Лана из Змейгорода

Глава 18. Купала

На Купалу они с Яромиром все-таки отправились в первый совместный полет. Впрочем, в заветные дни макушки лета для того, чтобы уединиться, не только леса, где, играя в прятки и горелки, аукали своих любушек смертные, но и целых небес оказалось мало. Желая почтить могущество возрожденного из ледяного плена Нави солнца, в бескрайнюю высь поднялись не только все невесты и женихи Змейгорода, но и те ящеры с русалками, которые прожили в браке не одну сотню лет.

Да что и говорить, делая ритуальный круг над стенами, Яромир с Ланой заметили не только Боривоя, о чем-то ворковавшего со своей достойной супругой, но и Боемысла, ухаживавшего за племянницей старого Полоза Златомилой. Поскольку невеста-ящерка, как и вся отрасль Полоза, крыльев не имела, она в человечьем обличье, словно Лана в злополучный день встречи с Кощеем, без страха сидела на спине жениха, приветственно помахав рукой.

«И куда им всем надобно? — досадовал Яромир, замечая в облаках очередную влюбленную или супружескую пару. — Ну ладно мы. У нас это первый полет. А остальным, что дома не сидится?»

«Все хотят почтить Даждьбога солнца, порадоваться вместе с ним, приманить к себе удачу», — напомнила Лана историю, которую в Змейгороде знал сызмальства каждый.

Она сама тоже всякий раз испытывала необъяснимый трепет и восторг, когда Веда или помнившая те времена матушка рассказывали, как Лада-весна вызволяла супруга из ледяного плена, из темных подвалов, куда его заманила смущенная зверем Скипером хозяйка зимы Морана. Пока Велес-батюшка злодеев отвлекал, братья Даждьбога Перун и Огонь Сварожичи пытались разбить зачарованный лед. Но помогла лишь пронизанная любовью горячая слезинка Лады-весны.

«По-моему, это очень правильно, что обитатели всех трех миров на Коляду радуются возрождению красного солнца, а на Купалу отмечают годовщину его свадьбы с Ладой-весной», — поделилась с любимым Лана, глядя вниз, где на берегу реки смертные, докатив до воды огненное колесо, уже разжигали высокие костры, в прыжке через них словно обретая крылья.

Как признавалась Гордея, Медведко ее на руках через огонь переносил. Впрочем, чему удивляться. Чай, парень вел род от семарглов. Украсившие головы пышными венками из луговых трав и полевых цветов девицы и парни напоминали молодые деревца, которые вышли прогуляться, не страшась огня.

«Да пусть бы себе радовались, но зачем все поднебесье заполонять, — словно старый брюзгливый дед, проворчал Яромир, наматывая петли и на этот раз забираясь вместе с Ланой выше облаков. — Развернуться негде. Того и гляди на кого-нибудь налетишь!»

«А ты не веди себя, как тетерев на току, и все будет нормально», — посоветовала Лана, приветствуя на этот раз Радмилу, которая летела под крылом Боеслава.

«Я рядом с тобою себя забываю! — пояснил ящер, расправляя крылья и направляя ветер таким образом, чтобы хрупкой лебедке не приходилось напрягать силы. — Где уж тут помнить о других».

Лана подумала о том, что неумение видеть других уже не раз мешало ящеру. Хотя с Медведко они тогда хорошо сработались. Да и Велибор с Горынычем на него не жаловались, принимая таким, какой он есть и ценя в бою его лучшие качества.

«Давай улетим от стен города куда-нибудь подальше», — предложил Яромир, когда они, попетляв над горами, вновь вернулись к заполненной веселящимися смертными Свияри.

Костры уже отгорали, зато тихая, полноводная Свиярь уподобилась грозной огненной Смородине, отделявшей населенную предками Славь от темной Нави. Это девицы гадали, пуская по воде венки с зажженными внутри свечками, чтобы лучше видеть, из какой стороны милого ждать. Впрочем, смертные не просто так в песнях про Калинов мост имели в виду не только гибель, но и таинство брака. Ах, скорей бы им с Яромиром эту преграду пересечь! Впрочем, пока предложение возлюбленного насчет возможности уединиться, казалось не совсем разумным.

«А это не опасно?» — забеспокоилась Лана, которую охватывал трепет при воспоминании о встрече с Кощеем.

«Да мы же не будем отдаляться от наших сторожевых крепостей», — беспечно отозвался ящер, который уже повидал в походах полмира, и явно тяготился стенами Змейгорода.

Лана, конечно, подумал о дозорных, которых хозяин Нави сумел обмануть, но возражать не стала, давая любимому возможность хоть в небе потешиться и показать свою силу и удаль. Спасшая ей недавно жизнь мертвая петля, которую он в этот раз заложил над безлюдным участком леса, оказалась самым малым из тех немыслимых колен, которые искусный летун изобретал буквально на ходу. Даже не пытаясь повторить движения любимого и прилагая немалые усилия, чтобы просто не отстать, Лана наслаждалась пьянящим ощущением головокружительного полета, свежим ветром, омывавшим ее оперение и удивительным чувством слияния, когда сила двух в их случае враждебных стихий объединяется для создания новой жизни.

Они летели над облаками, периодически опускаясь пониже, чтобы погреться в потоках поднимающегося от земли тепла и иногда бросая взгляд вниз, не теряя из виду Свиярь. Хотя все ящеры и русалки обладали прекрасным чувством направления, удаляться от Змейгорода не хотелось. Впереди уже виднелся ограничивающий владения ящеров одинокий утес, называемый Щитом исполина, когда лесная свежесть неожиданно сменилась знакомым и пугающим сырым холодом подземелья, а благоухание, мяты, мятлика и земляники перекрыл душный смрад тлена.

«Что происходит?» — все еще надеясь, что ошибается, обратилась к ящеру Лана.

«Пока не знаю, — отозвался тот, разворачивая таким образом, чтобы иметь возможность прикрыть любимую. — Но запах и магию Нави ни с чем не спутаешь».

Лана тихо ойкнула, едва не сбив дыхание. Хотя чего-то подобного она ожидала.

«Тебе надо срочно вернуться в Змейгород», — приказал Яромир, из интонаций которого исчезли все озорство и показная удаль.

Рядом с Ланой летел прирожденный, опытный воин, уже не первую сотню лет боровший Навь, и в каждом его движении ощущалась готовность отразить опасность, с какой бы стороны она ни исходила.

«А как же ты?»

«Я посмотрю, что там творится и почему дозорные ничего не видят».

«Я с тобой!» — запротестовала Лана.

Каждая жилка ее лебединого тела, ощущавшая все усиливающееся присутствие неодолимой враждебной всему живому силы, приказывала русалке лететь сломя голову под защиту родных стен. Но сердце, бившееся во время полета в такт с сердцем Яромира, приказывало остаться или удержать любимого и не отпускать.

«Мне страшно без тебя! — спешно пояснила Лана. — А вдруг Кощеевы слуги, как в прошлый раз, меня подстерегут?»

«Что ты делаешь со мною!» — простонал Яромир, явно досадуя, что в истинном обличии не может вцепиться пальцами в рыжие вихры.

Они продолжили путь, стараясь двигаться осторожно, по возможности скрываясь за облаками. Хотя магия могла их тоже выдать. С другой стороны, в окрестностях Змейгорода все пронизывали чары, сплетенные с помощью сил четырех великих стихий и Матушки — Природы. Хотя время давно перевалило за Полночь, светлая северная ночь не давала толком возможности укрыться. Но она же и позволяла внимательно все рассмотреть. Впрочем, они двигались, ведомые враждебным присутствием, которое по мере приближения все больше усиливалось.

«Это не просто стая воспользовавшихся брешью между мирами выползней, — поделился своими соображениями Яромир. — Я чувствую присутствие заклинателей мертвых и уже различаю слова проклятого наречия Ледяных островов».

В самом деле купальские дни считались не просто так заветными. Когда Солнце достигало наивысшего могущества, все семь миров сходились в ряд. Семарглы, вещие птицы и другие обитатели светлого Ирия спускались на землю, чтобы почтить солнце вместе со смертными. Те из ящеров, которые не захотели переселиться в Средний мир, покидали сумрачные пещеры, да и обитатели Чертогов предков заходили на свет высоких костров проведать своих потомков.

Другое дело, что беспечностью пирующих могла воспользоваться и алчная Навь, вечно голодная и ищущая поживу. Конечно, наивысшего могущества порождения темной изнанки достигали зимой, насылая на землю стужу и ледяные ветра, наполненные тлетворным моровым поветрием. Однако именно летом Кощеевым слугам, использующим запретную магию крови, было чем поживиться.

Лана полностью разделяла опасения Яромира. Стаю выползней загнать в Навь смогла бы не просто русалка, но даже смертный колдун. И безмозглые твари тьмы, конечно, не смогли бы преодолеть защитной преграды, установленной вокруг Змейгорода. Сейчас из-за завесы леса наползало что-то другое, куда более опасное и пугающее. Лана уже слышала стоны и крики боли и смертельного ужаса, наполнявшие берег возле того места, где Свиярь покидала Дивну. И не могла сказать наверняка, что жертвами лиходеев стали только неразумные лесные жители.

«Надо подать в сторожевую крепость весть, — принял решение Яромир. — Я оставлю тебя у дозорных, а сам отправлюсь на разведку».

На этот раз Лана не посмела возразить, понимая, что дело приобретает действительно опасный оборот, и ее суженый в такой ситуации лучше нее знает, что делать. Страха она при этом не испытывала, скорее чувствовала азарт охотника, выслеживавшего дичь.

«Странно, почему они не отвечают?» — озабоченно поделился с Ланой Яромир, после нескольких безуспешных попыток дозваться до дозорных.

«Не случилось бы чего», — чуя неладное, вздохнула Лана.

Она тоже попыталась нащупать мысленным взором дозорных ближайшей крепости, но там словно все вымерло.

И тут из-за облаков в них полетела ледяная сеть.