Концессионер

Глава 18

Вызов в Зимний дворец обрушился на меня, как снежная лавина. Одно дело — общаться с министрами, спорить с купцами, и даже заключать сделки с Великим князем. И совсем другое — предстать перед самим Государем. Осознание этого выбило из меня всю мою обычную самоуверенность.

Первым делом, едва избавившись от принесшего весть флигель-адъютанта, я помчался к графу Неклюдову. Он был единственным человеком в этом городе, который мог научить меня, как вести себя в логове льва.

Несмотря на позднее время, граф принял меня тотчас же. Выслушав новость, Неклюдов стал предельно серьезен.

— Государь?.. Сам?.. — переспросил он. — Это уже не шутки, Владислав Антонович! Что же, слушайте меня очень внимательно. От того, как вы себя поведете, зависит не только судьба вашей Маньчжурии. Зависит ваша голова.

Он начал инструктаж.

— Забудьте о том, что вы промышленник или, упаси Боже, солдат. Сегодня вы — верноподданный дворянин, удостоенный высочайшей аудиенции. Во что вы оденетесь? Мундир ведомства имеется?

Вопрос застал меня врасплох. Я растерянно моргнул.

— Какой мундир, граф? Я человек штатский.

— Вот как? — он удивленно вскинул брови. — Помилуйте, Владислав. Вы — генеральный управитель акционерного общества, учрежденного с Высочайшего соизволения. По «Табели о рангах», ваша должность приравнивается к чину V класса, то есть статского советника. А значит, вы обязаны состоять на службе в Министерстве финансов и на официальных приемах носить положенный вам по чину мундир. Вы что же, до сих пор его не сшили?

Я смешался. О таких тонкостях, гоняясь по амурской тайге за хунхузами, я как-то не задумывался.

— Никак нет, — растерянно ответил я. — Не успел обзавестись.

— И слава богу, — неожиданно сказал он. — Избавит от лишних вопросов. Значит, так. Никакой вычурности. Простой черный сюртук. Свежая сорочка, неброский галстук. Все пуговицы застегнуты. Чистота и скромность. Вы — деловой человек, а не щеголь с Невского.

Он ходил по своему кабинету, а я слушал, впитывая каждое слово.

— Войдете в кабинет только после приглашения. Поклонитесь. Не в пояс, как купец, но и небрежным кивком, как гвардеец. С достоинством. Руку Государь вам не подаст, и не вздумайте тянуть свою. На вопросы отвечайте стоя, если он не предложит сесть. Говорить — только когда к вам обратятся. И не жестикулировать!

Он остановился передо мной.

— Теперь — главное: в какой роли вам предстать перед императором. Государь не любит дельцов и устал от прожектеров. Вы должны быть ни тем, ни другим. Забудьте о прибыли, об акциях. Говорите только об Империи. Не «я хочу построить», а «России необходимо». Не «я разгромил бандитов», а «я счел своим долгом защитить подданных Государя». Превратите свою авантюру в государственный подвиг. Будьте докладывающим обстановку. Сухо, по фактам. Но… с верноподданническим чувством. Можно ввернуть фразу о мудрости его покойного батюшки, императора Николая Павловича, — Государь это ценит. Но не более того!

Затем он перешел к самой сути предстоящего разговора.

— Говорить будут о Маньчжурии. Ваш главный довод — не «давайте заберем», а «мы можем потерять». Упирайте на английскую угрозу. Государь не любит англичан после Крымской войны. Это — ваша главная карта. Но не говорите, что вы хотите возглавить поход. Представьте дело так, будто местные народы, измученные хаосом, сами ищут покровительства Белого Царя. Упомяните Великого князя, но вскользь, покажите, что вы не прячетесь за его спину, но цените. И, Боже вас сохрани, — он поднял палец, — не просите ничего! Ни денег, ни солдат. Вы должны не просить, а предлагать. Себя. Свое состояние и свой риск на алтарь Отечества.

Он подошел к окну, за которым сгущались петербургские сумерки.

— И помните, Владислав, — сказал он, не оборачиваясь. — Перед вами будет сидеть не просто человек. Перед вами будет сидеть Россия. И говорить вы должны с ней. Да поможет тебе Бог, — и он меня перекрестил.

На следующее утро я готовился к аудиенции, как к решающему бою. Безупречно вычищенный сюртук, белоснежная сорочка, туго повязанный галстук. В папку из тисненой кожи легли английские карты и переводы Кошкина. Внешне я был спокоен, как никогда. Но внутри все ходило ходуном.

Мы завтракали с Ольгой в почти полном молчании. Она, чувствуя мое напряжение, не задавала лишних вопросов. Когда я уже стоял в дверях, она подошла, поправила мне галстук и, поднявшись на цыпочки, перекрестила меня.

— Я буду молиться за тебя, — прошептала она. — Все время, пока ты будешь там.

В половине девятого, за полчаса до назначенного срока, я вышел из гостиницы и нанял извозчика.

— В Зимний дворец. К Салтыковскому подъезду.

Карета катилась по утреннему, морозному Петербургу. Город был великолепен. Дворцовая площадь, залитая восходящим летним солнцем, поражала своим простором и строгой, имперской красотой. В центре ее, устремляясь в холодное, высокое небо, стоял Александрийский столп — гранитная колонна с ангелом на вершине, разрезающая небо перед дворцом надвое.

Я смотрел на эту мощь, на это зримое воплощение государственной власти, и чувствовал себя песчинкой. И в то же время — частью этой силы.

Когда карета подъехала к подъезду, меня встретил караул. Я назвал себя дежурному офицеру, и тот, сверившись со списком, вызвал адъютанта для сопровождения. Меня пропустили.

Интерьеры Зимнего дворца подавляли своим великолепием. Бесконечные анфилады залов, блеск золота, холод мрамора, шелест шагов по натертому паркету. Флигель-адъютант вел меня по гулким, пустынным коридорам. Мы поднялись по Иорданской лестнице, и я, ступая по ее широким мраморным ступеням, невольно замедлил шаг. Я смотрел на массивные колонны из серого гранита, на расписанный плафон, на золоченые перила, и в голове вдруг возникли воспоминания о немой советской кинокартине «Октябрь» великого Сергея Эйзенштейна. Матросы лезут вверх по чугунным воротам… Матросы ломают высокие дворцовые двери… бегут по мраморным лестницам…

Интересно, — подумал я , — а ворвутся ли сюда через пятьдесят три года революционные солдаты и матросы? Побегут ли они вверх по этой самой лестнице, пачкая сапогами красные ковровые дорожки и случайно опрокидывая античные статуи? Будут ли мочиться в китайские вазы, не найдя в хитросплетениях дворцовых коридоров нужников?

Эта картина из другого, будущего, безумного мира была настолько яркой, что я на миг замер, пытаясь отогнать наваждение. Вся эта имперская мощь, казавшаяся сейчас вечной и незыблемой, была так хрупка, столь уязвима. И, возможно, именно я, с моими проектами и деньгами, был одним из тех, кто, сам того не зная, раскачивал ее фундамент, считая, что укрепляет его.

Флигель-адъютант провел меня через несколько приемных и наконец остановился у неприметной двери, обитой темной кожей.

— Государь Император примет вас здесь. Ожидайте.

Меня ввели в комнату и оставили одного. Это было, небольшое, уютное, почти интимное помещение. Стены были затянуты темно-зеленым штофом, у одной из них стояли от пола до потолка книжные шкафы из красного дерева со стеклянными дверцами. В центре — большой письменный стол, заваленный бумагами. В углу, у окна, выходившего на темную Неву, — пара глубоких вольтеровских кресел. Я понял, что это помещение — библиотека, одна из личных комнат Государя.

Я сел в одно из кресел, положив на колени папку с картами. И ждал. Время тянулось мучительно долго. Пятнадцать минут ожидания в этой гулкой, нервной тишине, нарушаемой лишь тиканьем бронзовых часов на камине, истязали нервы сильнее, чем любой бой.

Наконец, дверь бесшумно отворилась. Я вскочил.

Один за другим в помещение вошли четверо.

Первым — невысокий, но полный властной энергии Великий князь Константин Николаевич. За ним — уже знакомый мне генерал Игнатьев, с хищным, напряженным блеском в глазах. Следом — министр Горчаков, чье аристократическое, утомленное лицо было, как всегда, непроницаемо.

И последним вошел Государь Император Александр Николаевич.

Он был выше ростом, чем я ожидал. Стройный, в простом военном сюртуке без эполет, с роскошными бакенбардами и немного грустными глазами. В его облике не было ни капли той помпезности, которой я ожидал. Только спокойное, властное достоинство и бесконечная, глубоко затаенная усталость человека, на чьих плечах лежит тяжесть целой Империи.

Я поклонился, как учил Неклюдов, — сдержанно, но с почтением. Государь посмотрел на меня пронзительным, вопрошающим взглядом. «Кто ты? Что ты такое? Можно ли тебе доверять?» — казалось, говорили его глаза.

Император сел в кресло у окна, кивнул Константину. Великий князь сел в другое кресло, напротив. Остальные остались стоять, образовав вокруг меня нечто вроде неформального трибунала.

— Итак, господа, — нарушил тишину Великий князь Константин, обращаясь ко всем, но глядя на меня. — Мы собрались, чтобы выслушать господина Тарановского. Человека, — тут он тонко улыбнулся, — который за последний время успел найти в Сибири огромные месторождения золота, реформировать Главное общество железных дорог, развязать небольшую войну в Маньчжурии и предложить план завоевания Китая. Не так ли, Владислав Антонович? Прошу вас, изложите еще раз ваши соображения. Теперь уже — перед Его Величеством.

Я сделал шаг вперед. Говорить пришлось стоя, перед четырьмя парами самых внимательных и могущественных глаз в Империи. Страха не было. Было лишь предельное, ледяное напряжение. Я был не просителем. Я был экспертом, докладывающим обстановку.

— Ваше Императорское Величество, господа, — начал я ровным, лишенным эмоций голосом. — Ситуация в Маньчжурии, земле, прилегающей к нашему новому Амурскому краю, близка к катастрофе. Власть пекинского богдыхана там — лишь звук. Всю территорию разрывают на части банды хунхузов и…

Я выдержал паузу и посмотрел на Государя.

— … и иностранные агенты, которые, пользуясь этим хаосом, уже сейчас, в эту самую минуту, прибирают к рукам этот богатейший край.

Я разложил на столе английские карты.

— Вот, Ваше Величество. Эти бумаги были добыты моими людьми с боя. Это — детальные геологические карты, составленные английскими инженерами. Они нашли там не просто золото. Они нашли целое Эльдорадо. И они уже начали действовать, вооружая бандитов и создавая там, у самых наших границ, свою тайную, неофициальную колонию.

Горчаков, слушавший меня, скептически хмыкнул.

— Но каковы гарантии, что это не втянет нас в открытый конфликт с Англией? — спросил он тихо, но так, чтобы слышал Император.

— Если действуют частные лица, — ответил я, поворачиваясь к нему, — то оснований для конфликта не будет. Но есть уверенность в обратном: если мы не будем действовать, то через несколько лет получим у ворот нашего Приамурья мощную англо-китайскую крепость, которая перекроет нам весь Амур, весь выход к океану. Они полезут на нашу землю так же, как уже бывало не раз. Вспомните Мальту, Ваше Сиятельство. Вспомните Гибралтар. Англичане всегда забирают себе ключи от чужих домов.

— Но хватит ли у нас силенок сладить с целым Китаем? — спросил Константин.

— С Китаем воевать и не придется, Ваше Высочество, — ответил я. — Китай сам с собой воюет. Вся страна полыхает в огне восстаний.

Я обрисовал им картину: тайпины на юге, дунгане на западе, «факельщики» в центре. Империя Цин трещит по швам, она надорвана и едва удерживает власть даже в столице.

— А что до самой Маньчжурии, — продолжал я, — то она пуста. Это многонациональный котел, где самих маньчжуров почти не осталось. Там живут монголы, корейцы, эвенки, нанайцы — народы, которые ненавидят китайцев и видят в России единственного защитника. Покровительство Российской Империи принесло бы этому краю мир и сохранило бы эти народы от поглощения ханьцами. Но главное, Ваше Величество, не в этом. Главное в том, что Маньчжурия — это ключ к нашей собственной Сибири.

Я подошел к карте и провел рукой по огромным, пустым пространствам на северо-востоке Империи.

— Наша Русская Америка, Аляска, Камчатка, Чукотка — все эти бескрайние земли почти безлюдны. А почему? Не только из-за сурового климата. Из-за голода. Туда невозможно завезти достаточно хлеба. Путь долог, дорог. А плодородная Маньчжурия, — мой палец сместился южнее, — находится прямо у них под боком. Она могла бы стать житницей всего нашего Дальнего Востока. Обеспечив эти края дешевым и доступным продовольствием, мы сможем начать их настоящее, полномасштабное освоение.

Я перевел палец на бассейн Лены.

— Мы сможем, наконец, безбоязненно отправлять тысячи рабочих на золотые россыпи Лены, Олекмы и даже на Чукотку, не опасаясь, что они умрут от цинги зимой. Золото, которое сейчас лежит мертвым грузом под вечной мерзлотой, рекой потечет в казну Империи!

Я видел, что Император слушает с напряженным вниманием. Теперь я говорил не о туманной геополитике, а о конкретной, осязаемой выгоде.

— И дороги, — я перешел к главному. — Утвердившись в Маньчжурии, мы сможем провести прямую, кратчайшую ветку от Читы, минуя горы Хингана, без постройки моста через широкий в нижнем течении Амур, до нашего нового порта Владивосток. Это обеспечит круглогодичную связь с Русскими тихоокеанскими владениями. А в будущем… в будущем эта ветка станет самой важной, самой прибыльной частью Великого Сибирского Пути!

Великий князь, достав подсигар, закурил. Затем, поблескивая пенсне, остро взглянулна меня.

— Вы говорите о дорогах, Тарановский. Вы считаете, что дорога через Сибирь — это реально?

— Более чем, Ваше Высочество. Американцы, с которыми Ваше Высочество изволили вести переговоры по устройству трансконтинентального телеграфа, уже сейчас, во время страшной междоусобной войны, прокладывают свой трансконтинентальный путь через дикие прерии и скалистые горы. Несмотря на войну. То, что могут они, — сможем и мы! Железная дорога в Сибирь не только свяжет Империю, но и возродит Великий шелковый путь, сделав Россию главным мостом между Азией и Европой.

Я закончил. В кабинете повисла тишина. Я сказал все, что хотел. Теперь решение было за ними.

Император, до этого молча слушавший, медленно поднялся из кресла, подошел к карте, долго всматривался в нее, читая текст английского оригинала. Затем повернулся ко мне. Его глаза, глубокие и умные, смотрели на меня в упор, пытаясь проникнуть в самую душу. Впервые за все время аудиенции он обратился ко мне напрямую.

— Хорошо, господин Тарановский, — произнес он тихо, но в гулкой тишине библиотеки его голос прозвучал, как приговор. — Говорите вы складно. Ваши планы — грандиозны. Но ответьте мне на один, главный вопрос. Чего хотите вы сами?

Я молчал, не зная, что ответить.

— Завоевать себе княжество? — продолжал он, и в его голосе не было ни гнева, ни иронии — только тяжелая усталость от невыносимого бремени абсолютной власти. — Стать новым Ермаком? Или просто нажить на этой авантюре еще несколько миллионов? Скажите мне честно. Чего вы ищете в этой Маньчжурии?

И тут я понял, что это — решающий момент. Главный экзамен. И любой ответ, кроме одного, единственно верного, будет ложью, которую этот человек почувствует мгновенно.

— Ваше Императорское Величество, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Я был никем. Россия дала мне второй шанс. Дала свободу, имя, невероятные возможности. Теперь я невероятно богат, счастливо женат, передо мною открыты любые поприща.

Я сделал паузу, собираясь с мыслями.

— Все, чего я хочу, — это отплатить ей сторицей. Та земля, которую я видел, — я кивнул на карту, — та земля, которую сейчас грабят чужаки и рвут на части бандиты, могла бы стать не моим личным княжеством, а новой, сильной и богатой провинцией Вашей Империи. Я готов положить на это и свое состояние, и свою жизнь. Я присягал на верность вам, Государь. И я от своей присяги не отступлюсь.

Наступило долгое, тягучее молчание. Император смотрел на меня, потом на своих сановников, потом снова на меня.

— Мы изучим ваши бумаги, господин Тарановский, — наконец произнес Великий князь Константин, нарушая тишину.

— И примем решение.

Аудиенция была окончена. Я поклонился и, пятясь, вышел из кабинета, так и не поняв, чем она для меня закончится. Триумфом или концом моей головокружительной карьеры.