я на него всех своих психов спущу! Господин Разумовский в своём письме рассказал мне про этого ублюдка. Я его лично не знаю, но уже горю желанием поскорее избавиться от него.
— Похоже, вы не совсем понимаете, что происходит на самом деле, Тимофей Андреевич, — помотал головой я. — Лазареву принадлежит весь орден. Помощи ждать неоткуда. Единственное, что мы можем сделать — подготовиться обернуть его же тактику против него самого. А затем свергнуть, показав столичному ордену, что мы — лекари, а не сборище живодёров, которым плевать на судьбы пациентов.
— Хорошо сказано, Алексей Александрович, — согласился со мной Филатов. — Тогда озвучьте свой план действий.
Я подробно объяснил, что потребуется от лечебницы, и что взамен предоставлю я. Было принято решение организовать поставку провизии уже завтра. Для этого придётся арендовать кареты без кучеров и транспортировать закупленные продукты и медикаменты с помощью приближённых ко мне людей.
Как оказалось, работники лечебницы голодают уже несколько дней. Они приняли героическое решение экономить провизию, но не во вред пациентам. Другими словами, пайки получали психи, а не сотрудники психиатрического корпуса.
Это очень сложный выбор, особенно для людей, живущих в девятнадцатом веке. Ведь в эту эпоху психически больных пациентов толком за людей не считали. Но во время прошлого посещения лечебницы я переубедил Филатова, поэтому он, в свою очередь, смог уговорить своих сотрудников держаться до победного. До прибытия подкрепления.
И они продержались. Осталось подождать совсем немного. Уже завтра мы завезём сюда продукты.
— Прежде чем я вас покину, мне бы хотелось осмотреть нескольких пациентов, — произнёс я. — В частности, Семёна.
— Так и думал, что этот парень вас заинтересовал! Хорошо, Алексей Александрович. Делайте всё, что считаете необходимым. Теперь, можно сказать, я нахожусь у вас в подчинении. Как скажете — так и будет.
Прежде чем пройти к Семёну, я осмотрел ещё двух пациентов. Одного буйного больного и одного старика с глубокой деменцией, которого, судя по всему, привезли сюда по ошибке.
Это тоже нужно будет отметить в статье. Есть психические заболевания, которые помещения в лечебницу не требуют. А то желающих упечь сюда пожилых родственников найдётся целая куча. Нельзя, чтобы неблагодарные люди пользовались этой отвратительной стратегией.
У всех интересовавших меня больных были собраны анализы, и часть я уже поместил в оборудование. Когда вернусь домой, результаты должны будут оказаться у меня на руках.
Прежде чем покинуть лечебницу, я заглянул к Семёну. Мужчина тут же узнал меня. Ухмыльнулся и тут же заявил:
— А я ведь вас помню! Жаль только, что вы на этот раз без девушки. В следующий раз обязательно возьмите её с собой.
Так нам в тот раз не показалось, он и вправду видит Гигею.
— Поделись со мной, Семён, а бывало ли такое, чтобы ты видел кого-то, кого не видят другие? — спросил я.
— Бывало, как же! — пожал плечами он. — Сейчас уже редко. Поэтому мне очень одиноко. Но в первое время я часто видел других людей! Только почему-то мои родственники их игнорировали. Не замечали как будто.
Он снова ухмыльнулся. Похоже, чувствует он себя хорошо. Есть такой тип психически больных, которые постоянно наблюдают исключительно позитивные галлюцинации. Эти люди всё время счастливы. Как правило, именно они, даже страдая от тяжёлой формы шизофрении, остаются спокойными.
С теми, кто бросается на людей, ситуация совершенно иная. Им приходится видеть омерзительные картины и постоянно пребывать в состоянии повышенного стресса.
— Скажи, Семён, а ты можешь вспомнить, когда всё это началось? — поинтересовался я. — С какого момента ты научился видеть то, чего не видят другие?
— А я этого никогда и не забывал, — заявил он. — Это случилось, когда я прочитал книжку своего господина. Тогда-то всё и перевернулось. Но я ни о чём не жалею. Только хочется почаще на воле бывать.
— Книжку? — переспросил я. — А что была за книга, Семён?
— Очень умная книга! Только у меня её забрали, когда привезли сюда. Больше не разрешают читать.
Как я и думал, этот псих сильно отличается от всех остальных. Неспроста он видит богов. Похоже, что с ума его свёл контакт с каким-то артефактом. Нужно спросить Филатова. Может, эта книга всё ещё здесь.
Покидая палату Семёна, я настойчиво решил придумать способ исцелять душевнобольных людей. В моём мире это невозможно. Вернее, это работало только в том случае, если состояние пациента ещё не запущено. И то, единственный способ решения — это вывести больного в ремиссию, а затем удерживать её. Заболевание при этом никуда не пропадает. Шизофрения и многие другие психические болезни чем-то напоминают мне опухоль. Механизм их действия — это «онкология души». Излечиться практически невозможно. Исключение — только самые ранние стадии.
Но здесь есть магия! Должен быть какой-то способ помочь им. Артефакты, кристаллы, лекарская сила — что-то из этого может подействовать. Если я найду способ лечить таких пациентов, наша с Ярославом статья будет носить не только образовательный характер. Это может стать прорывом, которого не было ни в одном из двух известных мне миров!
Я вернулся в кабинет Филатова. Заведующий уже задремал. Совсем ослаб из-за длительного голодания.
— Тимофей Андреевич, — разбудил его я. — Мне нужно кое о чём вас спросить.
— Да-да! Я не сплю, — потряс головой он. — Что такое, господин Мечников?
— У вас сохранились личные вещи пациентов? — спросил я. — Мне нужно взглянуть, что изъяли у Семёна, прежде чем поместить его в палату.
— Хм… А вам крупно повезло, Алексей Александрович, — заявил Филатов. — Вообще-то, чаще всего личные вещи забирают родственники. Но с Семёном всё вышло иначе. Его семья уехала в другой город и не захотела с ним больше пересекаться.
— Тогда покажите мне их, — попросил я. — Ах да, и ещё кое-что. Семён сказал, что у него был господин. Вы не знаете, кому он служил ранее?
— Насколько мне известно, он был помощником лекаря, которого уже нет в живых, — ответил Филатов, затем проводил меня в помещение, где хранились вещи больных, и показал мне ящик с имуществом Семёна.
Я быстро нащупал среди одежды ту книгу, о которой он говорил.
И, чёрт меня раздери, до чего же неожиданной оказалась эта находка. Откуда он её вообще взял⁈