Эпилог.

Мой первый день на воле, казалось, тянулся вечность. Но если я была счастлива, то определить словами чувства Марии, не представлялось возможным. За всю свою жизнь, кроме серого камня, дочь не видела почти ничего, и вдруг перед ней распахнулся огромный мир, наполненный звуками и цветом. Привычный кокон в одночасье раскололся пополам, и открывшееся пространство оказалось так велико, что маленькая девочка в нем потерялась.

Марк не поехал в Бартайоту - он боялся надолго отлучаться из Замка, поэтому остался с сыновьями. Три месяца назад никто еще не мог сказать наверняка, чем закончиться вся эта история… Кроме Карла, разумеется. Думаю, именно брат уговорил его не ехать, найдя кучу предлогов и аргументов. Вряд ли он рассказал все, что знал о смерти дяди и той цене, которую ему пришлось заплатить за мою жизнь и свободу, но так или иначе, все действительно было кончено.

Не хватило бы и сотни страниц, чтобы написать все то, что я узнала и передумала… Жизнь была так прекрасна, разнообразна и не предсказуема, что душа просто не могла вместить ее, и только молча склоняла голову. Искренняя молитва моей дочери, не омраченная и каплей сомнения, сотворила чудо. И я благоговейно лобызала его, ревностно сохраняя в сердце, как самое большое сокровище.

Мы пробыли в Бартайоте без малого три недели. Я очень хотела дождаться гарнизон, где когда-то служила, и повидать дядюшку Аармани. Карл понял мой порыв, и только когда все долги были отданы, а новости пересказаны, он отослал Марку весточку о нашем скором возвращении.

Верный Снежок уже давно наслаждался покоем в конюшнях Замка, поэтому мы с Мари и маленькой Джафирой, дочерью Витдана, ехали в комфортном большом экипаже, каждый вечер останавливаясь на ночлег в городах и деревнях. Я посетила Тесс Виколь и огромного толстого Кико в Барсетале, воздав за их верность так, как подсказало мне сердце. Толстый харчевник был вне себя от счастья, когда узнал причину оказанной чести и едва не лишился чувств. Посоветовавшись с братом, я рекомендовала одного из его сыновей - двухметрового румяного детину лет двадцати с небольшим - Аармани в гарнизон. Если не воином, то поваром этот юноша обещал вырасти замечательным, а в Бартайоте нуждались в разных людях.

Натан уехал с нами. Все эти годы он преданно служил Карлу, тайно переправляя в Замок отчеты от Шаддана. О самом старике никто ничего не слышал, и это было единственное, что меня огорчало. Я попыталась выспросить у Карла, что же случилось с моим дорогим тюремщиком, но брат только покачал головой и нехотя ответил: «он жив и просил о нем забыть». Больше ничего узнать не удалось.

Долгий путь домой стал путем славы, но для меня это была дорога к родному очагу, к мужу и детям, любимому Яблоневому саду и горячему кофе по утрам. Память милостиво вычеркнула прошлое, полное унижений и горечи. Власть, которой теперь было более чем достаточно, уже не тяготила и не ранила. Я стала неуязвима для лести и ненависти, потому как слишком хорошо познала цену и им и себе самой – эта была моя награда и наказание.

В Пате, в резном белом дворце, мы попрощались с Кристианом. Его место отныне было на севере, в княжестве аллотар. Трогательно и грустно было наше расставание, и я не старалась сдержать слез. Но мы не унывали, ибо за расставанием вновь ждала встреча, и будущее не раз ее нам обещало. Утром он уехал, а мы, задержавшись еще на немного, продолжили путь на юг.

И вот, осталось позади Васильковое поле, и белые башни вспорхнули ввысь, пронзив синее, как глаза моей дочери, небо.

-Не бойся, Мариэль, - в который раз повторила я, проведя рукой по ее темным волосам. - Это твой дом – колыбель нашего рода. Куда бы ты ни шла, дорога всегда приведет тебя в Сад.

Розовая тропинка слилась с широкой белой дорогой, ведущей к воротам Замка и как только мы ступили на нее, сотни труб радостным криком пронзили воздух: все стопники Горгота, выстроившись в длинную колонну, обнажили мечи и отсалютовали вновь обретенной королеве. На нижних ступенях мраморной лестницы, стоял Якир Варутский и, улыбаясь, держал на бархатной подушечке серебряную корону. Взяв ее в руки, я с благоговением надела родовую реликвию на голову. Она больше не была моим бременем - лишь неотъемлемой частью и желанной честью.

Марк, весь в белом, ждал у золотых ворот Тронного зала. Мы, молча, взглянули друг на друга, и это было больше, чем тысячи слов. Он протянул руку, и как во сне я прошла с ним по зеленой ковровой дорожке к трону.

На ступенях древнего пьедестала сидели мои дети. Мария прижалась к отцу, и тот не сводил с нее изумленного любящего взгляда. Элладий, высокий серьезный мальчик, как две капли воды похожий на своего деда, неподвижно застыл, прижав пепельную голову к моим коленям и по-своему переживая переполняющую его радость. Смелый Поль довольно кивал и тихонько похлопывал брата по плечу – он стал совсем взрослым и уже ничем не напоминал того малыша, каким я его впервые увидела. И только маленький Карл, которого с трудом удалось узнать в красивом черноволосом мальчике, прятавшимся за Флоран, выглядел потеряно. Мне предстояло заново узнать младшего сына и завоевать его любовь и доверие. Пока я могла сказать лишь то, что взяв внешность от своего отца, он чем-то неуловимым походил на того, о ком я думал, давая ему имя - большие серые глаза горели ледяным непокорным пламенем.

Все когда-нибудь заканчивается – кончился и этот безумно долгий и насыщенный день. Я уложила маленькую принцессу в свою огромную постель, в той самой комнате, где когда-то впервые заснула королевой и, оставив мужа ее баюкать, пожелала доброй ночи сыновьям.

Шел за окном дождь, сопела под боком дочь. Я лежала без сна на плече у Марка и, слушая тишину, тянула мгновения, отдыхая телом и душой в тихом счастье. О многом еще предстояло подумать, но сердце чувствовало, что заслуженный покой, ставший наградой за труды и страдания, будет дан нам не на один год...

Мне предстояло снова научиться быть не только матерью, но и королевой, женой, любящей сестрой. В будущее я смотрела с надеждой, и ничто теперь не могло ее затушить. Время сомнений прошло - историю уже нельзя было повернуть вспять. Пророчество проложило огненный путь к новой эпохе, в которой не было место ни Ордену, ни его черной власти. Никто не знал, что ждало впереди, и все же…

Я - Лирамель, Бонара для народа аллотар, Лия в книги Жизни и Лир-ан-Кир в памяти своих подданных, могла с уверенностью сказать, что как бы ни тяжел бы жребий, никогда не следовало терять надежду, унывать и роптать. Жизнь, которая давалась лишь однажды, являлась величайшим даром, и должно было любить ее, дорожить ею, и за все благодарить Бога, ведущего нас непостижимыми путями в Вечность.

***

Последний раз, обмакнув перо в чернила, я решительно поставила точку. Затем, сложив исписанные листы в стопку, отложила их на край стола и расправила затекшие плечи. Почти догоревшая свеча качнулась и, скрипнув, упала с подсвечника на деревянную столешницу. Я подняла ее и поставила на место. На карте, оставленной Карлом, медленно расползалось, играющее по краям красными искрами, пятно. Взяв салфетку, я аккуратно затушила его и нахмурилась: на месте Пата зияла дыра, величиной в серебряный колветр.

...Предчувствие насмешливо улыбнулось, и услужливая память воскресила в сознании призрачные образы: горящий город, жар над крышами, бегущие в страхе люди и яркое полуденное солнце… В последнее время видения и сны стали повторяться намного чаще, чем раньше – это беспокоило.

-Хватит! – резко сказала я, и, глубоко вздохнув, задула оставшиеся свечи.

Мерное дыхание Марка на миг прервалось. Разбуженный моим возгласом, муж перевернулся на бок и что-то недовольно проворчал во сне. За окном, в бездонном звездном куполе, медленно выплыла из-за облака огромная красная луна.

Загрузка...