Красная мантия

Глава 7 Делая шаг в пустоту (Р)

В которой герой участвует в смотринах и закрепляется за учителем.

За следующие два года произошло многое. Меня постепенно знакомили с культом, его принципами и догмами, рассказывали, что является строгим, а что можно в случае нужды опустить. Самым сложным было монотонное заучивание ритуалов. Вся жизнь была построена на них. Ритуал — это список действий в строгом порядке, строго обязательных для выполнения. Каждый чих описывался ритуалом. Они были длинные и короткие, универсальные и специализированные. Из коротких ритуалов складывались огромные, порой способные длиться часами. Все они преследовали целью диагностику и ремонт. И это, возможно, даже заставило бы меня отказаться от моих целей, если бы не две вещи.

Первая. Райритус, мой учитель, был ещё сам учеником и формально не имел права обучать и передавать священные знания. Поэтому не успел сильно обрасти догмами и закоренеть в непогрешимости ряда постулатов.

Вторая же таилась в выбранном им пути развития. Пути рунного жреца. Да, на первый взгляд этот путь казался наиболее догматизированным, ведь строился в основном на ритуалах, а именно на большом их количестве. Но другое название этого пути — интуитивный жрец — раскрывало его шире. За молитвами и ритуалами скрывались базовые познания математики, механики, физики, а также приёмов диагностики. Проговаривая их, жрец мог понять суть и устройство механизма. Выявить поломку, найти решение для её устранения и, устранив, успокоить духов машины, обеспечив её работоспособность. В противовес им машиновидцы снабжались конкретными инструкциями на все виды поломок конкретного механизма. И мне трудно представить, какой объём информации необходимо держать в голове для возможного обслуживания сотен механизмов. Возможно, именно поэтому культ стремится к аугментациям, дабы иметь возможность нести волю Бога-Машины, накапливать и сохранять знания.

В культе имелась вертикальная и горизонтальная иерархия. На верхушке стояли фабрикаторы-генералы, их заместители — локул-фабрикаторы. Ниже шла высокая каста, представленная магосами, генеторами, локасами и ремесленниками. Каждая из них имела свои подклассы и иерархию. Ещё ниже находилось рядовое жречество, представленное электрожрецами, техновидцами, транс-механиками (системы связи и передачи данных), лекс-механиками (учёт, сбор, первичный анализ данных) и рунными жрецами.

Обычно путь начинался в возрасте с двенадцати до четырнадцати лет с младшего послушника. Жречество раз в два или три года проходило по поселению и отбирало тех, кто казался им перспективными. Дальше можно было перейти в старшие послушники. Большинство вследствие своего нежелания или неспособности учиться так и оставались на этих ступенях, составляя основную часть рабочей силы — кузнецы. Со временем они могли накопить средства и ресурсы для аугментаций, способных их возвысить, но крайне редко могли шагнуть высоко, лишь к старости достигая рядового жречества. Из них получались самые ярые и фанатичные следователи догм. Последней ступенью перед вхождением в рядовое жречество был ранг ученика. По сути, это был уже почти готовый жрец, которому работой и усердием нужно было показать свои знания и следование пути Богу-Машине. В момент перехода в рядовое жречество ученик принимал свой первый нейронный имплантат, позволяющий подключать внешние устройства и работать с ними напрямую. Это могли быть манипуляторы, когитаторы, инженерные и диагностические сервочерепа, различные системы жизнеобеспечения и поддержания организма.

Уже скоро будет очередной отсев, и у меня появится возможность вступить в ряды послушников, если меня сочтут достойным. Райритус уже более двух недель не посещал наше поселение. За это время накопился ряд неисправностей, в одном из бараков даже отключилась подача воды. Этот барак начали пронизывать зловония нечистот, понемногу распространяясь на соседние. Хоть я и порывался помочь, меня никто и не думал допускать до них.

Обычно Раритус посещал наше поселение ближе к закату, когда в иллюминаторах свода можно было разглядеть зеленоватый шар Жао-Аркад, пересечённый техногенным кольцом. Распорядок дня у меня тоже сдвинулся, теперь я уходил раньше, не дожидаясь Дюка, чтобы быть готовым к возможному приходу учителя. В те же дни, когда он не появлялся, я разбирал и заучивал те ритуалы, что он смог достать на бумаге. Это были старые, затёртые листки со следами воска и масла. Порой они были стёрты до дыр. Мне приходилось не только продираться сквозь смысл, но и банально угадывать часть слов. Благо большая часть из них состояла из однородных конструкций и оборотов, правила составления которых, как мне казалось, я уже начал понемногу понимать.

На фабрике тоже произошли изменения. В один день, выйдя на работу, я обнаружил что моё место занято двумя сервиторами. Они были оснащены трёхпалым манипулятором и дисковой металлической щёткой, за счёт чего споро выполняли мою работу. Я ожидал худшего, что меня выпрут, а найти возможность получать рабочую порцию было далеко не просто. К моей глубочайшей радости, выставили всех, кроме меня. Для меня же был открыт новый спектр работ со своими «удовольствиями».

Меня отправили к формовщикам. Теперь я помогал месить смесь, ставить и утрамбовывать формы, присыпать маеты порошком. В силу возраста я не способен был полноценно работать, поэтому для оправдания полезности мне приходилось быть на подхвате, скорее предугадывая действия работников и одновременно не мешаясь у них под ногами. Исходя из того, что меня не выгнали ни через неделю, ни через две, польза от меня была, и она была заметна. Как-то совсем незаметно количество отлитых деталей увеличивалось. Если раньше мы лили отдельные штучные детали общим количеством не более десяти, то теперь количество возросло до двадцати пяти, и всё чаще мы лили мелкие партии: от шести до десяти одинаковых деталей.

С переводом на новую должность мне понадобилась выданная раньше повязка. В моём закутке почти не было пыли, скорее крупные фракции песка, быстро оседающие на пол. Как оказалось, труба забора воздуха находилась рядом, и она перехватывала большую часть пыли и газов от печей и металла. Сейчас же я работал в цеху, в непосредственной близости от всего этого.

Первый рабочий день закончился выхаркиванием кома слизи с чёрными прожилками. Тогда-то я вспомнил заботливо убранную Дюком повязку. То, что взрослые складывали вдвое, у меня, получилось сложить втрое. А вот попытка смочить её ни к чему не привела. Дышать сквозь мокрую повязку было крайне трудно, а окружающая пыль оседала на мокрый материал и ещё сильнее его забивала.

Работающим в непосредственной близости от печи выдавали небольшие респираторы, но они были по одному на должность и передавались из рук в руки при пересменке. Для работы сверхурочно заказывали самоделки в поселении. Мне же такое богатство не светило. Ведь многие работали без средств защиты, ещё и бравируя этим.

С безопасностью тоже были проблемы. За эти годы насмотрелся на тех, кто умудрился залезть в конвейер и быть перемолотым, зашибленным сервиторами, но больше всего было тех, кто пострадал от брызг и разливов расплава. Была даже та, кто прыгнула в чан с жидким металлом. Та самая деваха с ожогами, с которой я провёл немало безмолвных часов. Её крики быстро стихли, наверное, померла от болевого шока. Её труп достали только тогда, когда опустел тигель, разлив металл по формам. Каждый раз, когда он наклонялся, чтобы вылить часть металла, можно было видеть силуэт её останков, покачивающийся на подушке из остывшего металла и шлаков. Чёрный изломанный силуэт с остатками обгоревшей плоти, продолжающей тлеть.

Но ни одно из происшествий не остановило процесс. Только конвейер быстренько помыли от крови, подав на пожарный брандспойт вместо пены воду.

Мир-кузня Жао-Аркад, орбитальные помещения космического лифта храма-кузни Дуаргино Уо.

В небольшом помещении находились четверо разумных. В воздухе витал дым сожжённых благовоний и ощущался привкус священного масла. Были слышны тихие литании и молитвенные гимны, издаваемые динамиками. Вдоль стен были установлены пирамиды из свечей. Их пламя причудливо играло в дыму благовоний. Но основным источником света были две масляные лампы в виде черепов, свисающие с потолка.

Трое служителей культа и ученик. Технопровидец, техножрец и лекс-механик. О каждом можно было долго говорить, рассказывая об их пути, на котором они несли волю Бога-Машины. Но они не выделялись на фоне миллионов своих братьев, являясь лишь шестерёнками в его механизме.

Они собрались здесь, дабы принять в свои ряды нового брата, новую шестерню в механизм их общества. Нужно отметить, что это был славный кандидат, молодой, но уже крепко вступивший на путь Бога-Машины, хоть ещё и не удостоенный быть отмеченным им. Его послужной список был неплох для возраста. Лекс-механик под звуки гимнов зачитывал список выполненных работ и усмирённых духов механизмов. Рунный жрец вышел вперёд и произнёс

— Я передал знание.

Ученик, стоя на коленях, ответил:

— Знание принял.

Раздалось уже три голоса:

— Храни его и приумножай.

— Я верен закону шестерни.

В этот момент два сервитора необычайно тихо и аккуратно возложили на плечи бывшего ученика красную мантию.

— Встань, брат, встань, рунный жрец. Тебя ждут в хирургион , дабы ты принял свой первый дар Бога-Машины и смог начать путь приближения к нему.

Его окатил дым благовоний, и под увеличившуюся громкость литаний он покинул помещение.

Шахтёрское поселение № GR00143. Три дня спустя

Сегодня я остался в поселении. За долгое-долгое время это, можно сказать, был мой первый выходной. Я впервые задумался, как люди умудряются работать по десять-двенадцать часов без выходных? Да, здесь редко можно встретить людей старше тридцати лет, но, несмотря на всю тяжесть их жизни, я не могу сказать, что они дохнут как мухи. Скорее приспособились довольствоваться малым.

Меня и ещё восьмерых детей собрали и скопом повели от одного мастера до другого. Нас подстригли, оставив короткий ёжик мальчикам и короткое каре для девочек. После была помывка, тоже общая, без разделения по полам. Посмотреть было не на что. Что мальчики, что девочки выглядели почти одинаково. Сразу можно было отличить тех, кого подкармливают родители, их кости выпирали не так сильно и было нечто, напоминающее мышцы. На их фоне я, откормленный за пару лет взрослыми рабочими порциями, выглядел внушительно, то и дело привлекая взгляды. Я был на два-три года младше, но выглядел их ровесником.

Местная техническая вода немного щипала, и к этому я не смог привыкнуть до сих пор. А ещё до недавнего времени мне казалось диким, как можно было скважинным образом получать воду на Луне. Оказалось, что, когда шахта практически истощилась, грунт вокруг стали насыщать водой, бомбардируемой метеоритами с высоким содержанием льда. Дальше последовала накачка рудоносных слоёв химикатами и откачка полученной жижи для переработки. Высокое содержание редких металлов окупило ещё сотню лет такой эксплуатации. Средняя температура на Луне составляла сорок градусов тепла, а пиковая днём доходила до ста двадцати. Объём вкачанной воды был так велик, что даже крох получаемой жидкости с нижних горизонтов хватало для поддержания замкнутого цикла. Дерьмо же и иные отходы, не подлежащие переработке, уходили на небольшую грибную ферму, где смешивались с лунным реголитом и выступали в роли подкормки. Но практически весь урожай уходил взамен обслуживания и поставки самых необходимых компонентов. Остатки же распределяли среди верхушки станции и даже иногда продавали в порту.

Нас собрали на станции. Вокруг было пусто. Кроме детей и сопровождающих, никого. Это было нормой. Она наполнялась только в моменты прибытия вагонетки. В остальные же часы здесь нельзя было застать даже служащих.

Сбоку от окон служб станции из двери вышел пожилой дядька, неся в руках инфопланшет, это сразу намекало на его важность и значимость. Его сопровождал смутно знакомый тип, высокий и худощавый. По мере их приближения шепотки и разговоры затихли.

Старик прокашлялся и начал монотонно зачитывать текст с инфопланшета. То и дело он сбивался или останавливался, разражаясь кашлем. Было видно, что он горд тем, что он делает, и, возможно, это даже почётная обязанность. Но от этого уловить суть было не проще даже мне. Дети же и вовсе через пару минут перестали слушать и просто сидели в ожидании дальнейшего. Суть же монолога сводилась к величию Бога-Машины, благах, которые несёт его путь, и святой обязанности всех и каждого вступить на этот путь. Самое же занимательно я выловил в конце. Обрывки о том, что мы долго готовились, и теперь те, кто смог сохранить и укрепить знания, смогут вступить на путь Бога-Машины.

Пока длилась эта «возвышенная и величественная» лекция, тощий тип осматривал детей. Узнал я его, только когда он добрался до меня. При нём не было саквояжа, а аугментированная рука была затянута в перчатку из тонкой кожи. Именно этот гад предлагал сдать меня в работный дом. Я разузнал немного, что это аналог детского дома. Он находится в порту, и там всегда есть доступные койки для новых воспитанников. Но вот причины такой щедрости замалчивались.

Худощавый не успел закончить осмотр, когда створки шлюза открылись и из них вышел служитель культа в красном балахоне. Его походка была рваной, складывалось впечатление поломанной машины. Оно усилилось, когда он подошёл ближе. Я узнал в нём учителя. Рваной была не только походка, периодически его мимические мышцы подвергались тикам и судорогам. Они переходили на правую руку, которую он придерживал левой в районе запястья. На вопросительный взгляд худощавого был брошен ответ:

— Последствия принятия д-д-дара Омниссии, — в середине фразы его накрыл более длительный и сильный приступ.

Проковыляв вдоль строя детей, он остановился напротив меня и скупо бросил:

— Этот, — после чего, дойдя, передал инфопланшет худощавому.

Тот, немного от смявшись, принял его и, быстро прочитав, кинул в воздух.

— Так, нужны ещё трое, посообразительнее. Запрос на послушников для лекс-… — дочитать ему не дали, грубо вырвав инфопланшет из рук.

Не обращая ни на кого внимания, он направился к вагонетке. Худощавой засуетился.

— Так, этот, вон та и та, — указанных детей вытолкнули вперёд.

Получив в качестве одобрения безразличный кивок от старика, нас направили к вагонетке. Было видно, что мелюзга готова сорваться в истерику. Я же покидал станцию, осознавая, что сюда уже не вернусь.

Всё время нахождения в вагонетке я успокаивал детей, и к концу мне это вроде удалось. Учитель выглядел плохо, всё больше и больше напоминая сломанную машину, которая пытается выполнить поставленную задачу. Мне трудно представить, что бы он предпринял, сорвись дети в истерику.

Когда открылся шлюз, учитель вышел, я же построил детей гуськом. Взявшись за руки, мы поспешили за ним. Проход был коротким, и вот мы уже в новой, более просторной вагонетке. Она была заполнена металлическими ящиками, бочками, на которых были выдавлены знаки культа и нанесена непонятная маркировка. Места было достаточно, но никто не рискнул расположиться на ящиках.

Ещё два часа мы провели в пути, пока открывшийся шлюз не встретил нас волной спёртого воздуха и гвалтом множества голосов. Практически сразу внутрь шагнули два сервитора с грузовыми захватами на конечностях и техножрец, сопровождающий их. Пропустив их , почти у самого входа нас встретили ещё двое служителей культа. Они были вооружены топорами в виде половинки шестерни и клевцами с обратной стороны. Верхние и нижние конечности оказались аугментированы. Хотя аугментация, как по мне, была весьма топорной. По своей воле на такое я бы точно не согласился. Бегать и рубиться можно, но вот в быту будут проблемы, не говоря уже про мелкую работу.

Они обсудили что-то с учителем, на время приложив инфопланшеты друг к другу, и мы двинулись дальше. Скорость была высокой, буквально на пределе детских возможностей, мне приходилось буквально тянуть детей за собой. Размеренный стук конечностей наших сопровождающих буквально прокладывал путь в толпе. Она своевременно расступалась, образуя коридор, который почти сразу схлопывался за нами.

Высокий темп движения и нежелание потеряться почти лишали меня возможности осмотреться. Я смог отметить, что это огромнейшее помещение, вместимость которого можно измерить стадионами. Дальний край был отгорожен синей пеленой, к которой мы и направлялись. По бокам громоздились ярусы, на которых перемежались помещения, скопления людей, ящиков и всевозможных грузов. Однако разглядеть подробнее мне никто не давал возможности. Выйдя на более свободную площадку и миновав штабеля грузов, мы вышли к откинутой аппарели челнока.

Его внутренности были почти полностью забиты детьми, жавшимися к стенкам и углам. Все они были напуганы, часть тихонечко плакала. У края аппарели стоял техножрец с шестом. Вдоль руки к шесту тянулся кабель.

Наша процессия потянулась внутрь. Учитель же остановился возле аппарели. Когда мы поравнялись с ним, он ничего не произнёс. Меня подтолкнули вперёд, он же, ничего не сказав, ушёл. Я наблюдал за ним, пока поднявшаяся аппарель не скрыла от меня красную мантию.

Гул двигателей и инерция поднявшегося транспорта взволновали детей. Но, казалось бы, лёгкий удар жреца о палубу пустил разряд, от которого маленьких пассажиров и меня передёрнуло. Порядок был восстановлен.