Лана из Змейгорода

Глава 26. Битва

Накануне Перунова дня вершины гор закрыли мохнатые шапки пришедших с Восхода грозовых туч. Весь предыдущий день томил удушливым зноем, делая доносящийся со стороны стана Кощеевых слуг запах разложения и скверны почти невыносимым. Однако уже к вечеру подул свежий ветер, небо пронзили зарницы и набухшие ожиданием облака излилось дождем.

В горах грохотало и громыхало так, словно там уже шла битва. Хотя кто сказал, что могучий тучегонитель вместе с праведной ратью ушедших в светлый Ирий воинов не громил полчища обитающих искони в междумирье древних врагов. Смертные радовались грозе, считая ее добрым знаком. Ящеры, особенно старики, по привычке ворчали:

— И как мы, спрашивается, полетим? — качали они головами, глядя на извергавшиеся с небес потоки воды. — В такую погоду только погибели себе искать. Дождь промочит крылья, и мы не то что петли наматывать и бочки крутить, взлететь не сможем!

— Выйдем на битву пешими! — упрямо отзывались те из ящеров, кто устал сидеть за стенами, наблюдая за бесчинствами Кощеевых данников.

— И увязнем по уши в грязи вместе со смертными, — возражали те из старейшин, которые открыто сомневались в том, что Мудрейший правильно истолковал волю Велеса. — К утру дождь превратит поле в непроходимое болото, в котором увязнет конница, а пехота просто утонет.

— Нешто наши разумницы-русалки не могут усмирить бурь-погодушку? — дивились смертные ратники.

— Когда в небо на своей огненной колеснице выезжает сам тучегонитель Перун, бабам и девкам там делать нечего, — с чувством легкого превосходства отвечали ящеры.

Вообще-то, Лана и сестры дождя почти не боялись и в другой ситуации обязательно поднялись бы в небо, сберегая от гнева разбушевавшейся стихии лес. Благо русалки с их лебяжьим опереньем почти не страшились дождя. Хотя сильным порывам ветра сопротивляться не могли, поэтому грозы избегали. К тому же у них с сестрами существовало сейчас занятие куда более важное. Собирая дождевые струи в бесконечную кудель, сплетая из нее сети, они под аккомпанемент игравшего на гуслях Мудрейшего, взявшись за руки, вели бесконечный хоровод, на едином дыхании прославляя жизнь, защищая тех, кто утром выйдет за стены.

Все предыдущие дни при лунном свете они плели из наговорных трав пояса, а искусные хранильники отливали серебряные обереги, отводившие вражеские клинки. А еще они толкли в ступках можжевельник и зверобой, мяту и чабрец, крапиву и чертополох и насыпали их в ладанки, которые накануне битвы жены и дочери пришили своим мужчинам на рубашки.

— Наговорные травы отпугнут навь и не позволят черным колдунам навести на защитников Змейгорода свои мороки, — поясняли русалки.

А еще они окурили и опахали буевище. Чтобы жизненная сила павших помогала товарищам, а не становилась достоянием темных колдунов.

Лана и ее подруги не видели, но знали, что в стане Кощеевых слуг сейчас происходит жуткое жертвоприношение, и на темные алтари реками льется кровь. Дозорные говорили о том, что для увеличения мощи драконов Нави и немертвых заклинатели принесли в жертву каждого десятого, если не каждого пятого из войска данников. Не самый славный конец для тех, кто готовился умереть с оружием в руках, но вполне достойный трусов, за золото присягнувших на верность Хозяину Нави.

От выплеска темной магии русалок корежило, как от каленого железа, но ни одна не покидала хоровода, не прерывала пения, зная, что мужьям, отцам и братьям на поле битвы придется куда жарче.

— Он с тобой объяснился? — вечером перед началом последних приготовлений спросила Дождирада у Даждьросы.

Та только печально покачала головой.

— Ну он же мне обещал! — раздосадовано топнула маленькой ножкой сестра воеводы.

— Видимо, опять решил отложить, — вздохнула Даждьроса.

— Да куда уже откладывать? — воскликнула опечаленная Дождирада.

Лана тоже чувствовала себя неуютно, словно невесомое покрывало плачеи превратилось пудовый кольчатый капюшон с железным колпаком в придачу. И почему она в эти дни не позволила Яромиру больше, чем всегда? Зачем устыдилась соседей по лечебнице, отчего не нашла возможности уединиться, согласившись с неожиданно разумными доводами ящера о доле горькой вдовицы и детях-сиротах. Гордею это не остановило, как и ее отца, который, потеряв вместе с другими жителями посада и хозяйство, и дом, накануне битвы благословил дочь и назвал Медведко зятем.

Яромир, впрочем, в плохое не верил и в будущее смотрел с надеждой. Выслушав наставления Велибора, он, памятуя зимний поход, посоветовал воеводе тоже лишний раз не лезь в самое пекло!

— Тебе еще на моей свадьбе гулять тысяцким! — добавил он, обнимая Лану.

— А ты на мою свадьбу тысяцким пойдешь? — уважительно кивнув невесте друга, пытливо глянул на него Велибор.

— Да хоть ложкомойником! — просиял Яромир, который, конечно, тоже видел, что происходило между Даждьросой и воеводой, и не мог понять, почему они так себя ведут.

Конечно, все знали, что в запасе у ящеров и русалок почти что вечность. Но роковая случайность или злой умысел могут оборвать нетленную жизнь потомков бессмертных в любой миг.

Когда солнце показалось из-за горизонта, окрасив розовым снежные шапки на вершинах дальних гор, дождь прекратился, и промоченная равнина, отразив лучи пробуждающегося светила, вся заблестела, точно усыпанная самоцветными яхонтами и адамантами. Дождь, конечно, основательно промочил почву, сделав ее вязкой, но он же смыл с равнины большую часть скверны, направив ее вместе с водами Свияри в низину, где располагался лагерь Кощеевых слуг, превратив его в болото. И теперь солнце припекало вовсю, подсушивая почву. Тем более что небо, ворожбой русалок постепенно очищалось от облаков.

Пускай Лана и ее сестры не принимали истинного облика и не надевали на нежные тела кольчуг, как некоторые из смертных женщин, занявшие место в боевом строю или вышедшие на стены с луками. Однако безучастными зрительницами они в этот страшный и великий день оставаться не собирались. Едва прозвучал сигнал, они вновь встали в круг, сейчас на стенах, помогая кудесникам. Ибо едва только заскрипели, открываясь, ворота, на которые не раз уже предпринимались атаки, как в сторону разверстого проема, не давая защитникам Змейгорода выйти за стены, устремились разрушительные заряды темной магии и драконы Нави.

— Ну, началось! — с презрением выдохнули седоусые ветераны, шедшие в первых рядах, чтобы даже гибелью подать пример молодым.

— А вы, братцы, рассчитывали, что Кощеевы слуги вызовут вас на поединок или он сами выйдет, чтобы лучшим бойцам Змейгорода показать, что драться совсем не умеет? — отозвались воины помоложе, те, кто шел вперед с копьями наперевес, чтобы, встав в несколько рядов, создать необоримый заслон вражеской коннице.

— Да о каком поединке в случае с Кощеем вообще может идти речь, если он Правду не просто попирает, а над ней глумился, изобретая все новые подлые уловки и исповедуя Ложь? — задорно отозвались те бойцы, которые привыкли сражаться верхом, осыпая врага стрелами. — Вспомните, как едва не вышло с русалками!

К счастью, жители Змейгорода давно уже на угрозы хозяина Нави привыкли отвечать огнем, а посулам не верить. Если же кто давал слабину, жестоко расплачивался, как злополучный боярин Змеедар.

Вот и сейчас попытка застать ящеров врасплох не достигла цели. Темные заклинания еще на подлете к плотине наткнулись на незримую преграду, сотканную кудесниками и русалками, которые, не замолкая, вели нескончаемую песню-оберег. Веда и Мудрейший, принимавшие основной удар, уже охрипли, но замолкнуть себе позволяли лишь на миг, чтобы медом и елеем смазать воспаленное горло, пока остальные русалки продолжали пение, распустив волосы и то опуская руки к земле, то устремляя их к небесам.

В сосредоточенном, вдохновенном бдении каждая из русалок уподоблялась Мировому древу, связывая Явь, Славь и Правь с Восходом, Закатом, Полуднем и Полуночью, из своего тела создавая вселенную, защищая жизнь и готовясь ее воспроизвести. В груди у каждой участницы обряда словно играли построенные из звучной ели несмолкаемые гусли, и их пение, затронув струны голосовых складок, вырывалось наружу серебряными нитями для того, чтобы исправить ткань мироздания, нарушенную темными заклинаниями.

Их песня не смолкала до тех пор, пока пешие и конные бойцы не вышли за стены, спокойно разворачивали ряды. А в это время в небесах уже вели схватку ящеры Змейгорода и драконы Нави. Лана специально не следила. От напряжения у нее вздувались на лбу жилы, по спине стекал холодный пот, перед глазами вставала пелена. Но она не могла отвести взор, чувствуя небывалый прилив сил, если примечала в облаках покрытую золотой чешуей крылатую фигуру.

Она стояла ошую от забрала именно там, где сражался ведомый Яромиром полк левого крыла. Поэтому лучше других видела, что творится с этой стороны в небе, где гигантские тени крылатых ящеров сходились и расходились, временами заслоняли солнце, и, точно грозовые тучи, попеременно изрыгая всполохи огня и страшные ледяные заклинания. Хотя защитники Змейгорода уступали числом, они не позволяли драконам Нави не только взять верх, навязывая свою волю, но и не давали атаковать вышедших на поле смертных и бескрылых потомков ветви Полоза.

«Тесните их, ребятушки! Не давайте спуску супостатам! Чтоб им не продохнуть было!» — улавливала Лана обращенную к боевым товарищам мысленную речь любимо.

Закладывая головокружительные петли, вращаясь, точно бочка на мелководье, стелясь над горами или выныривая из-за облаков, Яромир, действовали настолько дерзко и стремительно, что не только управляемые заклинателями умертвии, но и драконы Янтарного побережья не могли ему ничего противопоставить.

«Держитесь парами и звеньями! — командовал Яромир. — Гоните их к стенам, пусть отведают гостинцев наших стрелометов. Мы для них кое-что припасли!»

Подавая товарищам пример, действуя в тройке с Боемыслом и Боеславом, он увлек за собой целое звено вражьих драконов, ведомых неразумной тварью, на спине которой сидел заклинатель, закладывая над городом крутой вираж.

«Давайте, ребята!» — обратился он к Гордею и его стрелометчикам.

И хотя смертные мысленную речь разобрать не могли, посыл они достаточно быстро поняли, и дважды объяснять, что делать им не пришлось. Тем более за дни осады, даже новички приобрели бесценный боевой опыт. Едва лишь заклинатель, увлеченный погоней за отчаянным ящером, золотая чешуя которого, сияя на солнце, служила дополнительной приманкой, позволил приблизиться ведомому им клину на достаточное расстояние, из стрелометов полетели стрелы.

— Есть! Получилось! — ликовал Гордей, которому удалось поразить не просто тупое умертвие, но самого чародея, одного из тех, кто составлял верхушку воинства Ледяных островов.

Еще двоих заклинателей достал развернувшийся для атаки Яромир.

Хотя Лана чувствовала, что губы немеют, а в горле что-то булькает, как после долгого полета или бега, она не прекращала пения, всю себя отдавая звукам, пытаясь помочь милому, оградить и защитить. В конце концов, когда она едва не упала, еле удерживаясь на ногах, сознания коснулась ворчливая мысль:

«Ланушка-лапушка, ты уж там не перестарайся! Нам с тобой еще свадьбу играть. Да и битва пока только начинается. Ты посмотри, что творится на земле».

В самом деле, не преуспев с попыткой сходу ворваться в ворота, Кощеевы слуги тоже выстроили пешие полки в надежде не просто попрать поле, смяв ряды вышедших на бой ратников Змейгорода, но, опрокинув их и обратив в бегство, на их плечах ворваться в ворота. В самом центре, где схватка шла всего горячее и где глубина боевого порядка достигала до двух десятков рядов, сражались смертные данники Янтарного побережья.

До того, как их сердца ослабели, подточенные тлетворным дыханием Ледяных островов, они славились как испытанные воины, непревзойденные в пешей сече. Эти умения они сохранили и на службе Кощею, сражаясь не за совесть, а за страх. Каждый, кто выходил на битву, понимал, что, если позволит себе дать слабину, закончит жизнь на жертвеннике или падет от зубов упырей и немертвых, рыскавших по краям, черным тлетворным облаком. Лучники Змейгорода, выехавшие против них верхом и на колесницах, использовали сделанные из нетленной осины сулицы и стрелы с подожженной ветошью, выжигая погань там, где не успевали огненные змеи.

— Кучнее цельтесь, ребятушки! Стрел не жалеть! — наставлял лучников боярин Бронислав. — Не давайте этой погани спуску.

Как и другие потомки Старого Полоза, он крыльев не имел и до времени истинное обличие не принимал, командуя конницей полка левой руки. Старый Боривой тоже предпочитал запряженную четверкой коней тяжелую колесницу, чьи колеса дополняли острые ножи. Тем более что и на земле он стоил нескольких десятков болтунов совета. Всегда находясь в самой гуще, Боривой перемалывал немертвых и упырей в разрозненные ошметки, возвращая прах праху.

— А ну, расступись, беззаконное навье племя! — покрывая всю равнину, разносился его зычный голос. — Повыползали тут в средний мир без спросу! Думаете, на вас не найдется управа?

Колесницы и всадники Змейгорода, тесня силы немертвых с двух сторон, пытались мощными боковыми ударами нарушить боевой порядок рати Янтарного побережья. Но пока Кощеевы данники держались с отчаянием обреченных, а попытки обойти их с тыла или сжечь сверху, натыкались на щиты, выстроенные заклинателями. Ящеры Змейгорода тоже не давали драконам Нави приблизиться к пешим ратникам на расстояние атаки, а кудесники и русалки Змейгорода неустанно плели чары, защищающие ото льда и огня, но бессильные против железа, ибо внизу разворачивалась настоящая битва тысяч мечей и тьмы копий.

— Щиты сомкнуть! Первый ряд на одно колено! Копья к ноге! — даже до стен доносились команды сотников и десятников, выстраивавших боевой порядок на земле.

Пешая рать двигалась неспешно, но ее тяжелая поступь, заглушала даже шум низвергавшееся с плотины Свияри. Сверху сплоченные ряды защитников Змейгорода напоминали ощеренное копьями-иголками, покрытое броней щитов многорукое, многоголовое существо. Пешие воины за годы боев и походов и в самом деле научились не только действовать, но и мыслить сообща, чувствуя товарищей и понимая их без слов.

Никто не забирался под чужой щит, никто не пытался схитрить, без особой надобности устроив на плече впереди идущего товарища копье. Когда требовалось остановить вражескую атаку, воины первых рядов и сами подставляли спины, образуя незыблемую подпорку для копий. Здесь не делились на первых и последних, зная, что враг может ударить и с боков и зайти в тыл. Ратники задних рядов, напирая, уплотняли строй, а потом, когда иссякали силы тех, кто шел первыми, пропускали товарищей под щиты, давая им передышку, и занимали их место, кладя уже свою требу кровавой сече.

И хотя для тех, кто стоял на стенах, происходящее внизу выглядело просто чудовищным месивом, в котором уже с трудом отличались свои и чужие, смертные женщины, помогавшие русалкам творить заклинания, попеременно вздрагивали и бледнели, увидев кого-то из своих.

— Батюшка, держись! — умоляла Купава, разглядев, как какой-то беловолосый гигант, разбив секирой щит, пытается втоптать ее отца в землю.

К счастью, Путята или кто-то еще из соседей пришел ему на помощь.

День клонился к полудню, сеча, закручиваясь вокруг невидимого центра бранного поля, дышала смертью. В силу того, что даже преданные Кощею отступники копья и топоры за редким исключением держали в правой руке, строй потихоньку кренился, как бы поворачиваясь вокруг своей оси. Лучники неустанно истребляли немертвых, колесницы, давили и перемалывали упырей. В небесах носились и сшибались драконы. Над стенами, атакуя и преследуя врагов, попеременно мелькали тени воинов то левого крыла, то правого, временами меняясь местами. Русалки и кудесники плели защитные покровы, одолеть которые оказалось не по силам замешанной на крови и смерти проклятой магии Ледяных островов.

Когда солнце миновало зенит, в битве наметился перелом. Велибору и его ящерам удалось поразить сразу пятерых заклинателей. Шит, который те создавали, треснул, и в образовавшуюся брешь хлынуло очистительное пламя, извергаемое ящерами Яромира. От немертвых и упырей левого крыла не осталось даже мокрого места, и Боривой успевший отвести конницу Змейгорода, обрушил сокрушительный боковой удар на войско данников. Глубоко вошедший в их ряды клин расстроил боевой порядок, разорвав плотный строй, расчленив на две половины. Уроженцы янтарных островов, оказавшись почти в окружении, дрогнули, готовые запросить пощады. Тем более что их теснили пешие ратники, а сверху продолжали поливать огнем уже с двух сторон ящеры.

«Ну давайте, ребятушки! Ну, поднажмите! — разобрала Лана мысль Яромира. — Осталось совсем чуть-чуть!»

В этот миг и вправду верилось, что победа близка. Но Хозяин Ледяных островов не просто так славился своим коварством, и в бой бросил далеко не все силы. Лана не сразу поняла, что за туча закрыла солнце, и почему среди знойного дня повеяло ледяным дыханием. А потом над полем, сметая все на своем пути, закружился жуткий ледяной вихрь.