Корм вампира (СИ)

Глава 4

****

Летать на ковре-самолете Аркану понравилось. Понравилось даже больше, чем прыгать с парашютом или чесать кулаки в родном до боли баре морских пехотинцев, на теперь уже давным-давно разваленной базе.

Легкость управления, легкое жужжание и чудесные виды сверху убаюкивали взбудораженное сознание, отгоняя на дальний задний план лихие проблемы.

"А не плохой подарочек я себе отхватил…" — Довольно улыбнулся Аркан, устраиваясь поудобнее на теплом покрытии ковра-самолета. — "Тепло, светло, не капает и не дует. И до земли, по которой всякие бегают, далеко…"

Мысль, побывать на старой базе, показалась военному очень занимательной и даже чем-то мистической, словно заглянуть на огонек в прошлое, побродить по месту квартирования его бригады, прикоснуться к посаженным, собственноручно, деревьям и посидеть на сделанных всем отделением, в свободное время, скамейках.

А, может быть и не увидеть всего этого…

Особый склад ума военного человека, имеющего за плечами не один тяжелый бой, позволяет ему ловить минуту отдыха везде, где это только возможно.

Через несколько минут, глаза морпеха сомкнулись, на губах заиграла довольная улыбка и раздался богатырский храп, пугающий летящих птиц совсем не хуже ультразвука.

Ковер-самолет, разобравшись в управлении человеком, поймал последние, самые четкие, мысли перед засыпанием и подкорректировал курс.

Пока новый хозяин сладко спит, можно и ускориться, тем более что свечи не бесконечны, а довольный хозяин — это добрый хозяин.

Новый хозяин очень нравился ковру-самолету. Большой, сильный, добрый, уверенный, запасливый и с капелькой той волшебной крови, что у прошлого отсутствовала вовсе, превращая в странное, полуразумное, животное. Очень неприятно, полуразумное. Словно лишенное самой главной малости — доброты, без которой человек и не человек вовсе, но и животным не назовешь, оскорбляя животное.

Еще раз обратившись к снам хозяина, ковер-самолет потрясенно затрясся, едва его не разбудив: его хозяин — Воин! Причем не тупоголовый топорщик, хитрый лучник, пронырливый мечник или тяжелый рыцарь, нет! Именно Воин, прошедший не одну битву, умеющий не только командовать, но и подчиняться, когда это необходимо!

"Щедра Судьба на подарки!" — Решил ковер-самолет, старательно подворачивая борта и изучая небо по курсу. — "Стоило пропылиться 2300 лет в сундуке старого хрыча и два года в кармане молодого недоумка, так и не сумевшего открыть потайной замок…"

Любая вещь, любой артефакт, созданные с любовью или ненавистью, рано или поздно обретают свою душу. Чаще всего — поздно, превращаясь в сухую пыль, разлетающуюся тихим писком боли, неслышимым человеческому уху.

Этот писк слышат кошки, оттого их уши-локаторы постоянно находятся в движении, предупреждая своего владельца о том, стоит ли ему дрыхнуть дальше или пора брать лапы в зубы и рвать когти, технично предупредив псевдоразумное животное под названием "человек", о надвигающейся угрозе.

Ковер-самолет, созданный в те прекрасные времена когда о Синдбаде еще и слыхом не слыхивали, царь Соломон не создал свое замечательное кольцо, а Средиземье встречало робких эльфов, припершихся лакать наши сливки на своих птицеподобных кораблях.

Создавший его "Властитель Молочного Цвета", кипенно-белый ящер Фарут, долго ругался на всех языках, включая новомодный эльфийский — создавал он, нечто пригодное для переноса 500 гатамов живого веса до ближайшей планетной системы, в которую удрала от него возлюбленная, получив заслуженную взбучку и ничего не видя вокруг от слез радости, что шкура осталась цела, а драгоценный супруг просто отпустил ее, вместо того, чтобы снять с нее, ее замечательную, синюю шкуру и прибить ее пустой череп, к соседнему гнезду дружественных термитов, на прокорм.

Бежала Назелла так быстро, что прихватила с собой сущую безделицу — маленький шарик абердола, что лежал на его журнальном столике в момент начала ссоры.

"Абердол", загадочное вещество, выдаваемое Советом Цветов (не тех, которые пахнут, а тех, которые украшают радугу) один раз в сто оборотов планеты вокруг светила, самому хитрому и дотошному, в целях научных изысканий и раскрытия тайн Вселенной, появлялось из-за края галактического рукава, привлекало к себе внимание и совершенно не жаждало давать ответов на задаваемые вопросы.

Зато очень хорошо принимало в себя потоки всевозможных энергий и прочих "энергетик-шменергетик", выпуливая своего владельца за сотни и даже миллионы световых лет, всегда точнехонько подбирая планету под нужды летящего сквозь пустоту, неудачника. Ну, или счастливчика, если смотреть на все это дело с другого отростка.

Отчего-то, Фарут был очень уверен, что его… Бывшая супруга, очень даже отлично сейчас развлекается с молоденьким самцом, блаженно распуская рудиментарные крылышки, а может быть, даже и порхая на них, вопреки всем законам природы, гласящим, что: "Бизели не птица, самка — не креннат, а весь мир плохой липенок!"

Повертев в своих шершавых лапах полученное творение, ящер пожал шипастыми плечами, почесал хвостом кончик носа и задумчиво облизал брови своим длинным, раздвоенным, языком.

— Пихачч! — Подозвал он своего ученика, купленного пару десятилетий назад, длинноухого, тупого как пробка, вечно пихающего свои отростки черт знает куда и, так до конца и не освоившего чудесный язык волшебного Цвета.

А вот двух самочек, купленных ему по дешевке, успел обрюхатить по восьмому разу, заставив ящера придумать ему хоть что-то, от чего дети не заводятся так быстро.

От усекновения, как самого простого, быстрого и результативного варианта, эльф отказался, повалившись на колени и запричитав, едва до его прямой извилины дошло, что ему предложили.

Только кляп дал ушам ящера блаженные минуты тишины.

— Премудрый Фарут звал своего ученика? — Пихачч одергивал свои короткие штаны и мучительно соображал, успел ли он застегнуть ширинку. Нет, проблема была не в том, заметит проблемное место или нет, учитель. Проблема была в том, что эльф был уже довольно стар, вечные удары по голове когтистой лапой, действовали на него совершенно не благотворно, а слух и зрение просились на покой.

Если что и работало у эльфа, как часы, то это то, что находилось ниже пояса.

Мочевой пузырь.

— Да, Пихачч. Возьми этот "шедевр", спустись к подножию и продай, кому-нибудь, подороже. По своему весу бери, не продешеви! Вещица редкая и второй такой точно не будет… — Ящер развлекался в меру своих сил, точно зная, что хорошая реклама, посредственному изделию совсем не помеха. — Можешь сказать, что на ее изготовление пошло два шарика абердола…

Эльф, точно знающий, сколько стоит один шарик, навострил уши, подранные и украшенные золотыми скобами, по месту разрыва: ящер постоянно забывал, что уши эльфов, самое их слабое место, за исключением мозгов, забитых тремя "по…".

— Премудрый Фарут должен понимать, что "быстро", за такую вещь, могут дать только очень, очень низкую цену! — Эльф прятал глаза и готовился лишиться своей жизни прямо здесь, на этом месте. — И, о Премудрейший, Вы так и не сказали, что это именно!

— "Кокон перемещения". — Вздохнул-буркнул себе под нос, ящер, жалея, что не успел придумать какое-нибудь туманное и возвышенное, название, для своего "агрегата". — Для тупиц, подобных тебе, я вкладываю в футляр карту с пожеланиями и описание процесса перемещения, даже в картинках, на всякий случай… И, как защиту от дикаря, зачаровываю футляр от вора, непогоды и детских рук… А то, мало ли… Ищи потом, свищи… Ветра в поле…

Быстро подобрав миленький футлярчик, Фарут написал инструкцию, сделал в ней с десяток рисунков и, обернув стартовые чаши сперва нежнейшей тканью, цвета эльфийской артериальной крови, а затем — тончайшим свитком с инструкциями, сунул все это хозяйство в футляр.

Помянул, в очередной раз, сбежавшую супругу, когда футляр оказался великоват. Пришлось все вытаскивать и переделывать по новой, добавив, для веса и объема, несколько свечных огарков, в расчете на полеты в темное время суток.

Наложив заклинание защиты от детей, слабоумных и самок, ящер передал футляр эльфу и, сделав знак хвостом, что более его не задерживает, вернулся к своим делам.

Через пару месяцев, до Фарута дошло, что в его замке, на песочном пике Антории, как-то пустовато… Ни Пихачча, с его брюхатыми самками, ни его ушастых детишек, вечно лезущих под ноги и норовящих сотворить что-нибудь взрывающееся, ядовитое или блестящее, если все остальное не получается.

Пройдясь по замку-норе, Властитель Молочного Цвета тихонько качал головой и клацал, в задумчивости, когтями по драгоценным ишамским плиткам, с таким трудом украденным у Властителя Алмаза.

Когти царапали плитки и в такт царапающему звуку, текли неспешные мысли хладнокровного существа.

"Съесть я их не мог — самки бы орали так, что я и под трансом услышал. Мор на них напасть не мог — тел нигде нет. Может быть, я слишком долго был в себе?!" — Ящер обратился взглядом к астрономическому календарю и вновь пожал плечами — "Даже сезон не сменился!"

Решив, что делу время, а надо и в свет выйти, Фарут натянул свой самый дорогой плащ, вышел из замка и потопал по идеально чистой дорожке, связывающей его магическое обиталище и подножие, у которого постоянно звенел людскими и не совсем людскими голосами, не закрываемый ни на минуту, торг.

По дороге, Властитель вспомнил и о "Коконе…", и о своей просьбе продать столь неудачное творение.

— Ну, если они убили моего слугу! — Ящер тут же, не откладывая дел в долгий ящик, принялся распихивать по полочкам памяти неоконченные заклинания, готовясь к тяжелому и разрушительному бою.

Судя по внешнему виду, торг еще только отстраивали, поднимая из пепелища торговые дома, матерчатые палатки и обкладывая камнем недавно вырытые колодцы, в одном из которых, вода вырывалась вверх веселым, солоноватым, гейзером.

Утолив жажду, Фарут нашел седого и одноглазого старика, одетого в безобразно дорогие одежды, украшенные защитной вышивкой и с десятком амулетов, на загорелой дочерна, шее.

Обменявшись здравицами и благими пожеланиями, старые знакомые уселись за столом в лавке старика, еще вкусно пахнущей свежим деревом и чистой, незамутненной, духом купи-продажности.

Обратную дорогу ящер шел, озадаченно качая головой и постоянно щелкая по обочинам дороги своим страшным, природным оружием — хвостом.

Его слуга, его эльф, вместе с семьей устроил дикую бойню! И из-за чего! Из-за второсортного изделия!

Все это не умещалось в голове ящера, прожившего столько лет, что он еще помнил, когда родная планета была совсем молодой и ее деревья возносились к самому синему небу, что он видел в своей жизни.

А самое главное, с чего эльфу переименовывать изделие?!

В недоумении шагал домой Фарут, начиная понимать, что пришлых надо либо прибивать за уши к ближайшему забору, отбирая их детенышей и обучая с самых азов и не давая встречаться с родней, либо пришла пора искать себе местечко, более симпатичное…

Скажи кто ящеру, что тугой на ухо Пихачч услышал совсем не то, что говорил его хозяин — история пошла бы совершенно другим путем: Вспыльчивый, но отходчивый ящер, мог остановить развитие мира, а то и раскрутить его совсем в другую сторону, найдя своего слугу и надавав ему "горячих лещей", которые бы старый пердун, разумеется, не перенес бы, "двинув коника" и развязав своим потомкам длинные руки.

Возможная война на пару десятилетий, вялотекущая, но всеохватная, дала бы мощный стартовый пинок к развитию совсем иной цивилизации, в которой человеку было бы уготовано совершенно другое место.

Вместо этого, Фарут перебрался к любимой супруге, правда, потеряв при этом часть хвоста, а "Кокон перемещения", с легкой руки глухого тетери Пихачча, стали называть "Коконом перемешения" и приписали ему столь чудесные свойства, что… Открыть его никому так и не удалось…

Ничего не поделаешь — богатые люди, чаще всего такие дети, что кроме как зарабатывать деньги, больше ничего не умеют.

Вот и оценивало защитное заклинание своих владельцев, по факту, а не по состоянию…

… Проснулся Аркан от вкусного запаха сильно просоленного, морского воздуха, коснувшегося его носа, защекотавшего крылом мотылька или кончиком нежнейшей, горностаевой кисточки.

Сладко чихнув, морпех открыл один глаз и едва не поседел: ковер-самолет нагло висел над хорошо знакомым островом, с которого его отозвали, а затем и вовсе списали. База морских пехотинцев "Форт-Демократ". Пять тысяч крепких парней, утоптавших плац до каменной плотности, даже в периоды затяжных ливней; знакомая до боли полоса препятствий, обрушенная, но все еще различимая среди зеленых листьев лиан и раскидистых лопухов пальм.

За территорией начиналась зона обслуживающего персонала, крутобедрых козочек, тугих и словно налитых молодой силой; степенных и уверенных в себе взрослых леди, точно знающих с какой стороны браться за манипулятор и как быстро можно из мисс, стать миссис, ну и конечно-же, длинные полки высокотемпературной выпивки…

А накрыта база была мощнейшим противоракетным "зонтиком", с легкостью сбивавшим и комара, буде на то такой идиотский приказ.

Идиотский приказ был и облако комаров, чисто теоритически, было уничтожено, в отличии от взбесившегося боевого дрона, с перехваченным управлением, отработавшего по штабному корпусу двумя ракетами, тремя — по установкам связи и наведения, а оставшийся боекомплект, расстрелял неведомый оператор по толпе бестолково бегающих рядовых-первогодков, занимающихся на плацу "оздоровительной медициной".

Так как старшего офицерского состава в живых не осталось, то и наказывать никого не пришлось. Новичкам выдали посмертные боевые, добавив, от щедрот душевных, премиальные, за "спасение старших по званию".

Оператора так и не нашли и, привычно обвинив во всем русское "кей-джи-би", дело закрыли в долгий ящик.

Сверившись с инструкцией, Аркан не торопясь прижал сомкнутые лодочкой ладони к белому покрытию ковра-самолета.

Летательный аппарат мягко и неторопливо опустил своего седока с краю бывшего плаца и, фыркнув на последок, потушил свечи.

Сидеть в луже оказалось очень неприятно и морпех, ругая себя почем стоит свет, на деле понял мысль о том, "что твоя голова всегда в ответе за то, куда сядет твой зад"!

И если Аркан и не знал Бутусова или "Наутилус", то вот с мокрыми штанами подтверждения не поспоришь.

Первое, что схватился убирать на законное место домовитый и рачительный хозяин, это "подсвечники" ковра-самолета. К мокрому заду добавились растерянность и досада: свечи прогорели бесследно, не оставив ни частички воска, парафина или иного вещества, на своей поверхности.

С другой стороны, оказавшись на знакомом острове, в окружении знакомой местности, Аркан совершенно не расстроился — на ближайшие пару месяцев у него есть что пожрать, а если остававшиеся тянуть армейскую лямку коллеги не нашли заначку их отделения, то он с легкостью протянет и целый год, отказывая себе лишь в такой малости, как общение с противоположным полом!

Аккуратно перетащив свои вещи под дырявую крышу каптерки, Бен "Стекло" Аркан отправился на рекогносцировку.

За минувшие десятилетия остров стал меньше, смываемый буйным морским течением. ВПП уже заканчивалась в море, полого заходя в синюю воду и отсвечивая там, уже начавшими зеленеть от наросших водорослей, длинными рядами бетонных плит, по которым когда-то шмыгали туда-сюда тяжеленные "Геркулесы", развозя оборудование, боеприпасы, молодое пополнение или цинковые гробы, в которых всегда нуждалась любая база удаленная от цивилизованного мира, отсеченная от континента сотнями километров соленой влаги.

Заначку молодняк не нашел, хотя и поставил в двух метрах от нее новенький наблюдательный пункт, полностью автоматический и до сих пор — рабочий!

Походив вокруг залитого бетоном куба с гранью в десять метров, Аркан махнул рукой: дверей просто не было, а тратить драгоценную взрывчатку, ради того чтобы расковырять уже никому не нужный объект — слишком непозволительные затраты!

Пробежавшись по всем помещениям родной базы, Аркан разжился оставленной на кухне посудой, рулоном полиэтилена, толщиной с его тело, тремя мотками синтетического троса и ворохом солдатских ботинок, заботливо упакованных в вакуумные упаковки.

Из сорока построек, напор времени выдержали почти все, хоть и лишившись крыш и окон.

Маленький домик падре Антония, который он делил с армейским "молчи-молчи", на паритетных началах и взаимном уважении, порадовал "Стекло" еще больше, продемонстрировав не только абсолютную целостность крыши и окон, но и богато оставленным погребом, в котором нашлось и спиртное, и офицерские ИРП, и оружейный сейф, правда, закрытый на кодовый замок, но это была такая малость, учитывая, что инструмент лежал вполне открыто на стеллаже, напротив сейфа, так и приглашая к действию.

До самой темноты Аркан драил полы, окна, вытряхивал на улицу скопившийся немногочисленный мусор и радовался продолжающейся жизни, как маленький ребенок.

Высшие очень не любили море. Не любили так сильно, что отказывались от преследования жертвы, если она успевала отплыть от берега хотя бы на пару км.

Дальность в восемьсот семьдесят километров давала Бену хороший шанс еще покоптить воздух, валяясь в гамаке и потягивая драгоценный бренди 2019 года.

Качаясь в сетке, любуясь закатом и выпуская к небу ровненькие клубочки табачного дыма, Аркан блаженствовал…

… Первым хозяином "ковра-самолета" оказался вечно потеющий гном, проломивший голову Пихаччу своим твердокаменным кулачищем…

Как и удивлялся Фарут, голова эльфов намного тверже, чем это кажется. Или мозги у них, какой-то особой, нестрясаемой, марки?

В любом раскладе, выброшенный в придорожную канаву эльф выжил, добрался до семьи, устроившейся в чистой и уютной гостинице в ожидании барышей, провел "накачку" своим милым и любезным сыновьям, благословив на отъем имущества в руки первого владельца.

О том, что этот самый, первый владелец не такая уж и жертва, Пихаччу благоразумно промолчал — десяток сверкающих камушков самой чистой воды, что он когда-либо видел, лежали прикопанными недалеко от места сделки — жадный эльф, все-таки кое-чему научился у могущественного ящера…

Только и гном чуял магию за полкилометра…

Оттого их спор-торг и превратился в "ледовое побоище", где псом-рыцарем оказался эльф.

Шкатулку "детки" вернули уже пару часов спустя, вызвав на лице родителя гордую улыбку, вздох облегчения и здоровый, крепкий и спокойный, лечащий все беды и раны, сон.

Что они сделали с гномом — история, может быть, и умолчала бы, да только дело получило огласку и семейке эльфов пришлось быстро уносить ноги, погрузив все еще спящего родителя на дно нанятой кареты.

Сухая дорога, подменные лошади и здоровое желание жить, вот и открыл свои глазоньки Пихаччу уже находясь на другой стороне континента, в портовом городе Таулли.

Перед отплытием, папа, в сопровождении сыновей, продал шкатулку еще четыре раза, наложив на нее заклинание "домашнего ключа", придуманного слегка рассеянным Властителем Молочного Цвета, чтобы не искать постоянно теряющийся ключ от своей лаборатории…

Чтобы избавить себя от проблем, пусть и тугой на ухо, с "лобовой" броней в четыре пальца и вечно озабоченный эльф, провернул самый хитрый финт, что пришел ему на ум.

Он подарил злосчастную коробочку "Кокона перемешения" главе гильдии магов и отбыл в далекие земли, оставив всех жаждущих разбираться с целой гильдией…

Везучий, как все мошенники и авантюристы, Пихаччу прожил весь свой срок на островах Тор-и-Ванетта, удачно женившись в третий раз и даже успев вернуть себе припрятанные на "лихой случай", камушки. Всего, за полных семьсот лет, Пиханн (Пихаччу избавился от слишком много говорящего прозвища) успел настругать целых сорок шесть парней и тридцать девчонок, став абсолютным рекордсменом и заслуженным патриархом.

Так уж случилось, что Пихаччу так и остался единственным рекордсменом в этом виде "спорта", чье имя эльфы до сих пор превозносят до небес и поминают при всяком удобном и не удобном, случае, нежно и трогательно заботясь об одном, максимум двоих, отпрысках.

Если бы сообщество эльфов узнало, что именно Пихаччу виновен в таком положении вещей…

Глава гильдии, узнав, какие именно проблемы на него свалились из-за этого подарка, буркнул себе под нос малопонятную фразу-проклятие, буркнул, да и забыл, как это водится…

… Вот о чем забыл Аркан, так это о том, что выбираться из гамака, на пьяную голову, надо о-о-о-чень медленно!

Встретившись лицом с нежной травой, морпех мужественно поднял себя на ноги, отдал честь в сторону пустого флагштока и, отчаянно штормя на оба борта, скрылся в доме, плотно закрыв за собой дверь.

Через десять минут, его могучий храп, отразившись от пустых, беленых стен комнаты, вырвался в приоткрытое окно и вспугнул стайку мелких птиц, устроившихся под окном на привычную ночевку.

Сердитые, не выспавшиеся, птицы устроили свой "Ответ Чемберлену", сердито пересвистываясь, перепархивая с ветки на ветку и обсуждая на своем птичьем языке, откуда же на них свалилась такая непонятная напасть и чего теперь еще ждать, добра или худа.

Призрачная тень, проскользнувшая во всем этом гвалте к окну, почесала затылок, пожала узкими плечиками и растворилась в темноте, "утекая" в сторону бетонного куба, ворочающего устрашающих размеров, крылья антенны.

Темный силуэт, оставленный призраком на бетоне установке, точно соответствовал миниатюрной, женской фигурке, с узкими плечами и широкими бедрами.

— Тьяма! Маму твою волшебницу, но ты не в нее! Сколько раз тебе говорить: входить надо БОКОМ, минимизируя затраты, а не демонстрируя свои формы… — Мужчина, в расстегнутой форме полковника войск Ее Величества, крутнулся на скрипящем стуле и вздохнул, понимая, что ругать девушку совершенно бесполезно. А полезно, снять ее с этого острова и отправить, хм, на другой остров, учить манерам, знакомиться с парнями… Да, мало ли что может сделать молодая и очень симпатичная девушка из очень хорошей семьи, в отсутствии родителей!

— У нас гость. — Тьяма скинула с себя струящийся комбинезон, оставшись в легкомысленном купальнике, состоящем из лоскутков и ниточек. — Старый бухарь. Нажрался, ткнулся мордой в землю и теперь полирует своим каменным задом постель, своим храпом демаскируя весь остров!

Полковника перекосило от столь образного описания происходящего на острове.

— За языком следи… — Вздохнул он. — И, в конце-концов, оденься по уставу!

— Так ведь душно?! — Повела белым плечиком, девушка. — Мама сейчас вообще голышом ходит!

— Она — твоя мама! Но ты — моя дочь! И, в конце-концов — военнообязанная! Марш одеваться! — Полковник сделал зверскую физиономию и счастливо смеющая дочка, показав папе язык, смылась за дверь, как всегда ее не открывая.

Всю жизнь, сколько себя помнил полковник Бейтли, ему приходилось очень не просто: сперва он долго мотался с матерью и отцом-военным, по всяческим городкам, базам и островам, постоянно слыша чужую речь и с замиранием сердца наблюдая, как на ровном месте, благодаря стараниям его отца, возникает оплот его страны, ее маленькая частичка культуры.

Потом, когда матери не стало, его приютила Академия. После смерти отца, не на много пережившего любимую жену, мир рухнул совершенно, оставляя на своем месте руины и шлак.

На первом же выходе, Том "срезался", умудрившись найти одно-единственное дерево на все десятикилометровое болото, стукнуться лбом о его ствол, потеряв сознание на долгих шесть часов и пропустив время "Ч" всеобщего сбора курса.

Отстегнув крепление парашюта, молодой Том Бейтли вошел в болото по пояс и выбрался из него еще через час, оставив в трясине, в виде дани, плохо зашнурованный левый башмак.

Пришлось задержаться, сдирая кору с дерева и делая себя обувь — марш бросок предстоял на 50 километров и без обуви превращался в сплошной ад.

К сожалению, пчелиный рой, воспринял отделение коры, как прямую угрозу и курсанту пришлось срочно искать укрытие от разъяренных насекомых.

Частично его спасла подсохшая грязь болота, которую он не слишком старательно счистил с одежды, частично — не глубокая лужа, в которую он бухнулся лицом вперед, молясь, чтобы дыхания хватило на пару минут.

Хватило на три.

Судороги земли, курсант Бейтли пропустил, списав их на свое нервное состояние и жужжащих над ним пчел, а ожог — на многочисленные укусы.

Так и выжил Том после недалекого ядерного взрыва, оставившего на месте его группы глубокую воронку.

Килотонный боеприпас "потеряли" союзники, передав его организации "Гринпис", "потерявшей" его вторично.

И пусть доморощенные бомбисты промахнулись на десяток тысяч километров, резонанса это событие так и не вызвало. Курсантов списали на небоевые потери, Бейтли сунули лейтенантские погоны, пару медалек и долго промурыжили у медиков, проверяя на нем последствия кратковременного излучения.

К мирной жизни лейтенант так и не вернулся — могущественная империя припомнила, что его отец был не самым последним инженером-фортификатором, и, следовательно, "яблонька от вишенки"…

Инженер из Томаса получился куда лучший, чем вояка.

В три года освоив премудрость пяти лет, Бейтли оказался на островах Полинезии, построил три бункера и был окручен местной красавицей, посадившей его на надежное кольцо брачных отношений.

Следом появилась премиленькая дочурка, а там и пожаловали "Высшие".

Ее Величество встречало "Высших" со слезами на глазах, а армейские службы враз поняли, кто станет нужен и важен в следующий момент.

Предложение разведки "отсидеться на островах", вместе с семьёй, майор принял не раздумывая и бывшая база бывших союзников по блоку, заброшенная и изрядно помятая временем и частыми штормами, приняла новый контингент.

— Милый! — Очаровательная супруга и вправду торчала у экранов наблюдения абсолютно голышом, обмахиваясь веером и недовольно гримасничая. — В "Инструкции…" сказано: "…Не менее четырех оборотов в минуту…!" Твои черви снова отлынивают от своей работы…

Любуясь фигуркой жены, Том плотоядно облизнулся, предвкушая события следующих пяти часов, когда они освободятся от дежурства и скроются от любопытных глаз дочурки, на дежурство заступившей.

— Дорогой? Ты меня слышишь? — Нарья облизнула острые клыки и блеснула своими черными глазами. — Я тоже скучаю… Но, сперва — работа!

Два десятка "младших", бегающих по очереди в большом "беличьем" колесе не только крутили решетку антенны, но и генератор, снабжающий всю базу электроэнергией. И ничего, что дохли они быстрее чем тараканы под тапочками — бросившие вызов "высшим", они и без того были обречены на смерть, в качестве куска мяса для подрастающего поколения.

Прикрыв глаза, Том Бейтли шаловливо потрепал волосы жены, скользнул по ее коже прохладным ветерком, обещая незабываемую ночь и обрушился на нерадивых зверей потоками электрических искр, подстегивая их худые тела.

Теперь полковник был очень даже благодарен той боеголовке, что превратила его в такого сверхчеловека, которого опасаются даже "высшие"!