Лирик против вермахта

Глава 7. Разборки, будь они неладны...

***

Первую странность Мишка обнаружил сразу же после пробуждения. Продал спросонья глаза, а эшелон стоял. Сквозь прорехи в брезенте светило яркое солнце. Были видны деревья, часть маскировочной сетки.

- А че стоим-то? - почесал затылок, прильнув к дыре. - Смотри-ка, и ветками даже укрылись.. . Странно. Ночью гоним, как сумасшедшие, днем стоим.

Внутри тут же зашевелился тревожный червячок. Совсем все это не походило на движение обычного состава. Просто никак.

- Что за байда? Правильно же сел, на Москву.

Но уверенности в его голосе что-то совсем не было.

- Так... Кстати, а куда я залез? - вдобавок, возникла мысль. Ведь, кабина какой-то непонятной машины, куда он влез без спроса, совсем его не успокаивала.

Начал осматриваться. Вроде бы ничего узнаваемого: ни шильдика с названием, ни просто надписей или цифр. Везде голое железо.

- Машину, похоже, напильником из железа точили, - пробурчал он, вспомнив автомобили из своего времени. - Зато ломаться нечему. Кувалдой и матерком все починить можно.

Поняв, что внутри искать подсказку бесполезно, решил выбрать из кабины. Вдруг, в кузове найдет что-то интересное.

- Мать вашу, а кузов-то где? Что это за чудо-юдо, на град похо... Б...ь!

Вот так емко и по существу выдал Мишка, когда до него наконец-то дошло, в какой машине он провёл ночь.

- Охренеть, красавец! Ты куда залез?

Даже с его очень обрывочными знаниями истории было понятно, что он в натуральной заднице. Ведь, этот несуразный грузовичок с железными балками в кузове в виде детской горки был ни чем иным как знаменитой "катюшей", реактивным минометом, предком грозного града.

- Это же секретная техника! Вот чего они только ночами едут!

Теперь в его голове все выстроилось в понятную и стройную картину, в которой лишь он сам был совершенно лишней деталью. Вот откуда взялись эти странности с эшелоном – проезд только по ночам, тщательная маскировка днем, масса охраны во время остановок!

- Меня же без разговоров шлепнут... Мяукнуть не успею.

От жуткого предчувствия даже чувство жажды пропало. Только что сильно пить хотел, а тут, как отрезало. Зато в туалет захотелось.

- Сейчас выходить, вообще, не вариант. Короче, до упора сидеть буду... Пока еды хватит, - в конце концов, решил он. - С водой только напряг.

К сожалению, ничего из этого, к слову сказать, не самого хорошего, плана не вышло. И, когда ему стало совсем невтерпеж и он пристроился отлить у самой вагонной сцепки, то его нашли и повязали.

В ногу парня, случайно показавшуюся в прорехе, тут же крепко вцепились. Как бульдог цапнул, один в один.

- ... Стоять! Стой, стрелять буду! Ах ты, сука! Ты куда ссышь?! - зло заорал чей-то голос, когда Мишка с испуга начал все вокруг «поливать». - Я тебя...

Мишке бы остановиться, но, куда там. Так долго терпевший организм даже «слушать» ничего не хотел. Напор такой был, что воздух «звенел».

- Товарищ капитан! Товарищ капитан, диверсанта спымал! Сука, весь рукав мне обосса…

Разозленный донельзя боец дернул его со всей силы за ногу, как куренка, стаскивая с платформы. Верещи – не верещи, бесполезно. Сильный удар под дых, и Мишка уже валяется на путях, распластавшись, как морская звезда.

- Вот же, гад, еще и в глаз ногой заехал! Брыкался, как черт! Стрельнуть нужно было, - шипел часовой, в спину тыкаястволов винтовки. – Попробуй только дернись… Товарищ капитан, здесь я!

Послышался топот сапог бегущих людей. Похоже, этот самый капитан бежал не один, а с подмогой из пары – тройки здоровых парней, обвешанных оружием с ног и до головы.

Ствол винтовки давил на лопатки парня все сильнее и сильнее, лишь усиливая его панику. Сердце стучало так, что сам себя не слышал. Все труднее становилось дышать. Накатывалось ощущение, что вот-вот произойдет нечто ужасное.

Часовой между тем продолжал «поддавать жару»:

- Только дернись, только попробуй… Пристрелю, а мне за тебя медаль, а может сразу и орден. Глядишь, отпуск дадут маманю проведать…

Словом, Мишку и «пробило». Нет, не по сортирному делу, хотя и были снова такие позывы. Его на песню «пробило». Был за ним такой грешок: когда ему жутко не по себе становилось, он начинал либо песни себе под нос бормотать, либо стихи полушутом декламировать. Вот такая специфическая реакция на стресс, впрочем, напрямую связанная с его профессией.

- …Буря небо мглою кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завет,

То заплачет, как дитя…, - пересохшим голосом декламировал паренек.

И, о чудо, вдруг исчезло давление винтового ствола! Чуть растерявшийся часовой явно такого не ожидал.

- Эй, ты чего? – негромко спросил он. – Башкой что ли ударился? Или дурной? Слышь, пацан?

А Мишка уже «закусил удила». Ударная доза адреналина с силой ударила по мозгам, провоцируя усиления «словесного поноса»:

- … У солдата выходной, пуговицы в ряд

Ярче солнечного дня золотом горят.

Часовые на посту, в городе весна,

Проводи нас до ворот, товарищ старшина, товарищ стар…

Но тут раздался насмешливый голос:

- Это кого тут проводить… до камеры?

***

Лейтенант государственной безопасности Строгов, возглавлявший охрану эшелона с особым грузом, никак не мог решить, что ему делать с пойманным нарушителем. Ну, никак этот испуганный паренек не мог быть диверсантом. К тому же он, вообще, на дурачка похож: весь бледный, то стихи читает, то какие-то необычные песни поет. Ну, какой из него преступник? Дурачок, как есть. Наверное, сбежал из дурдома и где-нибудь в эшелон пробраться. Вот спросить бы его, как пробрался, да часовых наказать, чтобы в следующий раз в оба глядели.

Лейтенант мог бы поклясться, что все это произошло благодаря глупейшему стечению обстоятельств. Однако, полученный им приказ был совершенно однозначен: все нарушители охранного периметра должны быть задержаны и допрошены для выяснения всех обстоятельств их преступной деятельности. Порядок есть порядок, ибо устав кровью написан и это не просто слова.

- Все равно придется доложить, - кривился он, сидя у телефонного аппарат в будке путевого обходчика Богом забытого полустанка. – Какой только черт этого дурака к нам принес? Ведь, ни одного происшествия за весь путь, а тут, словно специально. И ведь нашел куда залезть! – злился командир, буравя взглядом телефонную трубку. – Нет бы в вагон пролез, а он, подлец, прямо в изделие забрался – в кабину! Теперь шум до небес поднимется, начнут копать. Хорошо, если отписаться удастся, а может и не получиться…

Многократно проинструктированный перед заданием, лейтенант прекрасно понимал, что случилось чрезвычайное происшествие. Наверняка, из наркомата вышлют специальную группу для расследования этого случая, а, значит, весь график пути полетит к черту. Когда они тогда до фронта доберутся, где эта техника, кровь из носа, еще вчера должна была быть?!

Наконец, Строгов решил докладывать. Пусть задержанный мальчишка и случайный нарушитель, но инструкции все равно никто не отменял.

- Товарищ лейтенант?! – за дверью будки внезапно раздался нетерпеливый стук. Судя по голосу, стучал один из подчиненных. – Вам нужно на это посмотреть! Товарищ лейтенант?!

Облегченно выдохнув, Строгов положил трубку. Радуясь про себя, что так и не пришлось звонить. Небольшая передышка произошла..

- Что случилось?!

- Вот! – у рядового на лице застыло какое-то странное выражение лица – смесь смущения и растерянности. Никогда такого не видел. – У задержанного за пазухой нашли. Спер, наверное…

- Ух-ты! «Генеральский» хронограф…

Лейтенант взял большие, просто огромные, наручные часы с широким черным кожаным ремешком. Настоящий «генеральский» хронограф Кировского завода, сразу же отметил. Тридцать восьмой год выпуска, ограниченная серия только для высшего командного состава, отчего и получили такое прозвище – «генеральский» хронограф. Для него, лейтенанта государственной безопасности, такие часы недосягаемая мечта, а что тогда говорить про обычного пацана?! Получается, украл?! У генерала?! Это еще одно чрезвычайное происшествие! Это даже не чрезвычайное происшествие, а настоящая задница! У них тут оказывается целый урка, у генерала снявший часы.

- А может и не дурак, вовсе, - встал Строгов с места. Поправил кобуру, оправил гимнастерку и вышел наружу. – Каргалов, проверь-ка еще раз посты. Не нравится мне все это, - он неопределенно махнул рукой. Мол, предчувствие нехорошее. – Давай, одна нога здесь, другая там.

Боец, козырнул, и убежал. Лейтенант же направился к задержанному. Пришло время поговорить: и о проникновении в охраняемый эшелон, и о ценных «генеральских» часах.

Нарушителя за неимением специального места для задержанных закрыли в полупустом вагоне с углем, а у раздвижной двери поставили двоих часовых.

- Это еще что такое? – с недоумением протянул Строгов, приближаясь к вагону. – Непорядок…

У того самого вагона стояло не двое часовых, а едва ли не два десятка. Кроме бойцов охраны заметил и личный состав батареи почти в полном составе. Кажется, даже сам командир батареи капитан Флеров здесь был. Это, вообще, из ряда вон выходящее происшествие! Нарушение приказа о маскировки!

Прибавил шаг, одновременно, прислушиваясь к доносившимся до него голосам.

- … Во дает, малец! Во дает! – восхищался кто-то из бойцов, хлопая себя по груди. – Надо же…

- … Представляешь, а этот шарики сломал?! Ха-ха-ха! – ржал его сосед, утирая слезы. – От подшипника шарики?! Наш сломал… Ха-ха-ха!

- Давай, еще, паря! Еще свой анекдот рассказывай! Только про немцев давай!

- Нет, про баб давай! – это уже донеслось с другой стороны, от артиллеристов. Там рыжий боец особенно надрывался. – Про баб, давай! Уж месяц не видел, хоть послушаю про них…

- А про нас, артиллеристов, есть?

Лейтенант удивленно вскинул голову. Ему показалось, но это был голос капитана Флерова. Похоже, и сам командир батареи участвовал в этом странном действе. Это уже ни в какие ворота не шло! Наглецы, устроили тут «концерт по заявкам трудящихся» - сидят анекдоты травят!

Строгов поправил фуражку и, едва ли не чеканя шаг, пошел по перрону. По пути бросал на бойцов совсем не добрые взгляды, тут же заставляя их вытягиваться и вставать по стойке смирно.

- Что здесь происходит?! Часовой, почему посторонние рядом?! Что еще за разговоры с задержанным?! – не давай никому опомнится, ворвался он в толпу бойцов. – Молчать! – рявкнул на рябого бойца с винтовкой, стоявшего у самого вагона. Тот явно что-то пытался сказать в свое оправданье, но после окрика испуганно съежился. – Товарищи бойцы, разойтись по местам! Что за демаскировка в условиях военного времени?! Бегом, марш! А вы, горе-часовые, открыть дверь! Сам поговорю с этим шутником.

Пока часовые возились с запорами на двери, к Строгову подошел капитан Флеров. Погодки, за время пути они крепко сдружились, отчего и общались запросто.

- Олег, ты бы помягче с ним. Нормальный вроде пацан, - Флеров кивнул на вагон. – А такие смешные истории знаешь, что просто держись.

Видя, что лейтенант молчит, капитан продолжил:

- Говорю, тебе наш человек, советский школьник, пионер. В школе стенгазету ведет. Смотри, что у него было.

Дал товарищу небольшой лист бумаги, напоминающую справку. Оказалась, и правда, справка. В ней говорилось, что предъявитель сего документа, Михаил Ильич Старинов, ученик девятого класса Маресьевской школы Инсарского района Мордовской автономной советской социалистической республики, является корреспондентом школьной газеты «Жизнь ученика». Внизу листка стояла школьная печать, и подпись директора школы.

- Это ни о чем не говорит. Всего лишь бумажка. Если есть печатная машинка, можно и не такое напечатать. Я тебе прямо сейчас таких ворох напечатаю, от настоящих не отличишь. И чего я тебе объясняю, сам же все знаешь, - буркнул Строгов, отмахиваясь от товарища. – Меня больше волнует другое: откуда этот пацан раздобыл генеральский хронограф.

Вытащил из нагрудного кармана те самые часы, что нашли у нарушителя. При первом взгляде на механизм у капитана тоже лицо вытянулось от удивления. Он даже пару раз бросил взгляд на свои часы, которые были совсем простенькими, ни чета увиденным только что. И сравнение было совсем не в его пользу. Если их рядом положить, то точно будут, словно работяга от станка и холеный принц.

Флеров осторожно взял хронограф.Внимательно осмотрел циферблат, механизм подзавода, роскошный кожаный ремешок. И только после этого вынес точно такой же вердикт:

- Точно «генеральские»! У генерала Волшина, начальника нашей Артиллерийской академии, точно такие же часы. Помнится, на седьмое ноября рассказывал, что ему их в Кремле вручали после успешных маневров в 1938 году. Даже с памятной гравировкой…

И тут они оба переглянулись. Похоже, им пришла в голову одна и та же мысль – на «генеральском» хронографе должна быть гравировка. Флеров вопросительно посмотрел на лейтенанта. Ведь, тот сейчас главный: он лейтенант государственной безопасности и, вдобавок, при исполнении.

- Давай, - кивнул Строгов, хотя чувствовалось, что и сам не прочь заняться часами. Но все-таки сдержал позыв. – Посмотрим, чьи они.

С ремешком пришлось повозиться. Кожа была толстая, хоть и отлично выделанная. Вдобавок, ее еще по краям прошили двойным швом, от чего она еще крепче стала.

- Все пошла, кажется, - Флерову, наконец, удалось, снять ремень. Он осторожно раскрыл крепления захватов и освободил заднюю часть хронографа. И там, действительно, оказалась гравировка. – Твою-то мать! - вдруг выругался он, едва только прочитал надпись на часах. – От генерала Конева!

Лейтенант нагнулся было к часам, но тоже отпрянул. Увиденная надпись была совсем незамысловата, а вот ее смысл, напротив, был неимоверно глубок и, главное, оставлял широкое поле для раздумий: «МИХАИЛУ СТАРИНОВУ ОТ ГЕНЕРАЛА КОНЕВА НА ДОБРУЮ ПАМЯТЬ».

- Ты, вообще, кого поймал, Олег? – почесал затылок капитан, с настороженностью глядя в раскрытую дверь вагона. Словно ожидал, что оттуда сейчас вылезет какое-то чудище. А скорее всего думал о том, что вот-вот из вагона выйдет, важно покашливая, сам генерал Конев. Вылезет из грязного вагона, грозно глянет на них и как гаркнет. – Мы ведь к нему и едем… К генералу Коневу… Ты понимаешь это? А если он его родств…

А теперь уже чесал затылок лейтенант Строгов. Дело, что мгновение назад, казалось, и яйца выеденного не стоило, сейчас виделось совсес в другом свете.

- Б…ь, - только смог и ответить он на это все. И, пожалуй, в этом коротком слове он очень емко выразил все, что чувствовал, и главное, хотел сказать. При должном желании здесь можно было услышать десятки очень характерных вопросов: кто этот пацан?, родственник генерала?, его знакомый, сын ответственного партийного работника?

Но в этот момент из глубины вагона показалась невысокая фигура подростка. Оба командиры мигом «сделали стойку». После всех этих разговоров от странного парнишки всего можно было ожидать.

***

«Словесный понос», конечно, звучит не очень благозвучно, точнее совсем неблагозвучно. Однако в опасных ситуациях может сильно выручить. Вот Мишке и помог заболтать бойцов охраны, и дал возможность в себя прийти.

С неожиданности и испуга он стал петь песни. Причем звучали такие, которые здесь никто и не слышал: новогодние песнио елочке в лесу, морские - о стремительных парусниках, романтические – о любви, семейные – о матери, и многие – многие другие. Честно говоря, он такие песни, вообще, мог «тоннами» выдавать благодаря хорошей памяти.

И реакция не заставила себя ждать. Про открытые рты и широко раскрытые глаза можно и не говорить. Интереснее, что кое-кто вытащил блокноты, листки, огрызки карандашей и начал записывать слова незнакомых песен.

После песен Мишка перешел на анекдоты и не прогадал. Тут такие смешные «коротыши» были в новинку, и их сразу же восприняли на ура. Часовые, что «приняли» парня, так принялись ржать над анекдотами, отчего мигом собрали вокруг себя остальных бойцов. Вскоре уже надрывались три десятка здоровых глоток, хлопая друг друга по плечам и повторяя особо понравившиеся фразы.

Словом, когда дверь вагона открылась, Мишка уже полностью пришел в себя: был собран и готов побороться за себя и свое новое будущее.

- Выходи!

Натянув на лицо маску абсолютного спокойствия, вышел из полумрака на свет. У края вагона мягко спрыгнул на перрон. Обоих командиров, что его встретили, Мишка уже видел через щелку в досках. Тот и другой не старше двадцати пяти – двадцати семи лет, а значит, многое в этой жизни еще не видели. И куда таким тягаться с тем, кто в шоу-бизнесе чувствовал себя, как рыба в воде?!

- Что, довольны? – Мишка не обвинял. Упаси Боже так разговаривать с командирами, только разозлишь. Он лишь спрашивал, но так, что сразу чувствуешь себя виноватым. – Арестовали пионера, между прочим награжденного особой наградой [пусть это всего лишь грамота райкома партии, но зачем об этом знать двум командирам]… Заперли его в темном вагоне, как преступника… Наставили ему синяков по всему телу [часовой чуть-чуть помял при задержании]… Пугали расправой и даже расстрелом [а вот это истинная правда]…

Говорил мерно, словно гвозди забивал. При этом не забывал отслеживать эмоции, благо люди здесь не привыкли их скрывать. Нередко, все на лице было написано. Вот и сейчас ясно ощущалось их смятение, и даже растерянность. А, значит, пришло время вытащить главный козырь – знакомство с генералом Коневым!

- Интересно, а что скажет на это все Иван Степанович? – прямо так, по-свойски, и назвал генерала Конева. Пусть теперь думают, а неспроста ли это. – Вы ведь забрали у меня часы? А это ведь его подарок. Он, между прочим, его от самого товарища Сталина получил. В Кремле с ним встречался на празднование дня Великой Октябрьской революции, руку жал…

А вот уже был не козырь, и даже не джокер. Тут скорее ударом битой по лицу попахивало. Эффект, по крайней мере, был очень похожим. Капитан-артиллерист просто окаменел. Стоял весь бледный, в глазах растерянность. Лейтенант явно слабее оказался: щека задергалась и глаза, как шары стали. В это время и в этом месте, если поручкался с товарищем Сталином, то, считай, индульгенцию получил. Такой встречей десятилетиями козыряли, рассказывали, как о великом достижении.

- Получается, вы подарок товарища Сталина отобрали, - жалко, конечно, их было, но дожать следовало. Ведь, на кону стояло слишком многое, чтобы миндальничать. - Нехорошо, очень нехорошо…

В этот момент сбоку от парня послышался сдавленный вздох и следом странный грохот, словно что-то свалилось. Мишка обернулся, и чуть не вскрикнул – один из часовых, что вагон охранял, в обморок упал. Похоже, слышал весь разговор от первого и до последнего слова, и этим сильно впечатлился.

Затянувшуюся паузу первым прервал Флеров. Капитан, судя по всему, успел немного повоевать, а, значит, со стрессом лучше справлялся.

- Ошибка могла произойти товарищ… э-э… пионер, - артиллерист осторожно подбирал слова. – На эшелоне секретная техника, поэтому и меры безопасности усилены… Думаю, мы во всем тщательно разберемся. Так ведь, товарищ лейтенант?

Лейтенант в ответ неуверенно кивнул:

- Обязательно разберемся… Может пока чайку?

Теперь Мишка кивнул. Мол, обязательно выпьет. А если будут какие-нибудь печенюжки, то и похрустит ими.

Через пол часа, когда эшелон с заходом солнца тронулся в путь, Мишка уже сидел в отдельном купе и пил сладкий чай с баранками. Часы, которые так удачно оказались с ним, лежали рядом.

- Кстати, а куда мы все-таки едем? – после очередной чашки чая до него дошло, что перед ним нарисовалась еще одна проблема. - Что-то на Москву все это совсем не похоже. Уж не на запад ли?