Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия

Глава 24 Когда призрак оперы слегка завонялся

❝ Вхрупывайся в радость, как в редиску,

смейся, перехватывая нож.

Страшно то, что мог ты не родиться,

даже если страшно, что живешь. ❞

Евтушенко

Стук в дверь раздался, когда Медей уже подносил чашу ко рту.

Внезапный, громкий, требовательный звук заставил руки дрогнуть (несмотря на тост!!!), после чего ликеро-водочная продукция опрокинулась прямо на серый казенный хитон наставника, что использовался Медеем в качестве домашней одежды.

— Ну йопте-нате, хрен в томате!!!

Скрывать все не имелось никакой возможности, поэтому Медей решил стоять как лев, как тигр, как медоед на страже своего жилища и ни при каких обстоятельствах не допускать внутрь никого, даже если Колхида сузит глаза или скажет ему освободить дорогу. Да, подобная решимость ужасала даже его самого.

— Вот кого там черти носят? Гребаный ублюдок, хватит стучать или я закину тебе все шары для пращи так…

Он ворчливо открыл дверь, поднял гла

Азартный стукач опустил свое гигантское, волосатое било, со всей дури заехал ребром ладони нерасторопному коллеге прямо по сопатке

Бам! И треснул мир напополам.

По крайней мере, звук, чавк и хруст шнобеля показались несчастному Медею разломом Вселенной. Словно некто расколол сущее прямо в его башке и скоро трансмиграционные уродцы-попаданцы заполонят своими хикканскими мощами любителей коммунизма всю выделенную на него книговселенную.

— А-о-у-а, — возмущенно выдал он, прежде чем коварно хлопнуться под ноги Аристону и яростно обкапать кровью его открытые сандалии.

«Зул-Джин будет отмщен», — воскликнул он у себя в сознании и мстительно плюнул куда-то в колено.

Челюсть от боли ворочалась плохо, поэтому плевок вышел чуть менее впечатляющим: себе на подбородок.

«Зато старался!»

Его вдруг рывком подняли на ноги, а затем огромная лопата с линиями жизни и грязью под ногтями помахала перед лицом медной цепочкой

Дышать сразу стало на порядок легче. Только мешались хлопья свернувшийся крови в носу, точно огромные козявки в утро стрелецкой ка… то есть после ночного насморка.

— Ты эт, не взыщи. Я как-то не подумал, что и открыть можешь… — голос водонагревателя звучал глухо и слегка неуверенно, как будто жахнул электричеством по хозяину во время мытья.

«Интересно, он проточный или накопительный? Первое, судя по надудоненной стигме»

— Что вам нужно, наставник Аристон? — прогундел Медей, оттеснил его плечом назад в коридор, а затем попеременно высморкался левой и правой ноздрей.

Один из немногих навыков прошлого мира, которым он регулярно пользовался после попадания.

Сам тренер неожиданно загорелся опробовать данную технику. Медей хмыкнул и засомневался в чужих способностях, после чего они несколько минут только и делали, что зажимали пальцами то одну, то другую ноздрю и выдували ветер перемен из противоположной на манер Гаргантюа.

Благо, никто из них не додумался косплеить другой подвиг этого персонажа: дергать себя за занозу в ноге, чтобы обрушить потопом мочи целый город. Автор новеллы постарался за них.

— Очень интересно, Медей, — Аристон предвкушающе ухмылялся.

Его удалось остановить от засмаркивания ближайших стен только, когда вместо соплей из носа начала вылетать кровь. Получилось даже круче, чем оригинальный навык российских подворотен, но повторять данный подвиг за тренером Медей все же не собирался.

— Так зачем вы ко мне заходили? — подозрительно спросил он.

— Дело в том, что

Аристон вдруг принюхался, как собака. Учитывая потеки под носом и порыжевшие усы, смотрелось данное зрелище просто отвратительно.

— А ведь я еще думал: что за знакомый аромат. Только ты меня знатно отвлек…

«Да япона мать твою нехай!!!»

Он встал на чужом пути воином света, воином добра. Однако гадский Мордор, в лице одного античного физрука, даже не заметил его потуг. Вместо битвы при Фермопилах, подвига Леонида и других кинопародий, Аристон легко отодвинул Медея плечом, прошел внутрь. Опечаленный попаданец помотал головой, воровато оглядел коридор, затем затворил дверь, вернулся в комнату.

Там хмурый дылда со священным трепетом кружил вокруг вскрытой амфоры и с величайшим благоговением взирал на вторую, что безуспешно мимикрировала под самовар.

От рожи на мешочке с ягодами кофе он ржал не меньше минуты, после чего подвинул ценный натурпродукт и уселся на его место.

— Похож, — серьезно кивнул ему Медей.

Тренер фыркнул, затем подумал, нахмурился, затем подумал еще раз и скорчил жалобную мину брошенного семьей физика-ядерщика… которому до спасения мира осталось только двадцать восемь рублей, время до двадцати трех ноль-ноль и чеснок с соседской грядки. Можно даже без хлеба, если найти выброшенный на помойке.

— Наливать не буду! — он четко указал пальцем на дверь.

— Возлияния в одиночку, мой друг, признак склочности характера и слабости духа!

— Ладно, можешь сидеть и смотреть, как я пью, наставник Аристон.

Его собеседник подавился слюной и возмущенно посмотрел на непробиваемого Медея.

— У-услуга, — выдавил он.

— Хм?

— Буду должен тебе услугу! Что тебе непонятного-то? — голос звучал расстроенно. Что характерно, угрожать стукачеством одной наставнице он даже не подумал.

Еще бы: не удалось выпить на халяву, а трубы начинают гореть так, что пришлось соглашаться на услугу в темную мутному типу. Бедный-бедный Аристон.

«Можно, конечно, потом поприкалываться с этой услугой, но лучше потратить ее на нечто более нужное. Например: отлупцевать непослушных учеников палкой прямо на моем уроке. Эдак, демонстративненько. А я потом скажу: ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ!!! И ударю самого противного по хребтине. Вот, как надо учить детей!»

— Гелик с тобой, присоединяйся. Только пьешь ровно столько, сколько пью я. Бокалы пополняем одновременно.

— Идет! — оживился Аристон.

Первые две чаши прошли в неловком молчании, затем Медей додумался спросить, зачем, собственно тренер заглянул к нему на огонек. Оказалось, решил подробно разобрать прошедший бой.

Он так делает для каждого ученика или наставника, а тут промашечка вышла: тренер так удивился, что забыл предложить, а разбирать его перед Колхидой и Киркеей не с руки уже Аристону. Вот он и решил чисто формально подолбить в дверь, а потом развести руками, сказать себе: «я пытался», да закрыть вопрос.

— Т-ты замираше-же… за-ми-ра-эш! Как ентот, нвбраниц. Во. Низ-зя так. В бою.

— То есть я хреново дрался?

— Н-намана ты дрался, — помотал черной, кудрявой головой наставник по ближнему бою, — п-продумал бой. Попал. П-быдловил. А птом т што? Взял и-ик проигрл.

Аристон пить не умел. Первая же чаша развязала язык, вторая подтолкнула первую, третья и четвертая заплели его ораторный орган морским узлом.

Фразы стали звучать менее внятно, зато ноги не то, что хорошо держали пьяное тело — они начали жить своей жизнью, стали подталкивать хозяйские булки на поиски приключений. Водонагреватель все чаще вставал из-за стола, принимался размахивать руками, ходить из угла в угол, пытаться ударить воздух.

Тот пока не давал сдачи в ответ, но еще парочка чаш и расклад между Аристоном и атмосферой может поменяться в пользу наглой банды кислорода, азота и углекислого газа.

— Так что мне делать? — внятно сформулировал Медей.

Он чувствовал себя немногим лучше собутыльника. Тело так и вовсе хуже. Однако его сознание, его опытное, пропитанное всеми возможными дурманами первого мира сознание цепко держало бразды правления слабым, безвольным телом.

— Дви, кх-кх, двигаться! Ходить! Бежать! Бить! Пить? БИ-ИТЬ!

— Би-и-ить! — поддержал его Медей.

Энтузиазм горел в его венах продуктом распада ацетальдегида, угнетал нервную систему вместе с виноградной отравой, кричал в унисон с другим наставником разные глупости.

— А пошли, эт, от, работать!

— Работать⁈ — некрасиво выпучился на него Аристон.

— Навыки! Трени, трони, тьфу, БИ-и-ить!

— БИ-И-ИТЬ! — шумно поддержал его тренер.

— В под. зе. мелю!

— ДА-А! В бдземель-э!

«Щас я всяким гаврикам глаза-то и почикаю», — пьяно ухмылялся Медей, — «и хоботы нашим слонярам поотрываю».

Разумеется, они отправились на поиски приключений, не забыв прихватить с собой полупустую амфору божественной амброзии.

Пьяные ноги неудобно заплетались, в голове стоял приятный шум, зато веселье било из обоих наставников ключом, фонтаном, гейзером перегара. Медею приходилось поддерживать на своем пути и другое тело, помимо отродья, но помощь в фарме ценного источника оболов оправдывала временные неудобства.

— Пра-льно!

— «Тот, кто не пил, — не человек, / а тень бледнеющая в царстве мертвецов!» — торжественно провозгласил Медей.

Аристон хрюкнул Наполеоном в ответ.

Они все брели и брели сквозь темноту, сквозь неверный синий огонь светильников, мимо огромной медной таблички для совсем уж идиотов. Кажется, там как раз таинственно зеленела нужная надпись. Что-то там про подземелья или лестницу. Какая разница? Это Академия магии, а не Общество Мертвых Поэтов.

Впрочем, идиотом Медей себя не считал, поэтому вместе с Аристоном двинулся ровно вниз, под табличку. Они как раз нашли удачный темп, когда две ноги шли в унисон, две руки поддерживали друг друга за пояс, а другие руки с ногами подтягивали безвольные телеса на небеса.

Они спускались и спускались по подозрительно неудобной, тяжелой лестнице.

«Вверх по лестнице ведущей вниз», — хмыкнул Медей, — «главное, на Колхиду не наткнуться. А то диалог вида: „Привет, училка; привет, зубрилка“ она не оценит точно».

Проклятые ступеньки практически опрокидывали их на спину, сбивали дыхание, издевались над путниками и замковой топонимикой, разжигали в них азарт охотника, который вот-вот доберется до добычи

— Это не Бугульма!!! — закричал разочарованный Медей, когда им открылся вид на внутренний двор замка.

Далекий-далекий вид. Выше, чем пятый этаж его бывших апартаментов в какой-то нью-йоркской помойке вроде Бруклина.

— Это не Бугульма, — злобно прохрипел Аристон в бездумном повторении.

Он тоже догадался, что они забрались не в подземелье. Сложно не догадаться, когда далеко внизу расцветали огни на воротах в Академию и переливался магическими светлячками призамковый сад. Какой бы магией не оказался пронизан Эвелпид, он все еще не мог выдавать желаемое за действительное в масштабах джина, золотой рыбки или министерства обороны.

«Надо спускаться… нет! На верхних этажах тоже полно разной дряни. Вперед, на поиски приключений!» — решил он, толкнул локтем недавнего собутыльника,

после чего пьяная колония, единая душа в двух телах, синяя магическая хламидомонада поплелась ложноножками в первый попавшийся коридор.

Следующие четверть часа сливались в один фоновый шум так, как сливаются девушки со свиданий: ловко, естественно, заметно лишь под конец. Дул стылый коридорный ветер, как в старых общагах нулевых годов, где-то завывали дурным голосом мартовских кошек, с другого где-то стонали призраками оперы. Скрипели стены старческим кряхтящим скрипом, кривились с плакатов-гобеленов синюшные от неверного света лица.

Несколько раз падали камни, выворачивались лестницы, искрили невзрачные плиты под ногами, чтобы потом взорваться одуряюще жарким летним факелом, сверху цокало и грюкало,

фантомные касания холодили душу, заставляли неметь конечности, пытались разделить собутыльников, убрать поодиночке в пустую, стылую тьму боковых коридоров и странных дверей, чьи контуры дрожали, как горячий воздух над пламенем.

Однако горячительный напиток в крови защищал смелых путешественников от любого зла.

А окутанные чистой магией кулаки Аристона, подошвы сандалий Аристона, грязные ругательства Аристона с неким потусторонним эхом, а также плевки с безмолвным «Гинн» Медея отгоняли всю эту пьяную ерунду, сон одурманенного виноградным дистиллятом сознания.

В голове несколько раз возникали неприязненные образы нескольких мужчин, каких-то монстров, летающих черепов, светились межевые знаки с обрывками оберегов, куклы в традиционных одеждах, а также другая фантазма и маразма.

Медей посылал их сначала по матери, потом по языковой практике местных. Снулые рожи возвращались с занудной, пьяной назойливостью.

С какого-то момента плевки перестали работать: гады держались на расстоянии, посылали кошмары, вызывали вспышки душной, наведенной ненависти, громкие вопли менялись на вкрадчивый баритон — брось напарника, сядь, отдохни СДОХНИ СУКА, полежи, попей водички ТВАРЬ

Аристон навалился на плечо еще сильнее — стойкие галюны научились избегать его пинков также, как универсального харчкамёта Медея.

Тот сменил тактику: орал в ответ на ор, шептал грязные ругательства и предложения в ответ на шепот, бомбил мыслеобразами случайной омерзительной дряни: разок увиденным модным показом, толерантностью, отечественным автопромом, тварями из игр, школьным классом на экскурсии, некоторыми странами Средней Азии.

Когда твари сопротивлялись, переходили в наступление, посылали волны фантомной боли — он представлял, как мозгоедов наматывает на колеса Грузовик-кун, как их расстреливают дивизии ментов из сериалов про ментов, как про них снимает фильм самый любимый режиссер Фонда Кино, как их распиливают, вместо бабла, на бордюрах и немножко поребриках сказочного города Расчленинбурга…

Самых злостных он топил в воображаемом Ганге, прямо между плывущих трупов, фекалий и священных омовений местных.

После этого давление на мозг снижалось, уродливые пеньюары с намалеванными рожами корчились, исчезали кругами по воде, их место занимали новые любители полетов и ночнушек. И повторялось все, как встарь: ночь, ледяная рябь уродов, Аристон, коридор, фонарь.

Наставники все брели и брели, и брели сквозь пространство, время, вечность, здравый смысл. Они брели и пинались, дрались, качались, отхлебывали, падали, поднимались, плевались, иногда помогали друг другу, иногда блевали и подблевывали.

Было неожиданно весело. Мир расцветал, точно портрет в теплых цветах вклеили поверх тревожной сепии с потусторонним.

Медей понял, что уже давно тянет улыбку до ушей, а его глотка издает редкий, неуверенный, болезненно-искренний смешок, одинаково чуждый и ему, и отродью.

— Запе-вай! — вдруг сказал Аристон, когда сплюнул остатки, сморкнулся и вытер рот подолом своего же хитона.

Рядом особенно настырная клякса с глазами втекла в стену после того, как один наставник кинул в нее воспоминанием о песне про бетономешалку в засранном панк-клубе.

— БЕТОНОМЕШАЛКА!!! МЕШАЕТ БЕТО-ОН!!!

Призрак с инфернальными воплями задрожал, втянулся внутрь себя, словно белье внутри стиралки, а затем тихо лопнул пупырышком защитной пленки.

— А давай нашу, богатырскую, — Медей чуть не проиграл бой последнему слову и собственному языку, но его визави находился в той кондиции, когда мысль собутыльника улавливается с полуслова, полувзгляда, полужеста.

Он зашел с козырей, с во всех смыслах золотого фонда песен человечества, с

— Желтый снег! Па-а-д окном тво-им же-о-олтый, самый желтый, что я могу…

Аристон запомнил припев с первого раза, даже расчувствовался, когда понял, что песня про любовь и признание. Так они и горланили веселую чушь из памяти Медея, пока бестелесные уродцы не сгинули окончательно в дебрях их разума, а бесконечный коридор, наконец, не закончился хмурым каменным засовом.

Он нависал над сознанием душным ожиданием кошмара, злым, тихим шепотом интуиции, когда она назойливо дергает твое полное приключений тело за рукав, вцепляется до треска, тянет к выходу

Дверь с засовом не отличалась монументальностью, не выделялась среди других коридорных комнат материалом или отделкой. Дверь смутно чернела, пока впереди притягательно мерцало окно из прозрачной лазури кристалла, что использовали здесь вместо стекла.

Просто Медей в один момент понял: дальше нельзя. Понял это и Аристон. Никто из них не протрезвел от страха или предчувствия, они не стали осторожнее — лишь решили идти на поводу интуиции также, как до этого — на поводу у желаний.

Разом шагнули к странному входу с жутким каменным засовом и сквозняком из-под деревянного массива, Аристон коснулся рукой двери

С этого момента воспоминания Медея обрели болезненную четкость. Свист в ушах перекрыл все звуки, закрыл собой зрение, осязание, отодвинул назад воспаленное сознание…

Он видел, как падает на колени, тянет за собой более крепкого тренера, начинает раскачиваться. Писк пошел дальше, забрался под кожу, подергал сердце, как дверь занятого туалета, протолкался в черепную коробку, разлился по организму противной желчью.

Медей обхватил голову руками и закричал.

Аристон чувствовал себя не лучше, однако смог встать, рывком поднял товарища до своего уровня. Давление тут же ослабло.

Медей покачнулся, затем заметил вязь символов у порога, мстительно встал на них, принялся растирать ногой. Действие ментальной атаки тут же пропало окончательно. Наставник по ближнему бою крякнул, похлопал товарища по плечу шагнул внутрь, а потом мощная рука быстро втянула собутыльника за собой.

Дверь захлопнулась. Они оказались внутри. Предбанник. Полупустое, мелкое, неинтересное помещение.

Вокруг — остатки разграбленных сундуков, опять некий ритуальный круг в углу, парочка вытянутых окон-бойниц, заложенных кирпичом в два ряда, один тревожный, красно-оранжевый светильник под высоким, сводчатым потолком башни.

Впереди — возвышение с очередной дверью, к ней ведут шесть старых ступеней — белый мрамор потускнел, изошел трещинами, сединой пыли и черными пятнами копоти

На середине лестницы возник человеческий силуэт.

— ПРОЧЬ!!!

Его вопль опрокинул неразлучную парочку сильнее любого порыва ветра. Аристон перекувыркнулся через голову, вписался копчиком в стену. Он вскрикнул, все равно вскочил на ноги, тело повело в сторону

Сгусток магической энергии прогудел мимо, врезался в стену с такой злостью, что затрясся пол. Новые протуберанцы стали закручиваться вокруг сумрачной, укутанной в плотный звездчатый плащ фигуры…

«Гинн»!

Медей пришел в себя позже тренера. Он перекатился со спины на живот, встал на четвереньки. Увидел, как уже третий заряд с яростной вибрацией вминается в стену, как Аристон кричит какое-то заклинание, отбивает очередную атаку, прыгает к противнику, машет объятым магией кулаком

Плащеносец легко, нечеловечески мягко, точно кусок ткани, спрыгнул со своей высоты. Тело ускользнуло из-под атаки тренера, бледные, синюшные руки вскинулись под плащом, губы остались неподвижны: звук рокотом заклинания разлился напрямую из глотки.

Искристый порыв чужой магии вспыхнул в глазах Медея, яркими пятнами облепил фигуру его коллеги. Запоздалый гром в пустой комнате ударил автоматным выстрелом.

Аристон взревел, магический конструкт вокруг него затрещал давленной скорлупой. Еще один рывок — и заклинание лопается по шву, исходит фосфоресцирующей дымкой. Призрак снова начинает рокотать, руки тянутся в сторону тренера липкими ночными кошмарами

«Гинн!!!»

Свинцовый шарик врезался прямо в голову нечисти.

Магия Медея скрипит о чужой массив, бестолковка противника лопается чернильным крошевом, охряные брызги орошают потолок и стены. Тело фантома продолжило стоять, ядовито-зеленое марево мерцающим дымом вышло из шеи и кусков затылка

— Гинн Фуни Сфагиазе! — бормочет он для отвода глаз, пока руническая цепочка заклинания выстраивается в его темном сознании одной мерцающей кнопкой, как на мошеннических сайтах.

«Гинн Фуни Сфагиазе»

Нечисть разворачивается к Медею, клубы зеленого тумана складываются в подобие лица: глаза-провалы, рот открыт в крике агонии.

Снова поднялись руки, скрюченные пальцы остановились точно на фигуре наставника. Движения фантома замедлились, Медей неловким кувырком ушел с траектории, однако враг не спешил атаковать: уродливые, распухшие пальцы сплелись друг с другом, в перекрестье ладоней — тело отродья

Забытый Аристон ударил в бок противника кулаком чистой магии. Неизвестное заклинание грохнуло при касании, вырвало клок темной псевдоплоти. Нечисть пошатнулась, ее атака сорвалась, налитые скверной пальцы не успели погасить заряд, опустить руки.

Тяжелый, гнилостный взрыв заставил души наставников замереть от ужаса. Вопль агонии отозвался в магии, всколыхнул духовное тело. Нечестивые миазмы моментально вызвали тошноту — оба человека свалились на колени в неудержимом спазме.

Плотный, ужасающе яркий поток зеленовато-черных ленточных червей, сорванного заклинания фантома, буквально испарил большую часть призрачного тела. Благословенная тишина прервалась только рвотными позывами несчастных собутыльников.

Медей кое-как вытер рот рукавом, одним рывком вскочил на ноги. Тело повело, однако глаза тут же нашли источник неприятностей. Клочки упрямого духа медленно, точно под ленивым ветром, отлетели прочь, уплотнились, но, вместо цельной фигуры, из воздуха с болезненной медлительностью соткалась голова бледного юноши.

Та же мертвая, резиновая кожа мертвеца, лицо искажено страданием, глаза налиты красным, а на затылке замер темным ореолом черный капюшон.

Медей поймал взгляд нечисти, отбил первый ментальный удар: эманации смертельной боли надоели еще за время подъема, он скинул их куда-то в бесконечный космос его внутреннего мира. Ударил следом воспоминанием медленной агонии ракового больного.

Парящая голова дернулась, часть капюшона поблекла, рот раскрылся для нового заклинания

Аристон успел вовремя. Он подскочил к фантому, сдавил двумя руками виски. Пальцы засветились магией

Пуф…

Ладони сомкнулись одна с другой.

Да, простецкий пуф.

Медей запрокинул голову и захохотал. Он продолжал свой победный, истерический смех, пока чужие глаза не выпали из орбит, не растаяли в воздухе, пока не исчезла лопнувшая челюсть, пока еще клубились остатки зеленого дыма

Резкое шипение заставило их вздрогнуть, завертеть головой по сторонам. Нет, все та же ядовито-зеленая суть на месте чужой головы. Она постепенно таяла в пространстве, сползала протоплазменной соплей с рук Аристона под ноги, рассеивалась в воздухе запахом тлена.

Из-под исчезнувшего капюшона, мимо руки наставника, упал тяжелый перстень, зазвенел по ступеням латунным грохотом. Медей машинально пнул его, но лишь подбросил ногой вверх, поймал у лица ладонью.

Неужели закончилось?

«А это у нас что? Лут? Проклятый предмет? Посмертное предложение головы и капюшончика?»

Громкий, слюнявый вздох Аристона в тишине испугал пьяненького наставника — пальцы дрогнули, перстень скользнул за отворот хитона.

Медей не заметил. Он забыл об украшении чуть ли не раньше, чем выпустил его из руки.