Комбриг. Путь к славе

Глава 4

Набирая высоту мина звенит, словно натянутая стрела — а после, на секунду замерев в точке максимального подъема, с раздирающим душу воем стремится к земле. И каждый раз думаешь — вот, моя! Точно моя! Сейчас влетит в ячейку, и абзац…

Алексей Кудасов рано женился, еще в училище; вскоре родилась дочка, а после выпуска появился на свет и сын. Молодую семью помотало по гарнизонам — особенно запомнилась служба на Урале, в части, расположенной недалеко от поселения Верхняя Салда. Год назад ему дали статус города, но сама семья Кудасовых жила в военном городке… Рядом живописная тайга, реки Салда и Иса, рыбалочка в редкие свободные деньки. А в лесу летом красота невероятная; в изобилье ягод, грибов, орехов — хоть и комаров засилье! Но зимой переметало так, что выходную дверь не откроешь — а в самую стужу в подъезды коммунальных домов заходили греться рыси… Выйдешь на дежурство вечером — а на тебя зеленые глаза таращатся, того и гляди скинется хищная кошка! Но молодые рыси, рискнувшие выйти к людям, старались не проявлять агрессии — по крайней мере, пока их самих не трогали.

Вроде самые тяжелые условия службы — но ведь молодые годы кажутся самыми счастливыми… Потом, правда, жена настояла на переводе — тогда Алексей и попал в первую мотострелково-пулеметную бригаду; после нескольких лет службы взводным доверили роту. Дали семейное жилье из двух комнат, какие-никакие удобства, дети понемногу подрастали — и жили Кудасовы уже в городе. А там и театр, и библиотеки, и кино показывают, и школы, и кружки всякие для подростков, и нормальный детский садик… В общем, зажили — как люди зажили.

И вот вдруг — война. И первый бой, и густой минометный обстрел… И думаешь ты уже не о повышение! И даже не о том, выполнишь боевую задачу или нет, сколько врагов убьёшь… Нет, ты мучительно гадаешь — когда же мина влетит в твою ячейку, что сразу станет и могилкой? Сколько ещё секунд жизни тебе отущено?

Или всё-таки пронесёт…

Так до конца и не пришедший в себя танкист, чье имя Алексей не успел спросить, сидел с широко открытыми глазами — и всем своим видом демонстрировал если не полное спокойствие, так полное безразличие уж точно. Разок заглянув в лицо смерти, выбравшись из горящего танка и оставив в гибнущей машине обреченных товарищей (бывших ему едва ли не семьёй), танкист теперь отрешенно ждал собственного конца… Но сам капитан так не мог, ему нужно было сделать хоть что-то! Хоть как-то побарахтаться…

Впрочем, осознание бесполезности ответной стрельбы в настоящий момент мешало ему встать и дать в сторону фрицев пару-тройку очередей. Ведь если Кудасов кого и заденет за полкилометра, то разве что случайно — зато пушечно-пулеметные трассы танков (у них-то оптика!) и осколки мин обязательно достанут ротного.

Осталось разве что помолиться… И капитан, слышавший молитвы лишь от своих деда с бабкой в раннем детстве, неожиданно для себя вновь перекрестился — и негромко, но с чувством попросил:

— Господи, дай мне еще хотя бы разок увидеть семью, проститься с детками… Господи, дай мне сегодня уцелеть, дай еще разок на детей взглянуть…

Кудасов не знал слова молитв — ну разве что «Спаси и Сохрани». А потому он просто говорил от сердца, просил о самом сокровенном… И кажется, был услышал. Потому как минометный обстрел вдруг резко прекратился — словно по команде!

Впрочем, почему «словно»? Сквозь вой падающих мин капитан не слышал гул двигателя «единички». Да и прорезиненные траки панцера не издавали металлического лязга… Но теперь ротный четко слышал — и даже чувствовал приближение танка. А чуть приподнявшись над уцелевшей частью бруствера, наполовину снесенного близким взрывом мины, он увидел «единичку».

Подобравшуюся к окопам на сто метров, даже чуть ближе…

Но танк пошел в атаку не один — редкой цепочкой вперед наступают также уцелевшие германские мотопехотинцы. Человек под семьдесят, никак не меньше… Они приблизились под прикрытием минометного огня — а обстрел закончился лишь только тогда, когда возникла угроза задеть осколками своих же зольдат.

— Рота! К бою!!!

Алексей уже не успевал провести перекличку и посчитать уцелевших людей. Он понимал лишь, что какое-то число красноармейцев наверняка уцелело — однако выживут они лишь в том случае, если остановят германскую атаку.

Понимал капитан и другое — времени поднимать людей у него нет, нужно как можно скорее дать отпор! А там последуют его примеру младшие командиры, наиболее решительные бойцы… Нужно лишь показать этот пример.

— Отделенные, поднимайте людей! Стреляйте целясь!

Последнюю команду капитан отдал, взгромоздив трофейные машиненгевер на бруствер; торопливо нажал на спуск… Молчание. Проверил предохранитель, нажал на спуск еще раз! Но боек лишь вхолостую клацнул. Технически сложное и капризное, такое опасное и скорострельное немецкое оружие отказалось работать после того, как его засыпало землей.

— Твою же ж…

Капитан аж похододел — но тут, отрезвляя его, грохнул выстрел «авээски» Шитюка. Сергей целился тщательно — и первым выстрелом уложил одного из пулеметчиков, несущего МГ-34 со вторым номером… Немцы по цепочке, синхронно залегли, словно репетировали; вновь ударила пулеметная очередь танка, нащупывая одинокого стрелка. Но Сергей целился сквозь узкую бойницу в бруствере и не спешил со вторым выстрелом.

Он рассчитывал ударить наверняка…

Чуть придя в себя, капитан бросился по ходу сообщения в сторону ячейки Саши Семёнова. Перепрыгнув через насыпь, образовавшуюся на дне окопа после взрыва мины-восьмидесятки, ротный добрался до стрелка — и отшатнулся, едва сдержав рвотный позыв.

Мина угодила точно в окоп бойца, изрешетив осколками тело красноармейца. Все же поборов себя, Кудасов поднял засыпанную землей трехлинейку с уже примкнутым штыком — и крепко покоцанным прикладом. Проверил затвор, выщелкнув уже досланный патрон… Безотказная винтовка конструкции Мосина работала, ствол был цел — и, недолго думая, капитан снял с павшего ремень с патронными подсумками.

Патроны Семенову уже не понадобятся…

— Рота, к бою!!! Стреляйте, если хотите жить…

Сам капитан лег животом на стенку хода сообщения, примостив ложе винтовки на бруствере. Быстро прицелился, выстрелил… И практически сразу в его сторону ударил пулемет залегшего на земле расчёта — вспоров землю у головы командира. Кудасов нырнул в окоп, после чего передернул затвор винтовки, досылая новый патрон… Ячейки стали понемногу оживать одиночными, пока ещё редкими выстрелами трехлинеек, открыл огонь расчет Антюфеева — но тотчас в его сторону потянулись трассы спаренных пулеметов «единички». Маленький танк (танкетка!), вооруженный лишь двумя машиненгеверами, все же очень неплохо поддерживает мотопехоту огнём… Но не теряются и германские зольдаты. Немцы наступают очень грамотно, под прикрытием своих пулеметов — короткими рывками по десять, пятнадцать метров; сперва одно отделение, потом другое, третье… А скорострельные МГ-34 и трофейные польские «Зброевки» создают такую плотность огня, что головы не поднять! И даже если целиться сквозь узкие бойницы в бруствере — то прежде, чем успеваешь зачесь рывок мотопехотинцев и поймать врага на мушку, немец уже успевает залечь… Впрочем, кто-то все же попадает, верно подгадав очередной рывок противника — или достав его на земле, если лежащий немец не оказался в мёртвой зоне.

Но сколько всего этих попаданий под плотным огнем германских «машиненгеверов»⁈

Неожиданно для капитана на правом фланге вдруг зарокотал «Максим»! Уцелевший расчет взвода лейтенанта Малкина открыл фланкирующий огонь с пистолетной дистанции всего-то в полсотни метров… Считай кинжальный! Подготовленные пулеметчики поймали момент рывка ближнего к ним отделения — и выкосили его практически целиком в считанные секунды… Ведя ровную строчку кучно бьющих пуль от зольдата к зольдату.

Но ответ не заставил себя ждать — грохнула одна, вторая германская пушка; спустя несколько секунд последовало еще два выстрела. И если первые осколочные снаряды легли чуть в стороне, то третий врезался в бруствер пулеметного гнезда, раскидав расчёт. Увлекшиеся стрельбой бойцы слишком поздно решились сдернуть «Максим» вниз…

Не успели.

— Примкнуть штыки к винтовкам, приготовить гранаты! Бросаем по моей команде! У кого есть — бейте «лимонками»!

Капитан уже понял, что остановить подобравшихся вплотную немцев стрелковым оружием не удастся. Германцы упрямо прут вперед, не считаясь с небольшими потерями — разве что на левом фланге их группы возникла заминка из-за станкового «Максима»… Но хорошо подготовленная мотопехота вермахта должна поддерживать танковые тараны, прорывы эшелонированной обороны — и ее зольдат учили на совесть, отрабатывая их действия до автоматизма. Потому-то немцы так успешно наступали вперед, прикрывая друг друга точным пулеметным огнем… Последний шанс их остановить — это пусть в ход гранаты.

Вот только немцы выучены обращаться со своими простыми в использовании и удобными для броска «колотушками» получше красноармейцев…

Собственные «лимонки» капитан потратил в схватке с германскими мотоциклистами. Взять же оставшиеся М-24 у добитых разведчиков Кудасов не догадался — да и не успел: ведь затрофеили такие «ценные» машиненгеверы… Что совершенно бездарно отказали в бою.

Хорошо хоть, что не пришлось вновь нырять в ячейку Семёнова. Обе «эргэдэшки» красноармейца висели на его ремне — жаль только, что Саша не успел надеть на них «оборонительные рубашки»… То есть стальные цилиндры с множеством насечек, что дают при подрыве дополнительные осколки.

Быстро приподнявшись над бруствером, капитан понял, что уже не успеет нырнуть в ячейку погибшего бойца и вытряхнуть содержимое его вещмешка. Немцы подобрались на полсотни метров — и теперь готовили собственные «колотушки», ползком подбираясь на дистанцию броска.

Важно было опередить врага…

Повернув флажок предохранителя так, чтобы освободить красный маркер, капитан вновь аккуратно приподнялся над бровкой хода сообщения. Убедившись, что фрицы ещё ползут, зажав гранаты в руках, ротный зычно закричал — одновременно с тем встряхнув «эргэдэшку»:

— Гранатами — бей!

Но одновременно с тем со стороны гансов послышалась схожая команда:

— Infanterie, granaten!

Германские М-24 и советские РГД-33 взвились в воздух одновременно — и немцы, и красноармейцы кидали свои гранаты с дистанции в сорок метров; с обеих сторон канонадой загремели частые, хоть и не столь громкие взрывы… Некоторые бойцы бросали «эргэдэшки», забывая встряхнуть их, поставив на боевой взвод — но несколько сильных «лимонок» выправили положение. Хотя чугунный корпус Ф-1 при взрыве сильно крошится — и на сто метров разлетаются лишь отдельные осколки.

С другой стороны, немцы были точнее; одна из «колотушек» упала совсем рядом с капитаном — и Кудасов рыбкой нырнул в ячейку Семенова, спасаясь от взрыва! О мертвом, обезображенном миной бойце он уже не думал… Спустя секунду грохнул близкий взрыв, в ушах вновь зазвенело. Но ротный уже приготовил к бою вторую «эргэдэшку», встряхнул ее… И бросил с секундной задержкой — так, что граната взорвалась над самой землёй.

— Да!

Бросок с задержкой Кудасову удался — во все стороны ударили осколки, свалившие сразу трех фрицев! Но поднявшуюся на рывок мотопехоту вермахта было уже не остановить…

— Infanterie, mit Bajonetten angreifen!

— Огонь!!!

Следуя собственному приказу, Кудасов резко выпрямился, вскинув приклад карабина к плечу; выстрелил навскидку — но на близкой дистанции не промахнулся, свалив крепкого арийца с унтер-офицерскими нашивками. Одновременно с тем окопы ожили выстрелами трехлинеек, накоротке ударил «Дегтярев» Антюфеева… И тут же замолотила трофейная «коса» Малкина, смахнувшая разом пол-отделения фрицев! Правильно оживились советские пулеметчики — германским расчетам теперь неудобно бить в ответ. Густо ломанувшиеся вперёд зольдаты собственными спинами закрыли прицелы МГ-34…

Потери немцев от кинжального огня стали самыми высокими за время боя — однако они не остановили врага. Уж слишком близки были окопы большевиков — шесть секунд бега! Кроме того, несколько германских унтеров и офицеров были вооружены автоматами Бергмана или старыми еще МП-18 Шмайсера — оставшимися на армейских складах со времен Великой Войны… Накоротке очереди пистолетных пуль ударили не хуже иных пулеметов, здорово поддержав рывок немцев! Вновь пришлось нырнуть на дно окопа капитану, спасающемуся от огня вражеского офицера…

Кудасов передернул затвор, досылая очередной патрон. Ротный успел отметить, как бешено колотиться в груди сердце, но руки его уже не дрожали… А после в ход сообщения спрыгнуло сразу двое фрицев — совсем рядом с Кудасовым. Ближний зольдат тут же развернулся к капитану, вскинув карабин к плечу — но пружинисто выпрямившись, Алексей сходу обрушил тяжелый удар приклада на челюсть мотострелка! Разлохмаченный осколками, массивный деревянный приклад трехлинейки удар выдержал. А вот в челюсти немца что-то явственно хрустнуло, и он без чувств рухнул наземь… Камрад оглушенного мотопехотинца среагировал длинным выпадом, уколом наточенного штык-ножа — что ротный пусть и с трудом, но успел парировать в сторону стволом собственный винтовки.

Хотя лезвие вражеского штыка пропороло гимнастерку на правой руке, резанув бицепс…

Однако же кадровый советский командир оказался более умелым рукопашным бойцом. Шейкой крепления своего штыка он подцепил ствол вражеской винтовки у самой мушки — и на противоходе, сильным рывком обезоружил немца! После чего коротким уколом вогнал игольчатый штык в живот зольдата — отчаянно вскрикнувшего от боли и страха…

Вновь ударили очереди автомата Бергмана, зачищая ход сообщения; вскрикнул смертельно раненый красноармеец — строчка пуль перечеркнула его живот чуть повыше пупка. Обернувшись, германский офицер заметил советского командира; увидел немца и капитан, стремительно освободивший граненый штык из живота мотопехотинца… Он успел выстрелить первым, навскидку, заставив немца шарахнуться в сторону. И даже зацепил бок обер-лейтенанта, командира штурмового германского взвода!

Но перезарядить винтовку Кудасов не успевал при всей своей сноровке — очередь пистолета-пулемета МП-35 опередила бы его. Все, что Алексей смог сделать — это резко присесть на колено в надежде сбить прицел врага и выиграть еще мгновение…

Однако последнее движение командира позволило красноармейцу Шитюку поймать вражеского офицера на мушку — и нажать на спуск. Парой секунд ранее он успел сменить очередной магазин — и перевести АВС в режим автоматического огня… Коротко отстучала очередь советского автомата — как и обещал капитан, у него была сильная отдача, и прицел мгновенно сбился. Однако первыми двумя пулями Сергей все-таки достал обер-лейтенанта… В живот и шею.

Этот упорная, напряженная схватка в окопах дорого обошлась немцам… Бьющие в упор выстрелы трехлинеек наносят тяжелые, зачастую смертельные раны. А штыковой бой перешел в РККА от славной боевыми традициями царской армии! Да, мотопехотинцы вермахта отлично владеют своим оружием, хорошо физически подготовлены — и не боятся рукопашной.

Но нацисты не учли ту ярость, с которой обреченные красноармейцы кинулись на врага! Русские бьют массивными прикладами с такой силой, что дерево разлетается в щепки от удара по стальной каске. А сверкающие игольчатые штыки большевиков с пугающей легкость рвут столь драгоценную арийскую плоть…

Возможно, большая численность добежавших до окопов зольдат вкупе с огнём пистолетов-пулеметов позволила бы им одержать победу. Хотя обер-лейтенанта Вебера убил фанатик, застрелив его из собственного автомата — а фельдфебеля Шульца свалил русский капитан. Он выпустил в него весь барабан потертого револьвера… И когда раздался свисток гауптмана, отдавшего команду отступать, многие зольдаты исполнили этот приказ с облегчением.

Но их облегчение сменилось паникой, когда немцы увидели горящую «единичку» — и столбы разрывов осколочных снарядов, вставших рядом с уцелевшими пушками… Слева показались пять «Микки Маусов» — и хотя одну «бэтэшку» германские артиллеристы все же успели подковать, оставшиеся четыре танка в считанные мгновения переломили ход боя.

Вступившая в бой с кампфргуппой засада всё-таки успела вызвать подкрепление…

Списанный немцами со счетов двадцать пятый танковый корпус РККА продолжал драться. Пусть в составе поредевших 5-й танковой и 1-й мотопехотной бригад — но он продолжал воевать, сдерживая контрудар передовых частей 5-й танковой дивизии вермахта. И неожиданно для себя, немцы утратили господство в воздухе — столкнувшись именно на этом участке фронта с возросшим сопротивлением советской авиации.

Продавить выстроенную полковником Катуковым оборону ударами с воздуха германцы уже не смогли…

Вальтер Фон Браухич уже чувствовал, что на южном крыле развернувшейся в Польше битвы происходит что-то неладное. Он уже был готов дать приказ прекратить наступление 5-й танковой и 22-го армейского корпуса — и перейти к обороне. Хотя бы для того, чтобы более тщательно установить расположение частей большевиков — и обезопасить наступающие дивизии с флангов…

Но главнокомандующий сухопутными силами вермахта не знал, что уже опоздал. В те самые часы, когда рота капитана Кудасова приняла бой с немецкой кампфгруппой, части 57-й пехотной дивизии, оборонявшие нефтяные месторождения западнее Стрыя, были окончательно выбиты с позиций… Внезапный удар 23-й легкотанковой бригады полковника Мишанина ошеломил врага! И хотя сам полковник потерял треть танков во время лихой кавалерийской атаки, он сразу бросил свои «бэтэшки» к Стрыю. Тем самым перерезав пути снабжения 22-го корпуса немцев и создав реальную угрозу его тылам…

Одновременно с тем закончил развертывание 5-й кавалерийский корпус комбрига Белова — и приданная ему 26-я танковая бригада. Они нависли над немцами с севера — готовясь нанести сильный фланговый удар по пехотным и танковым частям вермахта, растянувшимся на шоссе и грунтовках… При этом корпус Белова германская воздушная разведка обнаружить не смогла. В том была большая заслуга комбрига — и точно выверенных, ночных марш-бросков его кавалеристов! Но не меньшую роль сыграли и лучшие летчики-«испанцы» — в этом районе они вышли на «свободную охоту», последовательно сбивая устаревшие бипланы-разведчики «Хенкель» Хе-45 и тихоходные Хеншели «ХШ-126».

В тоже время наиболее упорные воздушные бои развернулись над линией советской обороны, выстроенной Катуковым… Приковывая к его бригаде все внимание территориального командования люфтваффе — и «скрыв» от немцев разтывание куда больших сил!

Солнечный, тёплый и ясный день, что все-таки пережил капитан Кудасов и остатки его роты — 26 сентября 1939-го года. Седьмой день войны…