Магия, кофе и мортидо наставника Медея. Дилогия

Глава 1

В которой,

Наставник Медей. Его новое имя.

Он откинулся на стуле в небольшой, формальной комнате. Грязный плод греха гостиной и учительской: декоративный фонтан в центре, девять столов вокруг него, штабели свитков, серо-желтых бумаг студенческих работ, пергамент магических книг, чернильницы, перья, мистические знаки.

Академия Эвелпид, что за шутка… Он читал ранобэ про нее. Не так давно, чтобы забыть детали. Достаточно давно, чтобы драма и персонажи когда-то любимого текста вызывали лишь глухое раздражение.

«Три осколка брошенных солнц».

Достаточно унылое название, чтобы он даже не притрагивался к распиаренной глупости. Взялся, только когда подруга ныла несколько недель подряд, что хочет обсудить книгу. Решил пролистать текст и неожиданно увлекся. Яркие персонажи, интересные повороты, никакой глубины. Типичная драма о том, как все катится к чертям.

Пускай.

Это было достаточно интересно наблюдать — разбитые, проклинающие свою жизнь герои били по живому, резонировали с собственными мыслями. Один из плюсов фэнтезийного мира: вместо банального выхода в окно всегда есть варианты поинтереснее. Злодеи, могущественные твари или усиленная магией тяга к саморазрушению. Сам мир не представлял из себя ничего интересного: есть королевство, есть ковен мудрецов внутри, смесь старой аристократии с монстрами-скороспелками из гениальных волшебников, есть куча пограничных государств, одно поганее и гаже другого.

И, разумеется, все это недоразумение на пару страничек текста дано для обоснования Академии. Нет, АКАДЕМИИ. Место, где глупые дети лупцуют друг друга магией и писклявыми оскорблениями, чтобы на выходе получить броню цинизма, высокомерия и завышенных ожиданий.

Или могильный камень для неудачников. Десять процентов смертей, какая занимательная статистика. Да, здесь знают это слово. Ересь бумажной работы проникла из скучного мира автора в фэнтезийную условность.

— Наставник Медей, — голос сверху мог показаться божественным откровением, если бы не вовремя открытые глаза.

Женщина стояла рядом с ним, такая же выцветшая и равнодушная, как и остальные коллеги.

— Наставница Колхида, — слова вырвались привычкой старого тела, зато удалось подавить импульс встать.

Никто не требовал, но Медей показывал себя убогим подхалимом даже в тех жалких огрызках экранного времени, которое ему отпускал автор.

— До начала учебного года осталось всего десять дней. Я бы хотела узнать, когда вы передадите план лекций и практических занятий. Напоминаю вам… — она поправила одну из лохматых прядей цвета ржавчины.

С этого ракурса Колхида казалась почти настоящей. Не стереотипным персонажем строгой училки, а чем-то большим, скрытым за блеском серых, невыразительных глаз. Для въедливой, безынициативной зануды у нее оказалась довольно рокерская внешность. Или готическая, если черную тунику с мелкой эмблемой Академии считать за викторианское платье.

«Странно, что писатель не всучил ей очки и огромную грудь, как любят делать все бездарные авторы исекаев с рейтингом ниже семерки на МАЛе».

— Учебный план практически готов, я предоставлю вам его до конца дня, — дурацкая, тошнотворно-вежливая улыбка типичного наставника сама вылезла на среднестатистическую физиономию персонажа второго плана.

Казалось, вся личность прошлого Медея нанизана вокруг этого выражения лица, как кольца космического льда и пыли вокруг Сатурна. Изображать из себя компетентного коллегу, изображать из себя мудрого наставника, изображать из себя хорошего мага. Впрочем, последнее у него не получалось даже со всеми холуйскими замашками обиженной бездарности.

— Вы говорите так уже в третий раз, — заметила Колхида с обиженной заминкой, зачем-то помяла клочок пергамента в руках, — если плана не будет и сегодня, я буду вынуждена обратиться к ментору Алексиасу!

То, как она с придыханием проговорила имя местного директора выбешивало даже сильнее собственной рожи.

— До этого не дойдет.

Она дернула плечом, пробормотала несколько протокольно-бессмысленных фраз, и, наконец, оставила его в покое.

«Если ты так волнуешься о планах, как насчет плана на собственное выживание?» — он едва сдержался, чтобы не бросить эту фразу ей под ноги.

Не важно. Она поймет все сама, когда ее любимый Алексиас вызовет гребаного ересиарха прямо во время стандартной лекции о высших сущностях за гранью. Ему нравилось читать тот эпизод: нудная теория довольно быстро перетекла в горячую, как пламя войны, практику тотального уничтожения визжащих подростков.

Драма смерти соперницы главгероини, конечно же супергениальной и потенциально могущественной. Типа дружба во время боя и гибель на последнем издыхании. Все, как он любил. Горечь несправедливой смерти очень хорошо перекликалась с его собственными обидами.

А что с Колхидой? Да, ментор призвал потустороннюю сущность прямо в тело второй помощницы. Взрыв почище любой бомбы. Это смешнее, мать его, чем «посмотри в собаке» от Гая Ричи. Особенно иллюстрация, когда осколок реберной кости учительницы втыкается в глаз робкому мямле-отличнику, ее любимчику.

М-да.

«Я никогда не говорил, что у автора нормальная психика. По кровавости сюжета она переплюнула даже Атаку Титанов. Как говорится, I am the bone of my sword. Правда, в отличие от бесящего Эмии Широ, тому пареньку не досталось сюжетной брони. Как и всем остальным персам. Даже у главгероини она больше смахивает на бронелифчик. Спасибо, что я не на ее месте. И не на месте Колхиды. Не нужно подмахивать подозрительным мужикам, пока они пристраиваются к тебе сзади, чтобы заделать ересиарха».

План. Надо сдать чертов план.

Медей почти не соврал надоедливой женщине: тот, действительно, почти готов. Всего лишь вспомнить примерное расписание из канона, а потом разбить по дням, исходя из смутного понимания реципиента. Памяти оригинала оказалось достаточно, чтобы додумать ненаписанные автором мелочи. Наверняка, ленивый говнюк в оригинальной ветке спихнул бы составление плана на Колхиду, а потом сделал оленьи глаза у ментора.

Тот, как всегда, махнет рукой. Улыбчивый, громогласный здоровяк, Алексиас строил из себя рубаху-парня, не любил выволочки, запугивания или штрафы, а выезжал только на харизме да былой славе героя войны.

— А зачем я вообще буду этим заниматься?

Он откинулся на стуле.

«Урод… то есть персонаж Медей умрет через два года дешевой смертью неудачника. Хочу ли я прожить их вместо него? Исправить…?»

Лицо скривилось от отвращения. Его не трогали пыльные книжные смерти. Пусть дохнут хоть по триста раз на дню. Собственная жизнь достаточно надоела еще в первый раз — работа до выплевывания легких, подозрение на рак, невыносимая боль. Продажа собственной халупы в доме, полном крыс, негров и других тараканов. Деньги пошли на поддельную страховку ради койко-места в больничке для маргиналов и «обезболивающие» от телеграммных любителей квестов. Как раз хватило на обещанные три месяца. А вот про следующие два с половиной даже вспоминать не хочется.

Если есть на свете Ад — это Гэри, Индиана. Жаль, пришлось агонизировать на чужбине. Родные березки и бесплатная медицина давали больше шансов. А так лежал себе, как в нирване, только ничего не радовало. Hello, hello, hello, how low? Сидишь, плывешь в мареве обдолбанного сознания. Ждешь, пока твоя животная сущность не пойдет на масло для бутерброда гробовых досок, а бессмертная душа не покажет атеистам прозаический кукиш.

«Жаль, не полетал призраком, как в режиме наблюдателя онлайн-шутеров. Всегда мечтал отлить на какой-нибудь религиозный памятник. Теплый эктоплазменный душ еще никому не вредил. Здания тоже должны соблюдать гигиену».

В итоге, не увидел ничего. Как взять Бога за бороду, если рука уже показывает фак? Сдох и очнулся в сознании идиота из затянутой новеллы. Никаких предпосылок, душевных разговоров, глупых Богинь, че там еще пишут островные китаёзы? Может, все было, а он опять невменозе? Память стерли, ага.

«Меня ничего здесь не держит. Воруй, убивай, люби гусей».

Только теплится внутри маленький уголек праздного интереса. Интерактивное кино, три тысячи дэ. Семь из десяти, потому что перс говно и нет режима полета, как в колде после смерти. А, ну и послезнание. Terrorist win!

Все еще любопытно. Хочется посмотреть, оценить своими глазами. И не хочется снова умирать. Не в смысле инстинкта самосохранения или жажды жизни. Как-то мелко и гадко исчезать просто так. Все равно боженька снова кинет в какой-нибудь вархаммер или растворит в трансцендентной жиже для усталых душ.

«Ну что ж, раз пригласили зрителем — стоит занять место в первом ряду. В любом случае, ни спасти персонажа-другого, ни спастись самому не выйдет. Бежать некуда — такой финт ушами местные подвергнут остракизму. То есть буквальному — выкинут в пустошь или будут игнорировать. Даже жратвы не купишь».

Его коллега Фиальт так и поступил.

Точнее, началось все с невинного вопроса, поиска смысла, каскада смишнявых ситуаций. А потом автор, в своем людоедском юморе, развил его до гротеска, нагромождения совпадений под непониманиями. Наставника выпнули под сраку прямо перед основным замесом. Краткая интерлюдия показала, как он пухнет от голода, потому что никто не продавал ему жратву, чтобы убиться на границе о бдительный патруль.

"Быть здешним преподом почетно настолько, что есть обратная сторона медали. Каким образом такое невнятное ничтожество, как Медей, вообще взяли на работу? В оригинальной новелле не написано. Память, я вызываю тебя!

Ого, изобретение нового способа призыва в двадцать лет. Который тот обнаружил из-за смеси тупой ошибки в расчетах и стыренного у влюбленной дурочки незаконченного исследования. Там осталось додумать процентов пять-десять, а этот чудак на букву «м» и здесь сел в лужу. Зато подсуетился, быстренько обвинил бывшую пассию в плагиате. Да еще парочку мелких преступлений повесил.

Кажется, она потом погибла в очередной заварушке, сосланная на заставу".

Глупая птица влетела в окно прямо напротив его стола. Звякнул удивительно чистый кварц вместо привычного стекла, заполошный шелест крыльев вывел из неприятных мыслей. Руки сами принялись черкать клятый учебный план. Вводная лекция, ага, вон та папка с записями. И остальные тут.

Фу. Листы дешевого пергамента раздражают пальцы, шелестят, как засушенные листья, и ровно настолько же удобны. Автор, ау, дай местным бумагу, раз снабдил кастой бумагомарак. Ох уж эти непоследовательные новельщики. Всегда интереснее описывать прибитые к столбу кишки или любовную любовь в пустой аудитории, чем внутреннюю логику мира.

Медей зашуршал скрепленными суровой нитью листами.

По крайней мере, бывший теловладелец оказался тем еще педантом: долго и надоедливо сортировал все доступные материалы: оброненные коллегами способы развития, древние, обоссы нас всех Господь, тексты и прочую чушь, в которой понимал с пятого на десятое. Как это плюшкино собирательство совмещалось с ленью, бездарностью в магии и нулевыми амбициями он не понимал.

Он. В смысле, Новый Медей. Как Новый Йорк, Новый Орлеан или Новые Васюки. Да, отечественный вариант ближе всего. Хуманизация нью-Васюков от Великого Комбинатора. Только Бендера побить не успели, а Медей получит за себя и за того парня.

"Не. Нахрен. Новый Медей звучит, как маленький кровосмесительный городок в стиле свит хоум Алабама. Не буду так себя называть.

И почему прошлое имя никак не вспомнится? Не смотри на меня свысока, чертов набор звуков! Иначе буду именовать прошлую личность Тот-Кого-Нельзя-Обзывать. Ладно, просто назову прежнего Медея отродьем. Проблема решена. Расходимся, господа, расходимся!"

План дописался сам собой, почти без участия сознания. Плотная такая методичка, даже темы указал по названиям глав новеллы. Вроде бьется: куцая память отродья о прошлогодних лекциях не находит противоречий.

Кстати, спасибо ментору-директору-будущему предателю за огромную зарплату. Отродье гульнуло на все бабки: успело на прошлых и позапрошлых каникулах нанять парочку голодных гениев из провинции и даже заграницы, а потом третьего — чтобы подбил всю эту чертову кучу эссе на разные темы во что-то удобоваримое, с претензией на оригинальность. Огромный труд, настоящее подспорье для внезапного попаданца.

Жаль, все равно вышло говно.

Студенты спали на лекциях, а практику профессор гнидогадологии (сиречь демонолатрии) скидывал на талантливых учениц. Типа: призови херобору ближе к своему уровню, а то я так крякну и плюну, что ничего не поймете. Канало удивительно часто, хотя те самые талантливые втихомолку угарали над дурачком и призывали всякую дрянь.

Зато ментор Алексиас потом покажет им класс. Бойтесь своих желаний, неучи.

От вида учительской, или как там она называется у местных, уже начало тошнить. Подписал работу, подошел к лохматой, положил на стол с самой обаятельной улыбкой, которая репетировалась у медного зеркала. Ну да, серебряное низзя, а то провалишься в зловонную яму. Нет, не в Индию, хотя план фантазмов тоже не подарок, особенно для такого слабосилка.

— Вы… вы закончили, наставник?

— Просто Медей, я же просил.

Проклятые рефлексы. Искусственность обезьяньих ужимок удалось снизить до «усталого удовлетворения», но без твердого контроля все возвращалось на круги своя. Колхида постоянно морщилась от его лицемерия, воспринимая за попытки флирта, даже в каноне имелось пару смешных зарисовок на эту тему.

Медей решил их не повторять. Так что в этот раз, с ее стороны обошлось без поеживаний. Удивленная коллега расщедрилась на благодарный кивок.

"Ну и прекрасно, что смог — то сделал: все по заветам попаданца. Изменил мир так сильно, как только возможно в моих условиях. Большего мне не добиться никак, лол. Надеюсь, канон дальше меня не убьет.

Или нет?"