ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

— Не работает… — растерянно произнес Мышь, и Катрин, зажмурившаяся от раздирающего уши звука сверла, бросилась вперед и навалилась всем своим весом на люльку бура, вместе с Мышом толкая ее на неподатливую скалу. Воздуха в тесном туннеле почти совершенно не было, вместо него все пространство заполнил голубоватый выхлоп работающего бензинового движка; шум в закрытом со всех сторон помещении оглушал. Сквозь клубы выхлопных газов она едва смогла разобрать, что буровая головка вращается в небольшом углублении, сделанном во время предыдущих попыток, а по отчаянной вибрации машины поняла, что сверло не может погрузиться в твердую скалу.

— Не берет, — крикнул в отчаянии Мышь, его лицо было покрыто потом, а в глазах за стеклами мотоциклетных очков стоял страх. — Недостаточно твердое…

— Я пойду за Винслоу! — крикнула ему в ответ Катрин. Когда они проходили неподалеку от туннелей, где кузнец и его команда снова принялись за работу, Катрин услышала яростный, упорный лязг кирок. Этот человек, должно быть, сделан из стали…

— Он не придет! — Голос Мыша перекрыл визг стали о скалу, когда он снова всем своим весом навалился на люльку бура. — Чересчур упрям…

Но Катрин уже исчезла.

Она услышала удары кирки Винслоу задолго до того, как она и Джеми, которая была ее провожатой, увидели светильники, горящие в туннеле. Теперь они звучали одиноко, сердито, безнадежно. Сколько же времени прошло? Винсент, беспомощно подумала Катрин, Винсент, держись… Все, что она когда-либо читала о несчастных случаях в шахтах, непроизвольно всплывало в ее памяти, несмотря на все ее попытки отогнать эти мысли… Проходчики, погребенные в скальном грунте, спасатели, пробивавшие к ним ход двое или трое суток и обнаруживающие, что те, кого они хотели спасти, уже давно погибли от удушья, голода или ран…

Потом колеблющийся свет факелов залил янтарным светом стены туннеля, и на его фоне она увидела сначала силуэты, а потом движущиеся фигуры людей — полного человека с огненно-рыжей бородой, опершегося на кирку и потирающего усталую спину, изможденную симпатичную женщину с седыми волосами, оттаскивающую в сторону корзину с осколками скалы… И Винслоу, который, подобно какому-то подземному Джону Генри, упорно крушил киркой скалу, весь облитый потом.

Когда она и Джеми приблизились, он повернул к ним голову, в его глазах светились ярость и совершенно не скрываемое отчаяние.

— Послушайте меня, Винслоу! — крикнула Катрин и, повернувшись лицом к остальным, добавила: — Все послушайте! Существует другой туннель, как и говорил Мышь. Мы бурим там, но не можем пробиться без вашей помощи.

Взгляд Винслоу стал жестким — он повернулся к проходу, засыпанному каменным щебнем, но по-прежнему загроможденным огромным осколком скалы, в котором был пробит лишь неглубокий туннель.

— Если вам нечего делать, так не мешайтесь под ногами.

— Пожалуйста! — Она в отчаянии схватила его за руку. — Вы не пробьетесь таким образом вовремя! — Возможно, это говорили только ее страх, ее отчаяние, но в глубине души она чувствовала, что это было более чем просто страх. Связанная незримой связью с Винсентом, она не чувствовала в его душе ни страха, ни отчаяния, но только озабоченность тем, что время на исходе.

Но она никому не могла объяснить этого и, смотря в суровое лицо негра, знала, что если она даже в спокойной обстановке и могла бы сделать это, то сейчас он был слишком поглощен своими собственными страхами, чтобы принимать во внимание еще и ее заботы.

— Этот дурак с его проклятыми машинами…

— Это наш единственный шанс!

Винслоу обвел взглядом стоящих перед ним, освещенных светильниками людей, утомленных, покрытых потом, ожидающих его слов.

Катрин умоляюще продолжала:

— Винсент всегда говорил, что вы помогаете друг другу… — Еще произнося эти слова, она поняла, что положение в его настоящем виде безнадежно и что только объединенные усилия могут спасти их и тех, к кому они пробивались. Потом Винслоу, раздраженно прислонил свою кирку к стенке маленького туннеля, который он пробил за столько часов работы, и от души выругался по адресу Мыша и всех его приспешников.

— Пошли, — пробурчал он. — Где этот дурак собрал свою машину?

Они снова пошли по туннелям, лучи светильников мелькали по стенкам, словно светлячки в темноте. В сыром переплетении туннелей Мышь и Кьюллен все еще упрямо налегали всем их весом на люльку бура, а сверло лишь высекало искры и визжало по скале; Винслоу тут же рванулся вперед и своей ручищей отстранил Мыша, словно это был ребенок.

— Уберись-ка с дороги, парень…

И Мышь, задыхаясь от усилий, сделал шаг назад, по его запыленному лицу расплылась улыбка радости и надежды.

С приходом Винслоу и мужчин, признавших его старшинство, управляемый их сильными руками бур вгрызся в плотнейший гранит, изжевав на восемнадцати дюймах отверстия пять твердосплавных сверл. Затем, после того как мужчины отвели бур от стены и разобрали его, к скале подошел Мышь и стал подбирать и формировать заряд взрывчатки, разминая ее в руках.

— Это чересчур много, — озабоченно сказала Катрин, наклоняясь к нему и подсвечивая фонариком.

Мышь подумал над ее словами, а потом оторвал половину от первоначального заряда и прилепил ее к основному шарику взрывчатки, по-прежнему лежащему у его ног.

— Может быть, — согласился он.

— Может быть? Так ты не знаешь?

Мышь невинно пожал плечами, а Винслоу, который приблизился к ним как раз вовремя, чтобы услышать последние слова, пробурчал:

— Да он разнесет здесь все к чертовой матери!

Бенджамин — полный мужчина с рыжей бородой — и Кьюллен как раз закончили к этому времени разбирать бур, а остальные начали отходить по туннелю назад, туда, где поворот и наросты сталагмитов могли прикрыть их от ударной волны. Мышь все еще вертел комок взрывчатки в руках, потом отщипнул еще половину горсти от заряда и присоединил к основному куску.

— Заложите это вещество в отверстие, вставьте туда же маленькую штуковину, включите другую штуковину, — бодро процитировал он, хотя Катрин могла видеть, что его лицо, несмотря на стоящий здесь холод, было залито потом. — Так было написано.

— Так ты никогда не пользовался раньше пластической взрывчаткой!

— Ага, — сознался Мышь, плотно набивая отверстия светло-серой массой. — Могу взорвать Винсента и Отца… могу взорвать Мыша. Могу спасти им жизнь. — Он взглянул на нее через плечо, и она впервые увидела страх в его глазах. — Дай мне те маленькие штуковины.

— Ты не можешь этого сделать! — запротестовала Катрин.

Предельно просто он произнес:

— Тогда они наверняка умрут.

Он протянул руку к коробке с радиодетонаторами, которую держала Катрин. Она помедлила, пытаясь найти какое-нибудь другое решение. Эллиот как-то однажды показал ей, как его рабочие взрывали котлован под фундамент небоскреба — по иронии судьбы, одного на тех, судьба которых оказалась бы под вопросом, если бы не усилия Макса Авери, и она воочию наблюдала ужасную силу взрыва пластической взрывчатки, даже применяемой профессионалами. Мышь перехватил ее взгляд, и по выражению его лица она поняла, что он тоже знал это. После секундного колебания она вложила коробку с маленькими радиодетонаторами в его ладонь.

Он аккуратно снарядил ими заряды, беззвучно насвистывая, пока он погружал собственно детонаторы в слой взрывчатки и выводил наружу усики антенн.

Катрин, подсвечивая ему фонариком, заключила для себя, что он либо читал, как это делается, либо видел, как делали это рабочие на стройплощадке, — насколько она могла припомнить, именно так обращались с этими вещами люди Барча, хотя она и не была совершенно уверена. Может быть, подумала она, Мышь тоже не уверен в этом… Как близко он должен был подойти к рабочим, чтобы видеть?

Она искоса взглянула на него, он в это время снимал с проводов зубами изоляцию и осторожно соединял их, его лицо было напряжено. Она была знакома с ним всего несколько часов, но воспринимала его уже как младшего брата… Он подарил ей золотое ожерелье, отчего-то пришло ей в голову, просто потому, что она была подругой Винсента. Потому что он был рад, что у Винсента есть подруга…

Он взглянул на нее, а потом на Винслоу, стоящего позади них. Его голос звучал напряженно, в нем не было его обычного возбуждения — он совершенно точно знал, что ему предстояло:

— Хотите взорваться вместе со мной? Валяйте…

— Я сделаю это, — спокойно сказал Винслоу, — а вы двое уматывайте отсюда.

— Это мои штуковины, — пробормотал Мышь, отрицательно качая головой. — Уходите.

— А ты не можешь взорвать из того туннеля? — Катрин кивнула головой назад, туда, где туннель суживался и заворачивал, а выступ скалы закрывал остальных, уже собравшихся там.

— Радиосигнал не пройдет сквозь толщу скалы, — тихо произнес Мышь. — Уходите вместе с Винслоу.

«Черт возьми, — подумала Катрин, — он же совсем ребенок…»

— Покажи мне, что надо делать, — медленно произнесла она, отчаянно труся, но не желая того, чтобы этот ребенок был ранен — или даже убит — падающими глыбами. — Я сделаю это.

Когда он посмотрел ей в глаза, его взгляд был взглядом мужчины, осознающего риск, на который он идет.

— Он же и мой друг, Катрин, — мягко сказал он и потом добавил: — А потом, если ты погибнешь, Винсент все равно меня убьет. Так что уходи.

Винслоу наклонился и положил руку на плечо Мыша.

— Ты сошел с ума, — тихо сказал он. — И ты это знаешь, не правда ли?

Мышь кивнул головой и посмотрел в глаза своему другу:

— Если я погибну, позаботься об Артуре.

— Лучше не погибай, — буркнул Винслоу, скрываясь за своим обычным образом грубияна, — не хватало мне еще нянчиться с енотами. — И, похлопав его по спине, добавил: — Давай здесь поосторожнее.

Потом он проследовал за Катрин туда, где за поворотом туннеля уже сгрудились остальные.

— Все назад, — сказал он, глядя через плечо туда, где еще был виден свет фонарика Мыша, — отойдите подальше…


Согнувшись в удушающей темноте, Винсент внезапно поднял голову, почувствовав страх, испытываемый Катрин. Не горе или отчаяние, как если бы она сдалась и считала его мертвым, но страх…

Бурение прекратилось… Бесконечные минуты ожидания… Потом ослепительная вспышка и треск, как если бы разорвалась земля. Винсент своим телом закрыл Отца от осколков скалы и каменной пыли, посыпавшихся на них сверху, он почувствовал, как дрогнул под ними наклонный пол, услышал, как удар отдался во всех запутанных переходах Пропасти…

Потом их залил свет, ошеломительно яркий после адовой серости, окружавшей их последнее время. Полуослепленный облаками пыли, он видел только, что этот свет проникал к ним сквозь пролом в противоположной стене. Из того же пролома звучали голоса… Катрин…

Его друзья пробирались сквозь пролом, заливая все вокруг лучами светильников. Эти же лучи осветили чудесные волосы Катрин, она вскарабкалась на груду острых обломков и упала в его сильные руки…

— Винсент…

Он держал ее сильно и надежно, борясь с искушением изо всех сил прижать к себе… Потом он повернулся, нежно отстранив ее в сторону, чтобы посмотреть на лежащего Oтца, наполовину засыпанного пылью и осколками скалы.

— Он серьезно ранен… — сказал Винсент, наклоняясь к нему, рядом с ним стояла Катрин, а все остальные — Винслоу, Мэри, Сара, Кьюллен — толпились за ними. Оглядев их тесную тюрьму, он понял, что она еще меньше, чем это представлялось ему в темноте. Он не мог себе представить, как им удалось так долго протянуть в такой норе.

— Мы можем сделать носилки из полиэтиленовых труб от бура Мыша, — сказал Винслоу, и при упоминании этого имени наступило внезапное молчание.

Катрин прошептала:

— Мышь… — Ее лицо побелело, она бросила взгляд назад, туда, где в туннеле виднелось отверстие, и снова повернулась к Винсенту. — Он остался, чтобы взорвать заряд…

Сквозь пролом Винсенту было видно, что туннель представлял собой хаос острых обломков серого камня. В воздухе еще оседала пыль, в которую часть скалы была превращена силой взрыва.

Потом камни на полу зашевелились. Он увидел, что то, что он сперва принял за часть большого валуна, оказалось на самом деле согнутой спиной и плечами, наполовину засыпанными мелкими обломками и равномерно покрытыми сплошным слоем серой пыли. Пыль и камни посыпались по сторонам, когда Мышь встряхнулся, а потом, ошеломленный, сел, кашляя и отряхивая с волос пыль.

Он огляделся по сторонам и снова закашлялся, прижимая одну ладонь к поцарапанным ребрам, и выдавил из себя:

— Многовато заложил…

Винслоу быстро приблизился к нему, поднял его на ноги и сжал его в своих медвежьих объятиях в порыве восторга, а потом, почти так же быстро, грубовато отодвинул от себя и, смущенный таким проявлением чувств, пробурчал:

— Только мыши и бывают такими живучими…

Все остальные смеялись, когда друзья подходили к ним, при этом Мышь опирался на мощное плечо Винслоу, — смеялись от радости и облегчения. При звуках этого смеха веки Отца дрогнули, а потом медленно открылись; несколько секунд он лежал, глядя на окружавшие его лица. На лицо Мыша, серое от пыли, сквозь которую блестели в торжествующей улыбке его зубы, на лицо Винслоу, облитое потом и покрытое грязью. На лицо Винсента, грива которого тоже была вся в пыли и висела сосульками, и на прижатое к Винсенту лицо Катрин, почти не отличающееся от всех других лиц — такое же грязное, как и у них, радостно улыбающееся, торжествующее над отчаянием и смертью.

Отнюдь не дочь богача, подумал он, не представитель отвергнутого им мира, опасного и алчного по своей натуре. Просто такой же человек, как и они сами, из мира, в котором бывают хорошие и плохие люди, как и в их собственном мире… Человек, неразрывно связанный с ними пережитыми страданиями и любовью. И теперь один из них.

Он улыбнулся ей и, с трудом протянув руку, коснулся ее руки.

— Я еще никогда так не боялась…

Винсент ободряюще обнял Катрин за плечи. Несмотря на собственные раны и изнеможение, он настоял на том, чтобы проводить ее до подполья ее дома, хотя нашлось немало обитателей Туннелей, кто, придя от нее в восторг и выпив вместе с ней в комнате Отца приготовленного Мэри чая, пока Винсент и она врачевали раны Отца, готовы были сделать это вместо него: Мышь со своим енотом, примостившимся у него на плече; Джеми, застенчивая и пугливая, которая относилась к ней уже как к задушевной подруге; громадный Винслоу и долговязый Кьюллен, который смущенно улыбнулся ей и пробормотал:

— Винсент, может быть, рассказывал вам обо мне…

Она ответила:

— Винсент говорил мне, что вы лучший резчик по дереву во всем Нью-Йорке. — И он расплылся в довольной улыбке, не зная, что ответить на это. И разумеется, тут же не преминул довольно бестактно вмешаться Мышь:

— Мы вместе нашли золото. Он, я и Винслоу. Здесь оказался корабль… — А Винслоу шутя дал ему подзатыльник и сказал:

— Чем меньше ты будешь трепаться про это, тем лучше. — И они все засмеялись, и Кьюллен смеялся вместе с ними.

Но Винсент настоял на своем решении, и они пошли вместе с ним по извивающимся туннелям, вдоль древних, выложенных плиткой коллекторов ливневой канализации и неиспользуемых туннелей метро, которые Катрин уже стала отличать друг от друга, как отличала она пешеходную дорожку между своим домом и домом, в котором жила Дженни, от тропинки к угловому гастроному. По дороге она рассказала ему про то, как они достали твердосплавные сверла и пластичную взрывчатку с помощью Эллиота, про разговор с ним сегодняшним утром, который уже отошел в даль времени.

И Винсент кивнул головой, понимая как то, что это нелегко далось ей, так и то, что она вынесла из этого для себя.

— Не так-то легко тебе было пойти к нему, — тихо произнес он, слегка повернув голову и глядя на нее сквозь все еще пропитанную грязью гриву, — но твое мужество спасло наши жизни.

Катрин покачала головой.

— Я тогда даже не думала об этом, — мягко произнесла она, беря его руки в свои — руки зверя, все в порезах от скал, которые перебинтовала Мэри, поросшие грубой рыжей шерстью, с когтями, способными разломать кирпичную стену. Их ответное прикосновение было легко, как пушинка.

Теперь они стояли в проломе кирпичной стены, сквозь который можно было пройти к подполью ее дома, в месте столь многих тихих разговоров и столь приятных воспоминаний. По пути вверх она рассказала о своих отношениях с Эллиотом Барчем и теперь размышляла о том, что побудило ее в феврале переменить отношение к нему… следовать велению своего сердца.

Она осознала, что теперь, думая о нем, когда в ее душе исчез гнев на него, ему на смену пришло что-то другое… не любовь, а заслуженное им уважение. Ей уже не надо было ненавидеть Эллиота, потому что после сегодняшнего дня в ее сердце уже не было сомнений в глубине ее любви к Винсенту, в ее необходимости для него.

— Я чувствовала, что я теряю лучшую часть себя самой, — тихо сказала она. — Я должна была что-то сделать… — Сделать это без каких бы то ни было вопросов, подумала она, вспомнив снедавшую ее эти несколько часов отчаянную решимость, неумолимую свирепость, не приемлющую поражения. Если бы она тогда, несколько месяцев тому назад, приняла решение выйти замуж за Эллиота и выбрала бы жизнь с ним — а эта жизнь, она не сомневалась, была бы отличной жизнью, — она смирилась бы с его смертью и продолжала бы жить.

Но она сомневалась, смогла ли бы она пережить потерю Винсента. Она сражалась за него, как за воздух для дыхания. Как сражаются животные, по рассказам Исаака, не думая о том, что будет потом, — с той же яростью, целеустремленным усилием, которые переполняли его, когда он сражался за нее. Она теперь поняла это, поняла всей своей плотью и кровью.

Они были куда ближе друг другу, отметила она, чем кто-либо мог себе представить. Истоки этой близости были в каждом из них — и в красавице и в чудовище.

Проникавший сверху из подвала ее дома свет отражался сине-зелеными искрами в его глазах, электрическое сияние верхнего мира, насыщенное и яркое. Ее мира. Теперь она будет гражданином двух миров, своего собственного и тайного, залитого мягким светом свечей Нижнего мира. Она восприняла его совершенно естественно, как нечто такое, о чем не думают в разгар событий… как нечто такое, о чем у нее не было времени думать.

Она могла думать, сейчас и тогда, только о том, что он жив; что они не будут разлучены; что она сможет рассчитывать на прикосновение его руки, на силу одного его присутствия, на радость от сознания того, что он рядом с ней.

— Это было не мужество, Винсент, — тихо произнесла она, чувствуя, как его рука ложится на ее плечи, притягивая ее к нему, под далекий грохот поезда метро в темноте. — Это была любовь.



Загрузка...