Корм вампира (СИ)

Глава 9

****

Если, открыв глаза, вы видите за окном ночь, слышите странный писк и тихий плачь, хотя еще пять минут назад вы были на работе, был жаркий полдень и вы были довольны собой… То, Вам здорово повезло и вы остались живы!

Судя по головной боли, тяжелым рукам и мерзкому чувству голода в желудке, досталось мне капитально. Первая попытка пошевелиться привела к тому, что враз покрылся омерзительным холодным потом, а и без того противный писк превратился в не менее противный зуммер, способный поднять с того света любого, кто еще не развалился на запчасти.

Плачь сменился подозрительным всхлипом, и в поле зрения появилась заплаканная мордашка Насти, недоверчиво уставившаяся мне в глаза.

— Привет, "Богатая наследница"! — Попытался сказать я, но язык меня впервые, за всю мою жизнь, предал, отказываясь шевелиться.

— Олежек…

Вот ведь знает же моя единственная и неповторимая, как я "люблю" уменьшительно-ласкательные "сокращения" своего имени!

Пришлось недовольно промычать и отчаянно захлопать глазами, выражая свое недовольство.

Настя мое настроение уловила. Недовольство осознала. И рывком метнулась к стене, включая свет.

Можно подумать, освещения от экрана системы контроля жизнедеятельности, совсем мало. Особенно ей, видящей в темноте не хуже кошки!

Веки я успел закрыть, но даже через них, по глазам резанула вспышка включившегося света.

Объясните мне, идиоту набитому, на кой большой и жирный Х, в больницах так любят лампы "холодного света"? Синюшные, ворующие оттенки с лиц живых и придавая лицам больных цвета приближающегося апокалипсиса? И, самое главное, неужели нельзя положить больного так, чтобы долбанная лампочка не висела прямо у него над головой, мучая зрение?!

— Плохо? Где болит? — Судя по голосу, Настя уже вполне взяла себя в руки и сейчас собирается взять в руки меня!

Дудки, Марь Иванна! Сам все выскажу, вот только губы оближу и соберусь силами, купаясь в холодном поту.

— Пить хочешь? Сейчас, потерпи! — Моих губ коснулась тонкая соломинка — Пей, если не можешь — открой и закрой глаза!

Женщина-аналитик — это просто смерть на взлете! Угораздило же меня так подставиться! Все-то она мгновенно просчитывает, ставит граничные условия и договаривается. Убил бы, вот не любил бы так сильно — убил бы и прыгал от счастья, что избавил мир от такой зануды!

Собравшись силами, сделал пару глотков, тут же, впрочем, вышедших потом.

— Врачи говорили, что разговаривать сразу ты не сможешь. — Настя присела на краешек кровати и взяла меня за руку. — Так что, ты не пугайся, пожалуйста… Если что-то захочешь, только подумай, я догадаюсь, я такая!

— Свет выключи. Глазам больно. Такая! — Мне удалось совладать с собственным языком, горлом и голосовыми связками, призвав их к ответу и потребовав подчинения.

Устал я от этого неимоверно, но и результат превзошел все ожидания: Настена расплакалась, уткнувшись мне в плечо.

Такая родная, вкусно пахнущая, моя!

— Всё, Настенька, я вернулся! — Прошептал я, настойчиво пытаясь повернуть голову в сторону сопящей и всхлипывающей на моем плече, жены. — И, пока, больше никуда не собираюсь!

Через пару минут Настю с меня стащили врачи, громко потребовав вытереть сопли и пойти умыться, а еще лучше — катиться домой и не отсвечивать до самого утра, спокойно выспавшись самой и дав людям спокойно отработать.

Приоткрыв глаза, разглядел седого врача, которого в этом месте быть не должно. Да и Настене, по сути дела, в больнице за "тридевять земель" тоже появиться было не откуда.

Или я уже не за "тридевять земель", а очень даже в родных краях? В госпитале? Но, если все так, то валяюсь я уже давненько!

— 34 дня. — Ответил на мой вопрос полковник медицинской службы с простой и незатейливой фамилией Петров. — Шевелиться можешь?

Для затравки пошевелил пальцами на руках и ногах. Устал и снова покрылся потом.

— И то масленица… — Полковник откинул одеяло, отстучал на моих ребрах затейливый ритмичный мотивчик и потребовал открыть рот и сказать "а-а-а-а-а"!

Издевается, товарищ старший по званию, офицер…

Но рот пришлось открывать.

— Везунчик. — Петров с хрустом выпрямился. — Ты, случайно, не в рубашке родился? С серебряной ложечкой во рту?

— Нормальный я родился… Без мутаций! — Прохрипел я. — Жить буду?

— Теперь — однозначно — Да! Но пока — спать! — Подлый полковник взял из рук подошедшего медбрата инъектор и ткнул мне в шею. — Набирайся сил, моряк. Тебе еще жену радовать!

Утро действительно получилось утомительно-радостным. Если бы ни полковник, порвали бы меня обе семьи, вот к бабке не ходи — порвали бы!

Это он спас положение, честно дав семьям полчаса, а потом выгнав всех, кроме Анастасии, запакованной в белый халат, накрашенной и выспавшейся.

Потом зашел еще дядя Рома, принесший ворох фотографий нашего нового авто творения, уже ждущего меня в гараже.

Вот когда он ушел, я не выдержал.

— Настенька… Сколько я уже в больнице валяюсь? Только без вранья. — Предупредил я сразу, увидев, как сверкнули ее хитрые глазоньки. — И?

— Три месяца! — Выпалила Настя и мне пришлось укоризненно качать головой и закатывать глазки.

— Супруга моя дорогая… Собрать машину с нуля, за три месяца, конечно возможно. Можно даже пробить регистрацию у наших доблестных гайцов. Обкатать ее, облизать и вылизать до состояния идеала. Но, чудо мое, в тонированных окнах отображаются Зеленые ветви деревьев! И стоит машина — на чистом асфальте!

— Почти год. — Сдалась Настя. — Десять месяцев.

— Охренеть!

Весь июль мы положили на обучение меня, любимого. Я снова учился ходить, держать ручку и ругался, ругался, ругался. Ругался с Настей, упорно меня опекавшей, с обеими семьями, требовавшими моего отъезда "за бугор", в лучшие клиники, ругался с Федоровым и Семеном, с какого-то дуба считавшими, что в случившемся со мной, есть их вина.

Особенно хотелось стукнуть Семена, вытащившего меня с глубины, в нарушении всяческих правил и инструкций.

Самое плохое, что со мной могло произойти — уже произошло: инсульт. Правая сторона и левая сторона, две таких больших разницы… Первое время, пока Настя упорно пыталась покормить меня с ложечки, от злости и собственной слабости хотелось плакать, орать и биться в истерике.

А теперь…

В "Гэндальфе", отныне, я только пассажир.

Выписка из больницы прошла шумно и весело: забирали меня на пяти машинах, к всеобщей потехе госпиталя. Ради такого случая, я отложил в сторону "подпорки" и вышел из дверей без чьей-либо помощи.

"Гэндальф" удался на славу!

Низко посаженный, с широкими дверями и 19-ти дюймовыми дисками, он лишь отдаленно напоминал своего донора, ВАЗ-21011, цвета "Золотое руно". Мастера дяди Ромы, заполучив мои расчеты, кое-что, все-же, сделали по-своему. Получилось несколько не обычно, но очень изящно. Единственное, что меня сразу дернуло поскандалить, это снова роторный движок, словно мир на них клином сошелся! Однако, размер и вес, это факторы для автомобиля совсем не маловажные, так что я заткнулся, признавая свое поражение "теоретика", от рук жестоких "практиков". Дядя Рома проболтался, что на "Гэндальфа" облизывается московский "Стрелок", встав в контры с питерским экстрималом "Чехом". В шутку, предложил ему выставить машину на аукцион — торги в Америке, мол, пора покорять и заокеанье!

Дядя Рома отсох от свалившегося предложения и лишь хлопал на меня глазами, словно я ему, как минимум, открыл ту же самую Америку.

Настя, услышав разговор, встала крестом, заявив, что "Гэндальфа" отдаст не раньше, чем я встану на ноги и сделаю ей новую машинку!

Знал я, чувствовал, что не все так просто. Что подарок 60-ти метров глубины совсем не так груб и изощрен. Что упущенные 200-т литровые бочки, которые пришлось поднимать со дна водохранилища, совсем не то, что было написано в сопровождающих документах.

Знал, но, как любой человек верил в то, что мне все кажется, что я сам себя накручиваю.

Первый приступ догнал меня в августе, сразу после известия, что пропал Фарата. Просто вышел из дома и больше его никто не видел. Второй — совпал с комой Пашки, начавшейся ни с того, ни с сего, в одночасье.

Полковник трижды прогнал меня по всем анализам, а потом, плотно закрыв дверь к себе в кабинет, выложил карты на стол.

Криво легли карты, косо, да еще и просыпались на пол, мастями вверх, как в дурных фильмах о Диком Западе, с его картежными войнами в салунах.

Да еще, дурной полковник, вот уж воистину "светлая голова" на мою голову, не придумал ничего лучше, чем позвонить своему знакомому священнику, дабы тот меня утешил и наставил на путь истинный. Меня! Психолога!

Очешуеть!

Он бы его, еще моим родителям, позвал!

Нет, маман, может быть, еще бы и сделала вид, что внимательно слушает… А вот папа… Ну, а я — весь в своих родителей: могу сразу выслушать, а могу сразу и за дверь выставить!

Отец Серафим, нарвался с места в карьер, только при представлении, сразу получив от меня пояснения, кому он приходится "отцом".

— Не веруешь… — Печально пробасил он, разглядывая меня и вздыхая.

— Нет. Религию не признаю. — Четко, по буквам, произнес я, вставая со своего места и покидая кабинет полковника.

Может быть, Серафим и был не плохим священником, но мне-то с того, что?

Конец августа и начало сентября прошли для меня вереницей потерянного сознания, выпадения из реальности и тщательно спрятанных от меня, Настиных слезах.

Подумать только, какой-то маленький сосудик, там, в моей голове, получил ма-а-а-а-а-аленькое повреждение и теперь — все. Теперь, любое мыслительное усилие повергает меня на пол, во тьму безвременья.

Даже поцелуй Насти и все — "отключка"!

Серафим пытался поговорить со мной еще трижды, напирая на божественность, чудо и "все в руках" странных сил, что не могут навести порядок даже в подконтрольном им мире, путая понятия и придумывая ритуалы, от которых воняет язычеством не за версту даже, а за пару парсеков!

В третий раз его выставила Настя. Во-второй — дядя Рома, заскочивший поболтать о пустяках. Н-да, теперь я только и могу, что разговаривать о пустяках, радуясь, что могу, пока, разговаривать.

Судя по прогнозам, через пару месяцев и это станет для меня "прекрасным далеко".

Страшнее всего были не прогнозы. Страшнее всего была седина в волосах любимых людей.

Что же, я всегда знал, что Там, Сверху, кто-то есть. И у него есть чувство юмора, совершенно ошеломительное, чувство юмора.

И теперь я, с этим чувством, познакомился лично. А очень скоро — познакомлюсь и с владельцем этого чувства.

Думаю, у нас будет, о чем поговорить за рюмкой чая!

Идею съездить, развеяться, подкинул дядя Рома, низкий ему поклон за всю его доброту и внимание, что он отдавал нам, отрывая от своей собственной семьи и бизнеса.

Тут-то открылась и еще одна проблема: летать мне больше было нельзя, а из наших, очень не теплых, широт быстрее всего именно на нем, серебристокрылом чуде.

Можно было на поезде, но тут все по Филатову: "Я туда пока доеду, опасаюсь дуба дам…" Да и не любитель я паровозного "тадам-тадам", "чух-чух" и "ту-ту-ту"!

Сюрприз подкинул Федоров, выбивший для Насти внеочередной отпуск, не смотря на всех наших заклятых друзей, что снова активировались, скуля и воя, забыв о том, что, в общем-то, мы так и находимся в состоянии военных действий. Пару раз "зеленокожие" и "узкоглазые" защитники прав животных, возникали на островах принадлежащих моей Родине, производя странные замеры и бессмысленно утопая, словно лемминги.

Насте трижды за две недели пришлось вылетать на заброшенные клочки суши, собирая гниющие останки тех, кто совсем недавно гордо причислял себя к террористической организации, крышуемой мировым капитализмом.

Возвращалась она молчаливая, уставшая и потерянная.

Мне ни обнять ее, ни прижать, поцеловав покрепче: чуть слабое возбуждение и я сам нуждаюсь в крепкой и сильной руке, тащащей меня на низкую кровать, что еще недавно мы гордо именовали "супружеским ложем".

Не хочу, что бы стало оно смертным одром!

Вот и сгодилось мне мое терпение и психология в самом прямом ключе и точке приложения.

А еще, то знание лекарственных трав, что досталось от деда… И пусть забылось девять десятых услышанного и увиденного, но нашлась пара травок… Жаль, что применять часто их нельзя: организм привыкает и все, привет лунатикам!

Сейчас, поглядывая на дорогу, что ложится под колеса нашего с Настей "Гэндальфа", привычно ощущаю в нагрудном кармане легкого камуфляжа небольшой пузырек с настойкой.

Это мое "письмо", мое решение и мой выбор.

И город Сочи, что вот-вот появится из-за поворота — моя последняя станция счастья, за которой есть маленькое сожаление, что так мало успел, так мало сделал и так глупо все обернулось.

Уже перед самым отъездом, Федоров обрадовал меня, что нашелся Фарата, а Суров вышел из комы и уже пристает к медсестрам, клянча выписку.

У людей что-то налаживается. Что-то разлаживается. Жизнь продолжается, но для кого-то лишь кадрами фильма за окном машины, увозящей за последнюю черту.

Первое, что отличает Творца от мелкопакостливого бога — Творцу от своих созданий ничего не надо. Только божкам всех конфессий, типов и окрасок, требуется постоянная суета перед глазами — иначе они сдохнут, превратившись в ту самую пыль, что их породила.

Только божкам требуется подмена понятий, предопределение и постоянные испытания, вместе с подвигами во славу их. Увы, чем больше требует божество к себе внимания, тем быстрее оказывается, что божество сие — каннибал!

— Ну что, товарищ капитан? Готов к валянию на пляже, пожранию мороженого и неторопливой ходьбе по ласковым морским водам? — Настя остановила машину прямо напротив огромной надписи "Сочи" и теперь осторожно дразнила меня, забыв, что капитана я получил "посмертно", а не "за особые заслуги", как это пытался преподать наш голова… — Нас ждет гостиница "Сочи", десять дней валяния на пляже и благой лени!

Эх, знала бы Настя, что у моей семейки жесточайшая аллергия на пропитанный йодом и солью, воздух Черного моря!

Коснувшись губами ее щеки, подмигнул и ткнул пальцем в сторону спешащего к нам, постового.

Настя — вот же ехидна! — привычно нажала на педаль газа и обдала ни в чем не повинного полицейского клубами дорожной пыли, крутанувшись в изящном дрифте.

Пришлось прикусить губу, прикладывая максимум усилия, дабы не свалиться, позорно, в черную пелену утерянного сознания.

Повезло. Не заметила, чуть заигралась в здоровую семью, моя любимая жена.

Она и так всю дорогу сдерживала себя и тихо скулила в ванной придорожного отеля, думая, что я не услышу из-за шума воды.

Проклят будь доктор, проболтавшийся "святому отцу" и "святой отец" — вдвойне, когда рассказал все услышанное Насте, "подготавливая к божиему промыслу".

Федоров лично набил морду болтуну, молча и оттого страшно, оттирая сбитые казанки от запекшейся крови. И святого отца, быстро "прихватили за живое" из епархии, выдворяя еще дальше, на север, строить монастырь на дальнем острове. Хмурый "черный клобук" с простым крестом на пупе, тяжело подбирал слова, прося прощение за согрешившего "святошу".

Глядя на него, впервые в жизни моей, зашевелилась тонкая надежда, что есть еще люди, которым просто есть место служения. Жаль, что появляются они лишь для того, что бы исправить ошибки, сотворенные глупым большинством.

От греха подальше, просто закрыл перед его носом дверь: извинился за идиота? Добрый путь! Разбитое можно склеить, но от этого оно не станет целым.

Гостиница "Сочи" и впрямь оказалась почти на берегу моря, чистенькая, шумная и нарядная. Из-за моей "проблемки", пансион нам накрылся, зато достался "изолированный" номер, с толстыми окнами, бесшумным кондиционером и тяжелыми шторами, не пропускающими дневной свет, если их закрыть.

Идеал вампира…

До вечера мы успели пройтись по пляжу, прикупить пару безделушек и устроить обжираловку мороженным. Настя все порывалась остановить меня, тактично "отжимая" от киосков с этим лакомством.

Чудо мое, уставшее!

Нельзя обмануть психолога, занимающегося разработкой операций, от которых, у некоторых, буде они узнают, волосы будут шевелиться, даже если их сбрить!

А лишить меня мороженного — и вовсе жуткий грех, за который, устроил бы я ей "жаркую ночь", как во времена оны!

Разглядывая яркие звезды, усыпавшие небосвод, очень-очень захотел, что бы покатилась по небосводу тонкая, золотая полоска падающего булыжника, под которую я загадаю желание, которое непременно сбудется.

Не покатилась.

Наши желания или не-желания не влияют на небесную механику, как человек не тужится доказать обратное. Уж скорее мы, человеки, подвержены влиянию Великого Ничто, ласково обнимающего нас своими черными глубинами.

— Ты спать идешь? — Настя, отчаянно зевая и ежась от легкого ветерка, замерла в дверях балкона. — У тебя режим, между прочим…

— Ты укладывайся, а я тебя догоню! — Пообещал я, проклиная себя за уже принятое решение. — Если что — найдешь меня здесь!

— Дурак. — Честно выразила свое отношение к моим шуткам, жена. — И шутки у тебя — дурацкие.

Пришлось расцеловаться — муж и жена…

Добавив супруге фривольный шлепок по пятой точке, отправил ее в спальню.

Теперь уже — просто спать.

Дождавшись ее родного посапывания, прокрался к дорожной сумке.

Тихое "пшик" инъектора, прижатого к такой родной и любимой шейке, и теперь у меня долгих 12 часов свободы.

Долой часы и кольцо, долой все мои "счастливчики".

Долой портмоне и документы.

Мы приходим в этот мир налегке, в истошном крике рожающей женщины. Не хочу уходить под тот же крик.

Что-то я забыл… Отключить телефоны!

Пару сотенных купюр в карман и, быстрым шагом, вон из номера, вниз по лестнице.

Этажом ниже, достаю из кармана пузырек и одним духом выпиваю настойку.

Теперь у меня есть пара часов полного спокойствия.

Под этим "коктейлем" нельзя заняться любовью, на "прощание"… Его действие — ледяное спокойствие, пугающее своей отстраненной логикой. Ничто не беспокоит существо, принявшее жуткую смесь несовместимых трав.

Один раз я его уже испробовал на себе.

После этого Федоров избил нашего "лазаретского докторишку", до этого бывшего его другом.

На моих глазах, согласившись с доводами холодной логики, сугубо простой и рациональной.

В подарок, оставил ему поллитровку с "настоем" — не дай боком, понадобиться… И, как напоминание: "Никто и никогда не смеет трогать мою семью"!

Развивающиеся технологии, интернет с широким каналом и минимальные умственные способности — три составных части будущего уничтожения человечества.

Отмахав вниз по ступенькам семь этажей, прислушался к своим ощущениям.

Мир замедлился, превратившись в тягучий ликер, сладкий, липкий, противный.

Представления не имею, как я выгляжу со стороны — тот, кто меня видел, не спешил делиться своим мнением, да я его и не спрашивал. Меня гнало вперед лишь одно чувство — защитить семью, наказать болтуна. Никакой мести — если разумное существо уже раз выдало врачебную тайну, никто не помешает ему выдать и военную.

Заказанное по интернету такси ждало меня в условленном месте, в условленное время.

За три сотни евро-то!

Как неприятный сюрприз — за рулем оказалась молодая женщина, впрочем, молчаливая и деловито подтянутая, задавшая лишь один вопрос, волновавший ее на самом деле: "Куда ехать?"

Молчком протянул ей две купюры и записку с адресом.

— Записку вернуть? — Умная девочка!

Отрицательно покачал головой. Эта записка, скорее всего, ей и не понадобиться, но ведь случай бывает разный?

— Дорога займет не меньше часа. Могу включить музыку.

Молчком бросил на сиденье еще две купюры, давая понять, что тороплюсь и в музыке не нуждаюсь.

Черная "Волга" Газ-24, плавно отъехала от бордюра тротуара, выкатилась в крайнюю левую полосу неизвестной мне улицы и прибавила скорости, с силой вжимая меня в сидение.

Мне всегда нравились эти "баржи" и "каравеллы" советского автопрома. Да, "жигули" — это стиляга — итальянец, а вот "Волга"…

В голову стукнул возможный тюнинг "Волги" и руки привычно нашарили в кармане карандаш и записную книжку.

Вот так шпионы и "горят"! "Всё оставил в номере, ага!"

В полутьме, ориентируясь скорее на мышечную память пальцев, чем на слабый свет фонарей, быстро набросал внешний вид "Волги" своей странной мечты. Потом еще один — в разрезе, со схематичным расположением двигателя.

Рука привычно обвела ДВС кружком, вывела хвостик и дописала: "Хватит РПД"!

Ниже адрес и телефон "Дяди Ромы" и жесткое требование передать рисунок за вознаграждение не раньше чем через полгода. А лучше — год.

Интересно, она сделает, как я прошу? Или, поступит как большинство женщин — по-своему?

Пока рисовал и расписывал подробности, дорога и пролетела.

Черная "Волга" замерла у старого пирса, заброшенного еще во времена СССР и отчего-то так и не востребованного теперь, в эпоху дикого "крынка" и "куркуренции".

Плавно закрыв за собой дверь, дождался, когда авто скроется с глаз, сгинув вместе с шумом мотора в тихом плеске волн, бьющихся о камни внизу.

И снова звезды, немые свидетели.

И слава всем, что немые!

"От пирса — налево, полтора километра. Скала в виде волчьего зуба. Два метра. И вниз." — Шевеля губами я повторил найденное в инете описание подводной пещеры, недалеко от берега.

Перехитрила сама себя Настя.

Надеюсь, дяде Роме не прилетит тяжелой рукой, за его предложение отдохнуть на "югах". Тем более что он и не виноват — сложно не сделать то, к чему вас подводит психолог.

От пирса повернул налево и потопал по берегу, хлюпая дырявыми сандалетами по мокрому песку и ежась от странно-холодных волн, слегка опалесцирующих, таинственных, притягательных.

Ни через полтора, ни через два, скалы не появилось, словно кто-то попытался скрыть от меня конец моего пути.

Скалы не было.

Зато была целая цепочка камней, уходящая вдаль, подсвеченная огромной лунной дорожкой, манящая топать и топать, как шагали Иешуа и Понтий Пилат.

Ну, а я чем хуже?

Вот и пошел я, по камням, спокойно удивляясь каменной веренице, уводящей меня далеко от берега.

Тропинку словно специально для меня приготовили, выровняв неровности и осветив серебром лунного света.

"Интересно, а меня погранцы не остановят?" — Хохотнул я, и тут тропинка кончилась, выведя меня к огромному каменному трону, с высокой спинкой, подлокотниками и залитым светом сидением, на которое я и опустил свой тощий зад.

Глядя на диск нашей извечной спутницы, я отчаянно отмахивался от упорно лезущего в голову Берроуза и его "Марсианской эпопеи". Так упорно, что пропустил тот момент, когда по моим ногам прокатилась холодная волна прилива.

Что же… Пусть и не так, как рассчитывал, но все-же…

Жизнь вообще не любит тех, кто много рассчитывает, упорно расставляя силки, загоняя в рамки, выцеливая слабые стороны планов и равномерно их разрушая.

Это и есть — жизнь. Импровизация от начала и до конца. От оплодотворения самым быстрым или умным, сперматозоидом, и до смерти.

Что-то говорит мне, что Творец тоже немало наимпровизировал, создавая наш мир и запуская в него разную шушеру мелкопоместных червей, гордо именующих себя богами.

Вцепившись руками в каменные подлокотники "трона", откинулся на его спинку, любуясь приливом, несущем на своих волнах яркие огоньки.

Я, степной житель, связал себя с водой.

Из воды вышел разумный.

И в воду вошел…

Мерзок тот бог, что отнимает право распоряжаться своей судьбой, своей жизнью, диктуя правила, противные человеческой сущности.

Сколько продлится моя агония?

Полгода? Год? Или "жалостливая" медицина подключит меня к аппаратам и будет заставлять стучать мое сердце, подниматься во вдохе грудную клетку, мучая моих родных извечной брехней о том, что надо "молиться и верить в чудо"!

А я буду ходить под себя, ведя существование овоща.

Спасибо, обойдусь чудом, что создали мои руки и мой разум.

Уйду по лунной дорожке.

Лучше короткий укол боли от потери, чем долгая мука "любования" в надежде на чудо!

Я уже устал видеть страх в любимых глазах, ужас прощания в каждой морщинке и тихий плач в подушку — от безысходности.

Я сделал выбор за всех.

Это мое право, моя сила, а не слабость.

"Уходя оставить свет — это больше, чем остаться!"

Вода перекатилась через колени и прижала своей тяжелой лапой, говоря, что теперь я уже и не сбегу, даже если передумаю, испугаюсь и решусь на дальнейшую борьбу с тем, что победить нельзя.

Через девять-десять часов Настя проснется.

И у нее начнется новая жизнь.

Без меня.

И, если Звезды не дадут ей счастья — я вернусь и сорву их все, до единой, с этого небосклона и потребую сатисфакции у Творца!

Люди должны быть счастливы.

Даже если для этого надо просто умереть…

Я любовался лунной дорожкой из-под толщи сине-зеленой воды, задерживая дыхание и цепляясь за свою, теперь уже — никчемную — жизнь.

А потом — вдохнул!