Красавица и чудовище

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

До гостиницы было не так уж далеко — всего дюжина кварталов. Неприглядное четырехэтажное кирпичное здание с неоновой вывеской, в которой не хватало первой буквы, располагалось в убогом и бедном районе. Гостиница была без названия. Просто отель, и все. Несмотря на всю непродолжительность поездки, Катрин казалось, что никогда еще она не сидела за рулем так долго. Джеми Харланд прислонился к дверце, чтобы держать на мушке обеих женщин. Пистолет он опустил на колено, но был все время настороже.

По дороге ничего примечательного не случилось. Джеми за всю дорогу не сказал ни слова. Катрин сконцентрировалась на дороге, боясь, что любая оплошность спровоцирует выстрел — Харланд может решить, что она нарочно устроила аварию, чтобы привлечь к себе внимание. Катрин не сомневалась, что он тут же пристрелит их обеих. Бриджит тихой тенью затаилась на заднем сиденье. Всего один раз она шевельнулась, словно что-то хотела сказать, но Джеми дернул головой в ее сторону, и она вновь затихла. Писательница смотрела в окно на Нью-Йорк, стараясь не глядеть на убийцу. К счастью, неподалеку от входа в отель нашлось место для стоянки. Катрин боялась, что машину негде будет поставить, и тогда Харланд решит прикончить или оглушить одну из них, чтобы не идти по улице сразу с двумя заложницами. Осторожно, осторожно, говорила она себе, открывая дверцу и ступая ногой на тротуар. Харланд так и вцепился в рукоятку пистолета. С момента убийства Майкла Макфи ирландец был как бы не в себе. Он весь дрожал, предвкушая расправу с последней из своих жертв.

На миг Катрин показалось, что Бриджит откажется выходить из машины. Писательница и в самом деле, кажется, собиралась это сделать. Тогда Джеми обежал вокруг машины, заломил Катрин руку и приставил ей пистолет прямо к лицу. Бриджит вышла из машины и захлопнула дверцу. Джеми улыбнулся, взял Катрин под руку, чтобы прохожие принимали их за парочку, и велел Бриджит идти с другой стороны и чуть впереди.

— Проводите меня, голубки, — с угрожающим смешком сказал он.

Ни одна из женщин не улыбнулась, с его лица улыбка тоже исчезла. Они пересекли улицу и поднялись по ступенькам на крыльцо. Бриджит открыла дверь.

Вестибюль был когда-то выкрашен в тускло-коричневый цвет, но с тех пор прошло немало лет, и годы эти выдались нелегкими. Пол был устлан старым линолеумом, украшенным узором из розочек и листочков. О первоначальном цвете этого покрытия можно было только догадываться, особенно в неярком электрическом освещении. В фойе стояло два продавленных кожаных кресла, между ними — торшер с лампочкой в сорок ватт. В одном из кресел сидел старик, читая газету. Он даже не поднял головы, чтобы взглянуть на вошедших. У стойки в не менее дряхлом кресле дремал портье. Джеми Харланд с недоверием взглянул на допотопный лифт и жестом велел своим спутницам подниматься по лестнице.

Второй этаж, третий. Линолеум здесь был еще хуже, чем в вестибюле. На стенах — желтые подтеки. Два коротких коридора, в каждом — шеренги одинаковых дверей. Джеми вынул из кармана ключ, взглянул на бирку, осмотрелся по сторонам и махнул пистолетом направо. Катрин и Бриджит переглянулись. В глазах писательницы читалось отчаяние. Катрин не была уверена, что ее лицо выглядит лучше. Но она решительно качнула головой, надеясь, что Бриджит ее поймет: нельзя ничего предпринимать пока убийца готов на все. Ирландка осторожно коснулась на ходу ее руки.

В холле пахло застарелым кухонным жиром, убежавшим кофе, плесенью, несвежим пивом. Еще издалека они услышали раскатистый, оглушительный кашель, доносившийся из номера Шона О’Рейли. Его комната была предпоследней по коридору. Если Катрин правильно ориентировалась, ее окна выходили во внутренний двор. Новый взрыв мучительного кашля раздался, когда они приблизились к самой двери. Звякнуло стекло — это бутылка ударилась о стакан. Потом тишина и новый взрыв туберкулезного кашля. Бриджит оперлась рукой о стену и закрыла глаза. Джеми схватил ее за локоть и молча повернул ключ в замке. Очень осторожно он приоткрыл створку, которая громко скрипнула. Харланд чуть слышно выругался.

Кашель прекратился. Заскрипели пружины кровати. Сердитый визгливый старческий голос спросил:

— Майкл, это ты?

Джеми снова выругался и ладонью толкнул Бриджит вперед — та так и влетела в комнату. Прежде чем Катрин успела отреагировать, ирландец швырнул ее следом, а сам бросился вперед, прикрываясь своими жертвами.

Старик лежал на кровати меж двумя настольными лампами, стоявшими на тумбочках. Редкие седые волосы прилипли к покрытому каплями пота лбу. Крупное, изможденное лицо больше подошло бы какому-нибудь здоровяку, а не этому доходяге. Шон О’Рейли выпрямился и сел. Ноги его были обмотаны одеялом, нижняя рубашка мешком повисла на плечах. На одной из тумбочек стояла бутылка ирландского виски и полупустой стакан. Пахло спиртным и потом, хотя окно было открыто и ветер шевелил занавески, посылая в комнату свежий ночной воздух.

Бриджит бросилась к кровати, не дожидаясь, пока старик поймет, что происходит. Всхлипывая, она обняла отца за шею. Он прижал ее к себе, погладил по плечу, зашептал что-то па ухо. Не сразу О’Рейли заметил, что они в комнате не одни. Он бросил на Катрин короткий удивленный взгляд, но вид Джеми Харланда, судя по всему, все ему объяснил. Возможно, старый ирландец и не знал, кто это, но зачем этот человек сюда явился, догадывался. О’Рейли напрягся и отодвинул Бриджит в сторону.

— Очень трогательно, — саркастически заметил Джеми. — Я прямо прослезился.

— А ты кто такой? — спросил Шон. — Где Майкл?

Джеми ухмыльнулся.

— Майкл горит в аду, старик, и скоро ты к нему присоединишься.

Катрин коснулась его руки, но Харланд свирепо отмахнулся. Катрин отлетела в сторону, ударилась о тумбочку и едва успела подхватить бутылку виски, иначе та упала бы на кровать.

— Джеми, это старый больной человек! — тихо сказала она. Харланд и не подумал ей ответить. Зато Шон бросил на нее злой, испепеляющий взгляд, а потом расправил плечи и повернулся лицом к врагу.

— Я достаточно силен, чтобы плюнуть в рожу таким, как он, — процедил Шон. — Давай стреляй, все равно я умираю.

Бриджит слабо вскрикнула и схватила отца за руку. Тот закашлялся. Страдальческий взгляд писательницы устремился на Катрин. Катрин осторожно посмотрела на Джеми, налила в стакан виски до самого верха и протянула старику. Тот немного отхлебнул, чтобы смочить горло.

Джеми злобно осклабился:

— Не беспокойся, ты умрешь раньше, чем ты думаешь. Но сначала ты увидишь, как у тебя на глазах умирает твоя дочь.

Шон выронил бы стакан, если б Катрин не подхватила его. Она сделала несколько шагов от кровати, не сводя глаз с Бриджит. Та поднялась и распрямила плечи, повторяя жест, который минутой раньше сделал ее отец. С высоко поднятой головой она обернулась к Джеми Харланду, но тот смотрел только на Шона, наслаждаясь зрелищем поверженного врага.

— Ради Бога, только не это! — прошептал старик, подавив приступ кашля. — Бриджит тут ни при чем. Она никогда… Это я тебе нужен, не она! — Он снова поперхнулся. — Бога ради, сжалься!

Джеми Харланд торжествующе улыбнулся. Его глаза были черными и жестокими, похожими на два камешка. Он вскинул руку с пистолетом.

— Да, я смилуюсь над ней так же, как вы смиловались над Билли, — ровно произнес он.

Бриджит выпятила вперед челюсть и сделала еще один шаг. В ее лице не было ни малейшего признака страха. Джеми стиснул палец на спусковом крючке, и в этот миг Катрин внезапно повернулась и выплеснула писки из бокала прямо ему в глаза. Харланд вскрикнул и прижал ладони к глазам, а Катрин стремительно бросилась вперед, выбила пистолет из его руки и швырнула под кровать. Потом развернулась на каблуке и со всей силы двинула локтем ему в живот. Харланд согнулся в три погибели. Катрин нанесла еще один удар, от которого Джеми отлетел к тумбочке и лишь чудом удержался на ногах — ухватился рукой за стойку. Он по-прежнему ничего не видел и тер пальцами глаза.

Катрин обернулась к кровати и увидела дуло пистолета. Шон О’Рейли поднял оружие и теперь держал его обеими руками. Ствол немного подрагивал, но с такого расстояния промахнуться било невозможно, тем более что Джеми практически ослеп и не обращал внимания ни на что, кроме боли, разъедавшей его глаза. Шон взмахнул пистолетом, чтобы Катрин отошла в сторону.

— Назад! — крикнул он. — Может быть, я и умираю, но еще одного оранжистского убийцу на тот свет я с собой прихвачу.

Бриджит сделала один неуверенный шаг к кровати и застыла, глядя на отца так, словно он был каким-то фантастическим чудовищем.

— Отец, — прошептала она. — Не нужно!

Шон кинул на нее жесткий взгляд и снова посмотрел на врага, который выпрямился и глядел на него яростными покрасневшими глазами.

— Мне это тоже не нравится, но сделать это нужно. Этот ничуть не хуже своего брата, подлого убийцы.

Наступило молчание. Бриджит отшатнулась от кровати. Отец гневно посмотрел на нее:

— Это такие, как он, убили твою маму!

— Я знаю, — ровно ответила Бриджит. — А такие, как ты, убили Айана.

Она сделала еще два шага и заслонила собою оранжиста.

— Прочь с дороги, — зарычал Шон.

— Нет. — Она упрямо сжала губы и сложила руки на груди. — Этому нужно положить конец.

— Делай, как я тебе говорю, девочка. Ведь я твой отец!

— Неужели? — Она сердито рассмеялась. — Вот это новость! Если ты решил совершить убийство, то не останавливайся. Что для тебя значит еще один труп? Подумай только, какая отличная героиня из меня получится после смерти!

Он окаменел от этих слов. Взгляд его оставался свирепым, но Шон не нашелся что сказать. Пистолет он продолжал держать наготове.

— Ну что же ты? Давай! — Ее голос звучал вызывающе. — Чего ты ждешь? Ведь я всего лишь предательница, оранжистская шлюха! — Он не мог пошевелиться, тогда она крикнула: — Стреляй!

Было мгновение, когда Катрин показалось, что Шон выстрелит: его палец, сжался на спусковом крючке, курок дернулся. Но тут рука его задрожала, а потом затряслось и все тело. Шон с ужасом взглянул на пистолет в своей руке, словно впервые понял, что собирается сделать. Оружие упало на кровать.

— Бриджит, — еле слышно умоляюще прошептал он. Голова его рухнула на подушку, и он зарыдал.

Лицо Бриджит смягчилось. Она хотела броситься к отцу, но Джеми Харланд ждал именно такого мгновения — он схватил ее рукой за горло и прижал к себе. Затем выхватил из ножен пиратскую саблю, атрибут своего маскарадного костюма. Сверкнул клинок настоящей, остро наточенной стали. Харланд прижал саблю к горлу Бриджит и попятился со своей добычей к окну.

Пойдем со мной, Бриджит, птичка моя, — проворковал он. Ласковые, слова плохо сочетались с дрожащим от напряжения голосом. — Мы уходим с этой вечеринки.

Катрин шагнула в сторону, стремясь улучить момент, чтобы спасти Бриджит. Однако Джеми находился на противоположном конце комнаты, подбираясь к окну. Он отдернул штору, перекинул ногу через подоконник — каблук звякнул о пожарную лестницу. Бриджит кинула на отца испуганный взгляд. Старик задергался на кровати, словно пытался броситься ей на помощь — чего бы это ни стоило. Но Джеми кинул на него предостерегающий взгляд и провел клинком по белой коже Бриджит. Шон замер на месте. Джеми кинул угрожающий взгляд на Катрин. Теперь он знал, чего она стоит, и ни за что не подпустил бы ее к себе. Катрин остановилась и в отчаянии смотрела, как Харланд вылезает в окно. Оранжист бросил на О’Рейли взгляд, исполненный мрачной угрозы.

— Я еще найду тебя, старик.

Шон ахнул: в окне возникла неизвестно откуда взявшаяся длинная рука в чем-то белом, похожая на звериную лапу. Рука схватила Джема за воротник и дернула в сторону. Освободившаяся Бриджит чуть не упала на пол. Шон болезненно закашлялся, но перед тем, как согнуться в приступе, успел увидеть две мужских тени за шторой. Это был Джеми и еще какой-то человек, огромного роста, с растрепанной шевелюрой и, кажется, в просторном плаще. Потом Шона затрясло в кашле, и он не услышал ни оглушительного рева, ни пронзительного крика. Бриджит схватилась за спинку кровати и села. Обняла отца, изо всех сил прижала его к себе. Катрин бросилась к ним, но в это время из окна на пол рухнуло тело оранжиста. Она нагнулась, пощупала пульс. Он был без сознания, никаких тяжелых травм, судя по всему, не было. Катрин подобрала юбки, подбежала к окну и выглянула. После душной комнаты воздух показался чистым и прозрачным. На пожарной лестнице никого не было. Катрин вздохнула и вернулась в комнату.

Джеми валялся на потертом линолеуме, похожий на куклу. Бриджит и Шон сидели на кровати, крепко обнимая друг друга. Ее залитое слезами лицо было прижато к его плечу, а старый ирландец гладил дочь по волосам, целовал в лоб, шептал что-то ласковое на ухо. Писательница взяла его руку и прижала к своему лицу.

Портье на первом этаже услышал грохот и вызвал полицию — сам подниматься наверх не стал. Двое полицейских прибыли как раз тогда, когда Джеми Харланд стал понемногу приходить в себя — заморгал глазами, забормотал что-то невнятное и попытался приподняться.

Надо отдать должное Шону О'Рейли — он не заставил помощницу прокурора врать. Отодвинувшись от Бриджит, старик сказал:

— Что ж, игра была неплохая, но она закончена.

Однако у него не было сил сидеть, тем более идти на собственных ногах. Один из полицейских спустился вниз вызвать «скорую помощь». Вскоре прибыли еще двое полицейских с детективом в штатском. Они надели наручники на Джеми Харланда и увели его, а Шону, Бриджит и Катрин пришлось отвечать на вопросы. Катрин описала место, где осталось тело Майкла Макфи.

О Винсенте не было сказано ни слова. Джеми так толком и не понял, кто на него напал, а Катрин сказала, что синяки на его теле — дело ее рук. Полиция решила, что яростные возражения Харланда объясняются нежеланием признать, что его одолела такая хрупкая дамочка. Дикое утверждение арестованного о том, что на него напал двуногий лев огромного роста, никто не воспринял всерьез. Дальнейшее произошло очень быстро. Случай был ясный: двое ирландцев незаконно проникли в США, еще одного убили, орудие убийства налицо. На рукоятке пистолета были отчетливо видны отпечатки пальцев и Шона и Харланда, однако сомнений в том, кто совершил преступление, не было — ведь один из двоих был оранжистом, а остальные двое — католиками. Детектив в потрепанном коричневом костюме зачитал Шону его права — скорее по обязанности, чем по необходимости. Затем в номер вошли санитары с носилками, а за ними портье. Пока Шона несли вниз к «скорой помощи», Бриджит все время шла рядом, держа отца за руку. Когда завыла сирена и автомобиль унесся в сторону центра, она осталась стоять на тротуаре, вся дрожа. Катрин обняла ее за плечо, наблюдая, как Харланда сажают в полицейскую машину.

Еще один полицейский автомобиль остался на улице с выключенными фарами. Собралась горстка зевак, глазевших на здание. У входа маячил портье, на тротуаре стояли две женщины. Катрин задрала голову, посмотрела наверх и улыбнулась: у края крыши возникла косматая голова — это Винсент смотрел на нее сверху.

— Если хотите, я могу устроить так, что вас разместят в тюремной больнице рядом с отцом, — предложила она.

Бриджит кивнула и улыбнулась сквозь слезы.

Катрин заколебалась.

— Вы ведь знаете…

— Что отец находится в розыске? — напрямую спросила Бриджит, не дожидаясь, пока Катрин найдет более тактичное выражение. — Да, я знаю, что он подлежит аресту. Я привыкла к этому, — просто сказала она. — С шестилетнего возраста.

Бриджит вздохнула, задумчиво посмотрела в ту сторону, куда умчалась «скорая помощь».

— Нам недолго суждено пробыть вместе, наверняка меньше года. Но спасибо и на том. — Она взглянула в глаза Катрин и улыбнулась уже настоящей улыбкой. — Триста дней, несколько месяцев…

Бриджит замолчала и посмотрела наверх. Внезапно Катрин поняла, что писательница обо всем знает. Знает и желает им обоим добра.

— Да хоть бы одна-единственная ночь, — прошептала Катрин.

Бриджит кивнула. В это время один из полицейских взял ее за руку и отвел к полицейской машине. Катрин проводила их взглядом, огляделась и увидела, что зеваки разошлись. Даже портье вернулся в отель и скорее всего снова уснул. Катрин посмотрела наверх. Там никого не было, и она опечалилась. Неужели он ушел, даже не поговорив с ней — после такой тяжелой ночи!

Разумеется, Винсент не ушел. Он появился на тротуаре, подошел к ней, глядя на нее лучистым взглядом.

— С Бриджит все будет в порядке, — сказала она.

Винсент кивнул. Он не сводил с нее глаз, и Катрин подумала, что он обнял бы ее, если бы осмелился подойти ближе. Вместо этого Винсент развернулся и пошел прочь. Он хотел от нее уйти! Катрин бросилась за ним следом, схватила его за руку. Он удивленно оглянулся.

— Не покидай меня!

Она все поняла по его взгляду. Всю ночь он провел Наверху, где ему пришлось совершить много такого, что он делал впервые в жизни. Возможно, Винсент решил, что с него хватит этих приключений; возможно, он вознамерился вернуться в Подземелье и никогда его не покидать. Ведь в первые месяцы их знакомства он уже пытался это сделать.

Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что у нее есть ключ — те самые слова, которые все изменят. Дрожащим голосом она произнесла:

— Она рассказала мне, что сегодня особенная ночь, Саоуэн. Ночь, когда…

— Ночь, когда стена между мирами утоньшается, — тихо продолжил он, сжав ее руку. — И тогда духи подземного мира могут ходить по земле.

Катрин кивнула.

— Не будем упускать такой шанс, Винсент.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, но она уже знала, что победила — это читалось в его глазах. А когда он кивнул, одарила его чудесной, сияющей улыбкой. Он тоже улыбнулся, взял ее за руку, и они пошли по улице.

До Бродвея они доехали на такси, оттуда прошлись пешком до освещенного огнями Сити-холла, потом отправились на Таймс-сквер. Винсент и Катрин гуляли средь шумной толпы, состоявшей из людей в маскарадных костюмах. Люди в обычной одежде не находили в этой вакханалии ничего особенного. Высокий мужчина в старинного вида и покроя рубашке и с львиной маской на лице, сопровождаемый стройной Марией-Антуанеттой в совиной маске, не обращали на себя ничьего внимания. Мария-Антуанетта смотрела на льва с неприкрытой любовью и радостно смеялась, показывая ему всевозможные достопримечательности.

Они увидели, как из запряженного лошадью кеба выходит пожилая пара, и Катрин затащила покорного Винсента в экипаж. Он обнял ее за плечи, и коляска покатила к северу.

Винсент сказал, что никогда еще не видел столько огней и столько веселящихся людей. Ему понравился небоскреб Эмпайр-Стейт-Билдинг, но здание Крайслера произвело на него еще большее впечатление, особенно теперь, когда он смог рассмотреть его со всех сторон. Винсент смотрел во все глаза, запечатлевая увиденное в намяли. Ему доставляло несказанную радость удовольствие, с которым Катрин играла роль гида, показывая знаменитые музеи и парки, больше всего Винсенту понравилась статуя Атласа перед Рокфеллеровским центром. Массивное здание Гугенхаймовского музея тоже выглядело весьма внушительно. Было жаль, что из-за ночного времени в музей нельзя войти.

Толпа не расходилась, машин на улице меньше не становилось. Лишь когда часы пробили три, на тротуарах стало немного просторнее, а на проезжей части явно стали преобладать желтые такси. Винсент и Катрин разговаривали между собой, разглядывали витрины дорогих магазинов, поражавшие разнообразием товаров: последние модели одежды, необычные скульптуры, картины, выставленные в маленьких галереях. Еще в ту ночь они катались на пароходе. Впоследствии Винсент никак не мог вспомнить, когда именно это было, однако свежий морской ветер и брызги соленой воды запомнились ему навсегда. Они стояли на носу прогулочного катера и смотрели, как в темноте проплывает мимо Остров Свободы и знаменитая статуя. Причал находился на Стейтон-Айленд. Там они перешли на корму и смотрели, как сияющий огнями город отражается в реке.

Потом они снова оказались среди огней, заливавших улицы своим светом. Часы пробили четыре, потом пять. Винсенту и Катрин казалось, что они бесконечно долго бродят по широким улицам и узеньким переулкам, мимо длинных рядов домов, по маленьким паркам. Часы пробили шесть. Они сидели на скамейке, вдыхая запахи реки, слушая, как в темноте проплывают корабли. Теперь они говорили уже не о себе, а о Нью-Йорке и его обитателях. Винсент видел сквозь тьму, как светится статуя Свободы, как горит гирлянда огней над мостом.

Это и в самом деле была волшебная ночь. Стена действительно рухнула — а ведь они до этого мгновения и не подозревали, что между ними существует стена. Винсент накинул на Катрин свой плащ, обнял ее, а она сидела счастливая, прильнув к его груди. Какое-то время они провели в полном молчании, наблюдая, как потихоньку светлеет небо, переходя от черного цвета к синему. Катрин поднесла к губам его пальцы и поцеловала их.

Тьма потихоньку рассеивалась. Оказалось, что скамейка стоит на длинной аллее, параллельной реке. Вокруг росли деревца, зеленела трава. Винсент вздохнул и потянулся.

— Всю свою жизнь, Катрин, я прожил в этом городе. Но впервые увидел его лишь сегодня ночью.

Она улыбнулась его удивлению.

— Ты видел в моем мире только ненависть и насилие, — нежно сказала она. — Я хотела, чтоб ты знал: в этом городе еще есть и красота.

Он посмотрел на нее долгим взглядом.

— Я знал это с тех пор, как познакомился с тобой, Катрин.

Она взглянула на него, и сердце его замерло: так много любви было в этом взгляде и вся эта любовь предназначалась одному ему. Душа его наполнилась теплом и радостным восхищением. Он коснулся рукой ее щеки, и Катрин прижалась к нему. В занимавшемся свете зари ее лицо казалось бледным, но на щеках играл румянец.

Оба вздрогнули — откуда-то приблизилось шлепанье обутых в кроссовки ног. Рядом остановился пожилой мужчина в красных нейлоновых шортах и мятой майке. Он смотрел на них, разинув рот. Катрин и Винсент отпрянули друг от друга.

— Ну, вы, ребята, меня и напугали! — хрипло сказал мужчина, махнул рукой и побежал трусцой дальше. — Маскарад был вчера, — крикнул он, обернувшись. В его голосе слышалось раздражение.

Катрин осмотрелась по сторонам, взглянула в сторону востока. Горизонт просветлел, вот-вот взойдет солнце. Она быстро повернулась к Винсенту и увидела, что он впервые за долгие часы натягивает на лицо капюшон.

— Я должен идти.

Она без слов смотрела на него. Потом кивнула и погладила его по руке. Винсент смотрел на нее сверху вниз; вся его душа выражалась в этом взоре. Он знал, что она видит это.

Винсент повернулся и быстро зашагал прочь. Он примерно представлял себе, где находится. Не так далеко отсюда располагалось предназначенное к сносу здание, а в его подвале был спасительный люк. Через какой-нибудь час Винсент окажется в своем собственном мире. Он думал об этом с облегчением, но и с горечью — это происходило с ним впервые в жизни.

Катрин осталась сидеть на скамейке. Она не смотрела ему вслед, чтобы не расстраиваться. Теперь он всегда будет со мной, подумала она с глубоким, счастливым вздохом. Всегда.