Возвращение

Выход из гипертуннеля далеко от Кратоса. И правильно, никто не вывалится из гиперпространства непосредственно над планетой.

До нее неделя пути. Так что я успел перезнакомиться со всеми бывшими узниками, оказавшимися на нашем корабле. Это Преображенные, которых привел на корабль я, и несколько человек, пришедших с Германом. С генералом все в порядке: летит на одном из кораблей. Витус с Геннадием — на другом.

Из Преображенных я ближе всего сошелся с Сашей Прилепко и его другом Анатолем ван Линнером. Первый действительно оказался преподавателем Университета Версай-нуво, биопрограммистом. Я мысленно поставил себе пять с плюсом по физиономистике. Правда, последние три месяца у Саши были проблемы: из Университета пришлось уволиться, из-за истории с цертисом и подозрения на Т-синдром. До расстрела дело не дошло. Симптомы удавалось долго скрывать, и коллеги проявили лояльность.

А потом погиб его цертис, и Саша оформил у нотариуса посмертную записку. Мне хотелось побольше узнать об отношениях с цертисом. Как может человека настолько привязать к себе инопланетное существо?

— Цертис — это бодхисатва, Даня. Он поднимает, он помогает пробить верхние чакры. Как может привязать к себе духовный наставник?

— Духовными наставниками были люди.

Саша улыбнулся.

— Почему ты так думаешь? В исламской традиции есть представление о духовной инициации духом умершего святого. Это близко. Только цертис совершенно реален.

— Цертисы — духи умерших?

— Не совсем. Или совсем нет. Я не так уж много о них знаю. Они могут принимать любые формы. Мой являлся мне прекрасной женщиной. И они могут все, что Преображенные, и много больше того.

История Анатоля ван Линнера оказалась не менее занимательной. Он работал на Дарте. Геологом. Нет ничего банальнее. Геолог с Дарта все равно, что дизайнер с Тессы, одна из самых распространенных профессий. И его жизнь не обещала никаких неожиданностей, кроме открытия новых месторождений никеля или меди, которыми так богат Дарт. Но прилетели метаморфы и захватили планету. А потом начали регистрацию жителей.

— Значит, ты знаешь, чего добиваются теосы? — спросил я. — Для чего им регистрация?

— Во время регистрации в кровь вводят какой-то препарат, который инициирует трансформацию. Где-то через неделю все зарегистрированные жители Дарта обнаружили у себя симптомы Т-синдрома.

Значит, и Юля, и Гена, и Витус и юный Артур уже больны. Я сжал губы.

— То есть они проводят целенаправленное заражение?

— Да.

— Господи! Да зачем это?

— Это многократно усиливает их армию. От теоса на войне куда больше толка, чем от любого человека.

Я хотел, было, воскликнуть, что болезнь смертельная, что это не более года жизни, и все они халифы на час.

Но тут же вспомнил, что передо мною человек, зараженный Т-синдромом как раз около года назад, и смолчал.

— И обеспечивает поддержку, — продолжил Анатоль. — Новоиспеченные теосы обычно поддерживают теосов: в человеческом обществе им все равно нет места.

Я не стал спорить, слишком хорошо помнил дерево, к которому меня привязали на Светлояре, и направленные на меня Иглы Тракля.

— Почему же ты их оставил?

— Потому что люблю свободу, — он улыбнулся. — Я дезертировал и тут же попал в тюрьму. Их власти очень трудно сопротивляться, Даня, и не только по разумным основаниям, не только инстинкт самосохранения заставляет Преображенных поддерживать себе подобных. Есть что-то еще. Возможно, просто энергия Манипуры, умноженная на число теосов. Представляешь, какая махина? Таких, как я, единицы. Я смог уйти только благодаря Саше, он меня вытащил.

Оказывается, Анатоль учился в Университете Версай-нуво еще во времена, когда и Александр Прилепко был студентом. Там они и познакомились.

Следующим интересным персонажем был Дидье Шинон, психолог Центра, один из немногих, не зараженных Т-синдромом. Его историю я сначала услышал от Анатоля.

— Они действительно честные убежденные люди, — начал он. — Вам про них никто дурного слова не скажет, даже из тех, кто сидел в первом корпусе задолго до нашего ареста, с кем они «работали», хотя отношения с заключенными у них, сам понимаешь, специфические. Надо быть очень чистым человеком, чтобы не озвереть на этой должности и не обратить свою власть во зло. Они все в обязательном порядке проходят курс психологической помощи в том же Центре. Иначе на должность не назначат.

Это было в другом корпусе, но в тюрьме свой телеграф. Так вот, как только теосы начали пихать по двадцать человек в камеру, работники Центра возмутились. Варварство! Изуверство! Пустое мучительство! Им посоветовали замолчать или покинуть Центр. И пояснили, что новая власть не нуждается в их услугах. Они остались. Нельзя оставлять без присмотра специалистов людей с разбалансированной психикой. Тогда теосы, недолго думая, посадили их к остальным.

Мы разговариваем в кормовой части корабля, которую окрестили «кают-компанией», здесь имеется большой иллюминатор, и там, за бронестеклом медленно проплывает Визант, самая большая планета системы Кратоса, безжизненный газовый гигант.

Анатоль познакомил меня с Дидье Шиноном, и теперь мы с ним обсуждаем специфику нашей пенитенциарной системы. Вопрос небезынтересный. Не знаю, что готовит для меня Родина, уже пытавшаяся меня убить. Блок «Е» для государственных преступников? Или блок «F» для приговоренных к смерти? Хотя вряд ли меня возьмутся перевоспитывать: либо прощение, почет и слава, либо расстрел из Игл Тракля.

Дидье представляет собой распространенный тип француза, однако, не так растиражированный в художественной литературе, как образ д’Артаньяна или Сирано де Бержерака. У него широкое лицо, курносый нос и веселые глаза. Если бы я пытался угадать его профессию, наверняка бы сказал, что врач. Внешность, вызывающая доверие.

На нашем корабле летят несколько человек, бывших пациентов Центра, и Дидье за ними присматривает, надеясь передать их в Психологический Центр Кратоса. Мне это кажется жестоким. Зачем? Люди сражались с нами бок о бок. Неужели это не искупает все грехи?

— Стереотип мышления, — говорит Дидье. — Отношение к Психологическому Центру как к наказанию. Это вообще не наказание, даже не искупление. Это больница. А если человек болен — его надо долечить. Иначе хуже будет всем, и ему в первую очередь, — он пожал плечами. — Я не удивлен вашей некомпетентностью, Даня. Еще не так давно к нарушителям закона относились, как к психически больным тысячелетие назад. Заковать в кандалы и посадить под замок. Слава Богу, мы отошли от этой практики. Метаморфы ее воскресили. Нарушение закона, если конечно он разумен и совпадает с требованиями морали, это просто психическая девиация. Слабенькая, между прочим. И лечится легче шизофрении. За исключением очень редких случаев.

Я подумал, что учини я на Кратосе то, что сотворил на Тессе, сидеть бы мне в Центре до конца дней. А так, территория врага, и преступление в данном случае именуется войною. Хотя, теоретически Тесса — территория Кратос Анастасис, и я уничтожил имущество Империи и убил ее людей. Если господин Страдин обвинил меня в предательстве без всяких оснований, почему бы ему теперь не осудить меня?

— Если бы всех граждан Империи прогнать через курс психокоррекции, мы бы давно построили идеальное общество, — продолжает Дидье. — Жаль, бюджет этого не выдержит. И так раздаются голоса, что наша пенитенциарная система слишком дорогая. Всех подвергнуть эвтаназии дешевле, конечно.

— Зато эффективная, — заметил я.

— Еще бы! — воскликнул господин Шиннон. — Недаром Анастасия Павловна перенесла ее на Кратос. А этот вечно экономит, на чем не надо. То на науке, то на искусстве, то на образовании. И до нас дело дойдет.

Не жалует Дидье нынешнего Императора.

— Говорят, мы отнимаем у наших подопечных свободу выбора, — продолжил Дидье. — Это не так. Мы просто загоняем их в определенные рамки. У заключенного гораздо меньше свободы. Сделать из человека пассивное беспомощное существо — проще простого. Пятисекундное воздействие биопрограммером. Но в наши планы не входит, чтобы человек оказался беззащитным в далеко несовершенном мире. Обществу нужны активные, деятельные люди. Это сложнее и не достигается путем простого регулирования уровня гормонов в крови. Необходимо не просто снизить агрессивность, а направить ее в конструктивное русло. Для этого применяются тонкие и достаточно сложные методики. И работы минимум на несколько месяцев. Это не то, что описано в старинных романах, на которые любят ссылаться наши критики.

— Дидье, а правда, что всех, кто попадает в Центр, прогоняют через такой сеанс биопрограммирования, после которого вообще ничего не хочется, и человек становится послушен, как овечка, и тих, как мышь.

Он улыбнулся.

— «Ничего не хочется» — сильно сказано. Но правило такое есть. Нам же не нужно, чтобы наш подопечный захотел нас покинуть или мешал нам работать. Потом, когда курс лечения заканчивается, мы восстанавливаем уровень гормонов в крови. Не сразу, конечно, постепенно. Чтобы убедиться, что это не привело к прежней деструктивной ориентации личности.

За иллюминатором уплывает вдаль Визант и появляется Ромул, вторая внешняя планета системы Кратоса. Такая же здоровая и бесполезная. Ромул окружен кольцами астероидов.

Уже полностью доступна информационная сеть Кратоса, и мы с Дидье обсуждаем новости. Первая — наконец осужден Хазаровский.

— Два года за преступления группы «А» — с ума сошли! — возмущается Дидье. — Я работал в блоках «C» и «D». Это насильственные преступления. За убийства столько дают! Ройтман сказал: «А что здесь делать два года?»

— Кто это? — спрашиваю я.

— Лучший психолог Центра, будет работать с Хазаровским. Раньше занимался Анри Вальдо.

— Ничего себе эстафета!

Как всякий обыватель я бы начал спорить с Дидье и подивился тому, что два года — запредельный срок, если бы сам за четверо суток на гауптвахте «Святой Екатерины» не успел вспомнить всю свою жизнь, умереть, воскреснуть и удостоиться мистических видений. Так что спорить я не стал, зато вспомнил о тессианской традиции подвергать трехдневному аресту всех, кто претендует на должности судей, законодателей и, конечно, психологов Центра. Чтобы понимали, каково это.

Дидье улыбнулся и поделился со мной очередной порцией воспоминаний.

— Я тогда претендовал на должность судьи, подал соответствующее прошение и стал ждать ареста. Это должно было случиться в течение шести месяцев. Случилось через три с половиной, когда я уже устал ждать. Наверное, они собирали материал, чтобы можно было ко мне придраться пореалистичнее. Обвинили в убийстве. Причем, труп якобы нашли после вечеринки, на которой я действительно был. Приводили показания свидетелей. Так что я поверил. Несмотря ни на что! Несмотря на предупреждение! Я поверил, что меня действительно собираются за это осудить. Они потом долго смеялись: «У вас естественная реакция!». А я отказался от вожделенной должности и пошел работать в Центр. Не удивились: «Теряем кадры! Либо в адвокатуру люди уходят, либо в психологи!» Так что, Даня, ни один нормальный судья не даст два года за экономические преступления, даже если очень впечатлен количеством эпизодов. Это госзаказ, побоялись ослушаться императора.

— Кто бы сомневался! — усмехнулся я.

— Но ни один психолог не будет держать два года в Центре пациента, с которым работы на два месяца. Будет добиваться освобождения.

— А госзаказ?

— Даже, если госзаказ. Но, к сожалению, не за психологом последнее слово.


На четвертый день половину монитора в центре управления уже занял Кратос.

Я смотрел на живую зеленовато-голубую планету, и высадка на нее казалась все более рискованной. Оставалось только, как молитву, повторять: «Делай, что должно, и будь, что будет».

Возможно, нам и не дадут высадиться. На орбите висит Имперский флот: десять линкоров плюс всякая мелочь, и к нам поворачиваются Иглы Тракля.

Они узнали, конечно, флот захваченной Тессы. Нам посылают запрос:

— Кто вы? Кому принадлежит флот?

— Мы граждане Кратоса, — говорю я. — А это его флот. Мы просим разрешения на посадку.

— Кто говорит?

— Полковник Даниил Данин, командир тессианского флота.

— Лечь в дрейф.

Мы выключаем двигатели и медленно плывем по инерции.

И тогда я замечаю, чем занимаются имперские корабли.

В верхних слоях атмосферы мечутся сияющие шары цертисов. И кружатся маломощные воронки Тракля, сжигая разреженный стратосферный газ. Идет охота. Саша смотрит на это с ужасом, сжимает кулаки.

— Идиоты!

— В цертиса не так-то просто попасть, — успокаиваю я. — Я все попытаюсь объяснить командиру эскадры. Пока больше ничего сделать не могу.

Саша смотрит на меня чуть ли не с ненавистью. Я отвожу глаза.

— Ты хочешь, чтобы я стрелял по своим?

— Это они свои? Нас всех расстреляют, у нас же у всех Т-синдром!

Он говорит о том, о чем думают все Преображенные на моих кораблях.

— У меня тоже Т-синдром, — говорю я. — Надеюсь, что сначала нас выслушают.

— А если нет?

— Тогда погибнем не только мы — погибнет Кратос.

И происходит непредвиденное. Стая цертисов уходит от планеты и устремляется к нам. Странно смотрятся их ломаные траектории, словно положения броуновских частиц, соединенные призрачными светящимися линиями. Я почти не сомневаюсь, что последнее не более чем оптический эффект: цертисы просто исчезают в одном месте и появляются в другом.

Их преследуют, вокруг них вращаются гиперпространственные воронки, и сияют потоки аннигиляционного излучения, но не проходит и минуты, как мы оказываемся окруженными их сияющими телами.

— Прогоните от себя эту нечисть! — орет мой собеседник на имперском линкоре.

— Это не нечисть, — отвечаю я. — Цертисы не причинят вам вреда.

Я имею право на это заявление. Я говорил не только с Сашей Прилепко, другие освобожденные мною теосы подтвердили его слова.

— Я буду стрелять! — кричит командир имперцев.

— И уничтожите флот, который я привел для Кратоса?

Молчание.

Тем временем цертисы обходят нас и прикасаются к обшивке кораблей, замирают, словно приклеенные. С имперских линкоров этого не увидеть, зато прекрасно видно мне.

Цертисы начинают уменьшаться в размерах и исчезают вовсе.

— Смотрите! — кричит Юля.

Я оборачиваюсь.

На стене рубки вырастает сияющий шар и срывается вниз. Вращается, вытягивается по вертикали и становится женщиной в длинном платье и с светящимися волосами под белым покрывалом.

Голос скорее звучит во мне, чем раздается в воздухе:

— Мы просим вашей защиты.

Я уже видел эту женщину в своем сне, я слышал этот голос, кажущийся изначальной песней Вселенной.

Какая защита! Нас бы кто защитил! Наши жизни висят на волоске, за нашу свободу никто не даст ни копейки. Как же вы не вовремя!

— Мы даем вам нашу защиту, — говорю я и передаю всем последовать моему примеру. Передаю через Преображенных, опасаясь пользоваться устройствами связи. — Сейчас здесь будут представители Империи. Вы сможете спрятаться?

Сияющая женщина улыбается и подходит ко мне. Ее ступни не касаются пола.

— Сможем, — говорит она и касается моей руки.

Голова начинает кружиться, ноги становятся ватными, странное ощущение в тыльной стороне кисти: словно что-то всасывается под кожу, но боли нет. Холод сменяет тепло и то, что слилось со мной, растворяется в крови и течет по сосудам к сердцу. Тело цертиса истончается, становится прозрачным, и вот его уже нет.

Я окружен белым сиянием, но и оно бледнеет и наконец гаснет. Слабость уходит, ощущение невиданной полноты и силы: горы сверну.

Саша, усмехаясь, смотрит на меня:

— Ну, как? Я ведь тебе не все рассказал. Береги теперь своего цертиса!

— Где цертисы? — запросили имперцы.

— Улетели, — весело ответил я. — Можете послать корабль, чтобы он облетел вокруг нашего флота. Это вас убедит?

— Убедит.

Битый час мы наблюдали за полетом трех кораблей-шпионов, пока, наконец, к нам не пристыковался имперский бот.

В центр управления, склонив голову в дверях, зашел высокий незнакомый офицер, судя по нашивкам, полковник. Значит, командующий флотом остался на линкоре. Ну, конечно, много чести. Подумаешь, привести тессианский флот!

На рукаве — изображение возрождающегося из пепла феникса — символ Империи. Ну, наконец-то, дома, подумал я.

— Кто здесь главный? — осведомился он.

— Я, полковник Даниил Данин, — сказал я. — С кем имею честь?

— Полковник Григорьев, — буркнул офицер. — Вы находитесь в розыске по обвинению в предательстве, господин Данин.

— Я не бегу, — заметил я.

— Вы арестованы.

Я обернулся к Юле.

— Принимай командование!

Она умоляюще посмотрела на меня.

— Думаю, это ненадолго, — сказал я и сделал шаг вперед.

Отдал полковнику Иглу Тракля. Он с нескрываемым удивлением уставился на это оружие. Даже в имперской армии не так часто видят его ручные образцы.

— Поддерживай связь с Германом Марковичем, — сказал я Юле. — Он сможет дать дельный совет.

Григорьев поднял глаза, посмотрел на меня, потом на Юлю.

— Здесь генерал Митте? Он пропал на Тессе две недели назад.

— Он с нами.

— Я могу с ним связаться?

— Конечно.

Не знаю, о чем он говорил с Германом, но после этого разговора стал много любезнее.

— Пойдемте, полковник. Надеюсь, все скоро выяснится.

Загрузка...