Глава 26

****




… - Семь Младших. Три — Новообращенных и Один… Истинный. — Человек в белом халате опустился на свой стул и тяжело вздохнул. — Было еще двое, но один попытался сбежать, а второго передали в лабораторию "В".

— Сбежать попытался Истинный или неофит? — Олег, задумчиво чесал нос, ожидая ответа.

— "Неофит"… — Талль скривился. — Очень точное название, для этих мразей.

— Да. Сбежать пытался неофит. — "Белый халат" отложил в сторону свою записную ручку. — Мы предпочитаем термин "неживой".

— Насрать на термины. — Олег на глазах превращался из обиженного мальчишки в специалиста, кровно заинтересованного в получении информации и эти изменения Бену очень не нравились. Эрнест обещал показать нечто, что их заинтересует.

Показал.

Олегу — понравилось, а вот Бен предпочел бы, чтобы увиденное было менее радикальным.

— Скольких вскрыли? — Олег подался вперед. — Результаты есть?

— Побойтесь Бога, батенька! Экий, вы, кровожадный! Это же — разумные существа! Мы ограничиваемся забором проб и наблюдением…

— Все понятно. Слабоумие! — Вынес вердикт толстяк. — Неизлечимый. Другие есть?

Талль не сразу понял, что русский обращается к нему.

— Простите, Олег… Но остальное… Только после контракта. — Эрнест взял себя в руки и решил расставить все точки над Ё, вербуя специалиста, который вполне мог уйти на сторону.

— Еще один слабоумный. — Олег громко щелкнул языком. — Вот уж воистину, дураков не сеют. И не пашут — соответственно!

— Объяснись! — Потребовал Бен.

— Секретность, Бенджамин Лайтинг Аркан, прекрасная вещь, когда надо спрятать конфеты, от чужих глаз и жрать их самому. Вот только беда в том, что секретность имеет и оборотную сторону: кто-то, давным-давно имеет намного больше и так же тарится от всех, пожирая конфеты под одеялом. В результате, в случае чего, если обе стороны приказали долго жить, то человечество остается без конфет. Совсем… Но не в нашем случае. Завалить этот город телами Младших, неофитов и просто натравив на него голодных жителей соседних городков — дело очень малого промежутка времени. И все. Все наработки пойдут прахом, доставшись тем же вампирам. Прощайте, конфеты! И, даже если мы справимся с заразой здесь — они приплывут с других континентов. В отличии от нас — они все, заодно. Так что, пришло и наше время…

— Стать единым целым… — Новая женщина Бена, уже с едва заметными следами синяков и вполне себе здоровой челюстью, прикусила ноготь. — Пришла пора. Как же это будет сложно!

— Не умничай. — Олег вновь сел на свой стул. — Умная? Догадываешься, чего ждать? Ну, так тебе и карты в руки! А если нет, то и не кряхти, и не каркай.

— Я?! — Женщина сжала кулаки. — А и возьмусь! Только, потом не плакать!

— А и возьмись. — Толстяк широко улыбнулся. — Только, не по-бабски возьмись, с оханьем и за сердце хватанием… А так, чтобы видно было, что за дело взялись… Да не только один континент прихвати, а еще и на четыре остальных, замахнись! Там тоже люди живут. И среди них есть и очень хорошие. И очень — плохие. Только жить все хотят… Потянешь? А плакать некогда будет, извини. Если только ночью, в подушку. Если время будет.

— А сам только языком болтать? — Женщина совладала с эмоциями и перешла в наступление.

— У меня опыта не хватит. И терпения. И сердца — точно не хватит. — Олег грустно улыбнулся. — Моя крыша — гонять новичков, учить и защищать, натаскивать молодняк и… Знать, что меня в бой никто не отпустит.

— Тут не человек нужен… — Эрнест, лучше многих понимающий, что именно предложил Олег, зябко поежился. — Тут кто-то нужен… Значительно мудрее…

— Ангел… — Аркан уставился на Кайту.

— Ангел. — Русский скривился. — Где же его взять-то, ангела? Да еще такого… Свободного?

— Она — Ангел! — Морпех ткнул перстом указующем.

— Если она — ангел… — Олег снова выбрался из-за стола и подошел к горящему камину и взялся за кочергу. — Тогда лучше бы ей убраться отсюда прямо сейчас! Никогда не любил этих пернатых тварей! Рабский труд не эффективен… Люди сами должны решать свалившиеся на них проблемы.

Толстяк ворошил в камине угли и не спешил повернуться лицом к остальным.

— Значит… Не пойдешь? — Эрнест тяжело вздохнул.

— Не пойду. — Парень оставил кочергу на каминной решетке. — Хватит с меня, моих собственных секретов. Тут уж либо всем миром бой давать, либо всем миром на корм идти…

— Говоришь красиво, а бежишь… — Кайта попыталась встрять в разговор, но Бен попросту наступил ей на ногу, требуя замолчать.

Вместо ответа, толстяк извиняюще пожал плечами и направился к выходу из кабинета.

— Олег! — Эрнест Талль окликнул его, уже взявшегося за ручку. — Траннуик будет всегда рад тебя видеть!

И вновь, вместо ответа — тишина.

Щелкнул замок и толстая фигура, мелькнув в коридорном освещении, заперла за собой дверь, оставляя присутствующих в состоянии скользкой тишины.

— Мир не треснет, если по нему пройдет обиженный человек. — Кайта вспомнила слова старого друга и впервые для себя открыла еще одну грань этого слова, грань, за которой тоска и обида, за которой розовые очки, наконец-то сняты и виден человек весь, полностью. — Но сколько треснет судеб…

Короткая экскурсия, на которую Талль пригласил напарников, растянулась на два часа, до самого рассвета. Еще час провели в кабинете и вместо привычного итога — согласия, человек предпочел уйти.

Уйти, не смотря на то, как блестели его глаза при выхолощенном докладе. Уйти, не смотря на все преимущества, что сулила совместная работа.

За свою жизнь, повелитель Траннуика, а до этого — владелец сети банков "Форт-Успех" встречался лишь с двумя такими людьми.

Первый был маньяк-убийца.

Второй, не менее маньячный, врач, что выходил Эрнеста, вытащил с того света.

Оба ушли вот так же — не оборачиваясь и ничего не прося.

— Нам его задержать? — Поинтересовался "Оклахома" осторожно, косясь на Бена.

— Ты бы об этом завтра утром спросил… — "Стекло" коротко хохотнул. — Олега уже давно и след простыл… Шесть минут прошло… Н-да… Плохо я тебя учил, очень плохо!…

… И Сибатси никак не мог найти себе места. Все, к чему сегодня прикасались его руки, шло вкривь и вкось, вырывалось и падало, разбивалось или закатывалось в недоступные места. Анна-Марина от всей своей души пыталась помочь, но становилось еще хуже. К досаде, добавлялось раздражение. Махнув рукой на все домашние дела, Сибатси оделся и вышел на улицу.

Анна, старательно заперла за ним дверь и вот теперь, пустая в обе стороны улица, ждала решения.

"Вверх или вниз?" — Мастер замер на пороге, выбирая.

Идти вверх — попасть к Алексу в лапы.

Идти вниз — упереться в стылые воды реки, ленивой и неприятной.

Пропали те дни, когда И Сибатси торопился к реке, любуясь водой, прогуливаясь по бетонной набережной и здороваясь со знакомыми.

Скоро, очень скоро он, следом за своими знакомыми отправится в последний путь. Не за горами "юбилей", после которого либо повторить подвиг Аркана, постоянно подкидывающего проблем, любо самому подставить горло под зубы. Не появись в его доме Анна — подставил бы старик Сибатси горло, повинуясь вселенскому закону непротивления. А вот теперь — хотелось ему кофе с коньяком, хорошую сигарету и неспешную болтовню с другом, в окружении ползающих на ковре, внуков.

Нет, при ползающих внуках, кофе с коньяком и сигаретой, это конечно перебор, но вот неспешную болтовню с другом — никто не отменит.

Все меньше и меньше в городке тех, кто помнит его цветущим, наполненным ревом моторов катеров и автомобилей. Все реже улыбки и нет праздников, на котором каждый горожанин чувствовал себя частичкой своего города. Свелись к редким рядам приезжие торговцы, опустел заречный молл, зияя выбитыми окнами и выломанными дверями. Часть его внутренних стен уже растащили по домам жители ближайших улиц, оставляя пустую коробку. Опустели ангары и вертолетные площадки. Замелела река. Пьяных смех посетителей трех забегаловок сменился на кровавый бой, в них же. Мир продолжал вертеться, с каждым витком унося все дальше чудесное время, когда самым страшным врагом был враг, живущий на соседнем континенте.

Вдохнув полной грудью, старик развернулся и отстучал в дверь причудливую мелодию.

— Мастер! Что-то забыли? — Анна с удивлением рассматривала плачущего у порога, старика. — Вас обидели?

— Япония за океаном. А дом там, где тебя ждут… — Сибатси вошел в дом и запер за собой дверь. — Анна… Что мы сделали не так? Отчего прекрасная сказка стала кошмаром? Где та точка отсчета, тот ноль, после которого все покатилось вниз, набирая обороты?

— Может быть там, где люди перестали слушать свое сердце и начали слушать разум? — Анна со вздохом села на скамеечку, помогая мастеру разуться. — Когда власть стала слаще, чем семья?

— Когда бить стали по паспорту, а не по морде! — Знакомый голос морпеха, раздающийся с крыши, заставил и старого и малую, поторопиться.

— Почему не ночью?! — Тут же напустился на Аркана, Сибатси, едва тот спустился по лестнице. — А, если бы кто-то увидел?

— Тогда, пришлось бы его убить! — Бен отмахнулся. — Анна, собирайся. Отец требует тебя… А тебе, старый, записка от Олега. И тоже — готовься к переезду! Нечего тебе тварей кормить. Есть работа и получше!

— Бен… Во что вы вляпались? — Мастер протянул морпеху только что прочитанную записку. — Рассказывай!

— Не могу. — "Стекло" шмыгнул носом. — Знаешь, старый…

— Это ты — старый! Рассказывай! — Сибатси выпрямился и так рявкнул на седого вояку, что тот с трудом удержался от того, чтобы стать по стойке смирно! — Что натворили?

— Олег своим путем решил пойти. — Выпалил Бен. — Вот и натворили…

— Своим путем… — И Тай Сибатси хитро улыбнулся. — Он, значит, своим. А ты — своим. В перевозчики, подался…

— Вот ты мне, сейчас, на мозги не капай! — Потребовал Аркан. — И без того, каждый второй мозг клюет! А каждый третий — норовит соболезнования принести, да рассмешить… Клоуны…

— Я готова! — Анна-Марина, в теплом армейском комбинезоне, появилась на лестнице. — Мастер Сибатси! До скорой встречи!

— Олег еще кое-что вычудил. — Бен склонился над ухом И Тай. — Он трех Младших увел. Не знаю, как, но… Чертовщина какая-то. На камерах отчетливо видно, что они идут рядом, не нападая.

— "Божество великой мощи в тебе самом" — Мастер широко улыбнулся. — Не завидую я тем, кто с ним столкнется…

"Ковер-самолет" уже растаял в синем небе, а японец все продолжал размышлять, чьих внуков он бы с большим удовольствием качал на коленях: улетевшей девушки или, выбравшего свою дорогу — Олега?

Время, это само по себе парадоксальное состояние человеческой души. Субъективное и неточное. Но увы, действующее без нашего на то, желания. Сейчас часы тянутся медленно, словно кто-то вцепился в секундную стрелку и не отпускает ее, а ровно через одну минуту они несутся вскачь, и ты уже начинаешь жалеть о том простом и спокойном ритме.

Вродек привычно рыкнул, с подвыванием и пронзительными нотками, и пара Младших, чей разум замер в развитии пяти-шести летнего ребенка, настороженно поднялись с пола пещеры.

Каким чутьем ее находят волки — вопросов не возникает. Но, вот как ее нашел Олег — Вродек до сих пор понять не мог. Как не мог и понять, как этому человеку удается из … делать конфетку?!

Сломанные волокуши, припрятанные под сосной, толстяк починил за пару часов, ругаясь так, что волчата прижимали уши, от эмоциональной составляющей. Впрягаться пришлось всем — Олег отказался оставлять хоть что-то Бену и впрягся сам, не дожидаясь вопросов или замечаний.

А Вродек и не видел в этом ничего дурного — им теперь надо самим, а Бен на казенных харчах! И, вообще!

Вновь улыбнулся человеко-волк своим мыслям, вспоминая события раннего утра, когда он наткнулся на спешащего к выходу из города, Олега. И, не выдержал — остановил и рассказал свою идею о приручении младших.

Толстяк почесал затылок и пробормотал себе под нос одну-единственную фразу, смысл которой до чеха дошел только день назад — "Каждому нужна семья. Вместе с ее радостями и хлопотами… А куда ж без них-то!"

Волчата недовольно заворчали, потянулись, зевая и сонно щурясь. Олега они не то чтобы боялись, нет… Скорее он был для них странным существом, способным и по хребтине прописать, и шерсть на пузе почесать. Их слабые умишки сильно отличались от "обычных" детишек оборотней. Они, в первую очередь были животными, а людьми… Вот и взялся Вродек воспитывать их так, как хотел, вырывая из окружения и замещая собой Хозяина.

Толстяк в воспитательный процесс не лез, хотя иногда, когда волчата, умаявшись за день выпадали в яркие сны, забавно взрыкивая и шевеля лапами во сне, начинал рассказывать прочитанные книги и вспоминал, как учили его самого.

Рассказывать Олег умел, завораживая голосом так, что хоть и слипались глаза, а хотелось дослушать, узнать, чем дело кончилось. Иногда, русский брал в руки прутик и пояснял свои слова простыми схемками, делая отметки, на которых стоило заострить внимание, по его мнению.

Неделю назад, забравшись в эту пещеру, чех заметил и еще нечто необычное: один из волчат, делая вид, что спит, очень внимательно слушал очередную историю Олега. Еще не понимание — лишь интерес. Интерес, из которого уже можно слепить нечто…

А вот на охоте Олегу не везло.

С этой мыслью, Оборотень замер у выхода из пещеры, дожидаясь, когда волчата присоединятся к нему.

Пришло время совместной охоты. Азарта. И умения останавливаться.

А вот с этим у Младших было совсем плохо — от запаха, вида крови они теряли свой и без того не великий умишко и приходили в чувство только обожравшись так, что не могли двигаться.

На первой охоте Вродек ругался, кусался и проклинал себя за то, что устроил эту авантюру.

Теперь что-то изменилось. Волчонок, что прислушивался к голосу толстяка, стал сам останавливаться на тонкой грани между зверем и человеком. Останавливаться сам и останавливать второго. Иногда рыком, а иногда и укусом — до крови, до болезненного взвизга.

Вчера они с Олегом это обсудили и снова, русский просто пожал плечами и выдал на-гора: "Кто-то своим мозгом доходит, кого-то укусить надо…"

Белый снег, на котором волки оставляли цепочку своих следов, приятно ложился под лапы, чуть похрустывая, мороз щипал за нос. Оба волчонка бежали левее, принюхиваясь и оглядываясь по сторонам. За месяц каждый выучил свою роль и действия следовали одно за другим, без малейшего рассогласования.

"В следующий раз, надо будет взять с собой Олега!" — Вродек вдохнул холодный воздух слишком глубоко и чихнул от обилия запахов и избытка чувств.

Пусть они сегодня ничего и не поймают, вернутся уставшими и голодными — пусть. Сейчас главное, что все вместе. Главное, что, вернувшись в пещеру, волчата видят и обоняют, самое главное — быть человеком и не так уж и плохо. Сложно. Очень сложно быть человеком, но совсем не плохо.

Каждый вечер Вродек перекидывался в человека, и волчата замирали — маленькое чудо, та, вторая ипостась, что чудилась им не важной, малонужной — вдруг оказывалась воистину гигантской.

Ловкие пальцы людей плели корзины, в которых оказалось очень удобно перетаскивать сыпучие предметы. Рост — позволил натянуть на входе тяжелый брезент, а голова придумала, как его закрепить.

Разум, постоянно демонстрируемый просто человеком — ничто. Просто набор движений.

Разум, демонстрируемый подобным — все!

Сомкнутый мирок, из которого волчат вырвал Вродек, оказался полон чудес и тайн, запахов и секретов. И все это быстрее и проще открывалось отнюдь не волку.

Человеку.

"Из человека получается посредственный волк. Но человек из волка не получится совсем!"

В лесочке, облюбованном для охоты, сегодня было тихо и пусто. Ветер приносил дразнящие запахи крови, сладковатые, тяжелые и опасные.

С каждым шагом запах становился все ярче и ярче, беспокоя волчат и пугая Вродека.

Ощетинив шерсть на загривке, парень остановился.

Сладковатый запах крови был запахом человеческой крови!

В волчьей стае вожаку повинуются беспрекословно.

Тихое ворчание и оба малолетки принялись пятиться назад, готовясь в любой момент как прыгнуть на врага, так и задать стрекача.

Мелькнула в голове идиотская мысль пойти и разведать все самому, а вдруг — живые? Вдруг — можно помочь? Мелькнула и пропала, едва за деревьями мелькнула серая шуба, а за ней еще и еще одна.

Теплый запах крови разбавился теплым запахом зверя.

Младшего.

Радуясь, что зашли с подветренной стороны, Вродек потрусил в сторону пещеры, тщательно путая следы, прячась за деревьями и спускаясь во все овраги. Пригодились и еловые ветки, разбросанные еще неделю назад, и длинная каменистая осыпь, на которой Олег едва не сломал лыжи, выскочив из-за кустов.

Слишком долго возвращались…

Попался Олег, не обратив внимания на вошедшего зверя. Привык к волкам, для него одинаковым, как азиаты для европейца.

Четверо Младших в пещере. Двое, снаружи, взяли вернувшегося Вродека и его волчат в плотное кольцо, загоняя внутрь и отсекая от воли.

— Смотри-ка… — Двое Младших, обернувшихся людьми, отвлеклись от Олега, валяющегося без чувств. — Может, эти будут поболтливей?

Вродек оскалил зубы. Однажды он уже был в плену. Хватит.

Прижавшись к каменному полу пещеры, человеческий мозг в волчьем теле обсчитывал варианты.

Заскулили оба волчонка, взрывая своды пещеры тонкими голосами боли и… Требования защитить!

Вновь запах крови и Вродек оскалил клыки.

Человеческое тело всегда проиграет волчьему. Особенно, проиграет тело с волчьим разумом!

Если тагриссы ожидали великолепного прыжка — они просчитались.

Первого Вродек сбил с ног, вцепился клыками в бедренную артерию, мотнул головой, разрывая мясо и наслаждаясь кровью, хлынувшей в пасть.

Кровью врага!

Отодвинув в сторону азарт, серым валиком, с боку на бок, прокатился по полу, пропуская над собой, вытянувшихся в прыжке, волков, не ожидавших такого поворота событий и оттого — улетевших далеко в сторону.

Цапнув второго тагрисса за пятку, вырвал сухожилие и развернулся, становясь на лапы.

Оглянулся по сторонам.

Волчата устроили кучу малу, страшную в своей молчаливости. Один успел вцепиться врагу в глотку, а второй… Второй, на глазах у Вродека отлетел к стене, к куче вещей и замер там, куском серой шкуры.

- *Опа вам, серенькие! — Пообещал пришедший в себя, толстяк. — Мочить буду!

Олегу на спину взлетел один из промахнувшихся, сбил своей массой и принялся рвать шею клыками, выдирая куски плоти. Взвыл, отлетая в костер и превращаясь в факел, мечущийся по пещере, мешающийся и своим и чужим.

"Минус два…" — Вродек примерился к сидящему тагриссу, лишившемуся куска пятки.

Прыжок и… Промах!

Тагрисс успел распластаться, вжаться в камень.

Зато, теперь Олег и Вродек стояли рядом, готовые дорого продать свою жизнь.

Двое, против четверых… Нет. Троих!

Одного, волчонок успел утихомирить, разорвав глотку.

Тихий смешок и в пещеру вошел еще один тагрисс, видимо остававшийся снаружи до последнего, чтобы уж точно никто не успел сбежать.

— Это, конечно, не те двое… — Безпяточный тагрисс с трудом, опираясь на плечо своего собрата, утвердился на ногах и теперь злобно шипел. — Но и они пойдут…

— Все пойдем… Кто-то сразу. А кто-то — потом. — Олег вытер текущую из носа кровь и разжал руку, роняя на пол тяжелый мачете. — Лично я — потом!

Вродек знал, что Олег, когда хочет, может двигаться так, что кошка сдохнет от зависти — видел в общей драке на острове, да и потом, когда по лесу болтались — тоже видел.

Но вот то, что эта туша рухнет прямо на него, придавливая к полу всем своим весом, чех не ожидал!

Сумасшедше громкая очередь резанула по ушам, отражаясь от сводов пещеры, оглушая и вырываясь наружу белым облачком порохового дыма.

Краем глаза Вродек успел заметить, как мачете, подхваченное твердой рукой, вонзилось в ногу свежего противника, чуть ниже колена, со звоном перерубая кость.

Рядом упали две половинки тагриссов-людей, а начавшийся вой Младших перешел в бульканье и судорожное царапанье лап по камню.

Со стоном, Олег перекатился на спину, освобождая Вродека, от своего веса.

— Людьми мы их не сделали… — Олег, кряхтя и охая, оттолкнул от себя полутушку тагрисса, с выпученными от удивления, желтыми глазами. — А, вот себе подобных, убивать, уже научили!

Вродек, утвердившись на собственных лапах, уставился на окровавленного пацана, сжимающего в руках любимый Олегов "коготь", с замершими глазами, растрепанными волосами и решительным лицом, по которому текла кровь из рассечённой брови и разбитой губы.

— О-о-о! Жить-то как хорошо! — Олег рассмеялся. — А, Вродек? Хорошо ведь, жить-то?!…

…Работать "Кокону…" не нравилось. Летать, как заведенному, между десятком городов, развозя тяжеленные ящики и перевозя неприятных, зачастую, людей — это совсем не то же самое, что просто летать! И пусть свечи были высшего качества, а Бен всегда высыпался в теплой постельке, давая артефакту запросто влезать в свои мозги — работать было неприятно. А присутствие Кайты, которую он слегка модифицировал, обрезав нити, раздражало вдвойне. Даже две ведьмы, мама с дочкой, не злили так "Кокон…", как эта женщина-ангел.

Лишившись нитей контроля, она получила свободу. Только расценивала ее как-то очень по-своему, "зажимая" свободы окружающих. Ночи она предпочитала проводить с Беном, а днями пропадала в лабораториях или на фабрике. Один раз Бену пришлось ее увозить в другой город, а затем целых три дня ее там ждать, пока она разберется со своими делами.

Уже через две недели Бен начал прикладываться к маленькой фляжке, которую сам и купил в сувенирном магазине, а еще через неделю — напился до отключки.

Теперь, из недели, три дня выпадали на похмелье и плохое настроение. А вчера, Бен собрал немногие вещички, коими уже обзавелась Кайта, сложил их в мусорные мешки и выбросил вон из своего номера.

И сделал это, будучи абсолютно трезвым!

"Кокон…" ожидал скандала, разборок или хоть единого звука, но — ничего!

Кайта в номере не появилась ни в тот вечер, ни сегодня.

И, если повезет — не появится и завтра.

Не нравилась она артефакту. Категорически и бесповоротно. Тем более, что в отличии от остальных, артефакт ангела попробовал на вкус в самом что ни на есть прямом смысле этого слова.

Попробовал и сравнил, благо, было с кем — Олег и сам Повелитель Талль.

В сегодняшний сон своего владельца артефакт проползал осторожно, готовясь каждую секунду смыться в быстром темпе. Повезло. Аркан спал крепко, без снов и снилось ему что-то совсем невообразимое, лютое, от чего кровь стыла в жилах, но проснуться сил не было. Ни сил, ни желания. Словно не вещи выбросил мужчина, а свои собственные батарейки, что вынул откуда-то, превращаясь обмякшую игрушку.

Касаясь сознания, "Кокон…" обнаружил несколько лакун, причем пара была совершенно свежих, кровоточащих, а штуки три уже затянулись или взялись твердой коркой запекшейся крови. Заметавшись, нашел артефакт и следы, цепочку ровных отпечатков, женских шпилек, прошедшихся и даже попрыгавших. В том, что это сделала Кайта, "ковер-самолет" сильно сомневался — слишком нарочито-грубо, слишком глубокие следы, слишком яркие воспоминания вырваны и вырваны бессистемно и бессмысленно. Так любопытный ребенок собирает цветы, срывая лишь самые большие и привлекательные.

Бен ворочался, погружаясь на новые слои снов и замирал, спокойно и глубоко дыша, когда ткань сна становилась понятна и не вызывала отторжения.

Ничего в человеческом разуме не пропадает бесследно — миллионы перекрестных связей, нервных волокон и структура, сама структура мозга, может быть повреждена. Повреждена окончательно и бесповоротно, но вот для существа с мерностью 51, существовал и еще один план, кроме физического. Артефакт "расцвел", собирая воспоминания, заполняя лакуны и удивляясь выбору существа, эти лакуны оставившего — ни здравого смысла, ни далеко идущих целей.

Обычное любопытство, по праву сильного.

Заплатки, восстановленные воспоминания — в ход пошло все.

Через пару часов реального времени "ковер-самолет" отстранился, рассматривая дело своих мерностей-лепестков.

Морпех ровно дышал, любуясь во сне пламенеющим закатом.

В два движения, артефакт поставил придуманную им самим защиту, от очередных посещений личности-разрушителя и честно сжался в привычный бутон, впитывая себя в четыре подсвечника.

Работать с человеческим мозгом намного сложнее, чем просто бродить по всем вертикалям, отыскивая себе приключений на все точки.

Уже впадая в спячку, ощутил "Кокон…" слабое прикосновение, теплое, дружелюбное и заботливое — примерно так человек поправляет одеяльце на спящем ребенке, любуясь и радуясь за маленькое существо, только-только начинающее познавать огромный и на всю голову раненный, внешний мир.

Неведомый "поправлятель одеялка", походя, подправил нити защиты и исчез, словно и не было его вовсе.

Сладко спал Бен, впервые за этот месяц без потайной жажды и выздоравливая, с каждым вдохом и выдохом.

Дремал "Кокон перемещения", перебирая в своем внутреннем мире, столь моментально расширившемся, все чему научился, что видел и о чем мечтал.

В клетке Фарадея бился длинноухий и острозубый, лишенный последнего шанса на освобождение.

Он грыз прутья, растекался туманом, взмывал под потолок и проклинал тот день и час, когда поддался на уговоры проклятого Джаулина, пройтись "огнем и мечом" по холодной части континента, проведя подсчет голов живого скота, городов и деревень.

Все то, что было хорошо для Соединенных Штатов, в Канаде оказалось ни к чему. Первые же морозы выбили три четверти Младших и половину тагриссов, замерзших в кость. Новообращенные, такие смелые с тагриссами за спиной, оказались, на самом деле, ни к чему не пригодной дрянью. А рыбья кровь, так изумительно оттеняющая человеческую, в элитных ресторанах столицы, в больших дозах вызывала сонливость, приступы головокружений, галлюцинации и блокировала способности к открытию любых порталов.

Так его и повязали, сонного, три охотника, разговаривающих на странном наречии, смеси английских, французских и индейских, слов.

Была слабая надежда, на встречу с высокоразвитым разумом, слабозащищенным, но свободным в передвижениях. Надежда так замечательно исполнилась! Появился странный человек, подточенный изнутри сомнениями и нервотрепкой. За доли секунд Марвэ Кон-Фималь, смог подготовить все, для собственного спасения, оставив частичку себя в разуме смертного.

И вот теперь эта частичка горит, передавая боль целому.

Сгорает надежда, порождая безумие.

Едва безумие захлестнет разум Кон-Фималя, как род откажется от своего непутевого старейшины и выберет нового.

Джаулин узнает о гибели, но не было ли именно это, его тайным планом?

Вампир тоскливо завыл, ломая клыки о прутья клетки…

Загрузка...