Корм вампира (СИ)

Глава 7

****

"Тихо свистнул и ушел, называется — нашел" — Аксиома нынешних "крыночных" отношений, не меняющаяся ни от территориальной принадлежности, ни от национального самосознания. Японцы, немножечко лучше, но их "лучше" нивелируется странным поведением и переизбытком электроники на квадратный сантиметр. Этакая, гаджетомания, в полном объеме и всей своей красе. С китайцами веселее — их улыбки естественны для обманщиков, коими их полагают. Восток вообще полагают обманщиками всего и вся, в отличии от великомудрой и многознающей культуры Запада, использующей арабские цифры, трактат "Аль-джебр аль-мукабала" и упорно именующей Ибн-Сину — Авиценной, а Кун-Цзы — Конфуцием.

Увлечение западными ценностями преследуют и лучших из лучших, прекрасно понимающих, что "эргономика" не пустой звук и худших из худших, полагающих, что "заграница нам поможет".

Ага. Поможет. За наши кровные нефть, газ и прочие ископаемые, превращая жителей таковых стран в сырьевой придаток, как это от века делала англия с индией, австралией и прочими своими колониями.

— … Слушай, а это точно — Казахстан?! — Поинтересовался Павлик, глядя на бескрайнюю водную гладь, раскинувшуюся от горизонта и до горизонта, с мелкими пиками островков и стремительными чайками. — Это и есть — Арал?!

— Нет, это Бухтарминское водохранилище. — Я даже не прятал улыбку, рассматривая ошарашенные лица своих коллег по службе. — Целое рукотворное море, по берегам которого раскинулись десятки баз отдыха, цементный завод и пара ГЭС, чья электроэнергия полноводным ручьем течет на продажу за бугор.

— Охренеть! Там яхта! С алыми парусами! — Н-да… Коллеги у меня начитанные, но в жизни на Востоке ничего не смыслящие. Федоров, насмотревшийся на мир собственными глазами, тихонько хмыкал, а остальные…

Остальные искренне ждали пустыни с двух-трех этажными юртами, к которым привязаны верблюды и миллионы тонн воды для них — неописуемое открытие.

Это они еще наш ленточный сосновый бор не видели!

— Вы, молодчики, нашего Азиата много не слушайте — Казахстан государство совсем не маленькое и можно найти на свою голову и пустыню, с солончаками и пыльными бурями, и ливень такой силы, что смывает машины с асфальта. Или вот еще страшенная сила — сель! — Федоров вздохнул и поежился. — Не расслабляемся и крутим головами…

— Пелядь копченая! — Услышал я сбоку и пропал! Рот наполнился слюной и мозги заклинило напрочь!

Пока руководство "ручкалось" с вновь прибывшими, знакомилось с обстановкой, мерялось картами и слегка ругалось, путаясь в терминах, я выбрался через дырку в заборе, ласково прикрытую густо разросшимся кустом сирени и осторожно, с оглядкой и предвкушением, затарился душистой рыбкой с золотистыми боками.

Получилось килограмма три — почти все, что лежало на столе, рядом с пришвартовавшимся крепким катерком с названием "Ручеек".

В командировку мы вылетели вчетвером: Федоров, как старший и мудрый, Павел Суров — самый молодой из нас, вместо рабсилы, Семен Фарата — вечно ругающийся, когда его фамилию писали с буквой "д", суровый аквалангист-диверсант, невысокий и, очень плавный в движениях. Ну и я, как козий хвостик и вечная затычка во всех бочках, особенно если затык происходит по обеим моим специальностям — психологическим и водолазным.

Запах копченостей сдал меня коллегам с потрохами.

— Это что за зверь?! — Семен разглядывал жирнючую рыбешку, в полметра длины.

Ну, хорошо, 45 см!

— Какая, нахрен, пелядь?! Думаешь, я пеляди не видел? — Потянув носом, диверсант колупнул крепким ногтем рыбью шкуру, добираясь до мяса. — Здоровая, слишком… И запах… Вовсе не пелядиный! Зуб даю!

— Сема… Ешь молча. — Федоров вышел из двухэтажного домика и подкрался к нам. — И зубы, побереги. Это — пелядь! Ее специально сюда завезли и акклиматизировали, еще в 60-е годы. Рыбка прижилась и пошла в рост.

Начальственная длань замерла над пакетом, выбирая жертву.

Едва я отвалил на берег, помыть руки и морду, смывая рыбий, неистребимый запах, как из-за кустов появилось хитрое лицо продавца, поманившего меня пальцем.

Зная "наших", можно было ожидать чего угодно, включая копченого лосося или чего покруче…

Завернутый в полотенце пирог, размером с колесо в 17 дюймов, мои встречали с видом тихого шока на лицах и паникой в глазах.

Интересно, а если бы я предложил им бесбармак?

Федоров качал головой, но от пирога не отказался.

На свежем воздухе меня всегда бросает из крайности в крайность: то я жру, превращаясь в шарик с лапками и валяясь потом на пляже, вытапливая из себя сало, а то, схваченная с утра чашка кофе остается единственной едой на весь день, наполненный пешими прогулками по нехоженым тропам склонов гор.

Наши луженые желудки благосклонно принявшие подношение, потребовали покоя и расслабления, для более качественного переваривания и усвоения.

С ужасом представил себе, что произойдет, если, не приведи все звезды мира, над нашими головами, придется нырять! Все наши диеты, все строжайшие рекомендации и инструкции…

Семен меня просто убьет!

— Пойдем двумя бортами… — Федоров тяжело вздохнул, икнул и потянулся за кружкой с горячим чаем, до которого был особым любителем. — Наши коллеги под это дело еще и вертушку запросили, но… Это будет завтра… А сегодня… Судя по координатам, контейнер застрял где-то на песчаном островке… Так что, не сбылись твои предсказания, по поводу поезда, Олег…

— … Вижу, Александр Николаевич, Вы уже пообедали! — "Пузан" с погонами полковника на камуфляже рассматривал нас своим прищуренными глазками истинного степняка, способного разглядеть иголку в пыли и различить в траве подкрадывающегося к отаре овец, волка. — Узнаю сокола по полету, а коллегу — по умению устроиться!

— Война-войной… — Флегматичный Федоров, это нонсенс! Весь такой расслабленный, словно расплывшееся по дну тарелки, растаявшее желе.

Кошмар!

— Катера будут готовы через 30 минут. — Полковник тяжело вздохнул и уселся за вкопанный столик, рядом с нами и, не чинясь, потянул себе кусок пирога. — Плохое у меня предчувствие, Николаич… Где-то нас подставили и причем совсем не по-детски. Не должен был ваш контейнер по Бухтарме идти. Тем более, такой здоровый, 40-ка футовый! Проще его на платформу, под охрану и прямым путем, до границы… Желательно на "Тулпаре", чтобы без задержек!

При этих словах Семен ткнул меня ногой под столом и расплылся в улыбке — спор был, так что кому-то придется теперь пахать в поте лица своего, отрабатывая проигрыш!

— Считаешь, Аким, что не просто так "ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж"?

— Сам посуди… И ребят тебе спроворили. И корабли и даже вертолет. И китайцы, кстати, помалкивают — не лезут и вопросов не задают, а ведь наверняка тоже отслеживают контейнер, по своим каналам. И договор этот, о речной доставке… Странно, что именно наша сторона настояла на нем.

— Подстава… — Вырвалось у меня.

— Подстава. — Согласился полковник, вытирая руки и губы. — Только и радости, что пирог свежий, а друг — старый… Смотри там, Николаич… Я теперь тебя особо не прикрою, сам видишь — пузом обзавелся, но связи есть. Если что…

На стол перед нашим "головой" легла ярко-голубая визитка.

— Спасибо, просто отрада для моего брюха! — Полковник вытащил из-за стола свой "дирижабель", поручкался и скрылся в здании.

Два катера, слегка залатанные "Ярики", бодро раздвигали носами синие воды моей родной Бухтармы, унося нас от берега в сторону последних координат контейнера.

Мрачный Федоров, обожранные мы и экипаж катеров на всю видимую акваторию!

Правда, пару раз рыбачьи лодки лезли в наглую, пытаясь проскочить под носом…

Паша даже предложил отстрелять одного, особо хитросделанного, обматерившего нас через матюгальник и погрозившего кулаком.

Учитывая, что Паша со "Стечкиным" спит чаще, чем с собственной молодой супругой, угроза совсем не шуточная.

До "координат" добрались уже в сумерках, подсвечивая себе световыми столбами носовых прожекторов, просеивающих каждый метр водной глади.

За шесть часов дороги, мы с Федоровым и Семеном успели накидать все мыслимые и немыслимые варианты, понимая, что все это — "филькина грамота", подкрепленная картами гугл.

И почему именно гугл-картами? Неужели у нас не болтается на орбите своего спутника? Над братской-то республикой?

Судя по вздоху Федорова, спутник болтался совсем не в той стороне.

— Ох, Русь-матушка… Да сколько же ты можешь кормить имбецилов-то! — Не выдержал Семен и мы с ним согласились.

Вот теперь мы кружились вокруг островка, матерясь и поминая всех святых, ЦУП и разведку. Ни следа корабля-котейнеровоза. Вообще ни единого следа корабля!

Веруя в невозможное, нереальное, абнормальное и паранормальное, можно было представить себе, что контейнер сюда принесли инопланетяне, расковыряли и выбросили, разочаровавшись в его содержимом.

А, кстати, что у него за содержимое?

— Какие здесь глубины? — Семен уже мысленно начал готовиться к худшему и пристал к капитану "Ярика", худому, как щепка, Азамату Аждаровичу. — Метров 40 будет?

— Да и 200 найдем… — Усмехнулся капитан, радостно скалясь в ответ на вытянувшееся лицо нашего аквалангиста. — А если по старым руслам, все пятьсот, будет…

— Е…! У вас тут что, стратегический запас на 100 лет без дождя?! — Фарата от души высказал все, что думает о строителях подобных "бассейнов".

— Ага. — Азамат поддразнивал Семена, довольно улыбаясь произведенному эффекту. — Это еще воды мало, сбросили на неделе… А то половина баз в воде стояла, пляжи затопленные и народ шибко недовольный был.

— Это сколько ж труда-то вложено… — Покачал головой Семен. — С таким упорством…

— Страна строила… — Пожал плечами Азамат. — Что-то неправильно, конечно… Там, под водой, много могил осталось… И сел…

— Партия сказала: надо! Комсомол ответил: есть! — Двигателист, выползший выкурить сигаретку на свежий воздух, тяжело вздохнул. — А теперь…

Махнув рукой, мужчина покачал головой, словно отгоняя тяжелые мысли.

— Олег! — Пшикнул передатчик, едва не заставив меня подпрыгнуть. — Ночуем на месте, с утра возьмемся серьезно.

— Чур, я на островке! — Поспешил вклиниться в наш разговор, Семен. — Тесно тут…

При свете двух прожекторов разбили пару палаток и завалились дрыхнуть, все еще надеясь, что утро вечера мудренее.

Не понравился мне взгляд Азамата, которым он проводил нас, высаживая на берег. Очень не понравился.

Не злой, нет… Скорее — прощальный… Надо было с ним поговорить, но…

Сон обрушился на нас со злостью осиного роя, отваживающего человека от своего местообитания. Первым застонал Павлик, крутясь на подстилке со скоростью вентилятора.

Семен только громко дышал, словно бежал марафонскую дистанцию, захлебываясь и клокача воздухом, вырывающимся из легких.

А я не мог пошевелиться, находясь в той сумеречной зоне, описанной Кастанедой и отделяющей наш мир, с его проблемами, от мира, где эти проблемы уже решены.

Только, на мой взгляд, решены самым кривым из возможных, способом.

— … Возмужал, но не поумнел… — Этот голос я уже слышал, а человека, притаившегося за моей спиной, знаю много лет.

Накалившиеся предметы жгли кожу, вырывая из сюрреальной параллели, втемяшивая в голову, что происходящее — реально, реально, как корабли, сонно качающиеся на якоре, как мои соседи, впавшие в кошмарную кому. — Плечи стали шире, одобряю… И живота не наел…

— Гуим… — Вспомнил я имя, забытое почти на десятилетие. — Охотник!

— Вижу, все сделал по-своему? — Гуим плавным движением перетек у меня из-за спины и опустился на корточки, заглядывая мне в лицо, привязывая к себе своим взглядом. — Но не выбросил. И не забыл. Серебро и когти, серебро и клык… Больно?

Только и смог, что кивнуть в ответ — мои "счастливчики" уже полыхали раскаленным металлом, угрожая прожечь меня насквозь.

— Не стоило устраиваться в ночь на могильнике. — В голосе охотника прозвучала и усмешка и печаль и угроза. — Ну, раз залез… Дам тебе шанс.

Гуим выпрямился, сладко потянулся, хлопнул в ладоши и исчез в серебристом вихре, сорвавшем палатки.

Кто познал кошмар, тот знает первое средство борьбы с ним.

Давно я так со вкусом не матерился.

Громко, отчетливо и с душой, без грамма стыда или стеснения. Поминая всех богов, пристегивая их к длинной веренице слов, выдергивающей нас всех из кошмара острова-могильника.

Я матерился так, как меня учил мой дед, вытаскивая из тайников памяти все обороты и сравнения.

Может быть, не так уж и не правы те, кто считает мат боевой молитвой, вводящей воина в то состояние боевого куража, при котором все проклятия, насылаемые на него врагами, возвращаются к тем, кто их наслал.

Может быть, действительно были времена, когда магия шагала по нашей планете?

И, оттого и нельзя материться для связки слов, ибо сказанное слово теряет силу, убивая воина, превращая его в диванную собачку, украшение купленного в кредит автомобиля, новенького айфона или распавшейся семьи, для которой не хватило нужных слов.

Судя по ровному дыханию моих коллег, не зря я не матерился с момента поступления в институт, дав самому себе зарок.

"Молитва" для боя, отныне, останется только для боя.

Закинув руки за голову, растянулся на остывающем песке, покрывающим тонким слоем камень холма.

В черном небе, без единого признака нашей соседки по галактическому путешествию, мерцали звезды, изредка скрываясь за просвечивающими облаками, подобными фате невесты.

Что мы знаем о мире до христианства?

Лишь то, что нам привычно врут.

Сегодняшняя ночь, для меня, все расставила по своим местам — ни хрена не значат кресты, без веры надетые на шею толстым попом, подсчитывающим в голове барыши.

Любуясь Медведицей и подмигивающей мне Полярной звездой, раз за разом, шаг за шагом, снова и снова вертел и крутил мысленный кубик-рубика, складывая стороны по цветам.

Великая сила, скажу я вам, таится в каждом человеке…

Только мельчает человек и тем больше мельчает, чем больше плывет по теченью.

Не важно, молишься ты или просто ждешь чуда — пока ты сам не станешь творить, ни молитва, ни чудо тебе не помогут.

Уже почти засыпая, услышал дикий крик, пролетевший над водной гладью нашего рукотворного моря.

Дав себе зарок проверить, кто же так орал, вырубился с чистой совестью человека, хорошо выполнившего свою работу.

Жаль, что рассказать не кому будет — не поверят!

Рассветы на Бухтарме разные — теплые, прохладные, промозглые и сияюще-солнечные — все как на настоящем море, живущем своей жизнью, то ревущем штормом, то играющем серебристыми зайчиками.

Вода она и есть — вода. И щелку любую найдет, и объем — заполнит. И напоит, и утопит. Выбирай, только не думай, что Ты покорил море — оно вошло в тебя каждой своей частичкой, крупинкой соли, криком чайки и взмахом крыла альбатроса.

Сорванные палатки пришлось устанавливать по новой, натягивать до звона, и выслушивать от Федорова всё, что он о нас думал.

Фарата, в ответ, сорвался и предложил "старшаку" не умничать, а спуститься и показать мастер-класс.

"Слово за слово, членом по столу"! — Прокомментировал вслух Павлик, схлопотал от обеих сторон и пошел искать утешение у психолога.

Вместо утешения, отправил его купаться — что-то показалось мне слегка странным, что-то изменилось, словно мир стал чуточку больше, солнце — чуточку жарче…

А, нет, простите…

Это не мир стал больше, это воду спустили и наш островок приобрел дополнительную площадь, каменистую и влажную.

— Там маячок светится! — Вынырнул Павлик, довольный, как слон. — Наш, думаю…

Пока он думал, Семен скинул майку и брюки, поплескал себе на бицепсы, остужая тело и готовясь к "быстрому нырку".

Минута вентиляции и вот розовые пятки мелькнули над ровной гладью воды.

Привычно разделся и встал на подхвате — работа наша не для одиночек и не для особо выделывающихся. В ней все расписано даже не по минутам — по секундам, отделяющим два мира не только тонкой пленкой поверхностного натяжения, но и переходом с этого мира, в мир иной. И самый простой знак того, что все пошло не так — отсутствие "пузырьков".

Сема держит семь минут — проверено не однократно и быстрый спуск, в его исполнении это классический маневр, ни на йоту не отступающий от расписанных схем и инструкций.

При первом совместном погружении, он долго и нудно опекал меня, контролируя каждые две минуты. Потом два часа "размазывал" меня за нарушение ТБ, по пунктам объясняя, где я облажался.

Пересдавать на журнал, не отправил, конечно, но еще десяток погружений следил, как нянька, за плаксивым дитем, что головы не имеет, только плакая.

Потом был "Шален-Гра" и с тех пор работали "сбитой" парой, не подпуская, даже близко, чужаков. Мы настолько "притерлись" к друг-другу, что жестикулировать почти не приходилось, словно в мозгах стоял приемо-передатчик, настроенный на напарника.

Федоров, на нашей паре устроил съемку обучающего фильма, для "молодняка".

Две минуты и сорок одна секунда…

Я принялся вентилировать легкие, готовясь взмахнуть ногами над головой и помчаться навстречу напарнику.

Семен, с его опытом работы, сейчас, самая главная птица. Пока Павлуша таскает с катера наше оборудование, а Федоров сидит на берегу, наблюдая уже за мной, он, наверняка, и до контейнера добрался, и фронт работ наметил.

"Фр-р-р-рух-х-х"! — Вода выпустила Фарату, привычно изображающего из себя кита. Или дельфина, кому как нравится.

В четыре взмаха руки капитан Семен Фарата добрался до берега, чуть заметно кивнув мне, отмечая мою готовность и тройной удар указательным пальцем правой по запястью левой руки — три минуты.

Без груза, метров на 15 ухнул, к бабке не ходи.

Впрочем, это Семен и делать далеко идущие выводы на таких поверхностных наблюдениях…

Растянувшись на теплом камне, рядом с Федоровым, мой инструктор морщил нос.

Значит, дела совершенно хреновы.

— Контейнер лежит на склоне, дверями вниз. Верхняя часть метрах в 25–28. Дна не видно, вода чистая и легкое течение.

— Не сползет?

— За ночь воды ушло на пару метров, так что… Никуда не денется.

— На "стрелу" возьмем? — Федором принялся что-то рисовать обломком камушка, на песке рядом с собой.

— Нет, Аркадьич. Понтон нужен. Между катеров растянем и через блоки, вверх и к берегу. Потом "колбасу" подсунем, продуем, поднимем… Длинный зараза и тяжелый.

— Контейнер специальный, так что, не такой уж и тяжелый… — Федоров отбросил камушек. — Олег, чего кобылу тянешь? Помоги Павлику, а то так до вечера возиться будем!

Горка нашего оборудования, взятого с собой, была удручающе мала и, увы, большей своей частью была отнюдь не "Сделано в России". Отметились и итальянцы, и французы, американцы тоже сделали свой вклад в наше нелегкое дело.

Но вот самый тяжелый тюк, весом более 70 кг, это уже наша разработка, проверенная, откатанная и "забугрянью" совершенно не известная.

Через час, я впервые погрузился в воды своей родной Бухтармы.

Подумать только, а ведь я в ней дважды тонул… В попытке научиться плавать…

Три минуты и нашим глазам открылась дополнительная неприятность — от удара не только двери открылись, но и часть груза болталась, угрожая вывалиться в "открытый космос".

Переглянувшись, закрепили стропы и отпустили вверх оранжевые шары буйков, попытались закрыть двери и трижды хлопнули в ладоши, когда удалось свести створки и прихватить их на тоненький тросик, на всякий случай, в трех местах.

Подводный мир не любит "стремительных и резких", самая быстрая рыба, на самом деле, самая грациозная и плавная, иначе слишком много шансов стать обедом.

Семен, в свое время, демонстрировал мне этот, акулий, стиль плавания. Жаль, у человека проблемы с обтекаемостью, иначе мы бы… Ух, черт возьми!

Прохлаждаясь на декомпрессии, с азартом порылись в каменных осыпях — Семену показалось, что там есть что-то интересное.

Ну, еще бы, после моих-то рассказов о том, сколько всего тут затоплено, ему бы и не показалось!

Нашли собачий череп, зацепившуюся за камни сеть и два гаечных ключа, новеньких и блестящих, словно вчера утонувших.

Так и выбрались на берег, с гаечными ключами.

Собачий череп похоронили в осыпи, пусть песик спит спокойно, а сети, Семен старательно смотал и выпустил отдельным буем — эта зараза не только для нас может стать проблемой, но и кораблю доставить хлопот, намотавшись на винт.

Сам я с таким не встречался, но с капитаном спорить не буду, против моего, у него опыт еще тот, и не весь — положительный. Это меня он опекает, как нянька, иногда даже и в глаз ему дать хочется, за "гиперопеку"-то…

Пока мы развлекались, на островок пришумел вертолет, старый "Ми-8", шумный и пахучий, привез еще ворох груза и две хмурые личности, в пустынном камуфляже, без знаков отличия.

Разглядывая мрачный лик Федорова, предположил, что посетили нас люди из "Комитета"…

— Сами справитесь? — Вопрошал седой, с хитрым, "Ленинским прищуром", мужичок, мне по подбородок, но с таким разворотом плеч, что и костюма-то не подберешь… — Баржа уже чапает, будет к вечеру, часов в пять. Все, как вы и просили. Как загрузимся, ваш человек и наш, — он кивнул в сторону своего напарника, — проверят груз, опечатают и будут сопровождать до границы. Поездом.

— Тебя капитан искал. — Павлик ткнул в сторону стоящего на якоре "Ярика", что привез нас на точку. — Сказал "важно".

Моряк, не важно "соленый" он или "пресный", суеверен. Казахстанцы суеверны вдвойне и оттого я люблю свою родину. Здесь, за мешаниной мистики, суеверия и нашего очень странного, мусульманства, остались самые замечательные люди. Они чувствуют землю, всю бескрайнюю даль наших степей, ценят воду и знают, как это страшно, остаться одному.

— Здравствуйте, капитан. — Оказаться на "Ярике" можно было разными путями: на нашей мелкой лодчонке, рассчитанной на две персоны или вплавь, за десяток гребков. Можно было поорать, требуя "личного транспорта", раз уж меня хотел видеть капитан корабля, лично.

— М-м-м, понятно. — Вздохнул Азамат Аждарович, впившись взглядом в висящий на шее волчий коготь. — А я то, старый, думал… Сам справился? Или помог кто?

— С волком — сам. А ночью… Если Вы об этом, то — помогли. — Честно признался я, растираясь жестким полотенцем, которое подал мне двигателист. — Знали ведь?

— Обычно, собакой откупались. — Азамат пожал плечами, признавая свой промах. — А тут — целый волк пожаловал, распугал мелких шавок.

Пару минут мы играли в гляделки, "черные против зеленых".

Победили более молодые — зеленые.

Азамат отвел глаза и протянул мне кожаный кисет, на шнурке.

— Убери, на ночь. Иначе не проснетесь.

— Сегодня тут ночевать уже не придется. — Я отвел руку, хорошо помня слова Охотника. — Да и спокойней мне, когда я их чувствую.

— Их?! — Узкие глаза капитана превратились в два черных озера, в которых блистали желтые молнии. — Их?!

Расстегнул браслет часов и продемонстрировал волчий коготь, спрятанный в массивный замок, украшенный гравировкой группы крови.

— Ночуй-ка ты на корабле… — Азамат прищелкнул языком. — Не простого ты волка убил, раз старые испугались, а молодые помогли.

Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

— Ох уж это Восток! — Я с удовольствием нырнул с низкого борта катера в воду, смывая недосказанность и мистику.

Восток очень любит яркие цвета, ведь за ними одинаково легко спрятать и самую страшную и самую простую тайну.

— Слушай… — Павлик выглядел очень озадаченным, смущенным и серьезно обеспокоенным. Глядя на его нервное почесывание, я уже и сам стал беспокоиться, а то, не ровен час, признается сейчас наш коллега в шпионаже в пользу дружественной республики и что, прямо здесь топить прикажете? Или тащить через границу, надеясь на великий русский Авось, который меня еще не разу не подводил? Правда, не подводил он меня по той простой причине, что я старался как можно реже его беспокоить…

— Ты же отсюда родом? — Паша уселся на согретый солнцем камушек и уставился на меня, как на последнюю инстанцию.

Пришлось кивнуть и сесть рядом, шмыгнув носом.

— А здесь и вправду глубины 600 метров бывают?! — Наконец "разродился" наш младшой лейтенант и я захотел его пристукнуть, чем-нибудь тяжелым и железным. А лучше — чугунным. Для верности, чтобы не ожил.

— Средняя глубина водохранилища около десяти метров, максимальная — шестьдесят. — Начал я лекцию для молодых и искренне верующих. — Есть, конечно, резерв, на всякий нехороший повод, но и он до сотни метров вряд-ли дотянет. И вообще, Пашенька… Гугл уже отменили? Или википедия ушла на обед?

— Школишь? — Федоров скалился, появившись из-за моей спины. — Вот смотрю я на тебя и в ужас прихожу: будь ты на десяток лет старше, а лучше полтора, я бы перед тобой в струнку тянулся, товарищ секретарь партийной организации! В мои годы, за такими, как ты, Москва охотилась серьезнее, чем за шпионами. Да и флот… На жопе ровно не сидел. Высшая партийная школа, слыхал такое?

Пришлось признаваться, что слыхал. И не только "слыхал" — изучал конспекты, что достались по наследству от бабули-фельдшера, лейтенанта запаса, окончившего свой институт в пятьдесят лохматом году.

Интереснейшее чтиво, кстати, скажу я вам! Очень много объясняющее и ставящее по своим местам. Я и на психологию пошел с таким удовольствием, именно из-за этого.

Пашу, при слове "партия" аж перекосило, словно кислых ягод целый рот набрал. Он у нас молодой-ранний, считает, что "заграница нам поможет" и "общечеловеческие ценности" непреходящи.

Федоров, от такой постановки вопроса аж в багровые тона ушел, выписав Пашеньке командировку в ближнее зарубежье, по местам боевой славы авиации НАТО и мемориалов тем, кто уже никогда не расскажет ничего, обратившись в пепел.

Вернулся наш младшой седой и молчаливый. За полгода оттаял, но общечеловеческие ценности при нас больше не поминает.

Через пару месяцев скатаем его в Хиросиму, пусть своими глазками посмотрит на деяния "общечеловеков"…

— Планы строишь? — Федоров, прогнавший Павла проверять снаряжение и помогать Семену, бросал в воду камушки, любуясь брызгами.

— Не люблю смешить высшие силы… — Покривил душой, я. — Один пес, все раком встанет…

— Оптимист это не тот, кто первый кричит "Ура"… — Вздохнул Федоров, отряхивая руки от налипшего песка.

— А тот, кто последним кричит "П….ц!" — Закончил я народную мудрость и поежился от внезапно налетевшего холодного порыва ветра.