Лирик против вермахта

Глава 28. А не замахнуться ли нам на нашего Ульяма Викторовича Шекспира?

***

Директор завода весь побагровел от возмущения. Рот искривился, того и гляди по матери обложит. Головой дёргал из стороны в стороны, разглядывая разгромленную комнату отдыха.

- Вот, вот..., - задыхаясь от возмущения, бормотал он. При этом тыкал пальцем то в одно, то в другое. - Я же говорил, что они всё изуродуют! Видите, видите? Это же через одного хулиганье! Смотрите, всё стены сажей извазякали, места живого нет! А стол, стулья? Чем помешали? Видите, товарищ Старинов? Я ведь вас предупреждал, а вы меня не слушали...

Мишка в ответ виновато развёл руками. Мол, и правда, был не прав. Комната отдыха, действительно, напоминала натуральный хлев в самом худшем смысле этого слова. Белоснежные побеленные стены были в чёрных разводах от сажи. В углу кто-то разлил мазут, отчего в комнате стоял тяжёлый запах. У мебели отломаны ножки. Не починить, теперь только на дрова.

... Хорошо, самовар после смены унёс в свой кабинет, а то его бы в добавок сперли, - вздыхал директор. - Сукины дети... И как, товарищ Старинов, с ними план выполнять, да ещё без брака? Как, скажите на милость?

На Веретенникова смотреть было страшно. Он чуть не плакал, тяжело вздыхая и хватаясь за сердце.

- Совсем по-хорошему не понимают. Вы к ним со всей душой. Сортир тёплый - нате, прибавку за выработку - берите, тёплую комнату для перерыва - пожалуйста. Графья настоящие! А они, что? Вон что наделали! Что вы молчите?

Мишка в задумчивости прохаживался. От одной стены к другой, и обратно. Честно говоря, случившееся его не сильно удивило. Чего-то такого он и ждал.

- Я не молчу, товарищ Веретенников, а думаю, - неторопливо проговорил парень. – Все нормально. Все идет по плану.

У директора аж лицо от такого вытянулось. Глаза выпучил, губы затряслись. Мол, как нормально? Как по плану? Это же вопиющее происшествие! Потрачены государственные средства, проведены работы, и, получается, все попусту?

Мишка вскинул руки в успокаивающем жесте.

- Я еще раз повторяю, товарищ Веретенников, не волнуйтесь, - с нажимом повторил Старинов, давая понять, что происходящее находится под его полным контролем. – Теперь этим займутся компетентные органы. Так ведь, товарищ капитан?

Угрюмый мужчина с лычками наркомата государственной безопасности, повсюду сопровождавший Старинова, молча кивнул. Ведерников тут же посерел.

- Все понятно, товарищ Старинов. Я тогда пошел… Много работы, очень много…, - директор дернулся к двери. – Во втором цехе как раз должны электролит заливать… Я пошел?

Дернул за ручку и быстро скрылся за дверью. Понял, похоже, что здесь идет какая-то странная игра, в которой он совсем лишний. Сообразительный, осторожный.

Проводив директора глазами, Мишка развернулся к своему куратору от наркомата госбезопасности. Пришло время перейти от пряников к кнуту, в чем и должен был помочь капитан. Ведь, план в этом и состоял: начать с «мягкого», «хорошего», а закончить «жестким» и «неприятным».

- А как вы, товарищ капитан, относитесь к театру? – хитро улыбнувшись, подмигнул Старинов. – Мне нужна будет ваша помощь в одной театрализованной постановке. Да, да, не удивляйтесь, именно в постановке. Готовы? – ничего не понимающий мужчина качнул головой. – Хорошо, что готовы… Знаете, а не замахнуться ли нам на Шекспира? Чтобы остро, актуально, и, главное, душевно!

Глядя на удивленного капитана, Мишка от души рассмеялся.

- А наша постановка будет называться «Самый справедливый советский суд над откровенными саботажниками и хулиганами», - широко улыбался парень, уже рисуя в своей голове весь замысел. Что и говорить, приятно себя чувствовать вершителем судеб. – Прямо на заводе организуем выездное заседание «тройки. Я тут уже зал присмотрел, где можно будет собрать часть заводского коллектива, особенно, колеблющейся молодежи. Пусть посмотрят, как выглядит кнут. Понимаете меня?

Мужчина задумчиво кивнул. От удивление на лице уже и следа не осталось. Такой выдержке и сообразительности можно было только позавидовать. С другой стороны, что в этом удивительного? Это же наркомат государственной безопасности, а не детский сад.

- А что потом с этими? С братьями Сажинами? – капитан сразу же ухватил суть того, что задумывалось. – Просто попугаем? Если так, то не будет толку. Насмотрелся я на таких. Наглые, осторожные, свои права хорошо знают. Таких пугать, только время терять. Я бы всю эту шваль к стенке ставил, да не за что только.

- Так надо знать, как пугать…

Естественно, Старинов понимал, что у его театрального представления должен быть конкретный и понятный всем результат. Иначе, как говорится, овчинка выделки не стоит.

- По бумагам им «нарисовать» какую-нибудь уголовную статью на пару лет сидки. Наверняка, что-то подходящее найдется. Не поверю, что у наших доблестных органов ничего нужного на них не найдется, - сделав продолжительную эффектную паузу, Мишка продолжил раскрывать замысел. – А вот на заседании при всех объявить совсем другую статью. Причем выбрать такую, чтобы сразу пулю в лоб. Главное, про это при всех объявить. Все и каждый должны видеть, что их лидерам лоб зеленкой намажут.

Выдав все это, Мишка сразу же увлек за собой капитана в сторону заводского зала. Решил на месте осмотреться, как все будет выглядеть.

- Смотрите, сколько здесь места! – махал руками парень, с трудом сдерживая нетерпение. Хотелось, как можно скорее начать реализовывать свою задумку. – Тут поставим столы для членов «тройки», накроем зеленым сукном, положим пару толстых папок. На стену нужно повесить большой герб, чтобы с каждого угла зала было видно. С боку будут обвиняемые сидеть, с наручниками и двумя, а лучше четырьмя конвойными. И чтобы в полном вооружении, с автоматами, подсумками, штык-ножами.

Мишку уже было не остановить. Возбужденный, едва не наэлектризованный, он носился по залу, говорили, говорил и говорил, как и что должно было быть. Капитан, уже уставший удивляться, ходил за ним и молча что-то чиркал в блокноте. Записывал детали.

- … Главное, товарищ капитан, чтобы все выглядело по-настоящему! Понимаете меня?! В этом корень всего! Найдете таких товарищей в члены тройки? И знать о плане должны только они и никто больше. Конвойные ни о чем даже догадываться не должны…

Капитан кивнул. Мол, надежные товарищи, конечно же, найдутся. Для нужного и правильного дела, обязательно найдутся.

- Хорошо, очень хорошо, - задумчиво повторял Мишка, поднимаясь на сцену зала. Именно здесь, на виду всех, и должны располагаться члены «тройки» - судьи. – Мы их ссаться и сраться от страха заставим. Пусть думают, что по закону их к стенке ставим. Вот и поглядим, кто будет последним смеяться.

***

Московское городское общежитие пролетариата № 12.

14-ая комната в общежитии пользовалась дурной славой. Соседи, если мимо нужно было пройти, делали это на цыпочках, стараясь не дышать. Не дай Бог, Сажа или его кодла услышит или, что еще хуже, увидит. Сразу же какую-нибудь гадость учудят.

- … Сажа, там же еще осталось? Почти ящик бухла же взяли. Давая еще по маленькой? – к Саньке Сажину, которого в кодле уважительно звали Сажей, подошел худой, как штырь, пацан. Тот сильно смуглый, глаза большие, черный, за что и получил погоняло Цыган. – Хорошо же пошло.

Сажин-старший сидел на самом козырном месте – на кровати у пышущей жаром печке. Был в одной майке, на руках виднелись наколки.

- Никшни, Цыган, - лениво цыкнул он на смуглого, даже не открывая глаз. Как сидел, откинув голову к стене, так и остался сидеть. – Ты с пары стаканов в свинью будешь, а завтра на работу. Тебе, дурья башка, сколько раз говорить, чтобы дурака не валял? Сиди и не высовывайся, пока мы новое дело готовим! Вот подломим тот универсам, тогда и бухнем, как следует. Понял?

Цыган угрюмо кивнул, отходя к своей кровати. При этом даже не думал возникать. Не дурак, не все мозги еще пропил. Прекрасно знал, что, если откроешь рот, то Сенька Бык сразу же в рожу даст. А кулаки у него такие, что не дай Бог.

- Так и сиди, - сам же чуть пригубил из стакана. Для себя Сажа имел совсем другие законы, которые на других не распространялись. – Черт, кто еще там?

Сажа недовольно вскинул голову, услышав громкие шаги за дверью и сразу же стук.

- Сенька, метнись-ка, погляди, кто там, - кивнул он брату, который сидел на соседней кровати и с сопением грыз пряники. – Если кто-то из этих чушков, настучи им по башке, чтобы больше не повадно было. Да, брось ты эти пряники.

Здоровяк что-то вякнул в ответ, но поднялся и пошел к двери. Брата он во всем слушался.

- Кто там исчо? Я щас те…

Сенька Бык договорить не смог. Дверь, содрогаясь от ударов, наконец, не выдержала. Резко распахнулась и с силой ударила парня по голове, отправив его на пол.

В комнату быстро вошли четверо мужчин в форме сотрудников наркомата внутренних дел. Все крупные, крепко скроенные, с наганами в руках, тут же взяли всех в комнате под контроль.

- Кто Александр Григорьевич Сажин? Семен Григорьевич Сажин? – посыпались вопросы, подкрепленные недвусмысленными жестами рук с револьверами. – Встать! Быстро! Александр Сажин? Семен? Вы арестованы! С вещами на выход!

Остальная часть кодлы – трое пацанов – посерели и вжались в стены на своих кроватях. Никто из них даже не отсвечивал, надеясь, что не за ними пришли.

- Быстрее! Руки! – обоим Сажиным защелкнули наручники, чем поразили их еще сильнее. По какой-нибудь хулиганке никто так «жестко» работать не будет. – На выход!

- Начальник, что тут происходит? – попробовал было возмущаться Сажин-старший, демонстративно сплевывая на пол. – Что за беспредел? За что браслеты? Мы с братом, вообще, не при делах. Мы работяги, как его там, пролетариат. Целыми днями на заводе пашем, не вздохнуть не пернуть…

Но никто с ним и с его братом не церемонился. Саньке тут же сунули кулаком в живот, заставим его скрючиться со стоном.

- Подъем, живо!

С этой минуты для Сажиных началась новая жизнь, правда, они этого еще не осознавали. Оба не понимали, что происходило и за что их арестовали. Никто из сотрудников наркомата государственной безопасности ничего не говорил. Все общение ограничивалось лишь короткими резкими командами – «встать», «сесть», «вперед», «стоять», «молчать».

Санька, конечно, имел пару мыслей на счет ареста. Грехов за его кодлой, честно говоря, хватало. В прошлом месяце они «подломили» винный магазин, взяв три ящика вина. Неделю или две назад «раздели» пару припозднившихся гражданок на улице, сняв с них сережки и кольца. Может что-то из них всплыло? Кто знает.

Было и еще одно дело, о котором могли прознать чекисты. Он на следующей недели наметил «взять» крупный универсам, в котором, по слухам, было полно американских деликатесов – консервированные сардины и маслины, разная тушенка, дорогой алкоголь, сосиски и копченные колбасы. Словом, дело крупное, за которое точно по головке не погладят.

- За что, начальник? – время от времени кричал Санька, в сторону глухой железной двери камеры, куда их с братом посадили. – Что нам «шьют»?

С той стороны, по-прежнему, молчали.

- … Обо всех делах помалкивай, - подсев на лавку к брату, шепотом заговорил Сажин-старший. – Запомни, ты ничего не знаешь, ничего не слышал. Понял меня?

Тот кивнул. Сенька, вообще, молчун, редко говорил.

- Нормально, Сеня, нормально. Ничего они нам не «пришьют», - Санька ни сколько не сомневался, что все обойдется и на этот раз. Ничего серьезного все равно за ними не было. А «отъехать к хозяину» он не боялся. По авторитетной статье сесть не страшно. – Даже при самом хреновом раскладе, нам только малолетка корячится. Так что, Сеня, ху… мы на них положили, - довольно ощерился пацан. – Ладно, давай покемарим. Завтра видно будет.

И завтра, действительно, стало видно. Только увиденное совсем ему не понравилось.

***

Сажиных подняли рано утром. Сонных, недовольных, сразу же посадили в воронок и куда-то повезли. По-прежнему, никто и ничего им не объяснял.

- Чертовы красноперые, молчат, как рыбы, - сквозь сжатые зубы шипел Сажин-старший, сидя с братом и военным на заднем сидении автомобиля. – Хрен их поймешь…

- У, завод! – вдруг удивился Сенька, пялившийся все это время в окно. Увидел знакомые места и затыкал пальцем в окно. – Завод!

Санька резко развернулся к окну. Действительно, на территорию завода въезжали. Как раз проехали ворота и сторожевую будку.

- А че на завод-то? – вскинул голову парень. – Чево там забыли? За нашими грамотами что ли? – фыркнул он, довольный своей шуткой. – Мы ведь пролетариат, гражданин начальник. Пашем от рассвета и до заката.

Вышли прямо у проходной, и под конвоем прошли внутрь. Дальше шли по длинному коридору мимо заводских цехов, пока не уперлись в двухстворчатые ворота. За ними, насколько Сажин-старший знал, находился местный зал.

- Проходим, - замешкавшегося Саньку ткнули в спину, заставляя поторапливаться. – И без сюрпризов!

Так ничего и не понимая в происходящем, парень толкнул двери и сделал шаг вперед. Правда, на самом пороге споткнулся, ослепленный ярким освещением из десятка люстр. Его взгляд забегал, натыкаясь на десятки, сотни людских лиц, красный флаги в углах, огромный герб Советского Союза.

- Проходим, не задерживаемся! – из-за спины вновь послышался сухой холодный голос. – Вперед, вон к тем лавкам.

Его брат, вообще притих. Шел, молча, безропотно, как баран на заклание.

- Садимся! Молчим! – на плечи Саньке с силой нажали, усаживая на широкую лавку у стены.

У Саньки от волнения глаз задергался. Слишком уж странно все было. Очень непривычно. Куча самых разных вопросов вертелась в голове. Почему их с братом на завод привезли, а не в следственном изоляторе оставили? Какого черта здесь так много заводчан собралось? А кто те люди на сцене за столом? Но все эти вопросы оставались без ответа.

А потом началось такое, что и подумать страшное…

- Товарищи заводчане, приглашенные, прошу считать открытым выездное заседание судебного совещания при НКВД СССР, - из-за стола на сцене встал высокий тучный мужчина в майорском мундире наркомата внутренних дел. Выглядел внушительно, как и полагается человеку в таком звании. Говорил строго, резко, словно рубил с плеча. – Сегодня слушается дело Сажина Александра Григорьевича и Сажина Семена Григорьевича о саботаже государственного оборонного задания. В составе чрезвычайной тройки судебного совещания майор государственной безопасности Анохин, прокурора Сипова и секретаря…

У Сажина-старшего аж глаза округлились от услышанного. Какой еще саботаж? Чего они там такое говорят? Ни на какой саботаж они не подписывались? Что это еще такое? Это же политические вещи, а не уголовка. Парень, не дурак, соображал, что за уголовку послабление может быть, а за политику сразу кончат.

- Товарищи, в условиях военного времени, когда враг находится у сердца нашей страны – города Москвы – братья Сажины целенаправленно саботировали распоряжения товарища Сталина о выполнении государственного оборонного плана. Под их непосредственным руководством осуществлялось саботирование распоряжений заводской администрации, что в итоге привело к потерям…

Санька Сажин с каким-то ужасом слушал эту речь, понимая, что все идет самому настоящему безумию. Ведь, им с братом «шили» самое настоящее политическое дело, за которое в это время только одно наказание – расстрел.

- … С учетом собранных доказательств тройка признала вину Сажина Александра Григорьевича и Сажина Семена Григорьевича в саботаже государственного оборонного заказа, - продолжал читать постановление майор. – Оба приговариваются к высшей мере социальной защиты, к расстрелу.

В зале стояла такая тишина, что отчетливо слышалось тиканье часов у кого-то из людей на сцене. Молодежь, сидевшая в зале, словно застыла. Лица у всех мраморные, глаза выпученные, едва дышат. Про Сажиных и говорит нечего – краше только в гроб кладут.

- Как же так? Граждане начальники, что такое делается? – Сажин-старший говорил с трудом, заикался, голос дрожал. – Мы же никогда… Слышите? Мы же работяги… Как же можно? Какой саботаж? Сенька, дурак, что молчишь? Сенька?!

А здоровяк, как сидел, так и продолжал сидеть. Только брючина у него мокрая была, и взгляд какой-то дикий стал.