Мастер путей. Часть 4

Глава 17 Доброе утро

Что-что, а искать Тайная Канцелярия умела.

И дело даже не в хрестоматийном «Ищущий да обрящет».

Тайные малые сыскные войска всех государств отличались изумительной изворотливостью в деле обнаружения искомого. Порой найти могли то, чего не могло существовать, и там, где его не могло быть a priori. Конкретно в российской истории сей профессиональный навык был отточен до совершенства и возведён в абсолют, после чего в народе его окрестили расхожим термином «родить».

«Родить» удавалось абсолютно немыслимые вещи в невероятно умопомрачительные сроки при исключительно непостижимых обстоятельствах.

Настолько, что многие события даже спустя годы и десятилетия не могли найти своего логического объяснения.

Равно, как не мог найти их и директор Императорской Академии, Вещий Светозар Горынович.

Убелённый сединой старец сидел за своим рабочим столом и тяжёлым взглядом созерцал находку, сделанную сотрудниками Тайной Канцелярии. Те так и не отказались от своей идеи-фикс перевыполнить план посещаемости Академии, обойдя по нему слушателей: сыскарей уже который день больше, чем учеников.

А находка имела полнейшее право быть созерцаемой тем взглядом. Повидавший некоторое нездоровое за свою долгую жизнь Вещий безошибочно определил принадлежность обнаруженного артефакта.

— Как бы вы могли объяснить появление столь… нерядовой вещицы… в стенах Императорской Академии, Светозар Горынович?

Обер-секретарь Сыскного отдела Тайной Канцелярии, майор Истомин Фома Арсентьевич не предъявлял директору личных претензий. Пусть для стороннего слушателя ситуация и выглядела именно в таком ключе, но в данный момент времени просто собирались все возможные объяснения и невозможные версии. Отработать надо было всё.

— Исключительно бредом сумасшедшего, Фома Арсентьевич, — буркнул старец. — И ничем иным более. Уже лишь то одно, что некто догадался изготовить подобное, указывает, будто у кого-то поднялась рука заживо выпотрошить айна. А коль раз уж некто сумел с ним сладить, да ещё и ведает столь неприглядные вещи… Ко мне стучатся видения с далеко не самым светлым предречением.

— Не к вам одному, досточтимый, — тяжело вздохнул дознаватель. — Не к вам одному…

Ничем иным и не могла сулить находка. Артефакт, обнаруженный канцеляристами, представлял собой скелетированный череп айна, внутри которого всё ещё оставался мозг зверя. Оный череп покоился на древке, на котором также был закреплён небольшой ларь с сердцем твари. Об истинном предназначении вещи могли не догадываться только лишь все (к примеру, рядовые сотрудники канцелярского аппарата). Но Вещий сразу узнал предмет. Научные изыскания приводили его к самым детальным описаниям этого дьявольского, во всех смыслах слова, изобретения. Ведал Светозар Горынович и ритуалы, коими артефакт обретал свою истинную силу.

Старец простёр руку над лежащим перед ним жезлом с останками айна и произнёс:

— Познание…

Тут всё было ещё не настолько плохо.

В начавшей собираться над артефактом бесформенной сфере, ставшей переливаться несколькими цветами, преимущественно тёмных тонов, Вещий тщетно пытался узреть признаки необратимого грядущего или некоего ужасного прошлого.

Не выходило.

Как гласят древние тексты, обнаруживаемые в ходе экспедиций к Уралу, артефакт был задуман как средство коммуникации людей и айнов. Как звери, аномальные создания подчиняются праву сильного. Ряд ритуалов, вершимых над жезлом, должен был внушить всем, в том числе айнам, что его владелец силён настолько, что ему можно (и нужно) подчиняться. А всё те же самые ритуалы наделяли изделие способностью транслировать мысли одних другим, преобразуя их в удобную для восприятия форму. Таким нехитрым образом и должно было происходить взаимопонимание видов.

Но сформировавшаяся над жезлом сфера отчётливо показывала, что изделие не завершено. В нём почти нет Силы. То, что имеется — лишь жалкая тень того, что должно быть. А потому своей полной силы творение тёмного колдуна так и не узрело.

— Прескверно… — мрачно постановил Вещий. — Созидатель сего грязного поделия был в шаге от завершения. Где нашли сей оберег?

— На чердаке жилого корпуса, — сообщил Истомин. — Того, в стенах которого случилось появление айна. Я охотно верю в совпадения, но не считаю, что сегодня ему тут место. Едва ли так удачно сложились обстоятельства. Вероятно, этот прибор и использовался для призыва сущности.

Иссушенная возрастом рука старца легла на резной подлокотник директорского кресла.

— Совпадение? — переспросил тихо Светозар Горынович. — Не думаю.

Учёный муж будто постарел на дюжину лет за минуту.

— Сие поделие не завершено. Однако же, я даже ныне вижу в нём следы прошедшей Силы. Определённо, им и воспользовался призыватель. Но, на наше счастье, завершить уже и не удастся…

— Что-то помешало? — осведомился дознаватель.

— Не «что-то», — буркнул директор Академии. — А законы мироздания. Их ещё никому не удалось обойти. Отчуждённая от туши плоть подвержена разложению также, как и любая другая прочая, без разбора принадлежности. Человек ли, али зверь, али демон же иль айн… Мой нос уже не тот, что был полстолетия назад. А вы, дорогой Фома Арсентьевич, не можете не чуять зловонный смрад, источаемый смертью.

«Зловонный смрад» — сказано слишком громко. Но кое-какой кисловатый запах разложения органики и впрямь видал в воздухе. Артефакт сравнительно свеж: кипенно-белый череп ещё не успел покрыться какой бы то ни было патиной времени. Но заточённый в нём мозг уже начал подавать признаки распада тканей, что и провоцировало выделение специфического, ни с чем не схожего запаха. То же самое касалось и сердца.

— Нам повезло, что над артефактом работал бездарь, — сухо констатировал старец. — Будь я на его месте, у меня бы он творил миазмы.

— Нам повезло, что не вы работали над артефактом, — горько усмехнулся обер-секретарь. — В ваших силах призвать целую стаю айнов.

— Не возвеличивайте старика, Фома Арсентьевич, — вяло улыбнулся хозяин пенатов. — Мои годы давно минули. Грядёт смена. У меня едва осталось время, чтоб подготовить дела к передаче новому директору.

Старик воздел взор на сияющую над артефактом сферу.

— Этот бездарь сделал почти всё и почти правильно. Я вижу отголоски Силы, что повелевала временем. Некто пытался замедлить распад плоти. Не могу понять лишь одного. Как могло хватить Силы на осуществление призыва айна, но не могло хватить на поддержание заклятья времени? Оно расходует многократно меньше.

— Решили сработать наверняка? — предположил майор Истомин. — Поступились долговечностью поделия в угоду работоспособности? Сила не безгранична, и по итогу конечна. Возможно, её бы не хватило и на то, и на другое?

— Вздор, — буркнул директор. — Созидание этого… богомерзкого исчадия… требует немало сил и времени. Тот, кто сумел познать способы его создания, был обязан подготовиться. Но он не напитал своё творение должным объёмом Силы и не озаботился его сохранностью. Как будто…

— … артефакт был нужен единоразово… — вздохнул канцелярист. — Это бы много объяснило. Нет нужды созидать долговечное ради одного-единственного применения. Орудие изготовили специально под акцию в стенах Императорской Академии.

Светозар Горынович посмотрел в глаза Фоме Арсентьевичу.

— Полагаю, вы уже начали установление личности созидателя, — произнёс директор. — Моё предвидение гласит, что связь может иметься как среди вхожих в сии стены, так и с теми, кто остался за пределами. Если выяснится, что это сделал кто-то из подотчётных мне людей, прошу уведомить незамедлительно. Я тотчас же прерву всяческое его документальное отношение с Императорской Академией.

— Да будет так.

Обер-секретарь Сыскного отдела Тайной Канцелярии уже собирался было уходить. Принял со стола директора учебного заведения находку и уже направился к двери его кабинета, когда Вещий окликнул его.

— Фома Арсентьевич, — обратился напоследок к нему он.

Майор Истомин остановился у выхода и повернулся к собеседнику.

— Касаемо предвидений… пожалуй, возьму на себя ответственность вмешаться в ход событий, что неизбежно случатся. Будьте так добры, свяжитесь с протеже действительного тайного советника Бериславской. Необходимо в исключительно срочном порядке передать ему на поруки нашу помощницу, Лану.

— Прокажённую? — переспросил офицер. — Позвольте, Светозар Горынович… Ваш дар предвидения не раз выручал, в том числе и нас, из самых дрянных ситуаций, но… Прошу обосновать ваш порыв. Потерпевшая ранена. Ей желателен покой. Протеже же Бериславской… уже стал известен… своей способностью призывать неприятности в своё окружение. А вы рекомендуете передать ему на поруки прокажённую, которую сторонится всяк, кто дышит? Я вас правильно понимаю?

— Исключительно так точно, — кивнул Вещий. — Увы, на вашу просьбу ответить смогу лишь туманно. Я вижу события, но не знаю их сроков. В стенах Академии Лане не место. В свете последний событий ей грозит опасность похлеще растерзания айнами. Потому и прошу не медлить. Как только получится — свяжитесь с Мастеровым. Мы не сможем обеспечивать безопасность Лане дольше возможного. Это учебное заведение, а не боевые казематы.

15 апреля 2025 года

Имение Бериславских

Если бы я сказал, что утро «задалось», то меня огрели б чем-нибудь тяжёлым. Возможно, даже несколько раз, и каждый из них — насмерть.

За пару недель, что прошли с момента возвращения в цивилизацию, мой мозг начал отвыкать спать «на шухере», и отдых с каждым разом становился всё качественнее. Сон начал быть крепче, глубже, основательней. Получалось высыпаться дольше, лучше, продуктивней.

Но, нет да нет, всё равно по привычке третьим глазом мозг и во сне пытался искать этот самый «шухер», заставляя пробуждаться от глубокого сна в более поверхностный, когда я слышал окружение и мог реагировать на его изменение.

Пожалуй, это единственное, что меня уберегло в то утро. Не то был бы выведен из игры надолго. Инсульт жопы — это вам не шашки перекладывать.

Вырубившись в комнате Бериславской-старшей прямо на её кровати, в обнимку с разноглазкой, я провалился в сон достаточно глубоко, чтобы хорошо отдохнуть. А уже под утро, когда сквозь неплотно зашторенные свежевымытые окна стали пробиваться первые лучи дневного светила, мозг услышал, как приоткрылась входная дверь в комнату.

«Кого принесло с утра пораньше…?», — только и успел подумать я.

Вряд ли это была Яна. Едва ли мать захотела вызнать рано на рассвете, как отдыхает её старшая дочь.

Вряд ли это были девочки-помощницы. Утро, конечно, начинается рано, но это не повод просачиваться в комнату молодой госпожи без веской на то причины. Иже с ними, вряд ли это был и Иннокентий. Чтоб мажордом пришёл будить наследницу семьи ни свет, ни заря, должно было случиться что-то поистине экстраординарное.

Оно и случилось.

«Поистине экстраординарное» с разбегу, несмотря на малый вес ощутимо топнув ножками, подпрыгнуло и всем своим не особо-то и тяжёлым, но способным нанести тяжкие телесные повреждения весом ухнуло на меня, только и успевшего сгруппироваться чисто на инстинкте.

— Мастер!

Спящая рядом Алина резко дёрнулась, как молодой призывник от зычного окрика «Рота, подъём, тревога!» и буквально подорвалась из положения «лёжа».

Я едва успел себя остановить, заслышав знакомый тонкий девичий голосок. Рефлексы есть рефлексы: при нападении на лежащего самый действенный способ противодействия — руки, ноги, и любой подручный инструмент, которым можно провести болевой приём.

Вот только, не для того я подрядился лечить от безумия Злату, чтоб калечить её по дурости.

А именно Злата это и была.

Радостная, сияющая, сверкающая ничем не обременённой лучезарной улыбкой, Бериславская-младшая в относительной короткой ночной сорочке прыгала на мне, будто объезжающая родео наездница.

Разогнанный резким пробуждением мозг успел отметить непричёсанные волосы, хотя их вид уже был намного лучше, если сравнивать с нашей первой встречей.

Взгляд девушки был уже не таким безумным, как несколько дней назад. Он всё ещё отдавал какими-то нотками неуместного зашкаливающего блаженства, но, как минимум, он стал более осмысленным. Сейчас Злата напоминала просто пошедшего вразнос ребёнка, чем душевнобольную.

Личико стало чуть более женским. Не таким осушённым многолетней бессонницей, как было раньше. «Посвежело», что ли?

Да, никуда не делась гиперактивность. В моём окружении нет никого, кто рано утром, с восходом солнца, поимел бы сил с таким фонтанирующим энтузиазмом скакать на мне, изображая чемпионку ипподрома. Но сейчас это была не бессмысленная череда телодвижений ради движений.

Точнее будет сказать, что буйство девушки осталось таким же бессмысленным и беспощадным. Будить мужика, запрыгивая на него с разбегу… Так-то, был риск и мужиком быть перестать, не сгруппируйся я на «шухере»… Повезло, что приземлилась аккуратно. Но сейчас это самое буйство уже было обращено на конкретную цель (на меня), а не пыталось охватить всю близлежащую местность на загоризонтную дальность. Злата абсолютно отчётливо увидела заинтересовавшую её мишень и обратила на неё внимание.

— Злата! — прикрикнула на сестру Алина, но быстро утихла. — Ох… На кого я серчаю…? Ты же даже брань от похвалы не различаешь…

Первым порывом разноглазки было отругать младшую за чрезмерно бурное пробуждение. Возможно, за то, что ворвалась в чужую спальню без спросу. Но ругать СДВГшницу, которая только несколько дней как начала курс лечения препаратами… Ну, это всё равно, что внушать кукушке в часах, будто она — дятел.

Я резко подорвался с положения «лёжа», сел, обхватил горе-наездницу обеими руками и ещё более резко рухнул обратно, предусмотрительно отведя в сторону башку. Злата, вполне естественно не ожидавшая такого, даже не успела испугаться и среагировать. Златокудрая головка Бериславской-младшей встретилась с моей подушкой, а буйная мелкая оказалась лежащей на мне, замершая от неожиданности.

— Угомонись, — хриплым спросонья голосом проронил я. — Эка тебя завело… Таблетки, что ли, на ночь выпить не выпила?

Девчонка дёрнулась, попытавшись подняться. Ожидаемо, не вышло. С каким-то удивлением голосе, хмыкнула, попробовала ещё раз.

Я несильно шлёпнул беспокойную по заднице, без труда дотянувшись ладонью до девичьей ягодицы.

— Угомонись, сказал. Такое себе «доброе утро», конечно… В следующий раз поспокойнее, пожалуйста.

— В следующий раз без «следующего раза», пожалуй… — тяжело вздохнула Алина, откидывая с себя одеяло. — Давно же Злата так не шалила… теперь буду дверь на ключ замыкать…

Бериславская-старшая поднялась с постели и шатающейся спросонья походкой направилась в ванную.

— «Мастер», дорогой… — попросила она. — Если тебе не в тягость… Займи пока чем-нибудь Злату. Мне… надо время, чтобы оклематься. Не думала, что придётся вставать настолько резво.

— Не вопрос… — вздохнул уже я, отпуская Бериславскую-младшую.

Та, почувствовав отсутствие неволи, вскинулась и опять принялась скакать на мне, расплываясь в блаженной улыбке, будто бы нашла себе аттракцион.

— Можешь не торопиться. У тебя столько времени, сколько надо.

Алина благодарно кивнула и исчезла за дверью ванной комнаты. Через минуту оттуда послышался плеск воды из душевой лейки.

М-да…

А больше, кроме этого, и сказать-то нечего.

Нет, поймите правильно. Я рад, что Злата выглядит бодро, несмотря на раннее утро.

Правда, учитывая это самое ранее утро, бодро выгляжу и я, а девчонка, сама того не понимая, скачет как раз там, куда по всем законам медицины и биологии у носителей X и Y хромосом по утрам приливает кровь.

Злата уже не такая измотанная затянувшейся бессонницей. Она жива и полна сил. Её взгляд пусть и сияет, но уже не той безумной искрой, что был раньше. Сейчас я бы и охарактеризовал его как «живой блеск в глазах». Разум девушки с завидным напором стенобитного орудия ломает стену, за которой провёл последние десять лет.

— С добрым утром, Злата, — улыбнулся я. — Как поживаешь? Только сядь спокойно, пожалуйста. А то спросонья ты у меня в глазах двоишься, когда дёргаешься.

Вместо ответа Бериславская-младшая рухнула на меня, сама прильнув всем телом, и крепко прижалась, обняв за шею.