Корм вампира (СИ)

Глава 22

****

— … Младшие работу выполнили, Хозяин! — Новообращенный замер на одном колене, не в силах оторвать глаза от пола и встретится взглядом со своим новым повелителем, с его кровавыми глазами, запросто заглядывающими в его душу. — Надо ли проверять?

— Нет. Нет нужды. — Далиэль Кон-Элитарр с хрустом распрямил затекшую спину, отрываясь от бесконечных бумажных дел, которые наполняют жизнь любого долгоживущего смрадом разложения людей-однодневок. — Стая Веррн давно исполняет наши указания и ошибок не делает. Можешь идти, младший.

Едва за человеком закрылась дверь, Далиэль встал из-за стола, прошел к двери и запер ее на ключ, оставляя его в замке. Вышел на середину комнаты и достал из кармана полиэтиленовый пакетик, с бурым от крови, кусочком ткани, внутри.

Разорвав обертку, вампир вытряхнул тряпку на левую руку и накрыл сверху, правой. Замер и растворился в тишине кабинета.

Метель впервые за все свое существование встретилась с существом, возникшем в ее тяжелых объятиях в тонкой рубашке и расшитом пиджаке, длиной ниже колена. Существо охнуло, провалившись в снег по пояс, хлопнуло в ладоши и исчезло, оставив после себя быстро засыпаемую снегом, глубокую яму.

"Ковер придется выбросить!" — Лязгая челюстями и трясясь всем телом, вампир крутился у камина, пытаясь согреться.

Мокрую одежду давно унесла местная служанка, худая и невзрачная, сгорбленная, словно старуха, хотя даже не заглядывая в суть человека, было понятно, что ей нет и тридцати. Бокал подогретой крови прогнал последствия переохлаждения, а вот испуг, так просто, не прогонишь.

Не имеющие собственной крови — плохо приспособлены жить в холоде. Их место там, где тепло, где ярко светит жаркое солнце, а корм резво бегает по горам, демонстрируя миру свою горячую кровь, свой темперамент, свой жар внутренних сил, огонь любви и ревности. Что толку с этих, серых и забитых собственной властью, людишек? Приходится подогревать кровь, добавлять и смешивать в коктейли, чтобы получить хоть один глоток той силы, той страсти.

Далиэль Кон-Элитарр все сильнее и сильнее ненавидел этот разваливающийся городок, этот стратегический центр, столь важный, сколь и омерзительный в своей слабости.

— Мечтаешь о теплых краях? — Черная тень заняла кресло позади "Второго, среди равных".

— Да, Джаулин. — Далиэль отставил на каминную полку недопитый бокал. — Мы уже потеряли северные области на всех континентах и караулить здесь, именно здесь, больше нечего.

— На соседнем континенте, есть маленький городок, в котором до сих пор производят медикаменты. — Тень лишилась своей клубящейся пустоты, обернувшись обычным вампиром, любующимся игрой пламени. — На этом — люди словно забыли, что такое болезнь. "Там" и "здесь" совершенно разные миры. Они всегда враждовали, не смотря на то, что общего у них намного больше, чем разделяющего.

— Их было кому ссорить! — Понятливо кивнул головой, Эль города. — А старые обиды такие сильные. Такие яркие и незабываемые…

— Теперь, их есть, кому объединить! — Джаулин встал-вытек из кресла. — Я недоволен!

Без звука завалилось на ковер безголовое тело, подергивая правой ногой.

Брезгливо отбросив голову на пылающие дрова камина, Джаулин издал тихий смешок.

— Что прячешься, Кайта? Разве ваш хозяин обращался с вами не точно так же? Или опасаешься, что тебя постигнет такая же участь? Ты ее не заслуживаешь. Ты — рабыня, хоть и ангел. И всегда была ей. И всегда будешь. Вашу рабскую суть видно не вооруженным взглядом… Он называл вас — "Орудиями", а вы и радовались… — Джаулин прищурившись, наблюдал, как сгорает в огне голова одного из старейших вампиров, служивших ему с самого начала. — Иди, детка, ты не заслужила оскорблений, ведь ты — всего лишь… "Орудие", предназначенное исполнять волю его. Ты даже не заслуживаешь смерти. Меч и топор могут стать чем-то более нужным, а ты — нет!

— Зато, за мной, не надо проверять! — Осмелилась ответить на оскорбления, Кайта. — Я исполняю приказы…

— Не задумываясь. — Джаулин взял кочергу и поворошил дрова. — Нашла чем гордиться. Ах, сколько же на вас лжи, крови и предательства. Сколько вы погубили, "исполняя приказ". Что начинается со лжи, заканчивается кровью! Найди мне того, кто может объединить оба континента. И… Тех, двоих, тоже найди!

Тень растворилась, а ангел замерла, принимая решение.

"Как же это сложно! Каждый раз принимать решения, каждый раз мучится в сомненьях, и искать оправдания". — Кайта гордо дернула подбородком и горько рассмеялась — дергай или не дергай, а Джаулин прав. Очень не любит лгать красноглазый. И проигрывать — не любит. Оттого и не играет. И — не врет. Вот и сейчас — сказал все, что думал. Наказал провинившегося, заодно предупредил оставшихся глав кланов — работа должна быть сделана вовремя.

Неотвратимость наказания — вот главный стимул для многих разумных, не только для людей.

Кайта замерла, прислушиваясь к тонким нитям судеб, звенящим на штормовом ветре перемен. "Тех, двоих" — найти не сложно — все смертные для ангела подобны редким зубьям расчески, которым негде спрятаться от взора небесной канцелярии. И судьбы их — вполне просчитываемы, той же самой небесной канцелярией.

Только где ее взять, "небесную канцелярию", если ключи от нее находятся у существа, только что давшего ей задание.

"Придется по старинке, ножками и чужими глазками…" — Ангел чуть обрадовалась: наблюдать за смертными их же глазами, это бывает так пикантно! Иногда. Чаще всего, нынешний человеческий взор скользит по земле, к небу поднимаясь лишь для того, что бы проверить, а не пойдет ли дождь… — "Раньше хоть книжки можно было почитать, клипы-фильмы посмотреть, а теперь…"

Тело ангела уже давно замерло в междумирье, оставляя кабинет с безголовым телом, над которым тихо выл новообращенный — без своего Хозяина его дни сочтены, а смерть неприятна. И болезненна!

Кайта почувствовала легкое мстительное злорадство и склонила голову, ожидая окрика-наказания от высшего существа.

Не дождалась — Джаулин на такие мелочи внимания не обращает, а тот, кто был совсем недавно главным, сейчас вновь приятно занят и за своими рабами не следит. Ни за теми, что прислуживали ему, ни за теми, которых он доил пару тысячелетий.

И вновь песня нитей, чужие глаза, странные места и совершенно сумасшедшие обстоятельства.

Кайта старалась пользоваться глазами смертных очень осторожно, лишь едва касаясь их нити судьбы, хорошо помня к чему привело неуемное любопытство одного из ангелов, "зажавшего" нить слишком туго, увлекшегося чужой жизнью и адреналином: смертный прожил лишь на пару дней больше отпущенного, а вот разгребать все пришлось не одно столетие, получив вместо одной религии — две, похожих друг на друга.

Используя вместо логики — божественное наитие, можно окончательно запутаться во всех своих начинаниях. Через короткий отрезок времени, Кайта вывались из междумирья опустошенная и расстроенная. Никто, ничего не видел. Пара смертных, один из которых ее любовник, ну, хорошо, любовник оболочки-аватары, исчезли, в до сих пор огромном мире, с его границами, договоренностями и табу.

Восток догорал, доедаемый Младшими и молодыми Хозяевами, которых старейшины отпустили на вольные хлеба, поднабраться сил и опыта. Кое-кто из молодых, разумеется, лишился головы — Восток — дело тонкое и запугать того, кто уже и без того запуган своими властителями — очень легко. Сложно остановится, пока не поздно и в руках "запугиваемого" не появится камень или тяжелый кетмень, острый серп или тяжелый цеп, опускающийся прямо на голову глупца.

Восток и Запад, громче всех доказывающие свое превосходство культур, догорали на собственных кострах, подбрасывая в огонь все новые и новые кости, подливая крови, от которой стена пламени становилась только выше и жарче.

Увиденное Кайтой ее и радовало, и пугало: нет, континенты никто объединять не пытался — старые обиды и спустя двадцать лет остаются обидами. Только — въевшимися в кровь. Но вот территории бывших США и Канады, словно кто-то сшивал толстыми нитками, грубыми стежками, прямо по кровоточащему мясу бывших городов и поселений. Стягивая в единый кулак и превращая в монолитную массу. Пока еще этот "кто-то" не догадался пустить в мир новую религию, которая бы скрепила эти народы единой целью, связала и развернула массу в сторону нового пути.

Пути, вновь ведущего в ад, как все, что делается благими намерениями.

Соседний континент просматривался плохо — там спокон веков хоть и крестились, но делали это в обратную сторону, а ангелов и вовсе в грош не ставили, пользуясь своими, местечковыми, крылатыми. Которые на контакт не шли, приказы выслушивали отстраненно, а исполняли их очень вольно. И, зачастую, не исполняли вовсе — отсталая страна с отсталыми нравами, ничего не поделать.

Кайта не любила восток. Ни азиатский, ни, тем более — российский. Самой себе признаться, что не любила за странную смесь рабства и свободолюбия — не могла, а найти сотни других причин — всегда без проблем. Волна голодных кровососов, прокатившаяся по всей поверхности земного шара, голодных, уставших от долгого путешествия и неожиданно оказавшихся в местах, где горячей крови полным-полно, стерла интеллигенцию, как класс и вид, подъела бомонд, оглушительно потом блюя на каждом углу, и принялась за серое человечество, словно хищники ворвавшиеся в стадо овец.

Кто бы мог подумать, что это самое "человечество", уже один раз давшее пинка зарвавшимся вампирам, превратится в массу существ, связанную лишь узами родства и разделенную конкуренцией, завистью, разными точками зрения на жизнь соседа. А ведь именно они, эти самые человеки, тяжелым кулаком громили эльфийские орды, оттесняя их к последнему морю, в надежде утопить проклятое племя, стереть с лица своей планеты наглых пришельцев, возникших из ниоткуда. Не случись предательства — и стерли бы! Вступились за вампиров "мелкие народцы", грудью встав на защиту тех, кто никогда и ничего не сделал сам, пользуясь трудами своих соседей. Вступились, оттянув удар и дав врагам уйти за океан, бросив союзников на растерзание взбешенной толпы. Оттого и не осталось в мире гномов и хоббитов, и прочих, иже с ними. Раз предавшиеся врагу — предадут снова, бегая в своем предательстве по кругу, как белки в колесе.

Возвращение свое, кровососы тоже подготовили со всем тщанием, как и отбытие: заранее наладили кучу сказок о чудесном мире, в котором правили чудные эльфы, правили мудро и заботливо. Опустив лишь тот факт, что заботились они о своем кормовом запасе, обманывая слушателей и читателей.

Ангел тяжело вздохнула — сама зачитывалась этими книгами, пока не встретила Джаулина, лично поведавшего ей, кто именно рассказывал Толкиену о "чудных эльфах" и их делах.

Потом пришли холода и вампирам, привыкшим к совсем иным условиям жизни, пришлось "подвинуться". Холод был страшен им в первую очередь тем, что, сколько не пей горячей, свежей крови, все едино находишься в состоянии полусна, с трудом контролируя не только младших, но и собственную перистальтику.

Люди принялись жаться к северу, к холодам и долгим ночам…

— Витаешь в облаках? — Старая подружка, старая стерва Тарретта, верная собака Джаулина, тут как тут, наблюдает за ликом ангела, читая в ее глазах все, словно в раскрытой книге. — Снова пойдешь подмываться?

И юмор у нее — даже Джаулин передергивает плечами, услышав повторяемые снова и снова, шутки. И ведь не была такой, совсем не была такой Таррета, еще пару десятилетий назад. Смешливая и грозная, редко использующая свой карающий меч, предпочитая достучаться до сознания человеческого, до души и сердца. Оттого и работала медленно, но не печалилась по этому поводу, просто подмигивала и сообщала всем наезжающим, что "лучше меньше, да лучше"! Что стало с ней?

"А что стало с нами?!" — Кайта замерла, задав самой себе такой простой вопрос, ответ на который привел ее в ужас.

— Правда, страшно смотреть на мир, сняв розовые очки? — Тарретта отвернулась и пропала в серебристом сиянии ангела-хранителя, возвращающегося к своему подопечному…

… О том, что использовать в качестве "топлива" можно не только свечи на чистом воске, артефакт предполагал. Его новый владелец перепробовал уже десятка два разных типов свечей и, подзуживаемый зомбаком, вовсю экспериментировал с "пищевыми добавками", добавляя в воск то пару капель своей крови, то делая фитили из шерсти оборотня, а то и вовсе используя вместо воска — животный жир, вытопленный из разных зверушек.

Пчелиный воск и хлопок — вот самые любимые ингредиенты для ковра-самолета, но… Нельзя не отметить, что на парафине можно лететь дольше, хотя развить максимальную скорость просто невозможно, а смоляная пропитка дает такого пинка, что максимальная скорость уже не кажется такой уж максимальной.

"Зомбяк продолжает удивлять!" — Ковер-самолет долго прислушивался к разговору и теперь, когда оба его ездока придремали, начал усиленно соображать, собирая полученные данные воедино. Очень сильно мешал тот факт, что если в мысли Бена ковер залезть мог, то вот в разум зомбака, сколько не бился, влезть не получалось. И, если совсем недавно это можно было списать на повреждения ожившего утопленника, с его жидкими мозгами, то теперь… "Зомбак" менялся прямо на глазах, прогрессируя и изменяясь. Сброшенный вес, ежедневные тренировки, четкие рассуждения и чувство юмора. На пути существования артефакта, таких личностей было немного. И не только из людей: создатель не отличался терпением "зомбака", а о чувстве юмора можно было и вовсе забыть. Может быть, это из-за того, что магу вечно некогда?

Вновь попытался проникнуть в сознание "зомбака" артефакт и замер в восхищении — ему это удалось! Удалось!

— Ну, привет, гость не прошенный! — Спокойный голос, за которым прятался такой ураган, что "Кокон…" попытался ретироваться, от всех проблем подальше.

Не получилось.

Зато получилось рассмотреть кое-что, от чего "ковру-самолету" захотелось оказаться как можно дальше от этого сознания, так далеко, что…

Поднатужившись, артефакт вырвался на свободу, проверяя все свои мерности — не осталось ли чего там, в том покое, наполненном ураганом.

"Зомбак" стал еще интереснее и опаснее, как говорится, "страшноинтересно" состоит из двух слов: "страшно" и "интересно".

По сравнению с разумом Бена, разум "зомбака" казался простым и понятным, только страшным своей странной, потаенной мощью, переходящей все возможные пределы.

В этом разуме, как в тесной клетке, содержались такие эмоции, такие ощущения и впечатления, что "Кокон…" стукнул сам себе по "щупальцам", с дрожью тянущихся обратно, как рука наркомана тянется к шприцу с дозой, даже зная, что эта доза — смертельно-последняя.

Сидевшее в "зомбаке" существо однозначно не могло быть человеком!

Нечто овладело телом утонувшего юноши и теперь приводило эту оболочку в идеальное состояние, выпрямляя, растягивая, скручивая и выжимая.

Колеблясь, "зайти на огонек" еще раз или ну его, "Кокон…" отвлекся от управления структурой полета и на короткое мгновение упустил одну из "струн", впуская в кокон холодный воздух.

— Бр-р-р-р-р! — Бен, сладко спящий сидя, получил в лицо полной чашей: и холодный воздух, и колючие кристаллики снега, мгновенно просыпаясь, переходя из бытия сна, в бытие реальности. — Это что было?

— "Кокон…" твой прикалывается. — Зевнул Олег, переворачиваясь на другой бок. — Что-то интересное углядел, вот и чудит.

— Олег… — Аркан, переварив услышанное, ткнул парня под ребра. — Поясни, что ты сказал!

— Бен, изверг, дай поспать! — Потребовал Олег, закутываясь плотнее в свою теплую куртку. — Прилетим, спросишь. Если вспомню — расскажу.

— Так! Медведище, бурый… — "Стекло" пошел на конфликт, точно зная, что не выспавшийся Олег тварь злопамятная, зловредная и вообще — жутко некультурная. — Рассказывай! Или это опять — твои фантазии?

— Бенджамин Аркан! — Толстяк закинул руку за голову и задумался: толи обидеться и отвернуться, толи — рассказать то, что только что приснилось. Победило желание поболтать, раз уж спать не дают.

— Бен, любой мир, любого человека, из яркого, чистого и веселого, превращается, со временем, в уныло-серое подобие. Дни текут за днями, дом-работа — работа-дом, изредка — пьянки и драки. Кто-то — большинство — спокойно с этим мирится. Кто-то — лезет в бутылку, грузит себя наркотиками, религиозными практиками и адреналиновыми действиями. Кто-то — ищет новый мир, но уже — в себе…

— Ты ищешь в себе?

— Да. Или ты считаешь, что можно бегать часами, наслаждаясь только каплями дождя или пота, стекающими по лицу? Если есть время, которое ты тратишь только на одно действие, почему-бы не подключить сюда второе, а то и третье? Так что, поневоле начнешь представлять мир не в одной системе координат, а сразу в нескольких. А это, господин лейтенант, уже развитие фантазии, во всем ее блеске и красоте!

— Все равно — ничего не понял! — Признался Бен, со вздохом. — Причем тут твои фантазии и мой артефакт?

— Бен… Только представь себе, что твоему артефакту не одно столетие… Представил? — Олег дождался кивка головы своего спутника и широко улыбнулся. — И, если ему не одно столетие, только представь, сколько всего он видел, слышал, где он мог побывать! Да за это время и самый стальной чайник обзаведется если и не разумом, то какой-то его составляющей!

— Ага. А мы его, потом, на огонь, воду кипятить! — Рассмеялся Бен. — Нет, Олег, тут ты сам себя перехитрил! Эдак ты и до восстания машин доберешься! Не фиг, дражайший мой коллега по всем неприятностям, расписывать теории, в которых нет смысла. И капли правды — тоже нет. Железка останется железкой. Человек — человеком. Реальность хоть и серая, но четко логичная и понятная, штука…

— Бен, у тебя компьютер был?

Аркан отрицательно покачал головой — житие в казарме, а потом и просто "житие", к обрастанию вещами как то не располагали.

— А машина?

— А на фига?

— Тяжелый ты человек, Бенджамин Аркан! — Олег повернулся на бок, прекращая разговор. — Такие примеры обломал!

— Считаешь, что артефакт — живой? — Бен замер, ожидая ответ.

— Живой — точно нет. А вот разумный… Скорее всего — да. Только мы с ним общий язык найти не можем. И, дай поспать! Тоже мне, медведище… Барибал!

"Ковер-самолет" от таких откровений даже скорость сбавил. Странное мировоззрение обычного человека, считающего, что разумное может быть и НЕ живым! Сам себя, "Кокон…" считал еще как живым! Настолько живым, что все эти люди… Оказывается, могут быть такими интересными!

"Стекло", прислушиваясь к ровному дыханию напарника тоже задумался.

"Вот умеет же, умеет, зараза, так сказать простую мысль, что потом полночи вертишься, пытаясь понять — врет или правду говорит! Все-то у него просто и понятно: "серый мир надо раскрасить"! " — Аркан покачал головой, точь-в-точь, как это делал в последние годы жизни его отец, когда Бен уже начал жить своей головой, но думать, еще, не научился. — "А если и вправду? Просто общего языка не нашли?! Значит, может быть, и холодильники могут мечтать? И мой артефакт — однажды со мной заговорит?"

"Ну, уж, ни за что!" — "Кокон…" честно отгородился от внешнего мира, занимаясь своим любимым делом — устраивая вылазку в соседние измерения. Можно было снова дождаться, когда Бен отмоет "подсвечники" и уберет их в "пенал", но вот так, из-под неба одного мира, перепрыгнуть в небо другого — это что-то!

И, пока люди спят, не контролируя и не вмешиваясь в полет, почему бы и нет?

Сине-красный осьминог, в коралловом море, с щупальцами уходящими в N-мерность и гигантская, оранжево-лиловая сороконожка. Давненько "Кокону…" не приходилось так быстро перемещаться, удирая от двух таких разных, преследователей. Едва он успел скрыться в другом мире, буквально "за углом", как осьминог и сороконожка вцепились друг в друга, вырывая кипящие куски плоти и жадно их поглощая, ни на секунду не останавливаясь и не отвлекаясь на то, что бы зарастить собственные прорехи, полученные от когтей и щупалец соперника. Выглядывая из-за угла, "Кокон…" восхищенно наблюдал, как безмозглые в этом мире сущности, тень более высших, отражают происходящие в верхних пределах, события. Сейчас, где-то "там", куда ковру-самолету пока и доступа нет, сошлись в схватке две силы. Две армии или два существа. Первым лопнул осьминог, раскидывая свои частицы на десятки миров. Частицы теряли свой цвет, становились серыми и таяли, таяли, таяли.

Сороконожка пережила своего соперника совсем не на много — сине-красная плоть, которой она так торопливо давилась, заглатывая в себя, вырвалась на волю, развалив хитиновое тело на две ровненькие половинки, сучащие своими ножками и изгибающиеся во все стороны.

— Жадность и спешка — Второй и четвертый признаки глупости. — Артефакт вспомнил своего создателя и его длинную линейку признаков. — Первый признак — зависть. Третий — злоба.

У глупости было 55 признаков. У мудрости — только два.

"…Миров целое N количество. В одном и том же мире — N-мерность. Все эти мерности встречаются в единой точке, предельно малой и неизмеримо огромной — одновременно. Тот, кто откроет "дверь" в этот мир — сможет беспрепятственно перемещаться по мирам, с любой мерностью. Я назвал мир нулевой мерности — Ничто. Ничто — отправная точка, как для оси абсцисс, так и для ординат. Остался пустяк — найти Ничто не в теории, а на практике!

Но, если есть Ничто, нулевая точка, то, как туда попасть простому смертному?!

Кто говорил о "простых смертных", Крокки? Нет! Ни ты, ни я, ни даже высшие сущности — рангом с бога или творца, в Ничто не поместятся. Только "матрикаты" — матрицы и образы…

Значит, нам там не побывать…

Ищи свой путь, а там — посмотрим!" — "Ковер-самолет" зачаровано ловил каждое затихающее слово из этой странной беседы, подслушанной "из-за угла".

"Значит, все-таки есть нулевая точка! Есть!" — Хвалил себя самого за сообразительность, "Кокон…" — "Но, если эта точка — "НОЛЬ — для всех…" Значит… Ай!" — Замечтавшийся артефакт едва успел ретироваться из измерения, поджав свою мерность, как цветок лепестки, в крепкий бутон. — "А ведь так и съесть могут!"

— … Рассвет, колючий, зимний, неласковый — вид сверху. Развалины и голый лес — прилагаются. — Олег изучал город, свесившись с края ковра-самолета, и комментировал увиденное таким тоном, что Бену очень, очень-очень, хотелось дать ему пинка и послушать, с каким криком Олег будет лететь вниз пятьсот метров. И что останется от него, после приземления. — Но все не так и плохо. В ближайшей видимости три десятка целых домов, так что для "мародёрки" место есть. Машины, думаю, сдулись и проржавели, так нам они и не нужны. Еще бы пару полицейских участков ломануть и будем по шею в малине ходить!

— То есть исцарапанными и в красном соке? — Уточнил Аркан, с ужасом слушая самого себя. Вот, что ни говори, а "с кем поведешься, на того и дети будут похожи"! А мышление Олега — еще та зараза заразная, ничем не перебиваемая и не остановимая. Еще чуть-чуть и их будут считать если и не любовниками, то братьями — точно!

— Ты, дом-то хоть помнишь, пенсионер застуженный? — Толстяк, устав разглядывать город, сел ровно. — Или как?

— Я все помню… — Огрызнулся Аркан. — Крыша была выше всех… А таких, вон, на весь город, всего четыре. У моей еще и балюстрады нет — когда дрались, снесли… Случайно… Ну и кресло, белое, пластиковое, должно лежать…

— Бен… Я искренне тобой восхищаюсь! — Олег лукаво сверкнул глазами. — Такая память! Такая внимательность! Такая предусмотрительность — и все тебе одному, досталось! Ау! Какой стул? Какая балюстрада? Снегу — метра два, на каждой крыше!

— Надо было тебя, все-таки, пнуть! — Аркан задумчиво почесал отросшую бороду, искренне ненавидимую, но… "согревает, согревает в холода, борода!" Вон, у Олега борода растет — три волосинки под левой ноздрей и целых пять — на подбородке! Как говорит сам толстяк — "пучок растительности". Оттого и ходит вечно в лыжной маске, пугая животных.

— Выбираем вон то здание. — Аркан ткнул рукой в дом, блестевший целенькими стеклопакетами. — У моего, точно, окна были целые. Особенно на восьмом-девятом этажах. А уж про тринадцатый-четырнадцатый и вовсе молчу…

Олег пожал плечами — можно подумать артефакт его слушается и вся эта перепалка, и взаправду, чего-то стоит. Хотя, если как фактор снятия стресса, то — да, стоит!

Пока "ковер-самолет" заходил на посадку, управляемый твердой рукой морпеха, парень проверил оружие и приготовился к неприятностям, которых, как правило, долго ждать не приходится, сколько ты к ним не готовься.

Снегу на крыше оказалось ниже колена, что никого не расстроило. Нашелся и белый, пластиковый стул, и даже тот самый флакон из-под лака, что находчивый морпех применил не по назначению.

Олег специально обошел все здание по краю, заглянул за край и присвистнул, представляя траекторию падения собачек, пытаясь найти скелеты, пока не вспомнил, что тагриссов, Бен сжег.

Вот и новое слово — "тагрисс"! Что имел в виду тот вампир, называя свою команду оборотней — "тагриссами"?

По словам Бена, пришедший по его душу был нагл, неосторожен и очень юн. Длинноухий — то есть точно — вампир из перворожденных, не новообращенная мразь, старательно гоняющаяся за свежей кровью и мясом. Но слишком молод. По словам Бена — вряд ли старше двадцати пяти.

— Олег! — "Стекло", возившийся с дверью, наконец-то с ней справился и теперь принюхивался к запахам, идущим с лестничной площадки. — Пошли.

Лестничная площадка 15-го этажа уже пострадала от времени и просочившейся с крыши, воды. Мороз устроил на площадке настоящий каток. А вот 14-й, а уж тем более — 13-й этажи, поражали своим пыльным запустением, тишиной, грязными окнами и сухими стенами, потолками и полами, словно и не было сверху толстой ледовой корки.

14-й этаж, с четырьмя дверьми, ведущими в четыре разных квартиры-студии, ничем особым не поделился — ну не отдирать же позолоченные троны, установленные в туалетах и некогда изысканное женское белье, аккуратно разложенное по полкам огромного шкафа. Или сотни пар обуви, от веселеньких босоножек, без каблуков, до монстров на 10-ти сантиметровой подошве или с 13 сантиметровым каблуком-шпилькой!

В другой квартире явно жил помешанный на мечах японист, увесивший две стены мечами, короткими и длинными, кривыми и прямыми.

Клинки, кстати, оказались полным фуфлом!

Быть может, во всей этой коллекции и были "жемчужины", вот только искать среди сотни, нечто стоящее…

И Бен, и Олег совершенно спокойно махнули рукой — не настолько все в мире плохо, чтобы вновь начать бегать с холодными резалками для мяса. Пуля в голову — намного вернее, быстрее и проще. Да и подпускать к себе, кого-нибудь с открывашкой, ни один уважающий себя вампир не будет.

В третьей квартире, на широкой кровати-траходроме, уютно устроилось пять мумий, хорошо просушенных за 20 лет лежания в пустой квартире.

Четвертая поделилась двумя упаковками минералки без газа, макаронами и большим запасом специй. Особым восторгом были восприняты Олегом сушеные древесные грибы, закатанные в полиэтиленовую, водонепроницаемую, упаковку и упаковки фунчозы, соевой спаржи и соуса, от одного запаха которого Бену хотелось спрятаться на другом конце земного шара.

На тринадцатом этаже, в квартире, в которой Бен уже похозяйничал, все оставалось на своих местах: приоткрытая дверца шкафа, распахнутая дверь в ванну и тишина, что давила на голову и тогда, и сейчас.

Тайник с оружием, найденный и разоренный морпехом в свой первый визит, вызвал у Олега странный смешок, пробравший Аркана нехорошим таким стадом мурашек, пробежавшимся по его телу в поисках места укрытия.

— Ты чего?

— Бен… — Олег почесал бровь. — То, что ты нашел тайник с оружием — это здорово. То, что ты в живых остался — просто чудо-чудное!

Стенная панель, кажущаяся монолитно-прочной, отлетела в сторону, едва толстяк приложил свои усилия к нужной точке и отошел в сторону, демонстрируя пяток гранат с оборванным огрызком лески.

Гранаты, морпех, тут же прибрал в сумку с "находками", предварительно проверив каждую, едва ли не облизав.

— Так… А эта дура как здесь оказалась?! — Искреннее изумление в голосе напарника, заставило Аркана посмотреть в другую сторону, где на затянутой трехцветными обоями, стене, висела простенькая репродукция какого-то морского судна, волны под которым шли слева направо, а паруса, отчего, надувались в обратную сторону.

Теперь стенка повернулась на скрытых петлях, открывая еще один узкий, но глубокий, оружейный шкаф, из которого выходил Олег, с трудом удерживая в руках двухметровое ружье, неведомого калибра.

— Это что за монстр?! — Морпех представил себе, какая должна быть у этого "кошмара" отдача при выстреле и поежился — при особой глупости стрелка, синяком не отделаешься!

— Знакомься, Бен! Это — Противотанковое Ружье Симонова, в просторечии — "Дура"! Говорю сразу — сам видел такое только в кино, в музее и в страшном сне! — Олег нежно провел рукой по вороненой стали ствола. — И не думал, что буду вот, запросто, держать ее в руках, аж где-то в Канаде!