Красавица и чудовище

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Улицы были ярко освещены. Голубые и золотые огни, белый свет фар, красно-зеленое мигание светофоров, освещенные окна небоскребов. Выше всего светились лучи прожекторов на летающих над городом вертолетах и мерцали красным огни на крышах высотных домов; иногда по небу проплывали бортовые огни самолета. В этот вечерний час по улицам сновали мириады такси. По тротуарам гуляли разряженные ребятишки, многие взрослые тоже напялили на себя самые невероятные маскарадные костюмы.

Башенные часы пробили шесть, и их гул ненадолго заглушил какофонию моторов и автомобильных сигналов. В маленькой лавочке, приютившейся в переулке рядом с Мэдисон-сквер, старый хозяин кинул взгляд на часы, висевшие на стене, потом взглянул на наручные часы и встал со стула. Маленькие ножки, с трудом удерживавшие его пузатое тело, засеменили по полу. Старик подошел к двери и перевернул красно-золотую вывеску «МАСКАРАДНАЯ ЛАВКА МОУ. КОСТЮМЫ НАПРОКАТ» другой стороной. Теперь посетителей приветствовала надпись «СПАСИБО, ПРИХОДИТЕ В ДРУГОЙ РАЗ». Хозяин шумно вздохнул. Ну и неделька! У него в лавке осталось всего три костюма, не считая тех, которые вышли из строя. Придется сестре посидеть над швейной машинкой. И еще один костюм нужно отдать в чистку. Ну ничего, теперь суматоха закончена и можно будет не спеша заняться делами. До Нового года время еще есть. Даже на Новый год люди так не сходят с ума, как в День всех святых.

Моу снова вздохнул. Нет, он не против работы — в конце концов, она позволяет жить и платить за квартиру, но черт его раздери, если он способен понять, что заставляет взрослых мужчин и женщин строить из себя дураков. День всех святых — это детский праздник. Осуждающе качая головой, старик потянулся к дверному замку, но тут ручка двери крутанулась сама собой.

Моу чуть не поперхнулся. Он был так увлечен своими мыслями, что совсем не видел мужчину, медленно приблизившегося к витрине с тротуара. Дверь открылась, и клиент вошел в лавку.

— Извините, но мы уже закрыты, — сказал Моу, глядя в лицо незнакомцу. Ну и детина, подумал он с некоторым опасением. Здоровенный, устрашающего вида. И весьма бесцеремонный. Явно привык поступать по-своему.

— Послушайте, — скороговоркой сказал детина, — мне нужен костюм.

Сначала Моу его не понял — певучий акцент показался ему странным. Правда, слово «костюм» до старика дошло. Он отрицательно покачал головой. Мужчина сделал еще шаг вперед, приблизившись к хозяину.

— Если дело в деньгах, у меня их достаточно.

Он достал из кармана целый ворох купюр. Моу посмотрел на деньги, и в желудке у него что-то дернулось — ведь он еще не ужинал. Неужто это пятидесятидолларовая бумажка так небрежно скомкана? Нормальный человек не станет так обращаться с деньгами. Да еще вечером, когда стемнело.

Моу решил, что, если это псих, препираться с ним не стоит. Он вернулся к прилавку, чувствуя спиной взгляд этого иностранца.

Ирландец, вот кто это такой. Моу оперся локтем о прилавок и попытался изобразить улыбку.

— Послушайте, у меня ничего не осталось, — терпеливо сказал он. — Приходите завтра, и можете выбрать любой наряд: Джесси Джеймс, Дарт Вейдер, король Артур! Что угодно! Но сами понимаете — День всех святых, конец рабочего дня.

Старик пожал плечами. Ирландец слегка нахмурился, словно и сам с трудом понимал густой еврейский акцент хозяина. Когда смысл сказанных слов до него дошел, он нахмурился еще больше. Улыбка Моу стала нервной. Он сунул руки в карманы, чтобы клиент не заметил, как они трясутся.

— Ну хорошо, хорошо, я посмотрю на складе. Может быть, что-то еще осталось.

Он опасливо обошел мужчину стороной и раздвинул занавеску, отделявшую тесный торговый зал от длинного складского помещения.

— Вас не смутит, если костюм будет слегка помят или там пуговицы будет не хватать? — спросил он.

Голос его гулким эхом перекатился в пустом помещении.

— Не важно! — заорал ирландец. — Главное, давай пошевеливайся.

Моу слышал, как посетитель мечется у прилавка, шуршит газетой. Так-так. Остался костюм волшебной принцессы для девочки лет шести с надорванным крылышком. Всадник без головы с маской из пустой тыквы. Пахнет довольно паршиво, к тому же этот детина не влезет в тесную рубашку и узкие штаны. Еще несколько нарядов тоже предназначались для худеньких женщин и щуплых мужчин. Единственный костюм подходящего размера остался на вешалке нарядов из времен революции. Конечно, длинноват, к тому же многие не любят короткие обтягивающие штаны и чулки. Моу снял мундир с вешалки, прихватил с собой аксессуары: мушкет, красный камзол, белые панталоны, черный жилет, ботфорты, треуголку и белый напудренный парик. Не так-то просто было тащить всю эту бутафорию по узкому коридору.

— Вот, — пробормотал он, сваливая все это имущество на прилавок. — Примерьте, может, подойдет.

Он поднял глаза на посетителя и увидел, что тот весь перекосился от ярости.

— Ты что, шутки со мной шутить вздумал? — заревел ирландец.

Пара мощных рук схватила Моу за шиворот и чуть не оторвала от земли. Посетитель отшвырнул хозяина в сторону и прорычал:

— Немедленно убери отсюда эту гадость и принеси мне что-нибудь приличное!

Взгляд у клиента был весьма устрашающий, и Моу подумал, что скорее всего заперт один на один с человеком, которому приходилось обагрять свои руки кровью. Что-то такое было в его глазах. Наверняка один из полоумных ирландцев, которые палят друг в друга и швыряют бомбы в школьников и домохозяек, подумал Моу с неприязнью. Зачем только он сюда притащился пугать честных людей?

Однако погибать из за какого-то дурацкого маскарадного костюма не хотелось. Моу встряхнулся, изо всех сил пытаясь изобразить достоинство. Это было довольно трудно, потому что больше всего сейчас хозяин был похож на дрожащего кролика. Он вышел снова в узкий коридор, собираясь по-тихому улизнуть через задний ход, но в это время уголком глаза заметил что-то красно-зеленое. Как же — он совершенно забыл про клоунский костюм! Костюм так давно стоял в витрине, что с одной стороны совершенно выгорел. Размер был самый что ни на есть большой, к тому же клоунские наряды всегда очень просторные. Моу бросил на пол красный мундир и снял с витрины манекен.

— Вот, держите, — сказал он клиенту. — Может, костюм, слишком большой, но ничего другого у меня нет.

Моу старался привести в порядок свой подбородок, чтобы тот не дрожал так явно. Потом взглянул ирландцу в глаза и изо всех сил напрягся, чтобы выглядеть поувереннее.

— Если это не подойдет, идите ищите в другом месте.

— Подойдет.

Мужчина сунул на стойку несколько купюр. Моу искоса взглянул на деньги, но трогать их не стал.

— Переодеться можете вон там, — показал он на кабину.

Ирландец бросил на прилавок свой плащ, газету, схватил костюм клоуна и скрылся за занавеской, задернув ее за собой. Моу оперся о прилавок, чтобы не подогнулись дрожащие колени. Надо будет попросить племянника сделать одну кабинку побольше для таких вот здоровяков. На всякий случай хозяин отвернулся, чтобы этот псих не подумал, что он за ним подглядывает. Обижать скандального ирландца совсем не хотелось. Моу взял со стойки оставленную газету и стал ее проглядывать.

Газета была открыта на четвертой странице, где располагалась колонка светской хроники. Обычно Моу сюда не заглядывал, однако взгляд его сейчас упал на обведенный карандашом заголовок: «БАЛ-МАСКАРАД В ЧЕСТЬ ИРЛАНДСКОЙ ПАЦИФИСТКИ». Знаем мы этих пацифистов! Моу возмущенно фыркнул. Тип, который переодевался сейчас у него в кабинке, не мог иметь к пацифизму ни малейшего отношения!

Тем временем Майкл Макфи, с трудом поворачиваясь в тесной каморке, снял с себя пиджак и повесил на крюк. Слава Богу, хоть штаны снимать не придется, можно натянуть идиотский наряд клоуна поверх них. Он сунул ногу в штанину и чуть не потерял равновесие — едва успел схватиться рукой за стену. Макфи тихо и многословно, выругался, употребив все бранные слова, какие только мог вспомнить. Сбоку дуло. Он повернулся, поправил занавеску и с подозрением взглянул на хозяина лавки. Тот стоял у прилавка, углубившись в чтение газеты. Майкл пожал плечами — ничего примечательного из статьи старик не почерпнет. Слава Богу, хозяин перестал обращать на него внимание. Не надо было срываться из-за этого проклятого красного мундира. Тебе надо быть осторожнее, Майкл Макфи, сказал он сам себе. Шон О’Рейли ни за что не совершил бы подобной ошибки. Он оторвет голову своему помощнику, если тот не сумеет пробраться на этот буржуйский бал и прикончить Бриджит О’Доннел.

Макфи снова потерял равновесие и покачнулся. Хорошо, что Моу не смотрел на него в этот момент, иначе старик бы бухнулся в обморок от страха — из-за пояса брюк у ирландца торчал пистолет.

Над крышами всплыла полная луна, бросая голубоватые тени на асфальт тротуаров и стены домов. Винсент вылез из люка канализации посреди Центрального парка. Ему показалось, что диск луны повис меж ветвями ольхи. С запада доносился шум машин, с Пятой авеню, скрытой за деревьями, тоже долетал шум движения. В парке же было тихо — лишь птица крикнула с ветки ели. Ей ответил такой же приглушенный крик — больше ни звука. Шелестела склоняющаяся под ветром трава, по аллеям шуршали сухие листья. Винсент долго стоял, наблюдая, как луна медленно движется меж ветвей ольхи. Ночь и в самом деле выглядела волшебно. Он надвинул поглубже капюшон плаща, чтобы лицо осталось в тени. Из-под капюшона выбивались лишь локоны светлых волос.

Винсент быстро зашагал по аллее, стараясь держаться в густой тени — сегодня больше по привычке.

Парк перерезала шумная магистраль. Винсент остановился, услышав звонкий девичий голос, заглушивший рев моторов. В ответ раздался чей-то смех. Навстречу Винсенту шли два пирата, женщина в коротком черном костюме, маленькой черно-белой шапочке, чулках в сетку и туфлях на таких высоких каблуках, что она с трудом на них передвигалась. Девушка жаловалась на свою обувь, а остальные хохотали над ее вихляющей походкой. Сзади появилась четвертая фигура неопределенного пола — скорее всего, подруга второго пирата. Винсент заколебался, вспомнив слова, которые говорил Отцу. Ладно, подумал он, пусть это будет испытание. И решительно зашагал навстречу четверке.

— Ого-го, ну и масочка! — воскликнула одна из женщин. — Энди, видел этого парня?

Дом, где должен был состояться бал, находился к западу от Центрального парка, недалеко от квартиры Катрин, но небоскреб Бреннона был еще выше, а сам миллионер жил в пентхаусе на крыше. Винсент внимательно осмотрел высокий силуэт здания, решая, как поступить дальше.

В конце концов он просто поднялся на второй этаж, дождался, пока этажом ниже остановится лифт, и через решетку залез на крышу. Лифт наполнился пассажирами и потащил их вверх, а вместе с ними и Винсента. На самом верху он перебрался на ремонтную лесенку и без труда достиг люка. Оттуда Винсент попал на крышу и оказался у парапета, откуда открывался вид на террасу Джона Бреннана.

По сравнению с этим великолепием маленький садик Катрин мог бы показаться размером с почтовую марку, причем из самых дешевых. Терраса Бреннана занимала почти всю крышу; в южной и восточной ее частях располагался целый парк. Разноцветные огни освещали прямоугольный бассейн, вокруг теснились деревья, обвитые плющом. Винсент немного выждал, чтобы его острые глаза привыкли к темноте и рассмотрели все как следует. Все его чувства обострились. Пройдет минута, и он перешагнет через парапет, спустится по кирпичной кладке стены, заслонявшей от взора владельца ржавый металл и позеленевший бетон церкви, свернет налево и доберется до места, где изгородь чуть выше двух метров. Оттуда можно будет спрыгнуть на террасу богача, пройти сквозь стеклянные двери и сделать вид, что он — один из гостей. Винсент слышал музыку, звон бокалов, гул сотни голосов.

Итак, всего минута — и он окажется в мире Катрин. Нужно всего лишь сделать шаг, а дальше ноги принесут его туда сами собой.

Там будет Бриджит О’Доннел, она уже пришла. Надо каким-то образом поговорить с ней наедине, хотя бы всего несколько секунд. Винсент не осмеливался надеяться, что их разговор затянется — успеть бы только сказать «спасибо». Этого вполне достаточно. Прежде чем Винсент успел собраться с мыслями, тело его уже перемахнуло через парапет.

Когда он спрыгнул на террасу, мягкие сапоги почти бесшумно приземлились на плиты пола. Ветерок носил по террасе пожелтевшие, хрустевшие под подошвами листья. В этом ветерке не было ничего осеннего; он ласково шевелил складки длинного плаща.

Чарльз хотел взять такси, но Катрин его отговорила.

— Сегодня тепло, папа, да и идти недалеко. Кроме того, — шутливо добавила она, — ты ведь всегда говоришь мне, что я должна побольше заниматься спортом.

Чарльз заколебался и искоса посмотрел на свою дочь.

— Ты выглядишь просто шикарно, — продолжала она. — Это я говорю на тот случай, если ты боишься, что прохожие станут смеяться над твоим нарядом.

— Ха-ха, — ответил он, взял ее под руку и зашагал по тротуару. — Если ты не против прогуляться, то я — тем более. В конце кондов, с такое; дамой пройтись одно удовольствие.

— Ты тоже отлично выглядишь, папа, — тихо повторила она, покрепче взяв его за локоть.

Хотя на крышу небоскреба можно было добраться на двух лифтах, пришлось несколько минут дожидаться в очереди, а лифт был набит битком. Он шел без остановок на самый верх и доставил в пентхаус сразу человек двадцать. На площадке топталось не меньше полусотни наряженных в маскарадные костюмы гостей.

— Ого-го, — присвистнула Катрин.

Костюмированные балы Джона Бреннана были хорошо известны. Сам Джон любил говорить «печально известны». Гости старались придумать что-нибудь почуднее. Катрин увидела Джаву из «Звездных войн»; сверкающие красные глаза и все такое прочее. Джаву сопровождала молодая женщина в наряде восточной танцовщицы. Рядом стоял главарь пиратов, Синяя Борода, весь утыканный незажженными свечами. Далее располагались скелет, два Зорро, горничная, Шерлок Холмс, средневековый рыцарь в сопровождении дамы и дракона на роликовых коньках. Впрочем, приглядевшись, Катрин поняла, что это не роликовые коньки, а фетровые сапоги на каких-то диковинных каблуках.

Чарльз натянул на лицо желтую маску, надел шляпу набекрень и извлек из кармана серого мундира приглашение.

— Ну и публика! — прокричал он дочери в ухо.

Это уж точно, подумала она. Катрин кивнула, поправила маску, чтобы лучше видеть — перышки над бровями все время качались и заслоняли обзор.

Она совсем забыла, как великолепно выглядит пентхаус Джона Бреннана, а ведь всего какой-то год назад ей пришлось делать фоторепортаж для журнала «Мир архитектуры», когда Джон развелся со второй женой и полностью изменил интерьер своего жилища. В одной лишь гостиной запросто разместились бы три обычные квартиры. Потолок был не меньше шести метров высотой. На стенах не осталось и следа одноцветных обоев, которым отдавала предпочтение вторая жена. Новый дизайнер обшил нижнюю часть стен темным деревом, вторую покрасил в перламутровый цвет и раскидал повсюду классические канделябры. Теперь зал выглядел не таким пустынным и холодным. Возможно, впечатление усиливалось за счет того, что в настоящий момент тут собралась целая толпа приглашенных.

Чарльз вручил пригласительный билет дворецкому, который стоял у подножия лестницы, ведшей от лифта к дверям. Катрин не сразу узнала Андре, хотя тот был облачен в обычную ливрею. Дело в том, что вся голова дворецкого — волосы, брови, кожа были выкрашены в ярко-голубой цвет, а надо лбом покачивались два сверкающих шара на пружинках. При этом Андре сохранял свое всегдашнее корректное и очень серьезное выражение лица. Катрин была рада, что вокруг столько народу и она может спрятаться за спинами гостей. Андре обиделся бы, если б знал какой хохот вызывает у нее его вид.

— Ого-го, — снова присвистнула она, когда они вошли в гостиную.

У стены расположился целый оркестр. Длинный стол, накрытый всевозможными восхитительными яствами, постоянно пополнялся новыми блюдами. В толпе расхаживали полдюжины официантов, толкая перед собой тележки с напитками. Они, как и Андре, были одеты в ливреи, однако лица их были скрыты масками или гримом. В центре зала образовалась площадка для танцев, и там отплясывали добрых два десятка пар.

Чарльз пробирался через толпу, держа дочь за руку. Он остановился у подноса с шампанским, чокнулся с дочерью и вдруг увидел, что к ним пробирается человек в испанском шлеме и узорчатой кольчуге. Катрин захлопала глазами: это был Джон Бреннан, чье лицо, выкрашенное стальной краской, имело совершенно тот же оттенок, что и шлем. Он был похож на Железного Дровосека, облаченного в рыцарские доспехи.

— Чарльз! — радушно воскликнул он, протягивая вперед обе руки.

Мистер Чандлер взял бокал в левую руку, обменялся рукопожатием с хозяином и обернулся к Катрин.

— Не ожидал вас так рано! Ужасно рад! — воскликнул Бреннан. — Неужели это вы, Катрин!

Он замахал руками, изображая преувеличенное изумление.

Катрин улыбнулась, жестом прося его замолчать. Она была уверена, что следующей фразой Джона будет: «Боже, как же ты выросла!» Однако Бреннан повел себя достойно: официально пожал ей руку, как взрослой. Впрочем, он тут же повернулся к Чарльзу, и их разговор, как и следовало ожидать, углубился в дебри юриспруденции. Если никто их не прервет, они будут разглагольствовать на юридические темы несколько часов подряд.

Катрин неторопливо огляделась, надеясь увидеть в толпе знакомое лицо. Это было не так-то просто: ведь все лица были под масками. Несколько человек, как и Чарльз, надели узкие домино, но большинство присутствующих закрыли лица полностью. По сравнению с их мудреными масками ее личина совы выглядела очень просто. Были и такие гости, которые не надели масок, но раскрасили свои лица до неузнаваемости.

В центре зала отплясывали двое скелетов, изображая Джинджер и Фреда; их костюмы были выполнены высокопрофессионально — черепа так и отливали блеском настоящей кости. А вот какой-то коротышка с личиком гнома уставился на Катрин во все глаза. Не сразу она поняла, что это маска, надетая на затылок. Когда гномик обернулся, оказалось, что у него еще одно лицо с горящими глазами. Впечатление довольно жутковатое.

А кто это там, у бара, в платье, обшитом блестками? Такие обтягивающие платья носили в начале 60-х. Лицо было закрыто разукрашенной маской, но зато серьги Катрин разглядела отлично: жуткие сооружения из серебра и носорожьего рога. Они как две капли воды были похожи на висевшие по стенам канделябры. Серьги свисали, достигая их владелице до ключиц. Мэри Хэкенсон получила их в качестве рождественского подарка много лет назад. Это была шутка, но Мэри отнеслась к подарку серьезно и с тех пор все время их носила.

— Мэри? — позвала Катрин. И чуть громче: — Мэри!

Женщина оглянулась, склонила голову набок и радостно рассмеялась:

— Катрин! Это ты?

Катрин захлопала в ладоши, бросилась навстречу подруге, и они крепко обнялись. Мэри оглядела Катрин с ног до головы критическим взором и улыбнулась:

— Ты выглядишь просто потрясающе! Эй, ребята, идите все сюда! Тут все наши, — сообщила она, увлекая Катрин за собой. Та лишь успела переглянуться с отцом, показав ему глазами, куда ее уволакивают. Совиные перышки на маске закачались, и вскоре Катрин растворилась в толпе.

На самом деле здесь были, конечно, не «все». Дженина переселилась в Санта-Монику, Арнольд трудился над диссертацией в Оксфорде, а его сестра-двойняшка Алекса — в Сорбонне. Марта с новым мужем отправилась в плавание к греческому архипелагу. Однако большинство компании все же собралось здесь. Начались разговоры о старых временах и новых событиях, а также беззлобное сплетничанье об отсутствующих.

— Мы тебя больше совсем не видим, — пожаловалась Эллен.

Катрин улыбнулась.

— Извините, — беззаботно сказала она. — Я была ужасно занята в последнее время.

Она не столько увидела, сколько почувствовала, что Джефф, нынешний дружок Мэри, нахмурил лоб и сделал Эллен какой-то знак. Дело в том, что уход Катрин из фирмы отца и ее работа в офисе окружного прокурора считались запретной темой. Никто из друзей и близких не мог понять, зачем она это сделала. Катрин и сама не смогла бы привести причины, которые кому-нибудь из них показались бы убедительными.

Во всяком случае, эти люди не приставали к ней с увещеваниями, в отличие от многих прочих. Да она и в самом деле уже давно их не видела.

Джефф подошел к ней сзади и покровительственно положил руку на плечо Катрин. Та с серьезным видом подмигнула Мэри, которая славилась невероятной ревнивостью. Однако когда Джефф приставал к Катрин, Мэри относилась к этому совершенно спокойно.

— Ну, ну, — сказал Джефф, оглядывая Катрин. — Ты уже виделась с Бриджит?

— Еще нет.

— Она и в самом деле замечательная.

Мэри под маской скривила рот.

— Джефф так заинтересовался ее политическими взглядами, — сухо сказала она, подчеркнув тоном два последних слова.

Джефф расхохотался, и Катрин посмотрела на него с серьезным лицом, но задорно горящими глазами.

— Могу себе представить.

Из-за спины Мэри появился Грэг и похлопал ее по плечу

— Ты слышала, что она продала свою книгу «300 дней» Голливуду?

Мэри презрительно фыркнула.

— Представляю себе. «Ромео и Джульетта» с ирландским акцентом.

Грэг тоже захихикал.

— Да бросьте вы, — запротестовал Джефф. — Это отличная книжка.

Грэг кивнул и перестал смеяться.

— Она мужественная женщина. Это ее пацифистское движение так разозлило обе стороны, что ей постоянно угрожают смертью. Убили ее. мать ее мужа.

— Ее отец — член Ирландской республиканской армии, — сказал Джефф. — Его разыскивает полиция за взрыв в Лондоне.

Катрин кивнула. Все это она знала. Она прочла все написанное где-либо и когда-либо о Бриджит О’Доннел. Слава Богу, что Джефф и Грэг заставили Мэри замолчать. Всегдашнее ехидство подруги в данном случае было не к месту.

Катрин подняла глаза и увидела, что Джон Бреннан своей всегдашней торопливой походкой приближается к ним через зал.

— Катрин, я собираюсь представить твоего отца Бриджит О’Доннел. Пойдешь с нами?

Она кивнула и отодвинулась от Джеффа.

— С преогромным удовольствием.

За ее спиной, по другую сторону стеклянной перегородки, отделявшей зал от террасы, находилась освещенная аллея, ведущая от бассейна к маленьким белым скамьям витого железа. По аллее взад вперед расхаживала темная фигура, закутанная в плащ. Винсент наблюдал за Катрин. Вот она отделилась от группы молодых людей и, следуя за мужчиной, одетым в красно-серебряный костюм, исчезла в толпе гостей. Больше он не видел ее — совиные перышки, подрагивающие в такт ее шагам, исчезли. Тогда Винсент развернулся и пошел в обратную сторону, однако на пол-дороге остановился и задумчиво посмотрел на двойные двери. Рано или поздно ему придется сделать пять или шесть шагов, отделяющих его от этой стеклянной границы: повернуть ручку, распахнуть двери и шагнуть в зал. Рано или поздно… Он сделал один шаг, второй. Остановился.

Джон Бреннан замедлил шаг, чтобы Катрин в своем неудобном кринолине не отставала. Чарльза Джон извлек из группы пожилых джентльменов, увлеченно обсуждавших какие-то вопросы, связанные с недвижимостью. Отец и дочь последовали за хозяином мимо рояля, мимо светящегося скелета, чьи пустые глазницы пульсировали в такт музыке, мимо кушеток, на которых сидели гости. Дальше находилось свободное пространство, еще дальше — верхняя площадка лестницы, где собралась целая толпа. Бреннан пробормотал через плечо что-то неразборчивое и стал пробираться сквозь скопление людей. Гости расступались, давая проход. Однако на первой же ступеньке мраморной лестницы какой-то мужчина в кожаном жилете и рогатом шлеме викинга движением руки остановил Чарльза.

— Минуточку, — сказал он с ужасающим ирландским акцентом. Его рука очень ловко извлекла из ножен Чарльза кавалерийскую саблю. — Дайте-ка взглянуть на эту штуку.

Правая рука была наготове у самой груди Чарльза. «Викинг» провел пальцем по клинку. Джон Бреннан, размахивая руками, бросился к Чандлеру. Катрин подумала, что в разделах светской хроники не пишут о таких вот маленьких казусах.

— Прошу простить, Чарльз. Мистер Каваног — один из телохранителей Бриджит.

— Не обижайтесь, сэр, — сказал ирландец, засовывая саблю обратно в ножны. — Нам угрожают. И оранжисты и стриженые.

Чарльз развел руками, показывая, что не нужно никаких объяснений и извинений. Лоб его сосредоточенно нахмурился.

— Кто такие стриженые? Я не понимаю.

— Естественно, — произнес тихий, но звучный и нежный женский голос, прозвучавший музыкой в гуле голосов.

— Это из истории. — К Каваногу подошла Бриджит О’Доннел. — Когда-то ирландские католики подняли восстание против англичан и их протестантских союзников, — слабо улыбнулась Бриджит. — Мятежники коротко стригли волосы, вот и вся разгадка.

Катрин призадумалась:

— Если я не ошибаюсь, это было двести лет назад?

Бриджит кивнула.

— Долго у вас в Ирландии помнят, как кто стригся.

Бриджит оказалась миниатюрнее, чем представляла себе Катрин. Они были примерно одного роста. Бриджит была одета в платье ампир, какое могла носить Жозефина Богарне: высокая талия, низкий вырез, короткие рукава с буфами и длинные перчатки. Жозефина в таком наряде выглядела бы пышнотелой. Бриджит же казалась в нем еще более хрупкой. Больше всего Катрин удивилась маске, которую носила писательница. Точно такая же совиная личина, разве что другого цвета. Под коричневым клювом виднелся улыбающийся розовый рот. Улыбка была мягкой и нежной. Глаза смотрели на Катрин с ласковым одобрением: очевидно, писательница не ожидала, что американская девушка так хорошо знает ирландскую историю.

Катрин и не знала бы ее, если бы книги Бриджит О’Доннел не заставили ее внимательно прочитать несколько томов об Ирландии.

— У нас, ирландцев, длинная память, — сказала Бриджит. — В ее словах прозвучала скрытая горечь, несмотря на мягкость голоса. — Отец в детстве научил меня множеству песен о храбрецах стриженых. Я тогда еще лежала в колыбельке.

Чарльз поклонился.

— Спасибо за науку. Должен признаться, — виноватым тоном сказал он, — что всегда был слаб по исторической части. То, чему меня в свое время учили, я давно забыл.

Бриджит кивнула и одарила его одной из своих очаровательных улыбок.

— Забывать тоже полезно. Неплохо было бы, если бы Ольстер этому научился.

Чарльз не успел ответить, потому что к ним вернулся Джон. Взяв Чандлера за локоть, он состроил гримасу:

— Тут Саманта. Она никогда не простит мне, если я не приведу тебя к ней, Чарльз.

Чарльз тоже скривился. Саманта была первой женой Джона. После развода с Бреннаном она изо всех сил пыталась заполучить Чандлера, отчаянно флиртуя с ним на свой тяжеловесный манер. Чарльз вздохнул, пожал на прощанье пальцы Бриджит и сказал:

— Счастлив был познакомиться. Прошу простить. Долг зовет.

Он последовал за другом через зал. Катрин обернулась и взглянула Бриджит в глаза. Они были очень серьезными и настороженными под качающимися перышками. Зато когда О’Доннел улыбнулась, у Катрин появилось ощущение, как будто она знает эту женщину много лет.

— Мне нравится ваша маска, — легко сказала Бриджит. — Знаете, я однажды написала рассказ про женщину-сову. Даже не рассказ, а сказку, — застенчиво добавила она. — Для детей…

Катрин покачала головой.

— Это для детей любого возраста. Я прочла вашу сказку в прошлом году и была просто очарована ею.

— Не может быть! Эту книжку не так просто найти.

— Ее дал мне друг. Очень близкий друг, — тихо добавила Катрин, обращаясь не столько к собеседнице, сколько к себе. — У вас настоящий талант. Как бы я хотела, чтобы вы побольше писали для детей.

Темно-синие глаза под коричневой маской поражали глубиной. Катрин подумала, что может прочесть в этом взоре многовековую трагедию ирландской истории. Такие же глаза, должно быть, были у Дьердры.

— Я бы тоже этого хотела, — вымолвила Бриджит. — Но в Ирландии сейчас есть вещи пострашнее привидений. Да и музыки фей не слышно — ее заглушает стрельба.

Винсент задумчиво опустил голову. Ветерок шевелил края его капюшона, пробегал мелкой рябью по поверхности бассейна. Когда наступало безветрие, Винсент видел в воде свое отражение: золотистая грива волос, рассыпавшихся по плечам, белая рубашка с кружевами, черные кожаные перчатки, прикрывающие руки, которые сразу бы его выдали. Над кружевным воротником отражался широкий лоб, неразличимые на золотистой коже брови, широкий кошачий нос, покрытый мягким пушком, раздвоенная верхняя губа, из-под которой посверкивали белые острые зубы; глубоко посаженные светло-голубые глаза — самая человеческая деталь его лица; высокие, широко расставленные скулы.

Он резко отвернулся и направился к двери. Взялся за ручку, повернул. Шум бала ударил ему в лицо и приковал к месту: сотня людей громко разговаривала, стараясь перекричать грохот музыки — барабаны, саксофоны, трубы, рояль. По паркету шелестело множество ног, звенели бокалы, позвякивали тарелки, отовсюду доносился хохот и аплодисменты. Обостренный нюх Винсента ощутил аромат двух сотен духов, грима, дорогой косметики, лака для волос, маскарадного клея, горячих закусок, вина, виски, рома. Знакомым и странным в этом сочетании показался ему запах свечного воска и свежей тыквы. Дело в том, что возле двери был установлен фонарь из полой тыквы, в котором горела свеча. Винсент закрыл за собой дверь и присоединился к балу в честь Бриджит О’Доннел.

На другом конце зала, возле лестницы, стояли две женщины в совиных масках, разговаривая, как старые подруги. Бриджит одобрила профессию, которую выбрала себе Катрин, и внимательно слушала рассказ девушки.

— Я люблю эту работу. Впервые в жизни я чувствую… — Катрин обернулась, потому что по ее обнаженным плечам прошел холодный ветерок. Обернулась и замерла — у дверей террасы застыла знакомая фигура в черном плаще. Винсент? Он здесь? Она потеряла дар речи. Оркестр снова заиграл. Посередине зала заскользили танцующие, заслонив обзор. Катрин сделала шаг в сторону и снова увидела дверь террасы, но там его уже не было. Прикосновение Бриджит вернуло ее к реальности.

— Катрин! Что-нибудь случилось?

— Нет.

Однако взгляд Катрин вновь обратился к дверям террасы и уже не мог оторваться. Она не столько увидела, сколько почувствовала, как Бриджит подает знак своему телохранителю. Каваног обескураженно покачал головой и исчез в толпе.

— Мне показалось, что я увидела знакомого, — объяснила Катрин. — Прошу извинить.

Похоже было, что люди уже начали уходить с бала, а ведь с тех пор, как Катрин с отцом приехали сюда, количество присутствующих увеличилось не меньше чем на пару сотен. В апартаментах Джона Бреннана собралась целая толпа. Зачем только Катрин выбрала такой дурацкий костюм — с кринолином, ширина которого достигала добрых полутора метров!

Слава Богу, в боках платье было чуть уже, благодаря ему она кое-как могла пробираться через толпу, глазевшую, болтавшую, танцевавшую. Пришлось остановиться, потому что путь заслонил официант в ужасающей маске дьявола. Он предложил ей серебряный поднос, уставленный напитками. Потом Катрин обогнула парочку кошмарного вида демонов, русалку с ухажером, изображавшим ковбоя из какого-то телесериала. Шейх и восточная танцовщица решили поиграть с красавицей в кринолине и никак не хотели ее пропускать. Катрин еле прорвалась через них.

В зале было слишком жарко. Внезапно Катрин поняла, что не видит стен, что со всех сторон окружена чужими людьми, придвинувшимися слишком близко. Как вырваться из этого кольца, как добраться до окон? Она махнула головой, вздохнула глубоко, потом еще глубже. Приступ клаустрофобии прошел. Она огляделась по сторонам и увидела совсем недалеко знакомую спину отца. Вдали мелькнул край черного плаща. Катрин проскользнула мимо женщины, чей наряд состоял только из красных перьев, и увидела возле буфета фигуру в капюшоне. Сжав плечи, Катрин зашагала быстрее.

А вот и свободная зона — не больше полусотни гостей. С другой стороны находился стол с горячими блюдами и чашами цветного дымящегося пунша. Катрин преодолела последнее препятствие — загораживавшего путь Франкенштейна — и схватилась рукой за черный плащ.

— Винсент? — прошептала она.

Человек обернулся, и она увидела над смокингом и крахмальной рубашкой мертвенно-бледное лицо вампира. Этого мужчину она видела впервые. Он окинул ее ледяным взглядом и обнажил острые, длинные клыки. Катрин изобразила извиняющуюся улыбку и отвернулась.

Где же Винсент? Она не знала, что и думать!

Однако нужно было продолжать поиски. Прежде всего надо осмотреть веранду, а потом снова углубиться в толпу На террасе по крайней мере можно будет спокойно поговорить. Катрин подобрала юбки, насколько позволяла костяная основа кринолина, пробралась сквозь толпу к террасе и вышла наружу.

Там никого не было. Во всяком случае, она никого не увидела. Винсент увидел бы, что она пробирается на террасу, и непременно пришел бы сюда.

— Винсент, — осторожно прошептала Катрин. Сделала еще один шаг в тень, позвала погромче: — Винсент!

Ответа не было.