ИНТЕРЛЮДИЯ
— Ваше обращение официально зафиксировано… Вот его регистрационный номер в электронном правительстве… Изменения статуса можете контролировать вот здесь, вам придёт sms-сообщение с кодом доступа… — родная младшая сестра адвоката (как выяснилось в процессе работы) говорила на жонггуо неожиданно прилично.
Ван узнал, когда персонально ему перед освобождением ослабили режим и стало возможным кое-что читать в интернете: популярность китайского языка в мире выросла значительно.
За то время, что его не было.
Также, внутри самого Китая говорящий по-китайски лаовай давно перестал быть редкостью и по крайней мере в крупных городах больше не вызывал умиления и не привлекал всеобщего внимания — мир меняется стремительно.
Раньше было иначе, сегодня нормой оказывается то, что ещё десяток лет тому было немыслимым.
— Пожалуйста, не нервничайте. Всё будет хорошо. — Это к протокольным словам иммиграционного служащего уверенно добавила фигуристая адвокат, которая ни на секунду не присела, поскольку контролировала работу чиновников трёх ведомств так, словно была заказчиком неких подрядных работ и в процессе утратила доверие к исполнителям.
По правде сказать, ему было всё равно. Самая главная опасность (тоже выяснилось только что) — это если бы ему не дали сейчас этого всего написать и отправили обратно в Пекин или в любой другой аэропорт КНР ближайшим рейсом под любым предлогом.
Такого не случилось, а что до «рассмотрений дела», да в различных инстанциях… Ровно два варианта и не нужно быть великим математиком, чтобы понять, каких: либо ходатайство китайца о политическом убежище на японских островах удовлетворят, либо нет.
Самое интересное (вчерашний заключённый отлично понял быстрее других), второе вовсе не так страшно, как кажется. Даже если японские органы откажут в приюте, нужно всего лишь покинуть их страну в десятидневный срок после отрицательного решения, только и всего.
Чего бояться тому, кому бояться нечего — усмехнулся про себя бывший профессор. Экстрадировать в Китай неудавшегося беженца Япония не будет категорически — пока оформлялись, адвокат объяснила добрый десяток железных оснований, почему.
Также, она прошлась по целому сонму законов перед тем, как вынести устный вердикт: невозможно. О возврате гражданина Вана в Поднебесную руками Страны Восходящего Солнца не может быть и речи. Отказ в пребывании на своей территории («…даже если и, чего не будет!» — оговорилась девица) — совсем другой процесс, никак не связанный с принудительным ограничением свободы и передачей вчерашнего узника в руки не самого дружественного режима.
Под аккомпанемент унылых физиономий одной половины присутствующих и под сдержанно-собранные лица других документы наконец были собраны в аккуратную стопку, стопка помещена в папку.
Ван уже давно разучился нервничать, но в силу специфики последних лет очень остро в эту минуту воспринимал любые попытки ему помочь — в исполнении чужих незнакомых людей, которые напрягались бескорыстно, без какой-либо очевидной выгоды для себя лично.
Он вынырнул из размышлений и добросовестно попытался изобразить благодарность, кланяясь по местному обычаю:
— Спасибо вам большое. — Китаец поднялся со стула и приложил максимум усилий, чтобы его движение выглядело максимально аутентично.
На всякий случай после переводчицы профессор продублировал свои слова по-английски.
Почти десяток должностных лиц, опять-таки, с различными выражениями физиономий, заканчивали расписываться на финальный бумажке. Адвокат дождалась последней подписи, встряхнула листик в воздухе и аккуратно убрала в папку, перед этим сфотографировав и куда-то отправив снимок — дважды или трижды щёлкнули уведомления японского мессенджера.
Через мгновение юрист пояснила вслух:
— Ввиду уникальности и большой общественной важности вашего дела, с моей стороны все материалы будут храниться в открытом доступе на сервере токийской коллегии адвокатов. Вы не против? Если возражаете — скажите сейчас, я ограничу публичность документа.
Вчерашний заключённый намётанным глазом отметил: откровенно скривились при этих словах, как после кислого лимона, люди в традиционных кимоно (с, кажется, местным императорским гербом — надо будет уточнить по сети. Напамять о японском Дворе учёный не знал ничего).
Сотрудники Управления иммиграционного контроля в эмоциях были сдержаннее. Точнее сказать, половине из них судьба заявителя была банально безразлична, а вторая половина чего-то откровенно опасалась.
Полицейские и сотрудники японского МИД являлись совокупной третьей группой. Они внешне не ликовали, выглядели самыми обычными государственными служащими, завершившими что-то серьёзное по своей прямой работе. Возможно, только что увернувшимися от некой серьёзной передряги (хотя какая в благополучной и безопасной Японии может быть угроза сотрудникам МВД — неясно).
Можно выяснить потом.
— Я не против, чтобы документ хранился в открытом доступе, — ровно ответил китаец бесплатной для него адвокату, чей рабочий час, судя по аксессуарам и одежде, по карману далеко не всякому. — Спасибо лично вам.
— Не за что, — переводчица не стала переводить японцам последнюю ремарку китайца.
Девочка резко утратила официоз, зримо расслабилась, подхватила старшую сестру под руку и широко улыбнулась иммигранту:
— Друзья Такидзиро — наши друзья.
А через мгновение ей опять пришлось переводить:
— Одну минуточку. Нужна ли заявителю какая-либо помощь со стороны Министерства внутренних дел? — один из полицейских в форме указал взглядом на китайского профессора, но обратился почему-то к высокому дипломату, который присутствовал с самого начала в салоне самолёта.
Логично. Сюда Вана ввёз МИД, вывез из Пекина тоже МИД. Теперь, теоретически, человека нужно кому-то «передать»: снаружи страны — юрисдикция одних ведомств, внутри — других. Управление Иммиграции отвечает только за пересечение границы (насколько профессор успел разобраться).
— Спасибо большое, думаю, что нет. — Адвокат выглядела гораздо более уверенной, чем, по мнению учёного, должна была — в разговоре с этим конкретным чиновником. — У Эдогава-кай как у общественной организации достаточно возможностей проконтролировать соблюдение закона на территории страны. Но за предложение спасибо.
Девица и правоохранитель синхронно поклонились, многозначительно улыбаясь друг другу.
Китаец про себя заинтересовался, чего внешне снова не показал: организация с красноречивым названием, если он хоть чуть-чуть ориентируется в реалиях, теоретически должна с полицией быть на ножах. Япония — точно не та страна, где мафия в структурах МВД может чувствовать себя как дома.
Уточнить потом и это. Хотя и не принципиально, хань прокрутил в голове по второму разу одну и ту же мысль: в Организации Объединённых Наций — сто девяносто четыре страны-члена. КНР — одна из них, из почти двух без малого сотен. В Китай его по-любому не отдадут, стало быть, проблема закрыта до своего начала.
Остальных ста девяноста трёх стран он не опасался.
— Если что — мы на связи, Миёси-сан. — Правоохранитель, обращаясь к собеседнице, окатил презрением чиновников Двора и иммиграции.
— Спасибо большое. Мы это очень ценим и безгранично вам благодарны.
— Хорошая фигура, — Ван против воли сказал это вслух, загипнотизированный качнувшимися в воздухе ну очень выразительными… формами юристки.
Он тут же спохватился, смутился и отвёл глаза, мысленно радуясь, что понимает его лишь одна персона.
— Моя сестра — девушка Такидзиро, — доброжелательно прокомментировала переводчица. — Мы сумеем вас защитить, не переживайте.
Невнятные подозрения о том, что есть Эдогава-кай, получили косвенное подтверждение и оформились в вероятностную конфигурацию. Впрочем, никак не первой пятёрки приоритетов.
— Можем идти? — его единственный друг в мире, приезжавший за ним в Пекин и достаточно серьёзно при этом рисковавший (по крайней мере, с точки зрения самого учёного), тоже утратил всякий официоз.
Решетников весело толкнул Вана в бицепс, забросил недешёвый брендовый пиджак на плечо и буднично перешёл на русский:
— Погнали, дядь Вань? К вашим услугам — всё что пожелаете в вечернем и ночном Токио. Только в городе не стесняйтесь, бога ради: на условности можно не оглядываться.
— Ты сейчас о деньгах и ценах? — обозначил улыбку профессор.
Он знал, что по-русски говорит с диким акцентом, смешным и нелепым, но не по-английски же отвечать.
— И о них тоже, — Такидзиро, игнорируя остальных, увлёк его к выходу из помещения.
Вслед раздались какие-то комментарии сотрудника иммиграции.
— Я не понял его. Это было важно? — профессор остановился в дверях.
Чиновнику уже что-то энергично отвечала адвокат, с такой мимикой, которую от японской женщины в официальной обстановке не ожидаешь.
— Он говорит, справку-выписку из реестра о рассмотрении дела можно получить завтра по адресу… — переводчица тут же среагировала. — Для этого вы должны приобрести японский телефонный номер и в течение суток внести на сайте в форму — чтобы им было, куда с вами связываться. Пока дело рассматривается, вы имеете право работать в Японии: ввиду обстоятельств ваш статус расширен. Первый законный рабочий день имеете право начать в ноль часов следующих за этими суток.
— А Моэко ему отвечает, что с работой у вас проблем не будет ни в каком сценарии и что пока, если надо, они могут слать вам сообщения на её телефон, — весело подхватил по-русски Решетников. — Адвокат является официальным представителем и её уведомлять они обязаны по-любому. А уж она найдёт способ вам передать и будет чудесно знать, где вы физически находитесь.
— Спасибо огромное. Не хватит слов, чтобы передать, насколько я тебе благодарен. — Китаец остановился сразу за дверями, чтобы пожать руку.
У него, конечно, были иллюзии, что у него есть и другие близкие люди в этом несовершенном мире, однако за парой исключений они рассеялись ещё в тюрьме, давно, никак не в этом году.
— Не стоит благодарности, — отмахнулся товарищ, одетый в дикую военную рубаху. — Погнали, дядь Вань⁈ Водка греется, бабы стынут.
— Я бы хотел сперва покушать, — чуть стесняясь, обозначил профессор. — Перед той программой, которую ты сейчас озвучиваешь. В самолёте всё было хорошо, но это всё же не совсем, — китаец пощёлкал пальцами.
— Фастфуд, — фыркнул Решетников. — Фастфуд есть фастфуд, как бы ни был старательно сделан. К тому же уже и времени сколько прошло, — лицо товарища вспыхнуло энтузиазмом, он энергично потёр ладони, соединив их в оглушительном хлопке на весь коридор.
Присутствующие вздрогнули даже внутри кабинета.
— Я знаю, куда пойти! — Такидзиро светился так, будто на жёсткой специфической диете столько лет сидел он сам. — Людное место нам принципиально? Или можно в тихом и уютном?
— Людное место можно отложить на утро, — сдержанно улыбнулся китаец. — Сегодня актуальнее выбор блюд и спокойная обстановка. Что ты там говорил о втором пункте?
— О стынущих бабах? — беззастенчиво повторил Решетников (видимо, русского языка здесь больше не знал никто). — Есть вариант интереснее, один из лучших массажных салонов. Реально премиум. Хотите? Там я и поесть планировал — с меню и кухней у них порядок.
— Своя кухня в массажной⁈ — Ван переложил услышанное на китайские мерки десятилетней давности и озадачился. — Как это можно совместить?
— Вам понравится и то, и другое. Верьте мне, — компетентно заявил Такидзиро, подхватывая профессора под руку. — Поехали.
— Было бы идеально, — согласился учёный. — Вроде мелочь, но там , — он неопределённо ткнул большим пальцем за спину, — за годы успеваешь маниакально соскучиться даже по банальностям.
Следующей фразы, брошенной Решетниковым через плечо по-японски, Ван не понял, но переспрашивать не стал: из контекста следовало, что Такидзиро предлагает женщинам идти за ними.
Профессору стало жутко интересно, как близкий знакомый собирается в деликатном месте типа массажного салона одновременно уделять время и Уэки Уте, и своей второй «своей девушке» — адвокату. Сотрудница МИДа, если что, летела у него на коленях из самого Пекина. С очень характерными манифестациями. Регулярно запуская пальцы отнюдь не только в светлую шевелюру спутника — это несмотря на японский этикет и других людей в салоне.
Спрашивать о подобном вслух поживший учёный в силу ряда объективных причин не стал, во-первых, будет ясно через час и так; во-вторых, есть вещи, о которых открыто говорить, пожалуй, не стоит.
Особенно в стране, где не очень-то хорошо и ориентируешься в правилах и обычаях. Мало ли.
— Теперь всё. — Гангстерша на улице разулыбалась китайцу, словно радушная хозяйка. — Добро пожаловать окончательно. Вы дома, волноваться больше не о чем.
Ван встрепенулся и завертел головой в поисках переводчицы: малявка отстала по дороге и сейчас расплачивалась в UNIQLO Haneda Airport Store — одном из многочисленных магазинов Терминала Три, как раз и рассчитанного на международные рейсы.
Там продавали самую базовую и примитивную одежду — футболки, поло, худи, брюки; интересно, что девчонка захотела тут купить? Обычный же ширпотреб. Семья Миёси, судя по нарядам адвоката, настолько в средствах точно не нуждается.
В следующую секунду Ута одёрнула себя: тормози с идиотскими мыслями, тебе никто из них ничего плохого не сделал. Если вспомнить Дзиона-куна то и вовсе… Топ-менеджер прикрыла глаза и заметила тоном взрослой женщины:
— Такидзиро-кун, сделай любезность? Помоги своему подопечному понять собственного адвоката?
— А? Что? — хафу заполошно обернулся к ней.
Решетникова словно подменили: они с Ваном вот уже несколько минут как ржали на весь терминал, размахивали руками, громко разговаривали на языке, которого никто не понимал, и это был не китайский.
— Переведи, говорю, адвоката подопечному!
Якудза быстро пристроилась возле правой руки метиса:
— Скажи ему, пожалуйста, что на этом все его нервотрепки окончены.
— Угу. — Логист выдал непонятную абракадабру минуты на полторы всё на том же загадочном языке.
— Держи! — в него сзади влепилась переводчица, всовывая в руки свёрток.
— Спасибо. Что это? — развернув, Решетников обнаружил самую обычную рубаху за пять тысяч йен.
— Переоденься, пожалуйста, — сёстры подпёрли его с двух сторон. — Люди на тебя оборачиваются.
— Ты нас слегка позоришь, — присоединилась Ута. — Просто ты так увлечён общением, Такидзиро-кун, что вопреки твоим собственным правилам категорически перестал обращать внимание на окружение, — она повела рукой.
Логист добросовестно осмотрелся. Японцы среднего возраста особо не скрывали молчаливой настороженности в его сторону. Пожилые, за семьдесят, вопреки приличиям смотрели пристально и пронзительно, будто воспринимали известный предмет гардероба как некое болезненное напоминание.
Молодёжь большей частью игнорировала, но были и те, кто скептически провожал незнакомца красноречивыми взглядами. Ван что-то сказал, для разнообразия — на родном языке (жонггуо на слух ни с чем не спутать).
— Ваша молодёжь далека от военного культа и скорее ассоциирует камикадзе с трагедией, а не с героизмом. — Перевела малявка.
— Я что-то совсем запарился, — хафу принялся оглядываться в поисках места, где переодеться. — То одно, то другое. Прошу прощения.
О висящем подмышкой пиджаке он не вспомнил. Справедливости ради, для последнего на улице было жарковато.
— Вон. — Ута и борёкудан, не сговариваясь, хлопнули каждая по ближнему плечу, указывая на ближайший санузел.
Быстрее чем через минуту Решетников вернулся обратно в относительно нормальном виде, предмет армейского гардероба был старательно упакован в пакет UNIQLO Store. Теперь его взгляд был обычным, без лишней эйфории:
— Вижу твоего отца вон в том микроавтобусе, Моэко-тян, — хафу едва заметно указал даже не взглядом (смотрел он как раз методически грамотно — в противоположную сторону).
Слегка оттопыренным от левой ладони мизинцем.
— Мы едем на другом вэне, — покачала головой якудза, опять сноровисто подхватывая логиста под руку.
— Папа оттуда сейчас работает. Он нас предупреждал, чтобы не тревожили, — с другой стороны Решетникова нагло подпёрла малявка. — Ему вылетать скоро; до самолёта, может, через час.
— Понял.
— Слушай, а как ты его увидел⁈ — до Хикару, или как там её, наконец дошло. — Тут же тысячи машин и до того края парковки далеко⁈ — юная переводчица изумлённо завертела головой.
— Навык, — отмахнулся логист. — Вы сказали собраться — я собрался. А то и правда что-то слишком расслабился. Просто посмотрел знакомых вокруг — увидел его. Зрение у меня хорошее.
— Далеко же⁈ Надо именно эту его машину знать! Ты же не мог его разглядеть в салоне с такого расстояния⁈
— Неблизко, — с готовностью согласился Решетников, не развивая тему дальше.