Лирик против вермахта

Глава 2. Большое дело начинается с малого

Надо ли говорить, что уснуть ему этой ночью так и не удалось. И дело, естественно, было не в горящих от порки ягодицах. Боль, пусть и довольно сильная, – это мелочи, даже если лежать приходилось на животе. Главное было в другом.

- Как, черт побери? С чего начать?

Ворочался, точнее пытался ворочаться. Больно все-таки.

- Через … черт, уже через три часа все начнется, а у меня конь не валялся. Из планов, вообще, ничего…

В голове творился настоящий бедлам. Тексты песен, какие-то напевы и просто разные мелодии звучали то в унисон, то невпопад. Безумие какое-то.

- А если написать письмо в Кремль? Дурак, какое письмо? Пара часов и всем будет не до писем… Тогда позвонить?

Снова и снова перебирал варианты, но толку все равно не было. Все мысли, что приходили в голову, никуда не годились. Ведь, он был самым обыкновенным лопоухим деревенским пацаном, каких сотни тысяч по всей стране. И как ему достучаться до верха? Из этой избенки из богом забытой дыры его стихи и песни точно никто не услышит. Тут до ближайшей железнодорожной станции почти сорок верст. В дождь дороги вместе с телеграфными столбами смывает, как и не было. Дыра, одним словом.

- Мне нужно как-то стартануть. Только как?

Часы тем временем пробили четыре, что привело его в еще большее возбуждение. Оставаться на месте просто не было никаких сил. Его переполняла жажда деятельности: нужно было куда-то бежать, что-то кричать, что-то делать, в конце концов.

Стал слезать с печи, но, как назло, задел ведро. В тишине грохнуло так, что даже уши заложило.

- Опять, поганец, за свое. Когда же ты угомонишься-то, - заревел, словно потревоженный медведь, отец с кровати. Чувствовалось, что сейчас можно не только ремня отхватить, но и кулака. – Ну, держись у меня!

Больше таиться уже точно не нужно было. Парень сиганул на пол и рванул к двери. Уже в сенях опять что-то задел – то ли таз, то ли кадушку. Загремело знатно, но он уже был на улице.

- Вот же, б…ь!

Косте бы бежать со всех ног со двора, но он вдруг столбом встал. Запрокинув голову, смотрел на небо.

- Началось…

Прямо над крышей сарая разливалась алая-алая заря, где-то над его головой переходящая светлеющую синеву раннего утра. На его глазах рождался новый день – предвестник страшного времени, словно заранее скорбящий о бесчисленных загубленных душах. Жуткое зрелище, метрономом билось у него в голове. Ведь, никто ничего даже и не подозревает.

- Вот же, мать его…

Свистящим шепотом вырвалось у него ругательство. Как тут сдержаться? Даже будучи убежденным циником, на котором пробы негде ставить, все равно ощущаешь это неотвратимо надвигающуюся волну ужаса, смерти, крови. И понимаешь, что многие из твоих близких и знакомых вскоре умрут – погибнут страшной смертью от пули или ножа, разрыва гранаты или мины.

И парень уже набрал в грудь воздуха, чтобы выразить еще сочнее все свои ощущения, как голове вдруг прилетел подзатыльник. Тряхнуло хорошо так. Кажется, даже звездочки перед глазами заплясали.

- Опять за свое! Мало тебя батька порол! – позади него на самом пороге двери стояла мама, с грозным видом уперев руки в бока. – Смотрю, взрослым совсем стал! Сейчас по губам-то надаю…

А Костя стоял и даже не думал бежать. У него вдруг так сердце при виде матери защемило, что слезы сами собой на глаза навернулись. Шмыгнул носом, а они еще сильнее потекли.

- Мама, мама…

Обливаясь слезами, он прильнул к ней, крепко-крепко обняв женщину. Та аж опешила от этого, не зная как и поступить.

- Ты чего, Мишка, как телок разревелся? Из-за батьки что ли? – похоже, решила, что он из-за порки так разревелся. - Да, отходчивый он. К утру и не вспомнит ничего. А тебе простоквашей помажем, все и пройдет…

Костя же никак не мог ее отпустить. Стоял и плакал. Все в его памяти разом всплыло, что так давно и основательно прятал глубоко внутри себя или топил в дорогом виски: и бабушкин ласковый голос, и ее неимоверно усталый взгляд во время тяжелой болезни, и мамину песенку перед сном, и ее поцелуй на ночь в ушко, и доброе «сынок» в телефонной трубке.

- Ну, хватит, хватит, - мамина рука потрепала его по вихрастой макушке, вновь даря те давно уже забытые ощущения и эмоции спокойствия и защиты. – Узнаю, засмеют ведь... С меня ростом вымахал, а слезы льешь похлеще какой девицы.

Негромко засмеялась, снова коснувшись его волос. Провела в одну, в другую сторону, словно хотела привести непослушные волосы в порядок.

- Эх, Мишка, Мишка, совсем баловником растешь, - укоризненно проговорила она, вздыхая. – Чего ни свет ни заря вскочил. Сегодня же воскресенье, в школу не нужно. Да и учеба же закнчилась… Или корову со мной доить пойдешь?

Парень в ответ мотнул головой. Какая еще корова, молоко? Война…

- Не-ет, мам. Думал, э-э-э… для школы…, - сказать все равно нужно было что-то, вот он и ляпнул первое что пришло в голову раз о школе разговор зашел. - Стенгазету нужно сделать. Вот! Поэтому и встал пораньше.

Женщина, хмыкнув в ответ что-то неопределенное, пошла к сараю. У нее и так было полно дел, а утор ведь еще только начиналось.

- Газета… Газета, и на какой черт я это ляпнул? – почесал парень затылок. – Сдалась мне эта газета…

Поморщившись, покачал головой. Сейчас совсем не до школьных дел было. И тут Костя замер, боясь спугнуть внезапно пришедшую в голову мысль.

- Бл…, - вырвалось было у него ругательство, но не успело. Он с клацаньем зубов закрыл рот. – Это ведь тоже ГАЗЕТА! – так и произнес, с большой буквы «Г». – Здесь можно публиковать стихи, тексты песен… Пусть и школьная, но это начало, реальная возможность выстрелить!

Внутри него тут же «проснулся» тот прожженный делец, что за неделю мог состряпать два, а то и три, проходных хита. Получались пусть и одноактовые, в ритме бум-баба-бум, но все же реальные хиты, которые месяцами крутили в клубах и на радио. Неужто здесь не справится со школьной газетой?

- Легко! Ну, Костя, дава… Не-ет, ты теперь Мишка!

Охвативший его зуд требовал движения, причем немедленного. Бросив быстрый взгляд на небо (судя по солнцу дело шло к шести утра), выбежал со двора.

- Сторож вроде в школе… Ничего… Скажу, что поручение от пионерской организации. Как миленький пустит, куда денется…

И оказался совершенно прав. Дед Прохор, страхолюдный дедай в овчинном тулупе (мерз старый, даже летом не снимал), сначала встретил его в штыки. Мол, чего тут шляешься, как оголтелый. Не дай Бог, стекло разобьешь! Но сразу же сменил гнев на милость, услышав про поручение.

- Добре, добре, - прогудел он, одобрительно качая головой. – Хорошее дело, Михайла. Давай, швыряйся, коли поручение… Я ведь в гражданскую тоже… Бывало пакет какой везешь…

Но парень его уже не слышал. Память прежнего Мишки вела его прямо в библиотеку, где и хранилась вся нужная ему канцелярия: листы ватмана, карандаши, правда, только двух цветов – красные и синие, а также тушь.

- Это шанс показать себя! Пока все будут сопли жевать, я уже тут как тут…

В библиотеке он сразу же сдвинул два широких стола, приготовил поле для творчества. Положил с края пару больших листов ватмана, чтобы на мелочи не размениваться. Если уж делать, то делать так, чтобы громко прозвучало. В середку столов рассыпал карандаши, кисточки, стерки. Тушь пока не трогал, оставив на самый конец.

- Ну, понеслась!

Его задумка была просто и в то же время очень сложна, и касалась не столько школьной стенгазеты, сколько самого обычного плаката. Нужно было прямиком к известию о начале войны повесить свой плакат на двери сельсовета, чтобы его увидело как можно больше жителей. Естественно, содержание должно было цеплять, самым натуральным образом слезу выбивать. А кому не знать всю эту «слезливую» кухню, как не ему – мастерупера?

- Так слезу выбьем, что портки и рубахи менять придется!

Центр плаката, конечно, же будет занимать она! Тут и споров не могло было быть. Графикой он давно уже занимался на весьма достойном уровне, поэтому ничего сложного не видел в том, чтобы изобразить классический рисунок Родины-матери.

С нужным настроем все получалось, как нужно. Под уверенными движениями быстро появлялась женская фигура в развевающихся одеждах и вскинутой к небу рукой. К краю листа тянулись десятки винтовок с длинными штыками, создавая ощущение сотен и сотен стоящих за спиной женщины бойцов. Но сильнее всего притягивало взгляд ее выразительное лицо, едва не пронзающее зрителя своим непреклонным взглядом.

- Вот же…

Магия взгляда Джоконды (ощущение, что изображенное на полотне лицо наблюдает за человеком, в какой бы точке помещения тот ни находился) сработала на все сто процентов. Куда бы он ни шел, взгляд женщины с плаката тут же следовал за ним.

- А в цвете, вообще, бомба будет!

С тушь, правда, пришлось повозиться. Все никак приноровиться не мог к этой технике. Вот и провозился до самого полудня. Получилось бы и дольше, но его отвлек шум в коридоре.

- Михайла! Михайла, окаянный, черт тебя дери! Выметайся со школы! Закрывать буду! – старик, прихрамывая, вошел в библиотеку. А лицо у него было таким, что впору было за врачом бежать: усы и волосы на голове торчком, глаза большие и губы трясутся. – Люди сказывают, что война началась с немцем. Киев и Минск бонбили. Народу тьму побили… Ух ты! Ты… Это ты сделал?

Уже готовый плакат в рамке стоял у книжной полки, а с него смотрела родина-мать в ярко-красном одеянии. Строгое женское лицо смотрело, словно с иконы, и просило защитить.

- Богородица…

И непонятно, что там в женском взгляде разглядел дед Прохор. Может самого себя, кроху, которого бабушка взяла первый раз в церковь. А может и ту самую закопченную иконку богоматери, что перед отправкой на войну с проклятым германцем дала ему старенькая матушка. Непонятно. Только проняло его до самых печенок, аж дурно стало.

Вдруг старый коммунист трясущим руками начал неумело осенять себя крестом. Губы же, похоже, молитву зашептали.

- Иди-ка ты, внучок, к сельсовету. Иди, иди. Пусть такое все видят. Иди, а мне что-то в глаз попало, - он и в самом деле начал тереть глаза. Хотя что-то парню говорило, что дед лукавил. – Поспешай, поспешай…

Кивнув, Мишка, теперь уже Мишка, аккуратно свернул плакат и пошел к выходу. Теперь предстоял его выход.

***

Сильно палило солнце, заливая проселочную дорогу и раскинувшиеся хлеба нестерпимым жаром. Вдоль поля с рожью шли двое мужчин и о чем-то спорили. Тот, что справа, низенький плотный мужчина с лысеющей макушкой, степенностью и ухватками похожий на крепенького боровичка, нес складной портновский метр. Время от времени останавливался и начинал измерять высоту колосьев. Шедший слева был его полной противоположностью – довольно высок, сухопар и обладал густой черной шевелюрой, правда, прятавшейся под кепкой.

- Вы видите? Это же катастрофа, Алексей Петрович, - чуть не со слезами на глазах проговорил директор колхоза «Красный путь», тыча линейкой. – Через пару дней уже июль, а хлеб, словно и не рос, вовсе. А трещины какие!

Его собеседник, первый секретарь Инсарского райкома, понимающе качал головой. Ему и без метра все было понятно. Без дождя от хлеба скоро, вообще, ничего не останется. Трещины в земле такие, что аж ладонь пролезает. Страшное зрелище, особенно, для хлебороба.

- Ну, товарищ Салимов, про катастрофу вы все-таки лишку дали, - первый секретарь, как и настоящий руководитель, не спешил впадать в панику. Не мог он себе такого позволить. – Будет дождь. Обязательно, - и с уверенностью уже добавил. - Должен быть дождь… Хм, смотри-ка. Кто-то знатно пылит…

Оба развернулись в сторону леса, откуда тянулась проселочная дорога. Там кто-то так на мотоцикле гнал, что пыль столбом стояла. Эдакая здоровенная серая туча над головой.

- Так это же наш Витька из третьей бригады! Сюда, давай! – директор выпрямился и призывно замахал рукой. Мол, здесь мы, давай сюда. – Что-то стряслось видно… Опять наверное из района звонят или вас, Алексей Петрович, из райкома ищут…

Только не прав он оказался.

- Дядько Федор! Дядько Федор! – едва заметив их, заорал мотоциклист, совсем молодой белобрысый парень. Мотоцикл при этом взревел еще сильнее, едва не взлетая воздух на кочках. - … Ойна! … На!

Первый секретарь райкома и председатель с недоумением переглянулись. Слышалось будто бы матерное слово!

- Война! – с перекошенным лицом закричал парнишка, давая по тормозам. Мотоцикл встал, как вкопанный, а его седок полетел с железного коня кубарем. – Война…, дядько Федор, - уже валяясь в пыли, повторял снова и снова он. – Война началась… По радио объявили… Молотов.

Председатель с очумелыми глазами судорожно глотал ртом воздух, не зная что и сказать. Выглядевший не лучше, первый секретарь быстрее пришел в себя.

- Караказов, за руль и гони к правлению! – крикнул он председателю, а сам уже запрыгнул в люльку. – Быстрее! Что столбом встал?!

Весь путь до села, почти двенадцать с лишним верст, им показался целой вечностью, хотя и гнали «на всю железку». У правления их уже ждала целая толпа – чуть ли не все село собралось.

- Товарищ председатель, как же так? Алексей Петрович? Что же теперь будет? – со всех сторон на них сыпались вопросы. Встревоженные люди напирали со всех сторон, кричали, размахивали руками. – А почему товарищ Сталин не высту…

Первый секретарь, отмахиваясь от жителей, перегнулся через открытое окно правления и схватился за трубку телефонного аппарата:

- Райком мне! Да, да, райком! Какая разница? Любой номер!

Он хотел сам все услышать. Вдруг, это все глупая ошибка. Ведь, никакой войны просто не могло было быть! У них же с Германией пакт о ненападении! Какую-то неделю назад только статья в «Правде» вышла о том, что все слухи о скорой войне это провокация недобитых троцкистов.

Районный комитет партии откликнулся почти сразу. На той стороне, судя по голосу, был его заместитель – второй секретарь Ведерников.

- Ведерников, ты? Что там происходит? Не слышал я ничего! В поле был…

И по мере рассказа, его лицо вытягивалось все больше и больше. В какой-то момент он стянул с головы кепку и прямо ей с силой вытер залитое потом лицо.

- Твою мать… Война началась…

Ведерников, подтвердил, что с пол часа назад с речью выступал Молотов. Мол, Германия без объявления войны напала на Советский Союз. Ровно в четыре часа утра немецкие самолеты сбросили первые бомбы на Киев и Минск. Тогда же государственную границу пересекли и вражеские войска.

Он положил трубку на место и развернулся к людям.

- Война, товарищи. Началась война, - со стороны застывшей в молчании толпы донесся тяжелый вздох. Кто-то в самой середке по-бабьи запричитал, то ли молитву читая, то ли жалуясь на горькую судьбу. – Я в район…

Но сделав несколько шагов по направлению к ждущей его машине, вдруг остановился. Его взгляд привлекла одна странность – яркий плакат на стене правления.

- Плакат, - то ли спросил, то ли произнес он. – Защити, - медленно прочитал он слова, написанные на кромке ватмана.

Первый секретарь немало повидал самых разных плакатов. Ко многим из них лично приложил руку, будучи на других должностях. И это неудивительно, ведь агитация была одной из форм партийной работы. Словом, знал, что и как нужно делать с наглядностью. Но здесь было что-то совсем иное.

- Поднимайтесь и стары, и млады, кто сумеет оружие держать, - шевелились его губы, повторяя строки призыва-стиха.

Он сделал шаг вперед, чтобы все рассмотреть в подробностях.

Все было строго, но в то же время чрезвычайно выразительно. От седой женщины на плакате с резко вскинутой рукой веяло суровой непреклонной решимостью и иступленной надеждой одновременно. Заглядывая едва ли не в самую душу, она, воплощение всех матерей огромной страны, звала своих сыновей на помощь.

– Родина-мать зовет своих сыновей… А цепляет, - первый секретарь почувствовал, как к горлу подступал ком. Старенькую мать вспомнил, что когда-то давно так же провожала его на германский фронт. – Откуда плакат взяли? Товарищи, кто плакат повесил?

Ему уже было ясно, что место этому плакату не в далеком, Богом забытом селе, а в районном центре или лучше столице области. Нужно было как можно скорее оказаться с ним в местной типографии, чтобы уже к завтрашнему утру, а лучше к сегодняшнему вечеру, изображение «Родины-матери» с воззванием висело возле каждого учреждения.

- Кто художник? Давайте, сейчас до типографии доедем и оттиски сделаем.

И тут людская толпа к его удивлению вытолкнула из своих рядом какого-то парнишку, школьника старших классов по виду.

- Это ты нарисовал? – удивился мужчина, с трудом веря, что этому самому обычному на вид пацану удалось создать такой плакат. У него в райкоме настоящие художники с дипломами из самой Пензы работали и ничего даже близкого нарисовать не могли. А тут всего лишь какой-то мальчишка?! – Не врешь? – придал голосу стальных ноток. Вопрос был очень серьезным. - Это точно ты?

Но вперед парня вышел какой-то дед в тулупе. Весь взъерошенный, борода торчком, настоящий кержак.

- Мишка это, товарищ Первый! Сам видел, как он рисовал в школьной библиотеке, - старик кивнул на длинное деревянное здание рядом. – А во вранье никогда замечен не был. Не из таковских.

Первый секретарь еще раз смерил взглядом мальчишку и кивнул головой:

- Собирайся, в район со мной поедешь. В типографии поможешь…

Если интересуетесь тематикой "ПОПАДАНЦЫ НАДИРАЮТ ЗАД НЕМЦАМ" во всем ее разнообразии, то могу посоветовать из своего:

1) "Зеленый фронт" в двух книгах (БЕСПЛАТНО). Красноармеец-парнишка попадает в дерево и начинается... Прокачивается до... Бога, почти. ИМХО, очень даже неплохо. https://author.today/reader/123543/984595

2) "Чужая война" в двух книгах (БЕСПЛАТНО). МАГ-НЕКРОМАНТ ИЗ ЧУЖОГО МИРА ПОПАДАЕТ В НАШ, В 1941 ГОД. Наводит шорох, но и сам немного огребает. Война, все-таки. Довольно живо и свежо. https://author.today/reader/117132/929681

3) "1941 г. Друид. Второй шанс" (ПЛАТНО). Друид попадает в наш мир, в 1941 год. ДАЕТ ПО ЗУБАМ НЕМЦАМ, НО И НАШИХ СТРОИТ ПО ЛИНЕЙКЕ. ГГ, по-моему, немного резковат и силен, но это мое мнение. https://author.today/reader/262130/2357408

Приятного чтения! С наступающим праздником))