Лана из Змейгорода

Глава 7. Посиделки

На посиделки к Гордее Лана отправилась в сопровождении сестрицы Даждьросы. Следовало ей тоже развеяться. Не все же вздыхать подле хворого Велибора. Звали и Дождираду, но та не решилась брата одного оставить. Тем более что Горыныч с утра тоже куда-то собирался и сказывал, что придет поздно. По поводу дружбы со смертными, дочь Хозяйки Медных гор ничего против не имела.

— Да чем они особо от нас отличаются кроме короткого века? — заметила она рассудительно, принаряжаясь перед серебряным зеркалом и собирая позатейливее косу, заплетая ее в несколько замысловатых колосков. — Матушка и вовсе говорит, что придет время и они, ступив на путь познания, превзойдут нас своим могуществом.

Лана только удивилась, покачав головой и тоже глянула на отражение, проверяя, ровно ли висят на украшенном речным жемчугом венчике прицепленные в три ряда височные кольца в виде свернувшихся змеек. Она, конечно, знала, что Хозяйка Медных гор владела ведовством и в своем каменном зеркале видела не только то, что происходит в других землях сейчас, но и заглядывала в будущее, но в такие предсказания верилось с трудом.

С другой стороны, за те века, которые люди жили бок о бок с ящерами, они много чего переняли: освоили ремесла, научились обрабатывать землю. Сейчас уклад жизни в посаде отличался от того, который был принят в Змейгороде, разве что тем, что там чаще играли свадьбы, а в домах детский лепет постоянно сопровождало кряхтение и жалобы стариков.

Просторная изба Гордея рядом с соседскими выглядела пустоватой. Родители сотника давно упокоились на погосте, пару лет назад к ним присоединилась и жена. Двоих сыновей Гордей потерял во время атаки порождений Нави на купеческий караван по пути из Гардара. Единственной надеждой сотника оставались две дочери Гордея да меньшая Бусинка, которая в этом году тоже вскочила в поневу. Для того чтобы могли они найти себе достойных женихов по сердцу, и отдал сотник на вечер избу на откуп веселой молодежи.

Хотя дни стояли праздничные, на посиделки по обычаю девушки все одно приносили какое-нибудь рукоделие. Не только чтобы урок, заданный строгими матерями, отработать, а дабы друг перед другом умениями похвастать и парням свое искусство показать. Рукодельниц да разумных хозяюшек в жены всегда с охотой брали.

Лана с Даждьросой среди смертных парней пары себе искать не собирались, но тоже захватили с собой вышивку и, сидя над пяльцами, подтягивали песне. Смертные девчонки, завидев еще одну дочь Водяного, поначалу оробели. Но потом поняли, что Даждьроса обладает нравом, кажется еще более дружелюбным, нежели Лана. И осмелели. Стали задавать вопросы про самочувствие Велибора и Боеслава, а потом попросили рассказать про старые времена.

— Вы же помните, наверное, мир до появления зла? — смущенно начала Дубрава.

— Те времена только наши родители застали, — тряхнув височными кольцами, украшенными малахитом, покачала головой Даждьроса.

А Лана добавила:

— Мы и возведения стен Змей-города не видели. Появились на свет, уже когда вал оброс посадом.

— Чудно у вас, у ящеров, — цокнув языком, улыбнулась Купава. — С таким долгим веком можно было бы столько детей нарожать, чтобы весь мир заполонить.

— И как такую ораву прокормить, особенно в истинном обличии? — напомнила про завидный аппетит ящеров Даждьроса.

— И то верно, — задумалась Гордея. — А как у вас принято в семьях? Неужели жены и мужья друг другу не надоедают за такую длинную жизнь?

— У кого нрав беспокойный, те надоедают, — пояснила Лана.

— И расходятся по разным теремам, а то и по дальним угодьям, — добавила Даждьроса, вспоминая своих родителей.

— А как же нареченные? Те, кому на роду написано быть вместе? — накручивая на палец кудрявый кончик пушистой косы, в волнении спросила Купава.

— Те обычно живут бок о бок весь долгий свой век в любви и согласии, если только смерть не разлучит, — переглянувшись с Даждьросой, пожала плечами Лана.

Истории о нареченных, чьи обручальные кольца сковал сам Кузнец на острове Буян под сводами Мирового Древа, обсуждали и на русалочьих посиделках. И едва ли не каждой из нарядных невест, мечтавших о храбром суженом, хотелось, чтобы он оказался тем самым единственным, предначертанным судьбой. Вот только не у всех выходило. Батюшке с матушкой, к примеру, не повезло. Потому и мотало Водяного да так, что занесло даже в каменный терем Хозяйки Медных гор.

Некоторые, кому Пряхи по великому расположению показывали нити их судеб, ждали своих нареченных по несколько сотен лет и не всегда могли дождаться. Кто знает, кого ей нарекла судьба? Неужели дерзкий, бесшабашный Яромир и есть ее истинный?

— А получается, для Кощея нареченными не были ни ваша сестра, ни разлучница Жар-птица? — осторожно, так, чтобы гостьи не обиделись, спросила Гордея.

— Пряхи об этом молчат, — вздохнула Даждьроса. — Моя матушка тоже не знает.

— Кощей себя одного любил, — вспоминая о горькой судьбе сестры, нахмурилась Лана. — Так, говорят, боялся однажды от меча или огня погибнуть, что, считай, от жизни отказался. Променял ее на Ледяные острова и нежизнь в Нави.

— Это ж после его воцарения изнанка мира наполовину темная стала? — зная о том, что в пограничные дни Коляды самое время вспомнить старые предания, спросила Гордея.

— Те, кто расколол душу злодейством, и меж ящеров, и среди людей вместо благословенных Чертогов предков попадают на ледяные пустоши по ту сторону реки Смородины, где чудищами безобразными все посмертие бродят, терзаемые холодом, голодом и сжигающей их изнутри жаждой разрушения, — добавила Лана.

На сердце почему-то сделалось тревожно. Вспомнилась присказка о том, куда благие намерения ведут. Словно про одного беспутного ящера, который вроде бы хотел, как лучше, а получалось вкривь и вкось.

Девицы смущенно замолчали, а потом завели песню, склонившись над рукоделием и дожидаясь парней, чтобы начать игрища и хороводы, благо изба позволяла. Зимние посиделки, конечно, любимы молодежью, но с летними гульбищами, когда на речном берегу возле городских стен собирается в кругу весь Змейгород, их не сравнишь. Здесь и развернуться негде. Когда в избы набивалось слишком много народа и завить плетни или пойти вприсядку не получалось, в кругу плясали или показывали содержание песен пять-шесть самых бойких танцоров.

Как получится нынче, Лана не знала. Парни только начали собираться. Угощали девушек сладостями да орехами и с нетерпением поглядывали на пушистые кудели и узоры на пяльцах, дожидаясь, начала игрищ. При появлении новых гостей горевшие в светцах лучины вспыхивая ярче, бросали на стены и лица собравшихся причудливые тени, а в печи потрескивали поленья. В посаде топили по-черному, очищая воздух паром, а летом предпочитая готовить на улице, указом старосты запечатывая печи, из страха пожара. Ящеры сохраняли тепло и отводили дым при помощи магии.

Когда пришли все, кого ожидали, постепенно завели игры. Парни выстроились в ряд, и девицы, отложив на лавки недопряденные кудели и воткнув в пяльцы иголки, встали напротив, чтобы затеять жеребьевку. Даждьроса с Ланой тоже вытянули жребий, но смертные парни на вещих русалок боялись даже глаза поднять. А уж когда пошли песни про вьюна, да разные поцелуйные игры, то и подавно. Впрочем, они с сестрой пришли к Гордее просто, чтобы не коротать вечер одним по избам на разных концах Змейгорода.

— Думаешь, он придет? — в перерывах между песнями спросила сестра.

— Я никого, кроме тебя, сюда не приглашала, — неожиданно зардевшись, ответила Лана, точно зная, о ком идет речь. — Ты, надеюсь, ему не сказала?

— Да с чего бы? — фыркнула Даждьроса.

Лана вышла из круга, присев возле печки, где на пригреве вылизывал пушистую шкурку здоровенный рыжий кот. После того случая с Боримыслом они с Яромиром еще не виделись. В дом Велибора, куда Лана с Даждьросой по-прежнему наведывались почти каждый день, ящер больше носа не казал. Ведал, что воевода, даже хворый, приложит не кулаком, так словом.

На гульбищах тоже не встречались. После неудавшейся воздушной потехи братья-ящеры больше в небо не поднимались, собирались только на дружинных пирах, где девицам красным делать нечего, И почему Лана нет-нет да поглядывала в затянутое бычьим пузырем подслеповатое косящато окошечко? Прислушивалась к звукам посада. Словно чего-то ждала. И ведь дождалась на свою голову.

Когда чинные игры и степенные хороводы сменила зажигательная пляска, на улице послышались звуки сопели, и под прославляющий Даждьбога и Велеса припев в избу вломились ряженые. Под берестяной личиной-скуратой пряталась облаченная в поневу поверх кафтана рыжая, кудрявая «коза», богатырской стати которой позавидовал бы и иной тур. «Охотник» в рогожной маске, дырявой шапке и с копьем хоть и навесил бороду из мочала, но собственная, огненно-рыжая, контрастирующая с черными кудрями, все равно выглядывала из-под белесых пасм.

— Кого к нам Велес-батюшка принес? — первой заподозрила неладное Даждьроса. — Это ведь не смертные.

Лана, оставаясь на своем месте, с которого поспешил ретироваться осторожный кот, похолодев, наблюдала, как олицетворяющая плодородие «коза» не просто тыкается рогом мужатым бабам в животы с пожеланием приплода, а откровенно лапает девок на глазах у парней. «Охотник» хоть и ходил опричь с рогатиной, но больше смотрел не на козу, а выглядывал кого-то среди гостей Гордеи.

Внезапно, когда «убитая» коза, для приличия подрыгав ногами на полу, все-таки поднялась, в избе разом погасли все лучины. Причем Лана точно видела, что никто из смертных озорников до них не касался. Девки разом завизжали и было, с чего. Парни, кто посмелей, воспользовавшись наступившей неразберихой, уже хватали тех девчонок, которые оказались рядом, и целовали. Кто-то откровенно лез под подолы, и не все получали за это зуботычины.

Наделенная, как все русалки, ночным зрением Лана все прекрасно видела. Но лишь до той поры, пока ее саму не сгребли в охапку и не начали целовать и ласкать, подбираясь к таким местам, прикасаться к которым дозволено только мужу.

И вроде бы какая-то часть ее нутра млела и, истекая молоком и медом, однако другая, говорящая голосом холодного рассудка, велела остановить непотребство и не в последнюю очередь по отношению к смертным девушкам и дочерям хозяина. Явно Яромир и Горыныч не рассчитывали застать тут двух русалок.

— Убери руки! — холодно приказала Лана, залепив ящеру пощечину и еще добавив при помощи магии так, что тот отлетел чуть ли не на другой конец избы.

Обида удваивала ее силу, да и Яромир явно такой прыти не ожидал, Даждьроса магией зажгла лучины в светцах, готовая вместе с сестрой дать всем обидчикам отпор.

— Нешто тебе виры, которую придется платить родителям Боримысла, мало? — с укором глянула она на Яромира. — Так, на вено никогда не наберешь.

— Или ты и не собираешься? — с горечью глянула на молодого ящера Лана. — Увозом и бесчестием решил меня взять?

— Али тебе самой не понравилось? — нисколько не смущаясь испуганных девок и притихших парней, поднялся Яромир. — Скажите, какая взялась недотрога! И для кого только себя бережешь? Уж не для Кощея ли.

— Для кого берегу, не твое дело! — закипая гневом, в сердцах вымолвила Лана. — Но уж явно не для тебя.

— Когда у калитки меня целовала, другие речи вела! — бросил ей в лицо Яромир.

— Один раз пожалела беспутного, а ты и возомнил невесть что! — воскликнула Лана, чувствуя себя так, будто ее прилюдно отхлестали плетью или выставили на всеобщее обозрение нагишом. — Видеть тебя не желаю! Уйди с глаз моих прочь, бесстыжий! Сам не уйдешь, старейшинам на тебя пожалуюсь!

— Да понял я, понял! — проворчал Яромир, вышибая ногой дверь, так, что она едва с петель не слетела.

Парни хотели было его догнать, чтобы поговорить по-мужски и хотя бы попробовать вразумить. Девчонки их остановили, а Лана подумала про себя, что не видит Горыныча. Куда и когда улизнул шебутной брат Велибора, Даждьроса тоже упустила. И в это время юная хозяйка дома, пытаясь успокоить плачущую навзрыд сестру, внезапно хватилась:

— А где Забава?