Красавица и чудовище

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Винсент, — обеспокоенно сказала Катрин, вертя в руках измазанный грязью сверток, — ты не думаешь, что он…

— Украл это? — Кустистые рыжеватые брови поднялись, когда он обдумал эту возможность. Вольное отношение Мыша к инструментам и оборудованию, оставленным без присмотра на стройплощадках Верхнего мира, было хорошо всем известно, хотя он никогда ничего не взял бы, как бы ему этого ни хотелось, из комнат своих друзей. — Мышь уже давно ничего не «изымал», вот уже несколько недель.

Катрин печально улыбнулась. Хотя она никогда не видела Мыша, после рассказов о нем Винсента она чувствовала, что знает его. Она много раз слышала о его рейдах в Верхний мир и сейчас не могла отогнать от себя мысль, что он мог навлечь на себя неприятности, сделав ей этот подарок.

Уже более серьезно Винсент произнес:

— Я могу заверить тебя: где бы он это ни нашел, он дарит это тебе от чистого сердца.

— Потому что я твой… друг? — Она опустила сверток в карман своего белого шелкового кимоно и взглянула в лицо Винсента. Была суббота, поздний вечер, она вернулась домой уставшая, выдохшаяся, проведя весь день в районе Джерси в попытках отыскать там одного из тайных информаторов, чтобы добыть у него какие-нибудь сведения о деле Авери, могла застать его дома только в выходной (между прочим, и в свой тоже). На все ее вопросы о доказательствах об избитых людях, о взятках он просто-напросто ответил, что никогда в жизни не слышал ни о Максе Авери, ни о жертвах его методов работы. И все время, разговаривая с ней, он, большой, выглядевший очень усталым человек, с хриплым голосом и глубокими морщинами, постоянно поглядывал через окно во двор, где среди чахлой зелени его дети играли со своей дворняжкой. Такого страха, чуть ли не животной запуганности, ей никогда не приходилось встречать в свои былые дни во время работы в консультационной компании, давая советы маркетинговым фирмам по сферам капиталовложения с льготным налогообложением, и она понятия не имела, как себя вести и что говорить. Чувство страха, висевшее в воздухе этого маленького дома, пропитало ее одежду и прическу, как сигаретный дым после вечеринки, и, возвращаясь домой рассерженной и ошеломленной, она всю дорогу думала о том, что она может сделать, чтобы как-то это изменить, и понимала, что ничего сделать не удастся. Два с половиной часа в уличной пробке при выезде из Голландского туннеля настроения не улучшили.

Домой она приехала с раскалывающейся от боли головой и прослушала еще одно властное послание Эллиота, записанное на автоответчик. Оно привело ее в ярость, а потом, когда раздражение улеглось, чуть не заставило разреветься от бессилия. Появление Винсента за окнами террасы, когда она сидела перед трельяжем, устало опустив голову на руки, могло быть и просто совпадением, но она сомневалась в этом. В прошедшие месяцы несколько раз случалось так, что ей грозила физическая опасность от крутых парней, с которыми ей приходилось общаться по долгу службы, и каждый раз Винсент, чувствуя это, приходил ей на помощь с ужасающей свирепостью животного. Но сейчас опасности не было, значит, он почувствовал ее боль и понял, что единственной вещью во всем мире, которую она хотела, была нежность его общества и мощное плечо под ее щекой.

Ей было стыдно за свою слабость, но она безгранично радовалась той незримой связи между ними, той обостренности чувств, которая сейчас и притянула его к ней. Сознание же того, что один из обитателей этого потаенного мира — Мышь, которого она никогда не встречала, решил сделать ей подарок просто потому, что она была другом Винсента, едва не вызвало у нее новый поток слез.

Она отвернула лицо в сторону, не желая, чтобы он беспокоился из-за того, что было просто-напросто разрядкой в безнадежной борьбе исцелить мириады невзгод, которые никогда не смогут быть исцелены.

Но он, похоже, понял. Его голос — тот голос, который она узнала, прежде чем увидела его лицо, — мягко клокотал в груди там, где было прижато ее лицо; еще большую убедительность ему придавала мощь обнимавшей ее руки.

— Что может быть дороже друга? — спросил он. — Мы, живущие внизу, обладаем немногим, поэтому мы гораздо сильнее ценим принадлежащее нам. Пищу. Кров. Покой. Друзей. Друг без друга мы были бы просто потеряны.

— Да, — мягко произнесла Катрин, закрывая глаза, — без тебя я была бы просто потеряна.

И она уже не вспоминала о подарке Мыша вплоть до вечера следующего дня. Она вернулась домой в пять часов, позднее, чем предполагала, проведя все утро в прачечной и в магазинах, пополняя запас продуктов на неделю; в дневные же часы ей крепко досталось в Академии самозащиты Исаака Стаббза — довольно претенциозное название для гулкого сводчатого подвала на Пелл-стрит, но уж если ты сможешь защититься от Исаака, то, как она поняла, ты имеешь шанс устоять и в настоящей потасовке. Она устала, все тело болело, но, войдя в квартиру и бросив взгляд на часы, она спохватилась и кинулась к телефону в спальне, набирая домашний телефон Дженни Арсен и моля небо, чтобы ее подруга оказалась дома. Черт возьми, думала она, да если бы мы с Дженни могли собрать все минуты, проведенные вместе на разных сборищах, нам хватило бы на недельную поездку на Ривьеру…

— Алло, Дженни? Это Кэти… — Она присела на краешек постели и, согнувшись, стала снимать кроссовки, в то же время, приоткрыв дверцу шкафа, рассматривая, что ей надеть для приема с шампанским в издательстве. — Слушай, я тут прибежала домой позже…

— Кэти, если ты бросишь меня одну, я вскрою себе вены. — Голос Дженни звучал необычно устало, отметила Катрин, да это и неудивительно, решила она, вспомнив, сколько усилий приходилось затрачивать ей самой, чтобы собрать даже на простой прием-коктейль клиентов ее отца в его большом старинном особняке, в котором он и сейчас жил на Грамерсу-сквер. Это мероприятие было первой попыткой Дженни совершенно самостоятельно организовать прием по поводу выхода в свет книги с раздачей авторских экземпляров с автографом, и этот автор, Алан Визо, как знала Катрин, был одним из ведущих писателей издательства «Гарвик».

— Я обязательно приду, — пообещала Катрин, — дай мне только время принять душ и переодеться. Встретимся в книжном магазине. Припрячь один экземпляр для меня.

— Припадаю к твоим стопам, — напыщенно ответила Дженни, а Катрин усмехнулась и повесила трубку. Половина шестого — можно позволить себе наводить красоту сорок пять минут. Правда, обедать тогда придется на ходу…

Она взяла свое белое шелковое кимоно, лежавшее в изножье кровати, и пошла было с ним в ванную, но приостановилась, почувствовав тяжесть подарка Мыша в кармане. Вспомнив о нем, она улыбнулась тому, что товарищ Винсента сделал ей подарок только потому, что был счастлив, что к его другу проявили доброту. И хотя она спешила, она развернула его, прикидывая, что один из обитателей туннелей мог ей подарить. Это могло быть абсолютно все, что угодно… Комната Винсента, как она помнила, была полна старинных безделушек, сувениров со Всемирной выставки, древних люстр и елочных украшений, красивых и ярких…

От изумления она раскрыла рот.

На грязном обрывке материи, развернутом ее руками, лежало колье. В его тонкую филигрань набилась грязь, глина покрывала и полированные камни зеленого цвета, но достаточно было потереть пальцем, чтобы из-под грязи прорвался блеск золота.

Ювелирное украшение двадцатых годов? — подумала она, изучающе вертя вещь в руках. Или викторианской эпохи? Какая-то особая элегантность ювелирного мастерства, тонкой работы цветы и розетки, соединенные изгибающимися листьями, подсказали ей возраст колье. Приемы такого мастерства уже утрачены, вещь такой ценности так просто не теряют, и Мышь не мог просто так найти ее. Колье было одной из самых прекрасных вещей, которые ей доводилось видеть в жизни, и хотя, она знала это, ей придется опоздать на прием, она понесла эту вещь в кухню, чтобы там отчистить ее от грязи.

— Я все же не понимаю, что, по твоему мнению, нам надо. — Винслоу пригнул свою лысую голову, проходя под сводом одной из нескольких дверей, ведущих в комнату Мыша. Известная среди обитателей Нижнего мира как Мышиная Нора, она была одним из самых глубоких обиталищ туннелей и располагалась намного ниже тех горизонтов, где обычно селились люди. Кроме того, добраться сюда можно было, только миновав множество извилистых переходов, ложных ходов и хитроумно устроенных ловушек, расставленных Мышом не по злобе или из паранойи, но скорее из своей всегдашней скрытности или из извращенного чувства юмора. Добравшийся же сюда попадал в большое помещение неправильной формы с низким сводчатым потолком, напоминавшее не то лабораторию, не то лавку старьевщика, заваленную невообразимым количеством наполовину законченных конструкций, старыми радиолампами, мотками шлангов и проволоки, разобранными часами и игральными автоматами, инструментами и чуть ли не вечными двигателями; все это хозяйство заполняло пространство, уходя за пределы видимости. Свет десятков свечей, расставленных в помещении без какой-либо системы, отражался то на газовых горелках, то на электрофорной машине, то на елочной гирлянде, присоединенной к электрогенератору размером с диван.

Войдя в комнату, Мышь тут же бросился к огромной древней паровой машине, стоявшей в одном из углов, Винслоу и Кьюллен осторожно пробирались вслед за ним. Осмотр прорванной системы ливневой канализации подтвердил, что необходим срочный ее ремонт, а Мышь, как всегда, сказал, что у него есть «одна штука для этого».

— Щас, — проговорил он, безуспешно крутясь среди раскрученных телефонов, сломанных пишущих машинок и мотков медной проволоки, которой можно было бы обнести Манхэттен по периметру, — я точно знаю, что это где-то здесь.

Винслоу закатил глаза.

— Великолепно, — пробурчал он, наполовину сердясь, наполовину забавляясь. На верстаке Артур, прирученный Мышом енот, издал звук, похожий на звук металлической трещотки, и опустил свой черный нос в миску с водой, стоявшую на верстаке рядом с ним. — Ладно, ищи ее. А у нас есть еще одно дело.

— Хорошо, ладно, — согласился Мышь, взял в руки разводной ключ, бросил на плечо моток коаксиального кабеля и зарылся еще глубже.

Кьюллен подошел к верстаку, поцокал языком, здороваясь с Артуром, и хотел было почесать у него за ухом, но енот завозился и спрятался за останками массивного лампового радиоприемника, сквозь пыльное стекло шкалы посверкивали только его глаза. Кьюллен улыбнулся, рассматривая немыслимый хаос на верстаке с интересом художника. Он как раз сейчас вырезал из дерева шахматный набор, готовя подарок Отцу на будущее Рождество, и собирался придать одному из офицеров круглое и курносое лицо Мыша, очень похожее на высовывающуюся из металлического хлама мордочку Артура. Может, получится сделать другого офицера похожим на Артура…

Потом он задержал свой взгляд на одном из предметов, лежащих на столе, а затем вопросительно посмотрел в сторону Мыша:

— Мышь, откуда ты это раздобыл?

Мышь и Винслоу тоже перевели взгляды на этот предмет. Кьюллен поднял его с верстака и держал в руках — плитку, сделанную из металла и покрытую сплошь грязью, за исключением одного места, которое он потер своей грубой вязаной перчаткой. И этот маленький чистый пятачок отливал золотым блеском.

— Нашел, — небрежно бросил Мышь и снова углубился в поиски.

— Очень похоже на золото, — озабоченно сказал Кьюллен.

— А это золото и есть, — произнес Мышь, снова отвлеченный от поисков, — получится хорошая проволока, если его расплавить.

— Золото? — Винслоу вскочил и за пару шагов пересек комнату. — О чем вы говорите?

Кьюллен протянул ему пластину, и, когда Винслоу взял ее, их взгляды встретились. Они достаточно хорошо знали Мыша и беспокоились, что их друг может навлечь на себя настоящие неприятности.

— Давай проверим это! — Кьюллен взял миску, из которой Артур пил воду, и перевернул ее вверх дном, выплеснув воду на пол, чтобы взглянуть на клеймо сделавшего ее мастера. — Серебро…

— Мышь, откуда ты все это раздобыл? — спросил Винслоу с беспокойством — перед его мысленным взором уже предстала орда сыщиков. Черт побери Мыша и это его «взял»…

— Эй! — Мышь распрямился и вырвал миску из рук Кьюллена. — Это же Артура! И ты расплескал его воду… — Он перевел взгляд с темного бородатого лица Винслоу на тонкие черты Кьюллена, освещенные пламенем свечей, вгляделся в выражения их лиц и добавил, оправдываясь — Нашел. Не брал это, не воровал. Я это нашел.

— Где? — подозрительно спросил Кьюллен, зная, каким эластичным может быть у Мыша толкование тех или иных терминов. — Наверху или здесь, внизу?

Голос Мыша не мог скрыть его самодовольства:

— Внизу. В одном месте. — Он протянул руку, погладил Артура по голове, и тот сразу же вцепился в рукава его куртки своими маленькими черными лапами.

— А там есть еще такие штуки? — спросил Винслоу

Мышь пожал плечами и ответил деланно небрежно:

— Не помню.

— Ты уверен, что не украл это?

— Винслоу, да он просто не мог, — тихо заметил Кьюллен, рассматривая золотую пластину при свете свечи, — ты только посмотри, в каком она состоянии. Человек, обладающий такой ценной вещью, по крайней мере держит ее в чистоте.

Они взглянули друг другу в глаза.

Он попал в самую суть, но Винслоу хотел знать наверняка. Отец просто прибьет его…

Мышь замер, пораженный тоном его голоса и тем, как Кьюллен взял его за руку.

— Это всего лишь золото, — сказал он.

— Мышь, покажи нам сейчас же это место!

— Ладно, покажу, — согласился Мышь, снова пожав плечами. Потом его глаза загорелись, а голос понизился до драматического шепота — Но вы должны держать это в тайне.

Туннель был не очень глубок — пятнадцать или двадцать футов, но располагался гораздо дальше тех мест, которые обычно посещали обитатели Нижнего мира. Он находился под тем районом Манхэттена, где наверху сконцентрировались банки и финансовые учреждения. Глубинная геология здесь была другая, плавуны и слабые почвы постоянно грозили прорвать стены, жить здесь было очень неуютно. Заброшенный канализационный коллектор, решил Винслоу, уловив благоухание, напоминающее о прошлом. В одном месте стена треснула, за трещиной был виден более старый проход в рыжеватой глине. Разбитые киркой кирпичи свидетельствовали, что это место исследовано Мышом, скорее всего — просто из любопытства. Винслоу вырос внизу и, как большинство детей общины, отдал дань исследовательской страсти, но эти его изыскания имели чисто практическое основание. Ему было достаточно знать, как попасть из одного места в другое, он избегал нижних горизонтов и отдаленных закоулков не из страха, а просто из-за отсутствия интереса да и нехватки времени.

При неярком свете доморощенного горняцкого светильника, сымпровизированного Мышом из футбольного шлема и двух ручных фонариков, Винслоу заметил нечто, напоминающее прогнившую древесину, и кусок метала, когда-то бывшего чугуном.

— Туда, — прошептал Мышь, протискиваясь в трещину и проползая по грязному проходу.

Состроив гримасу, Винслоу последовал за ним, в то время как Кьюллен подсвечивал им сзади другим фонарем. Впереди, если судить по идущему оттуда эху, было какое-то помещение. Сдвоенный луч от лампы Мыша падал то на деревянные поверхности, то на залежи песка, то на паутину; в воздухе стоял сильный запах соли, ржавчины и затхлой гнили.

Наконец они смогли выпрямиться, протиснувшись через недавно прорубленное в чем-то похожем на древнюю деревянную стену отверстие, и спрыгнули на три или четыре фута вниз, на наклонный пол какого-то помещения.

— Мышь, что это такое?

Мышь улыбнулся и развел руками в стороны, сияя от восторга открытия.

— Нашел это, — гордо произнес он, и его голос отразился от темных балок вверху, почти невидимых в темноте.

Пол комнаты был наклонен под углом градусов в пятнадцать, вполне достаточно, чтобы за долгие годы вся мебель в этой комнатке — стол, два грубых стула и шкаф — собрались в почти бесформенную груду у одной из стен. На ржавой металлической цепи висела грубой работы лампа, тень от нее металась по стенам. Все в комнате было покрыто плесенью, даже беловатая паутина, клочьями свешивавшаяся с балок наверху; а у их ног сквозь дощатый настил пола проступали вода и грязь. Когда свет от факела Кьюллена упал на обломки мебели, в их темной массе блеснуло что-то металлическое.

— Эге… — Он разгреб гнилую древесину, думая, что там может быть другая серебряная чаша или золотая пластина, но обнаружил нечто другое. — Меч! — Он взмахнул им в воздухе, на его тонком лице, покрытом морщинами, проступило что-то мальчишеское. — Древняя абордажная сабля… да, друзья!

— Это затонувший корабль! — Винслоу поднял повыше свой фонарь, пристально рассматривая прогнившие деревянные переборки, перекосившиеся, неоткрывающиеся обломки небольшой двери, иллюминатор, сквозь который можно было увидеть только суглинок этой части Нью-Йорка и темноту. И здесь стояла могильная тишина — даже грохот метро не пробивался сквозь толстый слой почвы. Привычного мелкого постукивания труб тоже не было слышно, даже голоса трех мужчин звучали приглушенно, словно и они были покрыты трехвековым слоем пыли и паутины.

Кьюллен опустил саблю и обвел помещение удивленным взглядом:

— Но как сюда мог попасть корабль?

— Отец рассказывал нам про старый Нью-Йорк, — предложил свою версию Мышь, пробираясь среди обломков мебели на полу, — здесь могла быть вода много лет тому назад.

— Мы как раз под районом Батарейной улицы, — заметил Винслоу, — линия берега могла измениться…

Но Кьюллен отвернулся, продолжая рассматривать окружающее и поражаясь необычностью происходящего.

— Поглядите-ка сюда! — Пыль окутала его, когда он сдернул в сторону сгнившие лохмотья ковра. Под ковром обнаружился люк.

— Открывай же его, — торопил Винслоу, когда Кьюллен, стоя на коленях на скользкой древесине, возился с люком. Винслоу помогал ему сначала древней абордажной саблей, которая тут же сломалась, а затем своим собственным ножом с большим широким клинком, пытаясь пробиться сквозь остатки дерева.

Мышь смотрел на их труды, стоя чуть поодаль, склонив слегка голову на плечо. Наконец он произнес:

— Отойдите, я смогу открыть его.

И, состроив на лице зверскую гримасу, прежде чем кто-нибудь смог остановить его или спросить, как он собирается это сделать, он крикнул: «Эгей!» — коротко разбежался и обрушился на люк всей своей массой. Древесина разлетелась с громким треском, а Мышь исчез в темноте под полом.

— Ах ты, маленький псих! — Винслоу бросился вперед, поднося лампу к отверстию и лихорадочно соображая, как они будут тащить своего друга назад по туннелям, если его угораздило сломать ногу, не говоря уже о том, что под полом может быть бездна глубиной в сотню футов или зыбучие пески…

— Мышь! С тобой все в порядке? — Кьюллен стоял рядом с ним, пытаясь своим фонарем пробить непроницаемый мрак внизу.

— Ну и темнотища же здесь, — донесся оттуда голос Мыша, находившегося футах в десяти под ними.

Учащенное дыхание Винслоу сменилось мощным вздохом облегчения.

— Когда-нибудь ты доиграешься! — крикнул он и опустил фонарь поглубже, навстречу двум лучам света, тянувшимся со шлема Мыша. («Если только я сам не прибью тебя», — добавил он мысленно). — Ты не можешь просто…

Проникший вниз свет мельком упал на что-то в темноте, на что-то блеснувшее и сверкнувшее в этом мимолетном касании. Винслоу распрямил согнутую над люком спину, он понял, что это такое, вернее, чем это должно быть.

— Боже мой! — прошептал он. Рядом с собой он слышал свистящее дыхание Кьюллена.

Помещение, куда проник Мышь, было, вероятно, одним из самых глубоких отделов судового трюма, предназначенного только для складирования грузов. Когда-то здесь хранилась прежде всего еда, сейчас уже давным-давно разложившаяся. Но здесь был еще и древний сундук, обитый толстой кожей, уже наполовину сгнившей, который открылся от толчка тела Мыша, обнаруживая свое содержимое.

А его содержимым было золото. Золотая чаша, украшенная драгоценными каменьями, соседствовала с массивным распятием из золота, повсюду сверкали желтым блеском оправы зеркал, отражающих сейчас не женскую красоту, а прозаические лучи фонариков; золотые и серебряные монеты заполняли пространство между ними, все это оплетали похожие на водоросли массивные декоративные золотые цепи, нити мерцающих мягким блеском жемчугов, подвески размером с кулак; блюда, кубки, усыпанные камнями тиары, кольца, дарохранительницы… Пиратское сокровище сияло мягким блеском из этой вечной тьмы.

Винслоу и Кьюллен застыли в немом оцепенении, а Мышь в душевной простоте сграбастал тяжелую нагрудную цепь и помотал ею в воздухе, горделиво улыбаясь:

— Нашел это. Говорил же я вам!

Обитый кожей сундук и в его лучшие дни нельзя было поднять ни в одиночку, ни вдвоем, — сейчас же под весом сокровищ, когда Мышь попробовал было приподнять один его угол, он вообще развалился, рассыпая вокруг себя золотые монеты, ожерелья, столовые приборы, украшенные жемчугом. Наконец Мышь набрал столько, сколько смог, и, крикнув Винслоу, чтобы тот помог ему выбраться предстал перед друзьями в неверном свете фонарей как «король дураков», увенчанный тиарой, инкрустированной самоцветами, на взъерошенных русых волосах, его грудь украшала золотая цепь с крупными жемчужинами, тихо звенящая на его измызганной куртке.

— Погляди на это, — прошептал Кьюллен, зачарованно уставившись на сверкающий орнамент цепи, — только взгляни на это!

— Я это вижу, — мягко ответил Винслоу, — я не могу поверить, но я это отлично вижу.

— Там внизу еще много, — бросил Мышь, ставя на пол тяжелые канделябры, которые он держал под мышкой, и опорожняя карманы, полные золотых дублонов, небрежно сваливая их на стол, как если бы это была пригоршня жетонов для метро.

Зеленые глаза Кьюллена сверкнули при этих словах в свете фонарика.

— И сколько там еще?

— Навалом. — Мышь снял с себя ожерелье и бросил его на сломанный стол, пододвинутый Винслоу, рядом со светильником и монетами. Он считал, что ни одно из этик ожерелий не было так красиво, как то, что он просил Винсента передать Катрин, то самое, которое он нашел вместе с золотой пластиной и серебряной чашей среди пыльных обломков стола и кресел. Он был рад тому, что это ожерелье попало к ней. К той, кто был добр к Винсенту, кто был ему другом из Верхнего мира, потому что по небогатому своему опыту Мышь считал: красивым девушкам должны нравиться красивые вещи.

— Мы должны достать это, — нетерпеливо сказал Кьюллен, — мы должны обязательно все достать.

— Тогда я пойду притащу какой-нибудь ящик, — вызвался Мышь, не уверенный в том, что ему нравятся новые нотки в голосе Кьюллена, но желая помочь своему другу. Он бросил взгляд на сокровища, лежащие грудой на древнем столе и мерцающие, как угольки костра на фоне столетних напластований пыли на нем.

— Мы отыскали неплохую штуку, правда?

— Просто отличную штуку, Мышь, — вырвалось из груди Винслоу. Его восторженное лицо, освещенное лучом фонарика, напоминало выражение Тома Сойера, у которого сбылась мечта. — Просто отличную.

Мышь улыбнулся ему в ответ, довольный тем, что друзья оценили его исследовательский талант, потом он повернулся и исчез в проходе в стене. Кьюллен, перебиравший в руках украшенную драгоценными каменьями цепь, шептал:

— Неплохо, неплохо… — Но когда в отверстии исчезли подошвы ботинок Мыша, он, что-то вспомнив, крикнул ему вслед: — Мышь!

Но шаги Мыша уже отдавались эхом вдоль туннеля.

— Мышь, никому не рассказывай! — крикнул в отверстие Кьюллен. — Слышишь? Это наш секрет!

Ответом было молчание.

Кьюллен озабоченно повернулся к Винслоу:

— Кажется, он меня не услышал.

— Да не беспокойся ты, — посоветовал тот, — он и разговаривает-то только со своим сурком.

— Мне кажется, он просто не понимает, что мы нашли, — прошептал Кьюллен, возвращаясь к столу и легонько поглаживая тускло мерцающую в лучах фонарей груду, — для него это просто блестящий металл.

Винслоу удивленно взглянул на тонкие черты его небритого сейчас лица, затем перевел взгляд на сокровища, эти прекрасные и бесценные вещи, которые, как он только сейчас осознал, были получены силой как выкуп за жизнь их владельцев.

— Да, — задумчиво произнес он, — и, может быть, он не так уж в этом не прав.

Но Кьюллен, рассматривавший в этот момент при свете фонаря сапфир размером с каштан, зачарованно глядя в его глубину, едва ли услышал эти слова.