Глава 38

****




— … Ты сегодня такой вкусный! — Ольга облизала своего донора, тщательно дезинфицируя место укуса. — Сладкий и острый — одновременно! Просто — ням!

Сытая и довольная, она умостилась на коленях мужчины, положив ему голову на плечо и тихонько радуясь, что в кои-то веки Влад спокоен и не язвит, стараясь ее разозлить.

Нет, в том поведении, тоже есть своя прелесть — но, одно дело неторопливый поцелуй, и совсем другое — дикая пляска, когда хочется убить своего донора, выпить его досуха, до самой последней капли и смотреть, любуясь, как стекленеют глаза мерзкого человечешки.

— От тебя все еще пахнет дымом… — Ольга вдохнула запах, чувствуя, что возбуждается. — Сладкий…

От резкого движения разлетелись во все стороны пуговицы рубашки, обнажая мужское тело, привыкшее к физическим нагрузкам, с прихотливой вязью доброго десятка тонких шрамов, краснеющих прямо на глазах.

— Тварь твоя бывшая… — Ольга нежно провела ладошкой по телу своего донора-любовника, жалея, что не может от них избавить свою собственность. — Убить мало, гадину… Такое совершенство…

Влад едва удержался, чтобы не признаться, что "гадину" он уже убил. Новообращенная "горела" неделю, постепенно растворяясь в горько-соленой морской воде, ни на секунду не теряя сознания.

Ольге тогда очень понравилось…

А вот Хозяину, обратившему Стефанию — не очень.

— Опять с едой играешь?! — Насмешливый голос отвлек Ольгу от очень увлекательного занятия, спасая Влада от изнасилования. — Пошел вон, корм… Пока живой!

Не стесняясь своей наготы — штаны прожили на минуту дольше, чем рубашка, а нижнего белья Влад отродясь не носил — он прошел мимо распаленной Ольги и ее Хозяина, судя по масленому взгляду, тоже готового перейти к физическим упражнениям.

Захлопнув за собой дверь, Влад покачнулся — сегодня его Хозяйка была столь возбуждена, что позволила себе лишнего. Так что, перейди она к активным действиям, у Влада были все шансы оказаться на том свете. Очень быстро и с превеликим удовольствием. Не сходя с кресла.

Трое Младших, лежащих у порога, подняли свои тяжелые головы с вытянутых лап, принюхались и… Опустили головы на лапы — запах хорошо знакомый, опасности нет.

— Что, шавки блохастые… Бегаете за тигром, доедая крохи с его стола, шакалы… — Влад очень любил издеваться и злить Младших. Они так смешно скалили зубы, рычали, делая вид, что вот-вот кинуться на человека и разорвут его на части, но… Без прямого приказа своего Повелителя они только и могли, что рычать и показывать клыки.

И, если все сложится совсем правильно…

Влад отогнал всплывшую мысль, опасаясь, что ее могут "услышать".

Ольга, красивая и наивная дурочка, куколка со столь же кукольными мозгами и восковым личиком, зелеными глазками, от которых, в другое время, Влад совершенно серьезно сошел бы с ума, ему подходила.

Каждый из них пользовался друг другом, наслаждаясь и восхищаясь.

Не будь Ольги, такая сладкая месть не свершилась бы.

Не будь ее святой веры в то, что Влад, во время своих отлучек, знакомится с другими женщинами, распаляющей ее ревность, как острую приправу к еде — все давно бы закончилось тривиальным ужином, с ним в качестве главного блюда!

Перешагнув специально подставленный под ногу хвост, мужчина оперся спиной о стену и сполз вниз, чувствуя, как колотится сердце, а в голове звенит, от кровопотери.

Один из Младших, медленно встал на лапы, подошел к сидящему на полу человеку и… Облизал его лицо!

От шока, Влад даже забыл, как дышать: Младший сделал первый шаг и шаг этот, быть может, новая ступень в его мести…

— … Мудрейший! — Секретарь осторожно коснулся плеча задремавшего Джаулина. — Старейшина Алталиэль Ткан Кон-Фималь просит Вашей аудиенции…

— Что, "победа над городом" далась ему тяжким трудом? — Джаулин рассмеялся. — Впусти его. Давненько я не общался с записными врунами!

— Мудрейший… — Секретарь вздохнул. — Три интересующих нас города абсолютно пусты.

— Клан Фималь нарушил мой прямой приказ? — Джаулин сердито свел брови, начиная готовиться к разговору.

— Нет. Люди покинули города, вывезя оборудование и склады. — Секретарь склонил голову. — Они воспользовались порталами и… Переехали…

— Что же… Надо было ожидать чего-то подобного. — Джаулин усмехнулся. — Когда человеческий род ставится на грань выживания, что-то дает ему второй, а если надо, то и третий, четвертый, шансы. Появляются гении. Решаются грандиозные проблемы, при минимуме времени. Такой бы дар, да моему народу… Вовремя…

Мудрейший встал из своего кресла и подошел к окну, занавешенному тяжелой портьерой цвета алой крови, снаружи и, черной, не пропускающей свет, изнутри и, одним рывком, сорвал портьеру на пол, впуская в комнату яркое, полуденное солнце.

— Мне надоел мрак, Вернейший… — Джаулин совершенно по-человечески, сел на подоконник и уперся лбом в холодное, оконное стекло. — В нем нет ничего, о чем можно было бы с гордостью рассказать окружающим. В нем нет победы. Один раз мы уже проиграли ему. И один раз — проиграли свету, оставшись совершенно ни с чем.

Секретарь замер, готовясь стать из "Вернейшего" в "Мертвейшего", но…

— Мы сбежали раз. Сбежали — второй. — Маг любовался на белый песок за окном, стоящий почти вровень с подоконником.

В соседнем окне царила ночь и морские волны бились о камень, оставляя свои капли на стекле. Джаулин часто сожалел, что окна всего два… — Если они последуют за нами, сбежать снова не получится…

— Эти… Существа. — Секретарь сделал паузу, давая понять, что его заинтересовал рассказ Мудрейшего, полный недосказанности и обмолвок. — Они, объединятся с людьми?

— Как ты можешь себе представить союз навозного жука и солнечного луча? — Джаулин слез с подоконника и подошел ко второму окну, сорвал штору и распахнул створки, впуская соленый морской воздух, тут же разметавший по комнате все бумажки с письменного стола. — На что ты меняешь информацию, Вернейший? На богатства? Золото?

— На Влияние. — Ответил быстро и без малейшей улыбки на лице, секретарь. — Способность влиять на события, людей и даже Старейшин — самая большая ценность в этом мире.

— Влияние — это сладкая игра. — Джаулин понимающе покачал головой. — Только не заиграйся. Вовремя остановиться намного важнее, чем стать мертвецом. Иди… И зови, этого…

Новообращенный выскользнул за дверь и отлетел в сторону, пропустив удар в грудь и освобождая проход. Старейшина Алталиэль Ткан Кон-Фималь, скорчил брезгливую мину, вытер руку о белоснежный носовой платок и тут же бросил его на пол, словно чумную тряпку.

— Мудрейший… — Титул в устах Старейшины прозвучал как оскорбление. — Я требую проведения расследования!

— Присвоив себе Третье имя, права требовать хоть что-либо, ваш род лишился надолго. Или, навсегда… — Джаулин улыбнулся, демонстрируя ровную, белоснежную улыбку, без единого следа острых клыков. — Однако, я не имею права вас не выслушать.

— На днях погиб Ингам Аоль Терри. — Старейшина "сбросил обороты", понимая, что и вправду слишком далеко зашел. — Я прошу провести расследование…

— И, разумеется, во главе расследования, вы видите себя? — Джаулин мурлыкал как гигантская, довольная кошка. — Не так ли?

— Да! — Расцвел Кон-Фималь, совершенно не чувствуя подвоха в словах Мудрейшего. — На правах старого друга покойного…

— Увы… Я не отказываюсь проводить расследования, Старейшина. Но, вот Вы его возглавлять не сможете. Ваши интересы лежат на соседнем континенте, как Вы того для себя и просили. Так же, вы не названы в числе наследников. — Джаулин любовался, как изменяется лицо старейшины клана, только что получившего отлуп, по всем статьям.

— Слишком стали часто гибнуть мои старые друзья! — Алталиэль вновь кинулся в атаку, хотя и догадывался, что и она пропадет втуне. — Четыре рода покинули…

— Старейшинам четырех родов я предлагал расположить свои инкубаторы в местах, менее цивилизованных. На другом континенте. Увы, все старики предпочли безопасность рода, дешевому комфорту. Вы и сами отказались развивать свой род, объясняя это "дикостью и отсталостью", предоставленного вам, края! — Маг прятал улыбку, наблюдая, как нервничает сидящий напротив вампир, бросая косые взгляды то на него самого, то на окно, из которого комнату наполнял соленый бриз.

— Мудрейший! Вы знаете, что большинство жителей континента отказалось признать "Договор", ставя себя…

— Алталиэль Ткан Кон-Фималь! — Джаулин хлопнул в ладоши, останавливая словоблудие. — Вы просто струсили, выбрав "цивилизацию", вместо "развития".

— Это оскорбление! — Попытался было вскочить Старейшина, но не тут-то было — спорить с существом, говорящим на равных с богами… Это уже не гордость. Это — гордыня…

— Не пукни! — Расхохотался Джаулин, любуясь застывшим в праведном гневе, Старейшиной клана Фималь. — Вернейший! Вынеси… Алталиэля Кон-Фималь из моего кабинета и… Можешь отвесить ему пинка! Я — разрешаю!

Еще больше расхохотался Мудрейший, когда секретарь, не мудрствуя лукаво, подтащил бешено вращающего глазами Старейшину к открытому окну, взвалил его на подоконник и отвесил великолепного пинка, отправляя в бушующие волны Тихого океана.

— Месть вахтера — страшная сила! — Провозгласил Секретарь, выкидывая в окно платок и наблюдая, как ткань, словно белый листок, ложится на синюю поверхность воды и тонет, в тщетной попытке догнать своего владельца, идущего на дно с грацией топора без топорища.

— Ох! Позабавил старика! — Признался маг, вытирая слезы. — Давно так не оскорбляли старейшин… Вот уж точно — только человек знает на какую мозоль надо наступить ближнему своему!

— Хорошо информированный человек! — Поднял вверх указательный палец, секретарь.

— Хорошо посмеялись. — Джаулин внезапно стер со своего лица улыбку. — Однако, тщеславный засранец поднял действительно интересный вопрос… За последний год погибло слишком много представителей моего народа и за это кто-то должен понести наказание…

— Все смерти произошли на разных континентах, приблизительно в одно и то же время. — В руках Вернейшего появилась записная книжка. — Сложно найти виновного при таких условиях.

— Если нельзя найти виноватого — надо найти того, кому выгодно. — Джаулин, с сожалением, закрыл окно. — Это я понимаю, что нам противостоит не один человек и даже не организация, а видовая защита, как это уже было… Но… В это не поверили тогда, а теперь не поверят и подавно.

— На соседнем континенте у нас есть двое виновных… — Секретарь показал два карандашных наброска, развернув записную книжку. — А вот на этом…

… Сегодня у малютки Наденьки день рождения и не вина ее отца, что лучшим подарком станет не новая, нарядная кукла, кукольный домик или красивое платье. Подарком станет вот этот комплект "детской" брони и пятимиллиметровый, почти игрушечный, пистолет, из которого 11-ти летняя девочка уже год старательно дырявила мишени, представляя головы вампиров, лишивших ее матери. Сегодня Наденьке стукнет 12 годиков, и папа вздохнет чуть с облегчением и тоской — девочка давно выбрала себе цель в жизни и вот уже три года шла к ней напрямик, отрабатывая боевые связки, изучая тактику ДРГ и беспокойно засыпая, сжимая в руках обычного плюшевого пса по имени Фриц, получившего свою кличку из-за потешно выпученных, коричневых глазок, размером в рублевую монету давно почившего государства с длинным названием, ужатым до четырех букв.

Фриц путешествовал вместе с Наденькой Матвеевой сперва по военным базам и спецхранам, бункерам "мертвой руки" и запрятанным в самые глухие места, производственным цехам, о существовании которых забыли на время действия "перестройки, гласности и демократии".

Прошло время. Строения ветшали, некоторые из них находились и вырезались подчистую сборщиками металлолома или "черными археологами". На некоторых срабатывали системы самоликвидации, порой вызывая настоящие землетрясения на сопредельных территориях.

Но и тех, что осталось — пока хватало.

Худой и небритый Матвеев криво улыбался, рассматривая подарок, заготовленный для дочери.

Расстарались и разведка, и контрики, добывая материалы, кроя новенькую форму с погонами, пока еще рядового состава. Не пошла по стопам любимого папочки, родная кровиночка.

Детская травма, до самой смерти остается с человеком, иногда прячась под песок забвения, а иногда демонстрируя свои клыки.

Решение дочки отец принял сразу и пошел искать "учителей"…

От советских камрадов давно осталась труха, а запад не мог помочь и себе самому, теряя лучших специалистов, переводя на нелегальное положение "консультантов" и выводя из-под удара персонал.

Миры вояк снова встретились.

Только камнем преткновения стал подписанный "Договор".

Официальные власти верили в букву и дух, ну а прагматичные военные — в здравый смысл.

Те, кто выжил после первых ударов, развели руками и свели их в рукопожатии, заключая свой, договор.

Финны и норвежцы стали первыми ласточками, "прилетевшими" в холодные края Севера, в горячий город Мурманск. Климату все равно, какой у тебя цвет кожи, сколько в роду коммунистов и в какую сторону ты крестишься. Либо ты человек. Либо ты замерзшая тушка, с весной превращающаяся в корм для дикого зверья или и вовсе — удобрение…

— Папа! Ты… Ой, это мне?! — Наденька замерла, блестя своими серыми глазами и уже мысленно примеривая форму и щелкая спусковым крючком "монте-кристо". — Пап?

— С днем, дочурка! — Доктор Матвеев улыбнулся. — Хотел на праздник принести… Ну, да раз увидела — забирай и… Владей!

— Нет пап. — Девочка решительно наморщила нос. — Раз подарок, значит подарок! Принесешь вечером, на праздник! Только не забудь! Ведь у тебя сегодня никакая культура не требует контрольной проверки?

— Есть одна… Но, потерпит до завтра. — Арес Елисеевич протянул к дочери руки, пытаясь ее обнять. — Зато завтра, завтра мы будем ого-го-го!

— Ведь биохимия — наука, привыкшая задвигать в угол самого бога! — Наденька прижалась к отцу. — Пап… Получается?

— Не сложнее, чем клонировать очередную овцу! — Худой и жилистый, уже слегка дальнозоркий, Матвеев победно улыбался. — Я создам, проверю и отработаю… А вот тебе, чудо мое большеглазое, придется в поле выйти.

Закон выживания прост во все времена: хочешь жить — убей врага!

Убей так, чтобы после него тебе достались его запасы и разработки… Вторая мировая не прошла даром — жалеть противника больше никто не собирался.

— "Голос" рассказал, что вампиры сожгли Пярну… — Девочка ткнулась лбом в живот отца, демонстрируя, что она — все же ребенок. — А пилоты не вышли на связь с Траннуиком и Балликасл — тоже…

— Девочка моя… — Матвеев покачал головой, радуясь такой нежданной ласке со стороны уже совсем взрослой, дочери. — Рации имеют свойство выходить из строя, "Голос" очень любит эффектные сообщения, а вампирам нет нужды сокращать поголовье своего скота. Кто-то должен их кормить, ремонтировать жилье… Все это построено людьми — и будет служить людям. И обслуживаться — людьми.

— Думаешь, Пярну — вранье? — Серые глаза отстранившейся дочери, нашли усталые глаза отца и замерли, ожидая ответа.

— Город мог сгореть и по другой причине. Правила ТБ пишутся обугленными пальцами…

— Первое правило химика: горячая колба выглядит точно также, как и холодная! — Понимающе кивнула девочка.

— Иди уже! — Матвеев подтолкнул дочь к двери. — Жди подарка!

Детская фигурка выскользнула за дверь, а доктор биохимии Матвеев сел на край стола.

Завтра его дочурка выйдет в свет. Страшный и жестокий. Ничего не поделать — сейчас ребенок — это единственная возможность получить необходимые сведения. Дети не только будущее. Дети, сперва, настоящее. И только потом — будущее!

Можно сколько угодно твердить им, о том, что мир прекрасен или жесток, но, пока они с ним не столкнутся нос к носу — мир будет для них сжат родительскими шорами.

Пошарив рукой на столе, Матвеев нащупал тяжелую, металлическую рамку с фото всей их семьи.

— Что, Карменсита, думаешь, дочка справится? — Доктору показалось, что глаза любимой женщины на фото как-то по-особенному сверкнули. — Вот и я думаю, что справится… Ведь она — просто твоя копия!

… Феечку Олег умудрился обидеть. Сильно так чем-то зацепить за живое, так сильно, что "табурет", повинуясь неслышному приказу своей владелицы, перевернулся в воздухе вверх тормашками, "высаживая" своих пассажиров на ходу, прямо в открывшийся портал.

Следом, с секундной задержкой, полетели вещи, еще позже, словно вишенка на тортик, в портал полетела "Дура", блистая своим защитным кожухом и завывая попадающим в отверстия, воздухом.

Горизонтальный портал принял груз, а вот "вышли" приятели в портал вертикальный, собирая собственными носами кучу желтой хвои и сосновых веток. Пять метров свободного падения это пять метров свободного падения и от законов физики нельзя избавиться, даже если ты пролетел в неведомое чудо, именуемое порталом.

Самый неприятный момент посадки оказался не в поцарапанном носе или синяках. Самый неприятный момент лежал сейчас прямо под ногами компаньонов, мокрый и едва шевелящий глазами. Бен едва успел удержать руку Олега, в которой "Коготь" появился раньше, чем до Аркана дошло, что лежащий у их ног — вампир. Учитывая отделку его костюма, украшения и состояние — вампир не из простых кровососов.

— "Высший разум"! — Вспомнил название этих длинноухих, Аркан, пощелкав пальцами. — По телевизору показывали таких…

— В чем отличие от не-высшего разума? — Олег держал вампира на мушке. — Подыхают хуже?

— Власти больше… — "Стекло" пожал плечами. — Может рассказать больше…

Фигура эльфа пошла полуденным маревом миража, грозя растаять в тиши соснового леса и "Коготь" выплюнул все тридцать патронов прямо в голову существу, выспренно именующему себя "Высшим разумом".

Последние пули уже молотили хвойную подстилку — только капли крови говорили, что лежащий эльф напарникам не приснился, на похмельную голову.

— Блин! — Олег принялся прыгать по тлеющей хвое, затаптывая искорки. — Так и до пожара… Рукой подать!

Забота о природе, Аркана умилила.

Олег иногда казался как раз тем, кем и выглядел — лишь недавно перешагнувшим совершеннолетие, пацаном.

"Оттого и малышня от него в восторге…" — Аркан смотрел на друга, тщательно чистившего свое оружие, пока вокруг светило солнце и перепархивали с ветки на ветку, толстенные птицы, давно не боящиеся человека. — "Научиться бы, так же, как и он, радоваться жизни…"

— Для этого надо умереть, Аркан. — Олег закрыл глаза и подставил лицо солнцу, принимая "солнечную ванну".

Бену показалось, что солнечные лучи, падающие на лицо толстяка, разбиваются на тонкие нити и разбегаются по всему тело, прячась под кожей, растекаясь под ней тонкими кольцами, золотого цвета, кольчуги.

Пока Олег безответственно тащился, грелся и наслаждался, "Стекло" решил разобраться с припасами, ругаясь и радуясь одновременно: стекла у них в поклаже отродясь не водилось, а вот пакеты с крупами, и приборы, доставшиеся "по наследству", можно было смело списывать если и не битое, так в порванное или поломанное — однозначно. "Дуру", с вмятиной на кожухе — точно.

Разобравшись с рюкзаками, морпех потер руки — введённое Олегом правило хранить крупы в двух пакетах — матерчатом и полиэтиленовом — оправдало себя полностью. "Порталы Кэтрин" превратились в хорошо перемешанную массу деталей, хотя и преподносились, как "портативные и ударозащищенные". Наверняка, имелся ввиду пинок излишне торопливого лаборанта, но никак не падение с высоты в пять метров, на колкую хвою. Котелку, ложкам и кружкам, да что им станется, чугункам-алюминькам-то!

Олег все грозится настрогать ложек из дерева, чтобы губы не обжигать, да сделать ободки на кружки, для тех же целей, только никак не может найти подходящего дерева. Вечно, то оно у него трескается, то лопается, то пахнет. Аркан честно сказал, глядя на мучения компаньона, возящего лезвием ножа по деревянному чурбачку в надежде придать тому хоть видимость будущей ложки, что руки толстяка заточены под металл и для деревянных поделок слишком грубые.

Олег после этого заупрямился еще больше и выстругал-таки, большую деревянную ложку-половник. На стакан жидкости и с ручкой, в сорок сантиметров длины.

Половник получился тяжелым и слишком прочным — Бен с его помощью совершенно спокойно забивал кролика, шарахнув зверька по лбу.

На "проверку", но совершенно "чисто случайно", по черепушке отхватил и самый настоящий волк, выскочивший на запах свежезаваленного кабана.

Череп сломался. Кухонная утварь — тоже.

Растерянный Олег, применивший половник совсем не по назначению, торжественно сжег деревянные обломки в костре, пообещав, что следующий черпак прослужит дольше, будет легче и короче.

Улыбаясь воспоминаниям, Бен попытался поднять с земли модернизированную механизмом "Дуру" и сказал все, что думает о "рационализаторах и изобретателях", едва успев убрать ногу из-под удара.

И без того не самое легкое орудие убийства, набрало не меньше десяти килограмм, лишилось привычного приклада и обзавелось длинным рукавом подачи патронов, собранных в ленту, теряющуюся в серебристом, жестком, ранце.

Толстячок, крякнув, самоделку поднял, упер себе в пузо, направил в сторону серого валуна, торчащего из земли, и принялся шарить пальцами по тому месту, где раньше был спусковой крючок.

Крючок остался на месте, а вот Олег, от отдачи, мало того, что сел на пятую точку, так еще и согнулся от боли в отбитом пузе.

Валун был вырван выстрелом со своего места и лишился своей верхней части, разбросав острые осколки на пару метров вокруг себя.

— Отдача стала меньше… — Наконец смог выдохнуть Олег. — А…

— Одним дураком чуть не стало меньше! — Аркан не сдержался и наградил толстяка подзатыльником. — Ты чем думаешь, в конце-концов? Совсем больной — стрелять, не проверив оружие!

Олег повертел носом, признавая справедливость претензий и раскаянно потупился.

— Сильно прилетело? — Сменил гнев на милость, морпех.

— Как конь, копытом… — Сравнил ощущения, сидящий на хвойном ковре, парень. — Только копыто у него, размером с тарелку!

Бену, видевшему лошадей только издалека, такое объяснение ничего не объяснило, но…

— Слушай, Олег… Давай-ка валить отсюда! — Бен повертелся, как флюгер, принюхался и поморщился: к запаху пороха примешивался еще какой-то, резкий и ядовитый, словно горел совсем недалеко старый пластик. — Если Высший выживет, то здесь будет не продохнуть от всех тварей… Давай, капитан подводного назначения, не время боль кормить и холить.

— Ты совсем как мой начальник. — Олег осторожно встал на ноги, прислушиваясь к собственным ощущениям.

— Думаю, твой начальник был мужик что надо! — Бен протянул Олегу его рюкзак.

— Н-да… — Олег помрачнел и закинул рюкзак за спину, вдеваясь в лямки. — Может мы… На тебе отсюда уберемся? На ковре-самолете, разумеется! Ведь надо отсюда быстрее выбираться? Или я не прав?

— Прав. — Аркан полез во внутренний карман, доставая заветную коробочку. — Как можно быстрее и дальше…

Расставив подсвечники, морпех достал четыре огарка…

… Творец вновь перетасовал карты и принялся выкладывать новый пасьянс, тихонько улыбаясь и качая головой в такт собственным мыслям.

Сколько их у него?

Десять? Сто? Миллион?

Помнит ли он самый свой первый акт творения или давно впал в маразм творения ради самого творения, как подопытные мышки жмут рычаг, пропускающий разряд через вживленные в мозг электроды, умирая от голода и бессилия.

Есть ли у него любимцы?

И почему он — именно Он, а не Оно или Она?

Карты чередовались: рубашкой вверх, рубашкой вниз.

Туз мог лечь на даму, но сверху оказывалась тройка. Масти красные и черные, под другим углом зрения меняли цвета на противоположные, становясь красными пиками и черными бубнами.

Картинки перешептывались, стараясь не раскрывать рта и надеясь, что руки Творца сведут вместе давно любящие сердца, отведут злого врага во второй ряд, рубашкой вверх и накроют, скрывая с глаз, телом верного друга.

Или — преданного слуги. Ненужного раба, оттягивающего проклятье от своего владельца.

Что важнее?

Эти старые карты, знающие мир и помнящие руки Творца еще совсем мягкими и розовыми, а не заскорузшими от крови, мозолистыми. Или сами руки, так неторопливо достающие колоду из холщового мешочка, вышитого и подаренного самым злейшим врагом. Самим Творцом.

Руки неторопливо раскладывают карты, глаз привычно намечает ходы, а в голове, за внешним спокойствием, начинает бурлить адреналин.

Пока расклад еще в самом начале, есть возможность обмануть самого себя. Смухлевать, переложив нужные карты в нужные места, подтасовать друзей и… Наблюдать за причесанными и напудренными куклами, бегающими на поводке своего Творца.

Можно закрыть глаза и отдаться на власть самого короля всех королей — Случая…

И наблюдать за разлетающимися каменными осколками, с грустью прощаясь, с так и не получившейся реальностью, канувшей в пучину Хаоса раньше, чем с поверхности планеты стартуют первые корабли, разнося строчки очередного кода ДНК сперва по окрестностям, потом забираясь все дальше и дальше, постоянно меняясь, мутируя, то теряя, то находя свое обличие.

Можно отдать все на откуп самым сильным или самым умным. Самым любящим, страстным или холодным и властным.

А можно просто сидеть и наслаждаться новым раскладом, импровизировать, создавать любимцев, о которых будут слагать легенды, в которых нет ни пылинки правды.

Миры творятся неспешно.

Миры пекутся быстрее, чем блины.

Герои приходят, а там, где герои — там многочисленные жертвы, ведь герой это не тот, кто воспитывает в одиночку собственного сына.

Герой это тот, кто виновен в смерти других. Их смерти — его признак героичности, неповторимости и железной воли, в достижении цели.

Иногда карте удается вырваться из расклада и красиво спланировать на пол, делая вид, что ей совсем не место среди прочих.

Быть может это — гордыня или просто усталость, но рука Творца вернет ее в колоду, а затем выложит на игровое поле либо рубашкой вверх, либо картинкой, заставляя соблюдать правила игры, раз и навсегда установленные мирозданием, тем самым Творцом Творцов, творящим все сущее.

Творец может дать и второй, и третий шанс своему любимцу. Может выбросить вовремя из колоды, поменять на другую карту. Может. Для любимца всегда есть чуть больше возможностей. Чуть больше чудес и подарков.

Но, из "ничего" можно взять только ничего, зачерпнув полный ковш пустоты, нельзя утолить жажду.

Любимцу нужны друзья, нужна любовь. Нужен враг.

Руки раскладывают пасьянс.

Жизнь — далеко не шахматы и, записанные ходы, это ходы в никуда.

И любимца, сколько ты его не оберегай, приходится бросать в расплавленный металл жизни, бурю событий.

И Мироздание берет реванш, выставляя своего игрока.

Загрузка...