Концессионер

Глава 21

Глава 21

Я вернулся в «Демут» под вечер. Ноги гудели от напряжения, но в голове стоял ясный, холодный звон. Встреча во Мраморном дворце, тяжелый взгляд великого князя Константина. Все прошло. Я поставил на кон всё и, кажется, выиграл. Выиграл право шагнуть дальше.

Я тихо отворил дверь в наш номер. В комнате было темно, лишь в углу, на столике у кресла, оплывал одинокий огарок свечи.

Ольга не спала.

Она сидела, закутавшись в шаль, и при моем появлении вскочила так резко, что стул за ней едва не упал. Лицо у нее было бледным, как бумага, глаза — огромными, темными и полными ужаса.

— Влад! Слава богу!

Она бросилась ко мне, вцепившись в мой сюртук.

— Что это было⁈ Куда тебя уводили⁈ Я видела, как он… этот Липранди… Я думала…

Я крепко обнял ее, чувствуя, как она дрожит всем телом. Прижал к себе, вдыхая запах ее волос. Медовый месяц, если это можно было так назвать, окончен.

— Тише, Оленька. Все хорошо, — сказал я, отстраняя ее и заглядывая глаза. — Все решилось.

Мой голос прозвучал тверже, чем я ожидал. Человек, вошедший в эту дверь, был уже не совсем тем, кто из нее выходил.

— Моим сибирским проектам… — я намеренно сделал ударение на этом слове, — дана высшая поддержка. Скоро я закончу тут все дела. И надо будет уезжать.

На ее лице отразилось облегчение. Не арестовали, не сослали — это было главным.

— Хорошо. Я… я соберу вещи. Я готова.

— Мы, конечно, уже обсуждали это, но… Но я должен спросить еще раз, — сказал я, стараясь вглядеться ей в глаза. — Ты уверена, что хочешь ехать со мной? Это не Петербург. Возможно, ты согласилась ехать в Сибирь, не подумав, будучи во власти эмоций. Я не хочу от тебя жертв. Путешествие в Сибирь — это будет тяжело, возможно, даже опасно. Ты все еще можешь остаться…

Прекрасные черты лица Ольги вдруг исказились. В ее глазах не было ни тени сомнения, только твердая, взрослая решимость.

— Влад, я твоя жена. Мое место — рядом с тобой. Будь то Сибирь или любое другое место, куда приведет тебя твой путь. Я поеду. Я готова. Я твоя, твоя целиком.

По щекам ее текли слезы.

— Дорогой мой, любимый. Я не смогу больше выносить разлуку с тобой. Пожалуйста, не оставляй меня! Я поеду куда угодно, лишь бы с тобой.

Я с облегчением выдохнул, но она не отпустила мой взгляд.

— Но я знаю, что Сибирь — это не конец, — тихо добавила она.

Я замер.

— Ты думал, я не понимаю? — она горько усмехнулась.

Я смотрел на свою хрупкую жену и не мог вымолвить ни слова.

— Ты возьмешь меня с собой? — ее голос прозвучал неожиданно твердо. — В Сибирь я поеду — это мой долг. Но сейчас я прошу тебя о милости. Ты возьмешь меня дальше?

Я смотрел на ее тонкие пальцы, сжимавшие мою руку, и не знал, что ей ответить. Любой ответ — «да» или «нет» — имел для нас обоих чудовищные последствия… Вести ее с собой на войну, в дикие горы, кишащие врагами, было чистым безумием.

Тяжело вздохнув, я произнес:

— Мы поедем в Сибирь, в Иркутск. Я куплю там лучший дом. И ты будешь ждать меня там.

Горькая складка легла у ее рта.

— Как скажешь, дорогой, — покорно произнесла она.

Я видел, что она разочарована, но она поняла, что это — предел моих уступок.

С утра только проснувшись я сразу направился по делам. Великий князь дал мне карт-бланш. И я должен этим воспользоваться.

Выйдя на Невский, я хотел было прогуляться пешком, но изменчивая погода Петербурга подкинула сюрприз: внезапно с Финского залива налетел сильный шквалистый дождь. Я нанял извозчика. Здание Азиатского департамента на набережные Мойки встретило меня суровой, недремлющей тишиной. Здесь не было показной роскоши Мраморного дворца, но от самого камня веяло властью. Часовой у входа, мельком взглянув на мои бумаги, козырнул. Внутри, как только я представился. Молодой адъютант сразу провел меня мимо приемных, где томились купцы и какие-то бухарские посланники, по гулким коридорам, в святая святых — кабинет начальника Департамента.

Игнатьев не сидел. Он, заложив руки за спину, стоял перед огромной, во всю стену, картой Азии. На столе, заваленном папками, дымился чай. Увидев меня, он не стал тратить время на приветствия, а лишь кивнул на карту.

— Я уже начал, Тарановский! — Его голос гулко отдавался в высоком кабинете. — Уже взялся за просмотр кандидатов. Тут нужны не исполнители, «чего изволите», а люди решительные. Чтобы драли врага, как волки в овчарне! Вот таких и ищу. Воевать умели, военное дело знали, порох нюхали. Думаю, тридцать-сорок отчаянных голов я вам отберу!

— Тридцать — это хорошо, — согласился я. — Сорок — еще лучше. Только знаете, Николай Павлович, кроме офицеров недурно было бы набрать еще и толковых унтеров. Будет много дел по обучению азиатских туземцев военной науке — тут без фельдфебелей и унтеров нам не обойтись. А в будущие наши «ракетные» расчеты — еще и рядовых, привычных к обращению с ракетными станками Константинова.

Выслушав, Игнатьев кивнул.

— Добро, дам указание!

— Вот еще о чем я хотел поговорить, граф… Мне уже надо ехать, ждать их здесь я не могу. Других дел хватает. К тому же я путешествую с супругой: ей в военном обозе было бы неудобно. Давайте поступим так, как только первые офицеры — хотя бы дюжина человек — будут готовы, пусть сразу отправляться в Москву. Я там с ними встречусь и проинструктирую.

Игнатьев на мгновение остановился, обдумывая.

— Верно. Сразу ехать. Чего им тут в Петербурге ждать? — Он повернулся к адъютанту, что неслышно вошел за мной. — Семен Карлович. Вы слышали. Подготовьте прогонные документы и суточные по высшему разряду. Оформить как «инженерную экспедицию» Азиатского департамента для изучения монгольского тракта. Выполнять.

Адъютант молча козырнул и вышел. Игнатьев снова повернулся ко мне.

— Теперь — арсенал, — перешел я к главному. — Как наши дела по выкупу арсенала, доставшегося от польских инсургентов?

Граф достал из стола документы.

— Владислав Антонович, не беспокойтесь. Вопрос решается. К выкупу нам разрешено шесть тысяч триста семнадцать стволов производства английских, бельгийских и богемских заводов, не имеющих никакого касательства к России. С ценою военное ведомство определилось: она самая щадящая, по четыре с полтиной на экземпляр. Первая партия в тысячу стволов готова к отправке.

— Чудесно! Ее нужно будет, в приоритетном порядке, переправить в Иркутск.

Игнатьев кивнул.

— Пустим по железной дороге, а там караваном до Иркутска. Оформим как «оборудование для приисков». Груз особой важности. Дальше по Сибирскому тракту перебросим «на почтовых». Это решаемо!

— Хорошо. Но тысячи стволов будет мало. Катастрофически мало. — Я посмотрел ему прямо в глаза. — Как и было уговорено, я готов выкупить и остальные трофеи.

— Вот это… — протянул он. — Вот это, Тарановский, размах! Шесть тысяч триста! Целая армия будет! Так, это у нас бюджет получается… он наскоро посчитал на бумаге в столбик — да, итого бюджет получается без малого 28427 рублей! Плюс порох, свинец, капсюли…

— Извольте я выпишу вексель на пятьдесят тысяч. Доставка тоже обойдется в немалую сумму!

— Благодарю, весьма рад вашей предусмотрительности. Но как их везти? По тракту? Это же безумие! Этакий караван наверняка привлечет внимание, да и идти он будет год!

— Нет, не по тракту. — Я подошел к огромной карте на стене и провел пальцем от Кронштадта вокруг всей Евразии. — Морем. До устья Амура. У меня как раз готовится к погрузке пароход с оборудованием: вот на него и надо загрузить. Я не могу сам это сопровождать. Могу я в этом деле положиться на Вас! Все будет оплачено и казна не понесет убыток.

Игнатьев замер, его взгляд проследил мой маршрут. Он несколько секунд молчал, и я видел, как в его голове складывается грандиозная картина.

— Боже мой… — выдохнул он, и глаза его загорелись. — В устье Амура… Вы хотите, чтобы оружие ждало вас уже там?

Не ожидая ответа, он возбужденно засмеялся и с силой ударил по карте ладонью.

— Хм, только надо сделать все тихо, о слове Великого князя стоит помнить! — Он повернулся ко мне, в его глазах я увидел восхищение. — Мы оформим это как «частный груз» для Амурской компании! Отлично, Тарановский, Департамент окажет вам полное содействие!

Еще не меньше двух часов мы обсуждали с генералом планы и различные нюансы. Еще раз проговорили, что я встречусь с первыми набранными им офицерами в Москве. Там они примут к перевозке и сопровождению и первую партию оружия, и оборудование для изготовления ракет, и груз динамита.

Наконец, обговорив все детали, оставив ему еще денег — на подъемных офицеров — я, наконец, оставил Азиатский департамент и велел извозчику гнать на Казанскую. Дела государственные были решены, оставалось закрыть дела личные, которые, впрочем, были от государственных не особенно неотделимы.

Шум и гам гремел у будущего приюта. Здесь кипела работа — подвозили доски, кирпичи, мешки с известью. Кокорев, верный своему купеческому слову, развернулся вовсю. Я нашел его прямо во дворе, где он, переругиваясь с подрядчиком, тыкал толстым пальцем в какой-то чертеж. Увидев меня, он просиял, отпуская строителя, и по-хозяйски обвел рукой кипящую стройку.

— А, Владислав Антоныч! Гляди, как тут у нас дела идут! Пыль столбом! — пробасил он, и в голосе его звучала неподдельная гордость. — Не волнуйся — все вовремя сделаем. К осени тут будет не приют, а дворец! Он станет лучшим в Империи!

— Нисколько не сомневаюсь, Василий Александрович, — я протянул ему гербовую бумагу. — Вот, вексель. Как и договаривались.

Он небрежно взял его, даже не посмотрев на сумму, и сунул в карман своего необъятного сюртука.

Мы отошли в сторону, к поленнице, подальше от чужих ушей.

— Что по нашему главному делу? По дороге на Урал?

Кокорев азартно подмигнул, его борода вздернулась.

— А ты думал, я спал? Я уже послал своих людей с твоими идеями к уральским заводчикам! — он хмыкнул, довольный новым словечком. — Перед этим делом по телеграфу связался со многими. Демидовы, Строгановы — им это интересно! Они выгоду, как волки, за версту чуют. Так что, думаю, деньги на изыскания и первый этап стройки у нас в кармане!

— Отлично. — Я кивнул. Мои семена, брошенные в эту почву, начинали всходить. — Тогда последнее, Василий Александрович. Я скоро уезжаю.

Он посерьезнел.

— Вы мой добрый друг, которому я могу всецело доверять. Уж пожалуйста, проконтролируйте промышленников. Нобель должен изготовить и отправить «фейерверки»…

«…прессы для моих ракет и бездымного пороха…»

— … и динамит. Путилов — драги и «землекопы». Кроме того, готова первая партия оборудования — гидроразмывочные машины, миасские чаши — которые уже надо отправлять на Амур. Там будет еще и особый груз… это генерал Игнатьев вам расскажет. Так вот, все это должно уйти вслед за мной — что-то в Иркутск, что-то пароходом прямо на Амур. Без задержек. Вот подробные инструкции бумаги и полномочия.

Я протянул ему последнюю папку, скромненько подписанную «Текущие дела. 1864 год».

Он взял бумаги, его взгляд был острым и деловым.

— Будет сделано, друг! — твердо сказал он. — Проконтролирую лично! Поезжай. А мы тут… уж не подведем. Только давай, мил человек, и ты мне помоги. Надо начинать работу по трассировке железнодорожной линии от Перми до Екатеринбурга. У тебя там, ты говорил, рельсы заказаны, — надо договориться о доставке на место будущей стройки. И, самое главное — подмоги с устройством каторжников, что будут дорогу строить. Надо же им бараки организовать, охрану, провиант… бездну всего!

— А что, есть уже работники? — удивился я.

Кокорев широко, по-раблезиански заулыбался.

— Обижаешь? Ты как только про каторжников сказал, я сразу же на нужные рычаги и поднажал. По телеграфу весь Сибирский тракт проведали на предмет — какие партии можно, в Сибирь не отправляя, в Предуралье придержать. Ну, вот, нашли — одну в Перми, одну в Екатеринбурге, да в дороге еще несколько. Поляки в основном, инсургенты пленные. Вот их и надо будет устроить — проверить, есть ли жилье, а где нет — строить им значит, вдоль трассы временные остроги, и с охраной порешать. Возьмешься?

— Чем смогу, помогу! — пообещал я. — Хорошему человеку отчего не помочь?

На том и расстались.

Вечер спустился на Петербург быстро, окутав Невский сырым, промозглым туманом. Я вернулся в «Демут», отпустив извозчика. Вся лихорадочная деятельность дня была позади. Офицеры Игнатьева, арсенал в Динабурге, морской путь для винтовок, промышленники — все шестеренки были запущены.

Я вошел в свой номер и принялся раздеваться, когда в дверь коротко и властно постучали.

Открыв дверь и на пороге, я обнаружил, ротмистра Соколова.

Он был в новом, идеально подогнанном, петербургского пошива темно-синем мундире Жандармского корпуса. Завидев меня, он вытянулся по-военному и четко щелкнул каблуками.

Несколько секунд мы молчали.

— Ротмистр. — Я кивнул ему, как старому знакомому. — Завтра я уезжаю. Полагаю, ваша миссия окончена?

Он смотрел прямо перед собой, по-военному четко, но в уголках его глаз притаилась тень… усмешки?

— Моя миссия по наблюдению окончена, господин Тарановский, — произнес он ровным, голосом, будто зачитывал приказ. — Но я получил от полковника Липранди новые инструкции.

Я приподнял бровь.

— Какие же?

Соколов позволил себе эту едва заметную усмешку.

— Я прикомандирован к Азиатскому департаменту и назначен вашим… офицером по особым поручениям.

Я усмехнулся в ответ. Вот оно что. Поводок-то с меня не сняли — его просто сделали длиннее, удобнее и превратили из цепи в полезный инструмент. Меня не просто отпустили — мне дали в сопровождение личного цербера из Третьего Отделения.

Что ж, в этом была своя логика! Доверяй, но проверяй, так сказать. Великий князь давал мне свободу действий, но оставлял при мне свои глаза и уши. А может, и свой карающий меч, если я вдруг решу заиграться.

С другой стороны… иметь в личных адъютантах офицера Третьего Отделения — это даже выгодно. Это статус. Это страх в глазах любого чиновника, который посмеет мне перечить на пути в Иркутск. Это полезно.

— Что ж, ротмистр. — Рад буду службе. Выезжаем на рассвете. Не опаздывайте и проконтролируйте моих казачков!

Рассвет. Николаевский вокзал.

Пар, смешиваясь с утренним туманом, окутывал платформу. Первый свисток паровоза прорезал тишину, резкий и нетерпеливый.

Я стоял у вагона, который был прицеплен к составу.

Дальше, за Нижним, начинался Великий Сибирский тракт. Мой путь на Восток.

Рядом со мной, кутаясь в дорожную ротонду, стояла Ольга. Ее страх прошел, сменившись возбуждением и тревогой. Чуть поодаль, неподвижные, как гранитные изваяния, стояли двое моих верных казаков. А в нескольких шагах, демонстративно изучая расписание, курил папиросу ротмистр Соколов. В штатском он выглядел не менее опасно, чем в мундире.

На платформе нас провожали двое. Василий Александрович Кокорев, красный и запыхавшийся, и подтянутый, сухой граф Неклюдов.

— Ну, друг, с Богом! — Кокорев перекрестил меня широким купеческим жестом. — Не волнуйся, приют будет как дворец, а промышленники… — он подмигнул, — … промышленники уже грузят!

— Берегите себя, Василий Александрович, — я крепко пожал ему руку.

Раздался второй, протяжный свисток.

— Пора.

Я подхватил Ольгу под локоть и помог ей подняться по высоким ступеням в вагон. Казаки бесшумно скользнули следом. Соколов, бросив папиросу, вошел в соседнее купе, даже не попрощавшись.

Поезд дернулся, медленно, со скрежетом набирая ход. Кокорев и Неклюдов махали нам вслед, их фигуры быстро уменьшались, растворяясь в сером утре Петербурга.

Я вошел в купе и закрыл дверь, отрезая себя от столицы. Ольга тут же прильнула к окну, взволнованно глядя на уносящиеся назад дома и шпили.

— Скорее бы… — выдохнула она, ее глаза блестели. — Скорее бы в Иркутск!

Я обнял ее, прижимая к себе, но смотрел мимо, на серую пелену, скрывшую город.

— Да, родная. Скорее бы в Иркутск. — Я поцеловал ее в макушку. — Это будет наш дом. Наш тыл.

Она прижалась ко мне, счастливая. А я мысленно прокручивал в голове запущенные механизмы. Начиналась «Монгольская партия».