Кратос 1

Новые тайны

Около часа ночи. Возвращаюсь от Никиты. Гравиплан замедляет движение: внизу видны огни студенческого городка. Я насмешливо думаю о том, передаст ли имплантат сообщение Страдину об особенностях сортира Олейникова. Да пусть любуется! Никите терять нечего, не посадят же его за это! А я Страдину нужен — так что пусть утрется.

Связываюсь с Александром Прилепко. Ни с Юлей, ни с Артуром я связаться не могу — устройства связи у них отобрали, поэтому выхожу на Преображенного.

— У нас проблемы, Даня, — говорит он. — Я рассказал о свойствах имплантированного микроаннигилятора, о которых ты говорил. Он действительно может работать в режиме допросного кольца?

— Так говорят. Проверить пока не было возможности.

— Ладно. Держись на связи.

— А что за проблемы? — спросил я, но слова ушли в пустоту, Саша обрубил канал связи.

Да, конечно, теперь мне не доверяют.

И зря. Серебристая сфера вокруг моего сердца разбухает, становится шире и обретает плоть. Возле пальцев синеватое сияние — работа с энергией Аджны. Дается это легко, почти без усилий.

— Саша, — зову я.

Приходит слабый ответ:

— Да. Даня?

— Теперь можно, говори. Я могу заблокировать эту штуку.

— Я тебя обидел?

— Ты все сделал правильно. Мне надо было подготовиться к конфиденциальному разговору. И злоупотреблять этим не следует — может вызвать подозрения.

— Понимаю. Дело вот в чем. Юля говорит, что не может пойти на установку микроаннигилятора, поскольку обладает информацией, которая не должна стать известной властям.

— Насколько у нее явный Т-синдром? Сможет ли она его скрыть?

— Возможно, да. Если только аннигиляторы не ставят всем подряд.

— Когда ваша очередь?

— Ее можно отодвинуть назад. Здесь слишком много желающих побыстрее вырваться на свободу, которые не прочь с нами поменяться. Так что пара дней есть.

— Я постараюсь помочь, но с одним условием.

— Да?

— Тайна должна быть мне известна.

— Хорошо, передам.

Я заканчиваю разговор уже в лифте, и связь обрывается. Двери отъезжают в стороны, и я шагаю в коридор. Он освещен мягким золотистым светом, в конце — темное арочное окно. Возле моей двери, прямо на полу, кто-то сидит, опустив голову на колени. Я не сразу узнаю его.

— Анатоль?

Он поднимает голову, смотрит на меня. Да, Анатоль ван Линнер, геолог с Дарта.

— Извини, Даниэль, мне очень плохо, и больше не к кому обратиться.

— Что случилось? — спрашиваю я, касаясь радужной полусферы на двери.

Замок щелкает, дверь начинает открываться.

— Физически плохо, — говорит Анатоль. — Мутит.

— Давай руку!

Я помогаю ему подняться.

— Заходи, вызовем врача.

Он усмехается:

— Какой врач, Даня? Это Т-синдром. У меня уже были приступы.

— Обопрись.

Он опирается на мою руку. Заходим в квартиру, я помогаю ему сесть в кресло.

— Я не знал о приступах, — говорю я.

— Это не сразу начинается. У меня же давно.

Серебряная сфера вокруг моего сердца приобретает зеленый оттенок, истончается и разлетается вдребезги. Зеленое сияние поднимается вверх, втекает в руки и исходит из кончиков пальцев.

— Не надо, — говорит Анатоль. — Чем чаще ты используешь Силу, тем скорее болезнь убьет тебя.

— Ну и плевать.

— Ты все равно не сможешь помочь. Просто я не хотел умирать один.

— Я попробую.

Зеленое пламя стекает ему на грудь и охватывает все тело. Я не понимаю, что с ним, словно передо мной не человек. Я могу только наугад лить в него энергию, и это все.

— Как проявляется приступ? — спрашиваю я.

— Тошнит, бросает то в жар, то в холод, и мир начинает мигать, исчезать и появляться, словно я периодически теряю сознание. А потом — сон. Иногда по полсуток.

Я вспомнил цертиса и собственный четырнадцатичасовой сон.

Энергия Анахаты падает в него, как в бездонный колодец, и я не понимаю, ни на что она расходуется, ни есть ли от этого какой-либо эффект. Я понимаю, что выжат, как кусок сыра в руках хитреца из сказки, пообещавшего выжать камень. Я зря считал себя каменным.

Наконец, его ресницы начинают дрожать, он засыпает.

Я опускаю руки. Жив, слава Богу! Укрываю его пледом и иду в свою комнату.

Мне не до сна. Наконец, я нашел работу на ночь — думать. Чтобы справиться с проблемой, надо найти ее глубинную причину — этим и займусь.

Заказываю зеленый чай, голубоватая полусфера в центре стеклянного столика у кровати растворяется в воздухе, открывая поднос с чайником и коричневой чашечкой без ручки. Пью мелкими глотками, одновременно просматривая информацию.

Ее гораздо больше, чем в прошлый раз еще на Ските, когда я пытался понять, что такое Т-проблема. Неожиданностей много. Я начал с истории вопроса. Первый случай Т-синдрома был двадцать три года назад. Юноша из университетской аристократии обратился в медицинский центр Кириополя со странными симптомами: головокружение, тошнота, потери сознания. Юношу звали Валерий Лурье. Проверили работу биомодераторов — в норме. Казалось бы, с болезнью легко справиться и без помощи врачей, симптомы вполне в компетенции биомодераторов, но последние демонстрировали полную беспомощность. Валерия положили на обследование и нашли комплексное поражение организма, картина напоминала лучевую болезнь, но с очень странным течением: без очагов некроза, постоянной рвоты и диких болей. Гораздо легче — только учащающиеся приступы. Юноша прожил в больнице около месяца, а потом исчез. Как? Куда? Так и осталось тайной. В отчете говорилось, что больной обладал способностью предсказывать близкое будущее.

С каждым годом таких случаев становилось больше. Причем все больные принадлежали к аристократии. В первое время либо университетской, либо научной, либо творческой. Новая гемофилия! Только на десятом году появились чиновники и военные.

Интересно, есть хоть один простолюдин?

Я сделал соответствующий поиск. И меня вынесло на Т-проблему. Были простолюдины. Первый случай на Дарте три года назад. Новая религиозная секта. Я не стал вдаваться в ее философию, что-то эзотерическое. У шестидесяти двух членов секты из двухсот обнаружен Т-синдром. Из них добрая половина простолюдинов. После этого секту запретили. Не помогло. Возникло еще несколько таких сект, куда более многочисленных. Остатки первой секты не отказались от своей религиозной практики — ушли в подполье. Время от времени их арестовывали и штрафовали. Руководителей отправили в Центр психологической помощи Дарта. Там они провели от шести до восьми месяцев. На этот раз их агонии были подробно описаны. Вероятно, пациентов не оставляли ни на минуту. Я живо вспомнил теоса, чью смерть я видел в доме Алисии Штефански. Картина совпадала полностью. Красноватые волны свечения по всему телу, вспышка и исчезновение практически без следа.

Итого, у меня два направления работы. Первое: понять, чем принципиально отличаются представители аристократии от прочих граждан Кратоса, если отвлечься от досужих рассуждений о голубизне нашей крови. Уровень жизни? Уровень образования? Качество медицинского обслуживания? Доступность технических новшеств? Я методично записал все это в файл с названием «Т-синдром», открытый мною в памяти устройства связи.

И второе: повнимательнее изучить новейшие религиозные течения.

Было очевидно, что в сектах Дарта проводилось целенаправленнное заражение, как впоследствии на всей планете, а потом и на Тессе. Только этим объясняется наличие больных, не имеющих отношения к аристократии.

Что-то такое должно быть в их обрядах. Сведений на этот счет оказалось в избытке, и я понял — нашел!

Более того, на Кратосе до сих пор действовало несколько сект подобного толка, правда, в полуподпольном режиме. Но проникнуть можно!

За окном светлеет небо. Устройство связи услужливо подсказывает время: половина пятого утра. Надо бы поспать хотя бы часа три. Но есть еще одна проблема. То, что я собираюсь сделать, пожалуй, не слишком красиво, но так будет лучше, я уверен. Пока в моей крови жил цертис, я почти не вспоминал о Юле, и сейчас она казалось мне безнадежно далекой, почти чужой.

Я сделал запрос на имя «Юлия Бронте», и на меня обрушился шквал информации. Я практически сразу понял, что она собирается скрыть. Ладно, помогу, хотя это противоречит моим взглядам. Никогда бы не подумал! Юля смогла меня удивить.

Я встал в восемь часов, выпил кофе и связался с Сашей.

— Как у вас дела?

— По-прежнему.

— Вы вместе?

— В соседних комнатах. Мы здесь с Артуром. Рядом — Юля и госпожа Штефански. Мы можем переговариваться.

— Когда вас помещали в Центр, составлялись ли какие-нибудь списки?

— Да, конечно. Думаю, они в базе данных тюрьмы.

— На каком вы этаже?

— На втором. Северная часть здания. Окна только во внутренний двор, сам понимаешь.

Я задумался. Выходов, собственно два: пойти на регистрацию, но попытаться избежать ее в последний момент, при этом должна остаться ложная запись о регистрации. Не так уж невозможно. Взятка врачу, обман, гипноз. Я чувствовал себя способным на воплощение любого из этих планов. Сложность даже не в этом. Имплантат наверняка посылает некий постоянный сигнал, который мы не смоделируем, и обман раскроется в считанные часы, если не минуты.

И второе: просто вытащить их из Центра и стереть имена из базы данных. Согласно принципу Оккама, этому плану и надо следовать.

Анатоль все еще спит в том же кресле. Я послал ему на перстень сообщение. Проснется — услышит. В крайнем случае, свяжется со мной. Запрограммировал замок на свободный выход и закрыл дверь.

Центр Психологической Помощи Кратоса расположен за городом, полчаса лета. Мне предстоит операция, напоминающая тессианскую, только теперь это надо сделать максимально тихо, незаметно и без жертв. Обнадеживает тот факт, что Центр охраняют исключительно люди. Император не доверяет теосам.

Я оставил гравиплан на посадочной площадке в двухстах метрах от ворот Центра и пошел к проходной. За оградой видны деревья, зато вокруг — ровная полоса без единого куста, шириной в полкилометра. Утро. Пахнет хвоей и свежескошенной травой, бледное солнце течет и плавится в ветвях деревьев.

Сердце окружает серебряная сфера, теплая волна поднимается от основания позвоночника к центру живота, кисти рук окружает золотое сияние.

— Вы к кому? — спрашивает охранник, совсем еще мальчик с рыжими волосами и веснушками на носу.

— К Игорю Петровичу Мережко, — любезно отвечаю я (не поленился залезть в Сеть и запомнить имя начальника Центра).

Он внимательно смотрит на меня, не замечая, как струйка энергии Манипуры течет к нему и касается руки. Он инстинктивно отодвигается, но непокорное тело тут же возвращается обратно, поворачивается, как подсолнух за солнцем. Все! Между нами прочная связь, он бессилен сопротивляться. Я сам поражаюсь, насколько легко и изящно у меня получается. До слияния с цертисом я не был способен на подобные фокусы.

— К Игорю Петровичу? — улыбается он. — Да, конечно. Проходите.

Бронированная глухая дверь растворяется передо мной, я шагаю на территорию Центра и понимаю, что значит оставить часть себя, как это сделал цертис. Я знаю, что золотое сияние проникает к сердцу мальчика-охранника и растворяется в его крови. Еще долго он будет пребывать в блаженном непонимании того, что сделал. Потом просто забудет. Останется нечто необъяснимое: то ли воспоминание об утраченном рае, то ли страх с примесью сладости — тот же след, что оставляет в душе цертис.

Подхожу к глухой северной стене Центра. Лучше не оставлять лишних следов. Кладу на нее руку и вызываю Сашу:

— Веди меня. Просто держись на связи.

Прохожу еще шагов двадцать вдоль стены. Здесь! Наименьшее расстояние до моих друзей. Осталось только собрать силы.

Вокруг меня начинает расти белое сияние. В последний момент я вижу патруль, появляющийся из-за поворота и втягиваюсь в стену, одновременно бросая себя вверх. Что они подумают? Наверняка решат, что видели цертиса, если вообще успели что-либо заметить.

Мир мигнул, исчезнув и появившись вновь. Я стою в комнате Юли. И она поднимается мне навстречу. Рядом с нею, на одной кровати, сидит Алиса. Вскидывает глаза на меня. В них не столько удивление, сколько надежда.

Здесь не принято говорить «камера», скорее уж «келья». Комната маленькая, но обставлена вполне прилично, хотя и скромно. Изначально, она, скорее всего, была рассчитана на одного человека. Вторую кровать притащили в связи с карантином. На большее уплотнение не пошли, не проклятые метаморфы. Кроме того, присутствует стол, небольшой шкаф и тонкий и слегка вогнутый экран стереотелевизора. У заключенных отбирают устройства связи, и они не могут смотреть телепрограммы без этого старомодного устройства.

— Даня? — неуверенно спрашивает Юля.

— Я сильно изменился? — усмехаюсь я.

— Трудно поверить в то, что человек может вывалиться из стены, даже если видишь это собственными глазами.

Я киваю, поворачиваюсь к Алисе:

— Здравствуйте, госпожа Штефански.

Она с достоинством кивает:

— Здравствуй, Даня. Поможешь нам покинуть это помещение?

— Вам тоже?

— И мне, и Юле, и Артуру.

— Он тоже посвящен в тайну?

— В ее часть. Но и этого может быть достаточно.

— Ну, что ж. Рассказывайте!

— Не здесь, — говорит Юля. — Мы не можем терять время.

— Ну, хорошо. Но, надеюсь, на свободе вы со мной поделитесь.

— Конечно, — улыбается Алиса.

— Тогда дайте мне руки.

Не то, чтобы я любопытен, но информация — это власть и безопасность. Не то, чтобы я так наивен, чтобы верить обещаниям, но у меня есть, чем убедить Юлю быть откровенной.

Нас окружает белое пламя и заключает в сферу. Две концентрические серебряные сферы: одна вокруг моего сердца, и вторая — вовне.

Я делаю шаг в соседнюю камеру, навстречу Саше и Артуру.

Мир исчезает и возникает вновь. Внешняя сфера раскалывается и сияние гаснет. Прямо передо мной стоит Артур и смотрит с удивлением и ужасом, ему еще не доводилось быть свидетелем подобных вещей. Саша спокойнее, но и он потрясен.

— Идите ко мне, — говорю я. — Ближе. Пора убираться отсюда, и побыстрее.

— Ты сможешь нас вывести? — спрашивает Артур.

— Смогу.

— Я бы хотел остаться, — замечает Саша. — У меня появился шанс, наконец, вернуть легальный статус, и я хочу им воспользоваться, несмотря на цену, которую придется платить.

— Сожалею. Тогда властям станет известно о побеге и существовании некой тайны, — ответил я. — Этого нельзя допустить.

— Ладно, — он кивнул.

— Что-нибудь придумаем, — сказал я, не беспокойся.

Серебряное сияние окружило нас и бросило за стену здания. Я поднялся на ноги, огляделся. Патрулей не было.

— К стене, быстро! — крикнул я моим спутникам.

Мы прижались к внешней стене Центра, и белое сияние вошло в нее и утянуло нас за собой. Мы были на свободе.

Криминалитет Кратоса Юля знала не хуже, чем Скита, так что к вечеру у всех четверых уже были ложные личности. Алисия Штефански стала Анной Фроловой, Юля — Ольгой Бельской, Саша Прилепко — Александром Павленко, а Артур — Антоном Бельским. Потом я посоветовал им снять квартиры неподалеку от университетского городка: место тихое, недорогое и недалеко от меня. Юля посмотрела обиженно.

— Нет, — объяснил я. — Я не могу поселить вас у себя. У меня Анатоль ван Линнер, он попросил помощи, у него был приступ Т-синдрома. Не стоит посвящать его в это дело.

Юля кивнула, но, по-моему, не поверила. И, честно говоря, была права. Дело не в Анатоле. Нет, просто я ждал возвращения цертиса.

Анатоль встретил меня в дверях. Он проснулся около полудня и давно собирался уходить, но все надеялся дождаться меня. Я предложил ему вина, но он отказался.

— Если можно, лучше чаю. От вина мне хуже.

— Можно, — сказал я.

Попивая чай, я смотрел на него и думал о своих изысканиях в истории Т-синдрома. Я не нашел ни одного случая выздоровления. Череда смертей, не больше года жизни от заражения до исчезновения. И этот молодой человек, который кажется скорее усталым, чем больным, наверняка обречен. Как и я. Как и все мы.

— Ты давно заразился? — спросил я. — Сколько точно?

— Одиннадцать месяцев. Одиннадцать с половиной. Хочешь понять, когда я умру?

— Скорее, когда я умру, — усмехнулся я. — Но, ты знаешь, большинство болезней когда-то считались неизлечимыми.

— У меня слишком мало времени. Это шестой приступ. Больше восьми никто не выдерживает. Шесть — уже очень много. Ты меня вытащил, еще немного — и должна была начаться дезинтеграция.

— Ты это видел своими глазами?

— Много раз. Хочешь, чтобы я рассказал?

Я кивнул:

— Понимаю, что трудно об этом вспоминать, но, может быть, мы приблизимся к решению.

— Это и твое будущее, — усмехнулся он. — Так что мы почти в равных условиях. Ну, слушай! Сам напросился. Приступы начинаются где-то через полгода после заражения. У тебя будут раньше. Ты слишком активно используешь Силу. Бывает, и через месяц — так что готовься. И чем дальше, тем чаще. Сначала то, что ты видел: тошнота, головокружение, потери сознания. Потом — волны красного сияния вдоль тела, словно ты внутри раскаленного кокона, и конвульсии. Первый такой приступ иногда переживают, второй — никогда.

— Ты не сталкивался с тем, что аннигиляционное излучение может спровоцировать приступ? Вообще, радиация?

— Не уверен. Во время сражений приступов больше, но чем это вызвано? Возможно, просто стресс.

— Ты никогда не сталкивался с тем, что люди с Т-синдромом жили дольше, чем год?

Он печально улыбнулся:

— Нет, никогда. Впрочем, я знаю о проблеме меньше года.

Наступил вечер, за окном вновь зажглись огни университета. Там какой-то праздник. Небо расцвечено фейерверком: взлетают и исчезают планеты, цветы и водопады, и парит над всем феникс в ореоле пламени. Дано ли будет и нам возродиться? Может быть, это последний фейерверк в моей жизни?

Я проводил Анатоля до гравиплана.

— Будет приступ — сразу связывайся со мной! — сказал я на прощание.

Он кивнул.

Вернувшись, я снова залез в Сеть. Запросил «Тракль, Т-синдром». Ничего, кроме упоминания Игл Тракля как лучшего оружия против метаморфов и цертисов. Я задумался об этом человеке, изобретшим способ справиться с нами. Его называли то новым Леонардо, то новым Ломоносовым, то новым Теслой. Пожалуй, последнее ближе всего к истине: слишком много грандиозных проектов, которые так и не были осуществлены. Тракль познал и славу, и богатство, и конец в сумасшедшем доме. Мания величия. Перед смертью он утверждал, что всемогущ…

Что? Всемогущ?

Как я. Как любой из метаморфов. Ну, почти.

Да, ладно! Бред сумасшедшего. Мания величия — еще не симптом Т-синдрома…

Или оно? Тот, самый первый случай! Не понятый и нигде не задокументированный…

Я уже собрался лезть в Сеть за подробной биографией Федора Тракля, но увидел слабое серебристое свечение в углу комнаты и забыл обо всем.

Свечение стало плотнее, ярче и обрело форму. И вот цертис стоит рядом с моей кроватью. На губах играет улыбка, белое покрывало развевает несуществующий ветер, из-под ткани выбивается серебристая прядь волос. Я протягиваю руку к ее руке.

— Здравствуй! Как давно тебя не было!

— Сутки, — улыбается она. — Всего лишь сутки.

Я чувствую себя рыцарем в замке грааля. Выходит девушка с таинственной чашей — значит, пора задавать вопросы, но я хочу одного: слияния.

Но ее рука парит прочь от моей руки, как крыло ангела.

— Спрашивай! — поет цертис.

— Это правда, что я скоро умру? Когда ты со мной, я не могу поверить в это.

Она качает головой.

— Мы не знаем. Ищи! Еще есть время.

И касается моей руки. Я сплетаю с ней пальцы и не ощущаю плоти, одно тепло. Кажется, что должен быть холод, в цертисе нет ни капли живого цвета — только оттенки льда: белый, голубоватый серебристый. Она должна бы казаться призраком, трупом, мраморной статуей. Но все иначе. Я смотрю на нее и понимаю, что это и есть настоящая, истинная жизнь.

На этот раз я хочу быть равным. Тепло Силы поднимается по позвоночнику, минуя одну за другой все чакры. Вокруг меня разгорается и бьется пламя, меняя цвет от красного до фиолетового, светлеет, становится белым. И я уже не понимаю: цертис втекает в меня и растворяется в крови или это я растворяюсь в ней.

Мир начинает мигать, словно я теряю и вновь обретаю сознание. И я проваливаюсь в сон.