Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия

Глава 23 Опять кофе или начало пути горячительных напитков

❝ Что кипятитесь?

Обещали и делим поровну:

одному — бублик,

другому — дырку от бублика. ❞

В. Маяковский

Сегодня он распрощался с коллегами раньше обычного: не стал оставаться на десерт. И так уже чуть инфаркт не поймал с появлением самого уютного персонажа всех прочитанных им в последний год фэндомов, а также осознания жуткой подставы со стороны Колхиды.

Да и предсказание это… Медей не узнал комнату в отражении цветка, в которой находился его двойник из видения. А ведь большинство локаций Академии вполне различимы из иллюстраций новеллы.

«Еще один геморрой», — подумал он на пороге зала.

Колхида сухо кивнула, Киркея помахала ему вслед, а тренер приподнялся на стуле и начал подозрительно дергать воображаемым хаером: не то слушал в голове Слипкнот, не то агрессивно кивал ему просьбой подождать для разговора.

Медей остановился на первой версии, поэтому лишь поправил мешочек с кофейными ягодами за поясом, набрал в рот слюны для смачного харчка в дверь столовой, передумал, проглотил обратно

И направил свои стопы к Эскулап. Ну хоть с кем-то он без опаски сможет поделиться радостной новостью о прибытии миленькой девочки-опиоидной таблеточки

Или нет.

— Приехала и что? Почему мне вообще должно быть дело до этой смертной? Ее хребет гибче змей на моем посохе! — Эскулап неприязненно сузила глаза уже на середине его бесстрастного (ладно-ладно, чуточку радостного, совершенно НЕ восторженного) бытописания ужина наставников.

Как он зашел и удивился, какой одухотворенной она выглядела, как вступилась за него перед Колхидой.

Действительно, чему Медей так радуется-то? Ах, да, пресловутая встреча фанатами своего, ну, не кумира, конечно, но любимый персонаж не слишком уступает лицезрению любимой группы. Особенно, когда он или она — ожившие строки любимой (печаль-беда) новеллы.

Интересно, как именно она умерла? Новелла не дала никаких подробностей — только пара сухих строчек. Почему-то возможность узнать эту тайну не вызывала в нем обычного прилива энтузиазма. Такого, как при возможности лицезреть смешную смерть Аристона.

В его защиту стоит заметить, что появлению той же Эскулап Медей в первый раз удивлялся, то есть, радовался не меньше, чем Киркеи. Даже на самую чуточку не меньше, я сказал! Искренность, господа. Перед полубогом важна искренность.

А вообще странно. Медей не помнил, чтобы в новелле между Эскулап и Киркеей имелись какие-либо терки. Впрочем, он мог сходу назвать только одну сцену, где они говорили друг с другом. Когда девушка привела группу учеников на практический урок в терапевтирион, шобла антагонистов («враги» гэ-героини) почти сорвала лекцию, поставила под угрозу всю группу и попутно разозлила Эскулап.

Тогда Киркея сорвалась: быстро, эффективно и бесстрастно разрулила ситуацию, включая наказание всем присутствующим. Чем заслужила уважение всех участников инцидента. После этого показали иллюстрацию, где она смеялась на еженедельных посиделках с их маскотом-доктором.

Вроде бы все. Ага, значит, пока они друг другу никто. Тогда все в порядке. Хотя стоп. Имелась же еще одна арка с этой парочкой, правда позже: просто уморительная сцена одержимости Киркеи. Но Медей совершенно не помнил временные рамки тех глав, да и к Эскулап та арка относилась постольку-поскольку.

А теперь он слышит вполне отчетливое презрение в голосе мелкой докторши пополам с некой хмуростью.

Он решил пойти от ее интереса, описал заклинание лунного цветка, но Эскулап, хотя и заинтересовалась слегка, под конец лишь раздраженно хмыкнула.

— Как ты считаешь, мое видение может быть реальным?

— Вероятно, — она болтала ногами, всем своим видом показывая безразличие.

По какой-то причине, их общение в этот раз не задалось с самого начала. Стоило Медею только огорошить подругу (подругу же, да?) с высоты своей кровати новостью про прибытие волшебницы, как Эскулап прищурилась, вперила в него свои жуткие (жутко притягательные? ы то, ы другое), слишком широкие глаза маскота, а потом изрекла ту самую фразу про хребет.

— Почему вы все ее так не любите? Ну, недолюбливаете. Что ты, что Колхида, что остальные наставники.

Эскулап пренебрежительно фыркнула.

— Как ее может любить кто-то другой, когда она не любит сама себя?

Медей вздохнул.

— Что, нравятся уютные, беспомощные клуши, которых так приятно спасать? — иронично спросила она, а змеи на посохе злобно зашипели в район его лодыжек.

— Хотя до защиты девы-в-беде вряд ли дойдет. С твоими-то способностями, — произнесла она фальшиво-умильным голосом и прикрыла рот ладошкой, якобы скрывая улыбку.

«Ясно. У кого-то плохое настроение, сиречь ПМС. Я думал, полубоги избавлены от этого женского проклятия. Блин. Вот же угораздило».

— Или она единственная, кого ты еще не домогался, а сейчас чересчур боишься отказа? — теперь она действительно улыбалась.

"В смысле⁈ Ау, память отродья… Ого. Нет, ОГО!!! Он реально подкатывал ко всем женщинам, даже к той аристократке Пенелопе, даже к Колхиде! Охре-е-не-е-ть, блин, чо происходит, ваще?

А, стоп, это все в первом же семестре, как отродье на работу взяли, а Киркея у нас преподает всего лишь год. Фу-ух, хоть здесь достало ума не гадить, дебил. За два года женский коллектив, ну, мозги не вправил, но запугал до состояния нестояния.

Зато с остальными волшебницами… м-да. Слухи до сих пор ходят. Вот ведь любвеобильный насморк! Куда тебе с такой личностью и талантом? А-А-А, какой же кринж! Как стереть эти воспоминания⁈"

— Да хватит уже! — возмутился Медей серьезно, пока Эскулап с видом понимающим и одухотворенным пересказывала самые пикантные детали сплетен, — это всего лишь слухи, ничего такого не было!

Маленькая полубог покатилась со смеху, теперь уже вполне искреннего и совсем не злобного. Ах, да, она же более-менее умеет отделять ложь от правды. Здесь слишком очевидно. Но какого Лесли я получаю за грехи отродья⁈

— И к тебе я тоже не приставал, — память отродья молчала на этот счет.

Он вообще почти не сталкивался с Эскулап и ни разу не говорил с ней тет-а-тет.

— Ты сделал это несколько дней назад. И повторяешь в каждый свой приход, — кисло сказала она.

— Ах, всего лишь дружеское общение. Ты же запретила прятаться за твоей спи, кхм-кхм, ухаживать за тобой со всем пылом юности.

— Хмф. То есть за мной ты прячешься, а Киркею хочется защищать?

Он почувствовал некую недосказанность, намек на провокацию в голосе и поспешил перевести тему.

— Никого ни защищать, ни спасать я не собирался, с гнусными целями или нет, — чистая правда. Прости, Киркея, — я и так знаю, что она сильная. Сильнее Колхиды, если поставит перед собой цель победить ее. Хотя против Немезиса ей не поможет никакая решимость…

— Какие глубокие познания чужих душ. Я почти впечатлена, — сарказм придавал ее плюшевому голоску звенящий оттенок цикуты.

Как бы не закончить, как Сократ, от таких обертонов!

— А уж как ты впечатлишься, когда я тебе расскажу — где был, что видел! — он поспешил перевести тему.

Эскулап же с противным хрустом вгрызлась в яблоко. Как оно попало к ней в руку, Медей не заметил.

— Видишь ли, иногда стигма может выкидывать на более глубокие этажи подземелья…

Девушка действительно заинтересовалась его повестью. Даже вяло похлопала в ладоши, пока дожирала яблоко острыми, больше кошачьими, нежели человеческими зубками.

— … А потом мужик закинул меня в закрытый класс, — закончил Медей, после чего тут же спросил:

— Ты не слышала раньше о подобных способах безмолвного колдовства? Можно и не совсем подобных.

Он и не думал прятать свой интерес: с таким опытом полубог сразу увидит попытки скрыть очевидное. Зато мог спрятать за жаждой силы отнюдь не праздный интерес к магии, похожей на свою.

— Существует немало разных таинств, которые можно назвать «безмолвным колдовством», — она прищурилась Медею в лицо, — тот случай с внутренним миром — один из таких. Раньше подобный способ пользовался популярностью. Сейчас почти забыт, хотя старые семьи все еще практикуют подобное.

— Почему его убрали на полку?

Эскулап вскинула брови, однако поняла аналогию:

— Сложная ментальная дисциплина. Высокие требования. Душа мага для каждого такого артефакта, плюс один проводник для поддержания области, проверки входящих, да мало ли придумали функций. В итоге: тяжело, затратно, редко окупается, легко сломать.

— Впечатляет.

— Впечатляет, — повторила за ним целительница, — как и то, что тебе хватило тренированности разума для использования этого ритуала.

— Как много нам открытий чудных готовит просвещенья дух, — нагло усмехнулся Медей.

Его оппонентка поддержала игру акульей улыбкой.

— Как насчет кофе? — предложил Медей, — первая порция бесплатно, если научишь меня нормально его готовить.

Он поставил мешочек с ягодами прямо на простынь кровати. Выглядел жест слегка двусмысленно.

— Наглец, — улыбка очертила две очаровательные ямочки, прямо под белыми чешуйками Эскулап, — откуда у тебя вообще взялись целые ягоды? Их же запретили к продаже любому, кто не целитель или… ты хоть знаешь, что вообще делает чистый кофе? Как применяется?

— Ах, мне хотелось выяснить по ходу пьесы.

— Боги, дайте мне сил. Когда-нибудь твоя лень обернется такой трагедией, что сам Менандр будет записывать твои заключения: «по ходу» и кричать от восторга.

— Фу, подруга. Звучит по-гейски…

Эскулап все же рассмеялась, пока доставала из закромов медное блюдце.

— Ты же знаешь, что он приобретает разные свойства, в зависимости от заварки, времени суток, влитой маны…

— Чего-о-о⁈

«Это же просто кофе, камон!»

Тяжкий вздох великой врачевательницы мог бы вогнать в краску и мертвого. Ну, технически, Медей все еще жив, поэтому не обратил на ее разочарованную мину никакого внимания. Он этих кривляний из памяти отродья насмотрелся на все будущие реинкарнации.

— Я пробовал только раф и бензиновый шмурдяк. Они, действительно, различались по эффекту. Ну и вкусу, понятно.

— Понятия не имею, о чем ты, — раздражение, намек на вопрос.

Медей описал, как мог, свои ощущения и от первого, из нормальной кофейни, и от второго, дегтярно-блевотного выкидыша желудевого кофе кайзеровской Германии.

Зато второй хорошо торкнул, подарил вдохновение, а также убойную дозу пофигизма перед последствиями. Что он и описал заинтересованной лоле в халатике.

— Хм. Интересно, — протянула она, пока звенела разными склянками у вытяжного шкафа, — этот твой «раф» — просто обычный напиток из слабого порошка кофе, который мололи магически инертным металлом. Серебром, наверное.

— А второй?

— О, а вот «шмурдяк», — она хихикнула, когда произносила незнакомое ей слово, — довольно редкое явление. Почти уникальное.

— ?

— Скорее всего, некий недоучка достал подгнившие ягоды, использовал обычную бронзу, то есть оставил в них магию, вдобавок пересушил. Как вариант: сам концентрат перекис, но не полностью.

— То есть, повторить не получится?

— Без вариантов, — она мило не стала спрашивать, «зачем», — это хороший результат один, а плохих может быть бесконечное множество.

Шлеп-шлеп босыми ногами. Сандальки она носила только перед «официальными» посетителями, из рядов которых выгнала несчастного Медея после первого же контакта.

— И чем он так хорош?

— Непредсказуемостью, — змеи с кадуцея довольно зашипели в унисон ее мурчащим ноткам, — такая ошибка может усилить твои способности, может, наоборот, ослабить, закупорить, подарить видения или срыв, возбудить или погрузить в сон.

— Ого. А его эффект можно как-нибудь преодолеть?

— Конечно, это ведь концентрат. Он и на половину не такой сильный, как правильный напиток из хорошо засушенных ягод. Хотя свойства конкретной гадости остаются неизменными.

— Прикольно, — оценил Медей.

— Тебе, можно сказать, повезло. Слабый, более-менее управляемый результат, да еще и положительный. Сам говоришь, придумал нечто полезное.

— Ты бы говорила по-другому, если бы попробовала на вкус, — проворчал Медей, — то есть, та бурда уникальна?

— Ага, наверняка пылилась у них со времен Титаномахии, пока один олух не решил проверить лежалый товар на съедобность. Эх, жаль, я не могу выходить в город — обязательно бы попробовала и закупила немного впрок…

Несмотря на солидный возраст, томные нотки женских намеков выходили у милашки на удивление топорно.

К ее неудовольствию, Медей рассмеялся.

— Что за глупый смех, нахал! — она рассерженно шлепнула ножкой по полу и чопорно скрестила руки на груди.

Легкий румянец досады он заметил только из-за ее удивительно светлой кожи и контраста белых чешуек.

— Я понял намек, о прекрасная врачевательница. Твой покорный слуга доставит лежалую хрень, даже если ему придется умереть… от рук Колхиды! — пафосно провозгласил он.

— Так-то лучше, — великая целительница улыбнулась против воли, покачала головой и сграбастала мешочек с кофе.

"Так, надо бы реально пойти забрать. Эскулап ладно, мне и самому стало интересно. Мало ли, где такой странный чифир пригодится? Отравить кого-нибудь или травануть или подсыпать с гнусной целью. Ах, какой богатый спектр воздействия! Блин, как бы денег на все найти?

Хм. Там вроде ограбление с убийством было в день Испытаний? Вернее, в ночь? Можно убить убийцу и забрать награбленное. А, потом подумаю".

— Такой эффект же можно усилить? Или подтолкнуть в нужную сторону? — с самым невинным видом спросил он.

Эскулап подозрительно прищурилась.

— Можно. И я могу даже рассказать тебе как. Если отдашь мне половину ягод из этого мешка. И принесешь обещанное.

— Да забирай, — махнул рукой он, — ты ведь согласилась научить меня правильно его готовить.

Девушка уже набрала в рот воздуха для аргументов, приготовилась к торгу

Бесхитростный ответ Медея заставил ее выдохнуть — Эскулап удивленно остановилась и неуверенно покосилась на мешочек в руке.

— Ты уверен? — недоверчиво спросила она, зачем-то заглядывая в его лицо снизу вверх, — ягоды ведь очень дорогие и их тяжело достать.

Медей пожал плечами и Эскулап вдруг начала тараторить неуверенным голосом:

— Торговцы пытаются продать такой товар сразу, чтобы не попасться на нарушении закона, работают почти всегда по просьбам покупателей. Проверенных. А у меня не очень хорошие отношения с нынешним мэром города — достать его тяжеловато. Очень. Даже у нормальных людей очередь может тянутся месяцами, если… — продолжила она убеждать его

Не отдавать ей долю.

— А что, если бы торговец сам нашел покупателя?

— Значит, либо он тебя обманул, либо в отчаянии. Искать клиентов на кофе тоже, знаешь ли, нелегко. По конкурентам не поспрашиваешь, а излишки всегда находятся. В академию или астиномии коробейников не пускают. Особенно с контрабандой.

«Короче, обманул меня торгаш проклятый. У него самого аж зудело толкнуть товар на сторону. То-то озирался и глаза блестели, как у паскуды. А, мне так даже выгоднее. Вряд ли я бы нашел кофе по такой же демократичной цене».

— Забирай, — обаятельно улыбнулся он.

Чем еще больше разуверил несчастного маскота в собственном рассудке.

— Ты уверен? — опять повторила она, — это ведь половина мешка, которого ты купил!

«Да какого Асклепия ты сомневаешься в моей щедрости, женщина? Это инвестиция! Хватит уже считать себя карманником в ясельной группе!»

— Ах, я купил немного больше. Не волнуйся, у меня есть еще пара таких же.

— О, и сколько же ты отдал? — Эскулап окончательно уверилась, что он в своем рассудке, поэтому прижала мешочек к своему растянутому свитеру с видом Божьей Матери на старых иконах.

— Трис, нет, четыреста оболов.

— Нормально. Значит, не в таком уж и отчаянии отдал — не совсем за бесценок. Не мешками же из-под брюквы он торговал.

— Ха-ха, действительно.

Она улыбалась так чисто, так радостно и благодарно, что у него не хватило духу [благородства] сказать ей, какой на самом деле объем он упер у торгаша. Взамен Медея дернули с кровати, поставили на ноги, принялись взволнованно, сумбурно объяснять значение разных тарелочек и колбочек

— Спасибо! — вдруг воскликнула Эскулап посреди объяснения и порывисто обняла его, — у меня так долго не получалось его достать! Спасибо!

Он вздрогнул, неловко обнял маленькую красотку в ответ. Затем прижал ее к себе сильнее, крепче, отчаяннее.

На душе стыд смешивался с теплотой и нежностью, в нос проникал пряный, терпкий аромат розы и кедрового масла от ее волос, в диафрагму упиралась мягкая грудь.

«Как давно меня не обнимали от радости, а не из необходимости усадить тщедушное тело на коляску до процедурки? Как давно меня благодарили так искренне? Наверное, до переезда, много лет назад…»

— А теперь, сама Эскулап покажет тебе, как готовить этот божественный напиток!

Она скакала от неуемной, семенящей радости так, словно хлопнула разом весь кофейник, из-за чего процесс приобрел нотки контролируемого хаоса. Хотя учителем маленькая полубог оказалась хорошим: он легко запомнил всю последовательность действий.

Или плохим. Потому что явно нацелилась прикончить плоды трудов своих в одну чешуйчатую физиономию.

Эскулап быстро высыпала себе в хрустальную(!) колбу положенную половину (без той горсти, которую уже успела заварить, хитрюга), поспешно, чуть ли не бессознательно, чмокнула удивленного наставника в щеку, а затем сноровисто вытолкнула несчастного обратно в холодную коридорную тьму.

И даже не попыталась заставить его дорассказать историю о проклятых Богами землях и охотниках там.

— Ну и ладно, — пробубнил он в массивные двери и развернулся обратно в темный, негостеприимный коридор.

Кому вообще хотелось распивать стимулятор наедине с красивой девушкой? У Медея есть еще один, более перспективный кандидат на дегустацию. Ведь

— Час настал!!!

Медей звучал величественно и одухотворенно. Словно сам Аристотель благословил одержимого наставника этосом, пафосом и логосом, словно сам Перикл лег в могилу, чтобы послушать, как должна звучать речь,

словно Юлий Цезарь лично разрешил ему приписать себе больше убитых галлов, чем сам великий полководец (!). Тяжкий труд, ведь в «записках…» их и так умирает больше, чем могло жить во всей петушиной Галлии.

Короче, Медей толкнул речугу. Поток сознания в стиле: «ну буем, з здровье, шоб руки не дрожали», а также другие сентенции из далекой молодости наполняли радостью его душу, комнату — странными звуками заморской речи, а заневоленное благоразумие — приступами эпилепсии.

Медей не стал уподобляться Шекспиру, поэтому вопрос: «пить или не пить» перед ним не стоял. Он просто грюкнул амфорой об стол, сдвинул все три невероятно удобных кресла, чпокнул глиняной крышкой.

По комнате разнесся дурманящий аромат перепревшего винограда с духом осеннего изобилия бабьего лета. Медей ностальгически улыбнулся, сунул нос в амфору, втянул так крепко, как только мог, несмотря на жжение и слезящиеся глаза.

«Да-а-а, вот это натурпродукт», — он зачерпнул напиток крошечной разливной ложкой для зелий.

Распробовал долго, с размазыванием остатков капель языком по небу, а также смакованием послевкусия. Он ожидал нечто вроде водки, ну, максимум, итальянской граппы из поддельной срани для туристов, однако алкоголь больше всего напоминал писко из Перу или Чили.

И те, и другие часто выясняли, чья писко вкуснее да натуральнее — Медей каждый раз брал на себя роль судьи, но по итогам пьянок побеждал обезьянник и жалобы на пьяный дебош.

Ах, как же приятно вспомнить юность. Зрелость, к сожалению, отметила свое тридцатилетие совершенно другим набором увлечений.

— Лучше всех заморских вин, хм-хм-хм и хм-хм-хм, — пробормотал он, пока разливал по чашам напиток.

Сообразил, так сказать, на троих: себя, мешочек с кофейными ягодами (намалевал на нем зверскую харю чайки по имени Игорь) и вторую амфору, назвал ее пан-самовар. Просто так, чтобы потом не забыть реализовать идейку.

Он не успел совсем немного. Чуть-чуть. Самую капельку.