Лана из Змейгорода

Глава 6. Мертвая петля

— Ну Яромир, что творит! — наблюдая за воздушной потехой, восторженно ахала распаленная Радмила. — И что ты Лана нос от него воротишь? Не хочешь приласкать. На игрищах да посиделках с ним в пару не становишься. Да кабы на меня посмотрел такой удалец, я бы, кажется, прилюдно из поневы выпрыгнула!

— Да она и сейчас на тебе плохо держится, — заметила Даждьроса, указывая подруге на расходящийся подол плотной шерстяной юбки, у всех русалок Змейгорода в сине-зеленую клетку с широкой тисненой каймой.

— Горыныч тоже неплох, — с видом знатока заметила еще одна русалка Младислава. — Дали бы ему сейчас волю, как в бою извергать изо всех трех голов огонь, он бы всем наподдал жару.

— Сохрани Велес батюшка! — ойкнула Лана, не хуже других ведавшая, что огонь — самое грозное оружие против выведенных в Средний мир Хозяином Ледяных островов порождений Нави.

— А правду говорят, что у брата Велибора в истинном обличии не только голов три? — повернувшись к Даждьросе, томно протянула Радмила, с недвусмысленным интересом наблюдая за потехой молодых ражих парней.

Лана вспомнила, что похожий вопрос ей задавала смертная Забава, и только зарделась, представив себе совсем уж нескромную картину.

— Мне его, знаешь ли, лечить не доводилось, — звякнув височными кольцами, фыркнула в ладошку Даждьроса. — Ни в человеческом обличии, ни в истинном. А других поводов посмотреть я и не искала.

— Так ты у брата или у сестры спроси, — посоветовала Радмила, наблюдая, как Горыныч, не желая сдаваться, налетает на Яромира, заходя чуть ли не в лоб, но все равно не может совладать, путаясь в его невероятных зигзагах и петлях.

— Делать мне больше нечего. Тебе нужно, ты и спрашивай, — строго глянула на подругу Даждьроса.

— Ну правильно. Тебе-то больше по сердцу старший брат. Только ты к нему и близко подойти боишься, не говоря уже о том чтобы обратить на себя внимание. И что ж вы с Ланой такие робкие? Брали бы пример со своего батюшки Водяного.

Лана, конечно, много раз от матушки слышала, что и Хозяйка Медных гор нраву легкого и в своем украшенном самоцветами каменном тереме гостей еще как привечает. Но сказанные в запале речи делила надвое, да к тому же видела, что Даждьроса с родительницы примера не брала.

— Ты о нашем батюшке огульно не суди! — нахмурилась Лана, решившая на этот раз сама вступиться за сестру. — И других русалок по себе ровнять нечего. То, что ты высмеиваешь как робость, зовется разумным поведением и честью девичьей. Смотри, как бы тебе самой ее вместе с поневой не обронить!

Не желая дальше вступать в пререкания с легкомысленной Радмилой, Лана оставила удобное место на бровке городской стены, почти у самого забрала. Тем более что в весело гомонящей праздничной толпе свой товар нахваливал коробейник с калачами. С утра все девушки успели проголодаться, а уходить домой не хотелось. Выбрав для сытности с мясной, рыбной или грибной начинкой, Лана стала проталкиваться обратно, держа калачи за сделанную из плотного теста ручку и вдыхая будоражащие аппетит запахи свежего печива и поджарки.

Внезапно до ее ушей долетел разговор расположившихся в центре забрала вятших мужей. Ящеры и пришедшие к ним в гости смертные воины из посада, глядя на кулачные потехи и воздушные бои, тоже бились об заклад и выбирали достойнейших.

— А правда ли, что в следующий поход рать ящеров, если Велибор не встанет, поведет Яромир? — спрашивал сотник Гордей, из-под руки наблюдая, как отчаянный ящер, крутясь, точно мельничное колесо в воде и выписывая невероятные зигзаги и петли, вытесняет других участников сшибки, включая Горыныча чуть ли не за горы.

— Боец он и вправду отчаянный и летун отменный, — поглаживая седую бороду, кивнул помнивший еще времена без скверны старейшина Бронислав.

— В нынешнем походе, кабы не он, пришлось бы всем нашим тяжело, — добавил один из ветеранов, крепкий боец, именовавшийся Боривоем. — Особенно когда в битву вступили демоны с Ледяных островов и заклинатели мертвых, способные подчинить даже павших ящеров.

— Никто не спорит, такого удальца как Яромир надо еще поискать. И единоборец он искусный, — согласился с другими ящерами боярин Змеедар. — Да только для того, чтобы вести за собой войско умения побеждать в поединках мало. Надо видеть все поле боя, а не одного лишь себя и паче славы думать о том, как лучше ворога одолеть. А для этого иногда приходится действовать и хитростью, а то и вообще отступить, чтобы сберечь войско и, собрав силы, снова ударить.

— Если бы исходы всех войн решались поединком, в мире было бы куда меньше зла, — согласился Гордей.

— Увы, с хозяином Ледяных островов честная борьба невозможна, — вздохнул Змеедар.

— Что же до Яромира, то слишком он задирист и своеволен, слишком любит славу, — добавил Бронислав. — Да вы только посмотрите, что он даже в дружеской потехе творит. Ведь угробит себя и других.

Лана вслед за старейшинами глянула на небо и мигом забыла об остывающих калачах. Одолев в скорости и удали всех ящеров, включая Горыныча, Яромир бросил вызов сразу пятерым противникам и сейчас, отражая их атаки, действовал уже не просто опрометчиво, а подвергал опасности не только себя и товарищей, но и тех, кто стоял внизу. Особенно когда на бреющем полете едва не скреб пузом по городским башням, или заходил в разворот над улицами и площадями, сбивая маковки и сдувая крыльями дранку.

Когда он, уйдя в крутое пике, чтобы избежать атаки, едва не упал на город, так что старейшинам пришлось на всякий случай ставить щит, из уст зрителей вырвались уже не пожелания удачи, а раздраженные и озлобленные возгласы. Конечно, когда Яромир сумел чудовищным усилиям вывернуться, выйдя из схватки победителем, из груди Ланы и многих зрителей вырвался вздох облегчения. Но через миг он сменился воплями ужаса, при виде на то, что творилось в небе.

Желая прижать Яромира к земле, его противники заходили с разных сторон и в пылу атаки не сразу разобрали, что идут друг на друга фактически в лоб, тем более что безумный маневр ящера их тоже отвлек. Горыныч и братья Боеслав и Боемысл лишь в последний момент, уклонившись кто вверх, кто в сторону сумели разминуться. А вот самому молодому участнику схватки, сыну Змеедара Землемыслу не так повезло. Уходя от столкновения с близнецами, он взял слишком резко к земле, задел крылом верхушки покрывающего горы леса и теперь кубарем падал, ломая деревья.

Лана забыла, куда дела калачи, еще до обращения лебедкой прянув с забрала. Говорили, некоторые русалки так и калечились, ударившись о землю, точно смертные. У нее все обошлось благополучно. Даждьроса, Радмила, Младислава и другие сестры летели следом. Братья-ящеры, забыв о потехе, бросились на помощь, и одним из первых успел Яромир.

Бедному Землемыслу, который в полете принял человеческий облик, в какой-то мере повезло. Ветви деревьев и глубокий снег смягчили падение. Шею он не свернул и головы не расшиб. А остальное поправимо. Вот только одно дело раны, полученные в бою. А совсем другое — переломы и ушибы, которыми закончилась дружеская потеха. А виной всему — боевой товарищ. Герой, на которого молодому ящеру так хотелось равняться.

И вроде бы в дружеских сшибках и при отработке приемов боя тоже всякое случалось. Но не в священные же праздничные дни, когда весь город, глядя на удальцов, призывает милость батюшки Велеса и Даждьбога солнца, гадая на весь будущий год. И нашлись ведь те, кто падение Землемысла сочли недобрым предзнаменованием.

— Ну и чего ты, спрашивается, добился? Думал похвастаться удалью, а только норов свой дурной показал, — выговаривала Яромиру Лана, когда они возвращались в Змейгород, проводив до вечевой площади дровни, увозившие раненого.

Ящер на этот раз шел с повинной головой, ибо наслушался всякого. Хорошо хоть старейшины, убедившись, что Землемысл встанет на резвы ноженьки, скорее всего, даже раньше Велибора и других раненых, смогли уговорить распаленного гневом Змеедара спросить с невольного обидчика только судебный выкуп виру. Хотя в случаях более тяжких увечий могли завести речь и про изгнание.

— Да ничем я не собирался хвастаться! — словно обиженный ребенок, насупился Яромир. — Я братьям петлю, которую они уже успели назвать мертвой, показать хотел. Я же сам не мог понять, как в тот раз из нее мне удалось выйти.

— Ну и показывал бы один, — в сердцах проговорила Лана, сворачивая к дому и не возражая, когда молодой ящер увязался за ней. — Зачем братьев под беду подвел?

— Можно подумать, они вчера из яйца вылупились, — хмыкнул Яромир. — Они тоже хороши: захотели вшестером побить одного? А я виноватым оказался.

— А что ж, не виноват? — с укоризной глянула на него Лана. — Вроде бы, воин, герой, кузнец знатный, а ведешь себя хуже диких сородичей. И что моему батюшке про тебя скажут? Что удалой, да непутевый?

Ох, не стоило Лане про батюшку в такой миг вспоминать. Ибо Яромир тут же забыл и про покалеченного товарища и про игрища, закончившиеся так плачевно. Завладев рукой Ланы, он глянул на нее испытующе.

— А какое мне дело до шептунов, которые привыкли жить по старине, по обычаю, а нового знать не желают. Ты бы сама за меня пошла?

Хотела ответить Лана, что против батюшки с матушкой не пойдет, хотя точно знала, что неволить они ее не станут. Понимала, что с беспутным ящером не свить ей тихого гнезда. Таким дом не окрепнет. И все же ей хотелось, чтобы он повторил свой безумный маневр. На этот раз где-нибудь подальше от людей и только для нее.

— Я бы, может, и пошла, — сказала она, сама удивившись своей смелости. — Да только как бы ты еще раньше сватовства себе шею не сломал или изгнанником в Змейгороде не сделался. Не ведаю, что еще от тебя ожидать.

Яромир второй половины ее речи как будто и не услышал. Раньше, чем Лана успела опомниться, вокруг нее сомкнулось кольцо могучих рук, о котором она все предыдущие дни втайне мечтала. Синие глаза сверкнули совсем близко, а губы властно обняли горячие, несмотря на мороз, требовательные уста.

— Что ты творишь, Яромир? — едва успев отдышаться, выдохнула в лицо ящеру Лана.

— Целую тебя, разве не понятно. Люба ты мне. С первого дня, как увидел.

Он снова обнял ее уста, щекоча золотой бородою, и по телу Ланы побежало сладкое томление, словно посреди зимы наступила весна, и ее жилы наполнились соками пробуждающихся после зимы деревьев и трав. Голова закружилась, и оставалось только надеяться, что, кроме домового, их никто из соседей не видит.