Комбриг. Путь к славе

Глава 19

…Мы с экипажем залегли неподалеку от повреждённого осколками броневика; страшно думать, случись самым крупным из них ударить по боевому отделению! Броня пять миллиметров, и далеко не факт, что удержит даже винтовочную пулю — а против бронебойной вообще без шансов.

Выбрали мы более-менее широкую промоину, чуть расширив её двумя лопатами и насыпав впереди невысокий бруствер — вот и все укрытие… По уму, мне нужно было уходить с танкистами Акименко, и ждать в засаде — но командирских танков у нас нет, а в обычной «бэтэшке» тесно и экипажу. Конечно, в броневике пространства точно не больше — из-за меня пришлось даже убрать стойку с пулеметными дисками по правому борту! Но мне нужны была радийная машина с подготовленным радистом — поскольку сам я рацию пока не освоил. А радийные танки заняты командирами рот и выше… И их уже не потеснишь.

Тем более, что «коробочек» после налёта осталось не так и много, и участие в бою обязательно для всех экипажей; с точки зрения безопасности ещё неизвестно, где надёжнее. За тонкой броней БТ-7, способной выдержать удар болванки лишь на предельных дистанциях боя — или в мелком окопчике, замаскированного чуть в стороне от разбитой гаубицами стоянки… Про неподвижный броневик и говорить не приходится — если кто из немцев заметит машину, сожгут его первым же выстрелом.

Лучше уж в неглубоком «окопе»…

— Видите немцев, товарищ комбриг?

Я согласно кивнул Мухину, аккуратно приподнявшись над бруствером с биноклем в руках. Германские панцеры действительно можно разглядеть — но цепочка танков находится ещё довольно далеко и не представляет сейчас непосредственной угрозы… Нет, все свое внимание я сосредоточил на броневике разведчиков — что в настоящий момент спешно уходит от погони.

Лейтенант Шматов выполнил мой приказ — снялся с места, как только я скомандовал уходить. Довольно шустрый на шоссе, но чересчур тяжёлый (пять тонн!) и потому медленный на пересеченной местности, броневик БА-10 имел все же приличную фору — и от панцеров уверенно оторвался.

Увы, германские броневики разведки «хорьх» идут едва ли не вдвое быстрее нашей машины… Пара фрицев загоняют моих разведчиков, словно дичь — пытаясь зажать их машину под перекрестным огнём автоматических пушек. И ведь уже близко подобрались гады — на пятьсот метров… Экипаж БА-10 спасает пока мастерство мехвода, умело бросающего броневик из стороны в сторону — его отчаянные зигзаги сбивают прицел германским наводчикам. К тому же очереди их пушек относительно короткие — в обойме всего десять снарядов…

Неожиданно звонко ударила «сорокапятка»; сперва я ругнулся сквозь зубы, подумав на замаскированную в роще батарею — но потом понял, что пальнули из броневика, прямо на ходу. Прицельности ноль, попасть можно только случайно — но один из «хорьхов» суетливо и испуганно шарахнулся в сторону.

Невольно я сжал кулаки за своих разведчиков — но чуда не случилось. БА-10 неожиданно нырнул передним колесом в незамеченную мехводом промоину, отчего броневик сильно сбавил ход… И германская очередь ударила точно в корму. Брызнули искры разбитой кормы, и практически сразу вспыхнуло пламя — языки которого едва различимы при солнечном свете.

Но обреченный экипаж решился драться до конца — ясно понимая, что покинув броню, им не уйти в поле от очередей автоматических пушек и спаренных пулеметов… Вновь огрызнулась танковая «сорокапятка» — и красный трассер, опережая звук выстрела, тотчас врезался в лобовую броню «хорьха»! На расстоянии в пятьсот метров рациональные углы наклона крупповской брони не спасли германских разведчиков — БА-10 ударил с места, и наводчик старательно выверил прицел… Понимая, что шанса пальнуть снова может и не быть! Наконец, немец сам потерял осторожность и попёр прямо вперёд, уверенный в победе.

Думал гад, что осталось лишь добить в поле бегущих советских разведчиков… За что и поплатился, резко сбавив ход — и также густо задымив.

Увы, «сорокапятка» пальнула всего раз — салютом в честь погибающего экипажа. Очередь второго «хорьха» врезала в борт — а стремительно разгорающееся пламя охватило машину целиком. У меня ещё оставались какие-то невнятные надежды — но затем ухнул взрыв внутри броневика. Сдетонировал боезапас, развалив корпус машины изнутри… А я вдруг почуял во рту отчетливый металлический привкус.

Прокусил губу от переживаний…

— Ну, падлы… Сдохните!

Мне остро захотелось, чтобы уцелевший германский броневик уже подкатил, наконец, поближе к роще — метров хотя бы на семьсот. И чтобы оставшиеся четыре орудия Елизарова изрешитили сраного «хорьха»! Не сразу я успокоился, взяв себя в руки; майор будет действовать согласно полученной перед боем инструкции — и постарается ударить именно в борт панцеров. Случится же это не ранее, чем немцы подойдут к разбитой стоянке метров на семьсот — и первым откроет огонь старшина Мишин, самый точный и умелый из оставшихся танковых наводчиков…

Всего на позиции замаскированы семь танков с разбитой ходовой и исправными пушками. Они дружно откроют фронтальный огонь вслед за Мишиным на дистанции, практически предельной для орудий «бэтэшек»… Затем, когда враг приблизится, чтобы вести более-менее прицельную пальбу, ударит с правого фланга замаскированная в роще батарея «сорокапяток» — развернутая под углом к наступающему клину германских панцеров.

А пара уцелевших полковых миномётов поддержат товарищей навесным огнём. Близкий взрыв 120-миллиметровой мины вполне может сорвать гусеницу — а случайно ударив в моторную часть, сожгет танк.

Ну, а там уж и я, не мешкая, подам сигнал из ракетницы… По крайней мере, таков план. Однако планы, как поговаривал Мольтке-старший, существуют до первого выстрела противника… Вот и сейчас «хорьх» замер на месте, не решаясь продолжить движения вперёд. После смерти камрадов его экипаж явно не желает примерить на себе роль живца.

Однако, уничтожив опасный советский броневик, фрицы пустили вперёд группу мотоциклов — пять штук, на каждом по два ганса. И что самое поганое, фрицы рванули не напрямки, а обходя все ещё дымящий подлесок с левой стороны — держась при этом как можно дальше от рощи… Они покатили считай, прямо на нас.

А у моих танкистов и артиллеристов строгий приказ открывать огонь только по панцерам…

— Малых, занять пулеметную башню.

— Есть…

Николай заметно побледнел с лица, но дисциплинированно побежал к броневику — что мы на рукак затолкали вглубь подлеска. Есть шанс, что гансы нас всё-таки не заметят…

— Ваня, а ты оставь-ка Владу свой винтарь — и ползи к казакам. Пусть хоть десяток сюда отправят — и если что, готовятся поддержать нас огнём.

— Есть!

Запасливый мехвод, раздобывший где-то внештатный карабин, явно рад порученной ему миссии — а я невольно обругал самого себя. На позиции осталась практически сотня казаков — но я приказал залечь им позади танков и в роще на случай, если немцы пустят пехоту в бой. Задача бойцов — отсечь вражеских гранатометчиков от наших «коробочек» и защитить пушки от удара мотопехоты с тыла… Но надеясь все же, что перестрелка будет скоротечна, сам я рискнул дистанцироваться от казаков — чтобы в нас не прилетело, если бойцы откроют ружейный огонь рядом с броневичком.

Думал, в безопасности пересидим, пока не подойдут танки Акименко, что фрицы не заметят нас — да только наоборот вышло! Бодро, весело катят в нашу сторону массивные «цундаппы» — а может, и «бмв», я не силен в немецких мотоциклах. В танках более-менее разбираюсь — но учёные горьким опытом, немецкие панцеры ползут вперёд очень медленно, явно дожидаясь результатов разведки…

— Влад, ты из карабина-то стрелять вообще умеешь?

Бледный с лица красноармеец молча кивнул; мог бы и не спрашивать — все же красноармейцы принимают присягу только после первых стрельб.

— Перефразирую вопрос: ты сможешь попадать из винтаря, если начнётся бой?

Никишев хотел было ответить что-то бодро-утвердительное — но тотчас замялся, а затем виновато протянул:

— Не знаю, товарищ комбриг…

— Понятно… Значит так, Влад, тут все просто. Бой — если он вообще будет — случится накоротке, так что и планку прицела смещай на сотню, это во-первых. Во-вторых, если цель прет на тебя, то целься под пупок — это самое верное. И помнишь, да, что целик и мушка должны сойтись в одной плоскости, составить единую линию? Чтобы свести ее с целью, можно ненадолго задержать дыхание — сперва только вдохнув. А затем на выдохе, мягко потянуть спуск… Но долго не целься — лучше уж беглый огонь, прижимающий противника к земле, чем единственный выстрел, которым ты ещё, не дай Бог, промажешь! Вот ты фрицев к земле прижмешь с Николаем, а я уж гранатами постараюсь гадов достать… Понял, боец?

— Так точно, товарищ комбриг!

Ответил Никишев уже явно бодрее — это хорошо; впрочем, главное покажет перестрелка, если та всё-таки случится.

Хотя как ей не случится, если немцы прямо на нас прут…

— Ждём! Огонь пока не открываем!

И вновь я ругнулся сквозь зубы на самого себя; ведь не предупредил же Малых о том, когда открыть огонь! По хорошему, нужно дать фрицам подобраться поближе — и ударить из пулемета накоротке, пользуясь тем, что броневик вряд ли сразу разглядят… Но умница Николай и сам не спешит первым поднимать пальбу. Пусть и за тонкой броней, ему наверняка спокойнее, чем в наспех углубленном окопе «для стрельбы лёжа»… Но ещё спокойнее, когда немцы не палят в ответ из скорострельных машиненгеверов.

Мотоотряд довольно быстро добрался до опушки молодого, не успевшего толком подрасти леса. В раздражение на Мухина я обернулся направо — и заметил кое-как ползущих казаков в сотне метров от окопа. «Пластуны», чтоб их… Хотя чего я хотел от молодых призывников? В моем времени восемнадцать-девятнадцать лет (для работников народного хозяйства) — это вообще ещё дети какие-то… Ну пускай не дети — пацаны.

Но явно ж не мужики, кому завтра в бой идти и кровь проливать — и свою, и чужую. Может быть, конечно, я и предвзят, и нельзя всех под одну гребенку… Однако ощущения именно такие.

— Влад, дай-ка мне карабин, пока немцы ещё далековато…

Мотопехота фрицев могла бы пройти к стоянке вдоль опушки — но враг решил разведать стоянку, пройдя сквозь лес. Вперёд гансы пустили дозор из трех человек, ещё одного зольдата оставили у мотоциклов. Оставшиеся шесть мотоциклистов держатся компактной группой, вооруженной сразу двумя МГ-34… Погано. Если первыми заметят казачков и успеют открыть огонь из пулеметов, следующее мне на выручку отделение (десяток?) покрошат в минуту.

Хорошо бы немцев опередить… Приняв винтарь из рук потянувшегося к штатному «Нагану» Никишева, я коротко мотнул головой:

— Не нужно. Если только вплотную подберутся…

Красноармеец послушно кивнул — а я умастил ложе винтовки на бруствере, поплотнее утопив тыльник приклада в плечо. В свое время на срочке я пострелял не так и много — но общий принцип стрельбы одиночными что из «Калаша», что из «трехлинейки» одинаковы. Разве что привычный мне АК-74М вёл огонь в полуавтоматическом режиме, а с затвором карабина придётся повозиться… Но пока мы стояли на переформировке у Каменецка, я выкроил время, побывал на стрельбах — под легендой, что восстанавливаю стрелковую форму после ранения. Палил, правда, больше из танкового ДТ или табельного «ТТ» — собственные неумелые действия в перестрелке во Львове я и сейчас вспоминаю со жгучим стыдом… Однако же из винтаря я также выпустил пару обойм; к слову на стрельбище, в спокойной обстановке, продольно-скользящий затвор «трехлийнейки» мне проблем не создавал.

Ну, посмотрим, как пойдет сегодня…

Сейчас я целюсь в сторону группы немцев с пулеметами — напряженно ожидая, что германский дозор вот-вот заметит казаков. Закиданный ветками броневик фрицы вроде бы не разглядели… Пока что до врага остаётся ещё метров семьдесят, и я надеюсь подпустить мотоциклистов чуть поближе — на бросок гранаты.

Заодно и Малых будет проще достать врага…

Неожиданно в левый бок ткнулся локоть Никишева, а над ухом горячо зашептали:

— Товарищ комбриг, дозор…

Оборвав бойца, грохнул выстрел — и германская пуля резанула по брустверу, выбив земляное крошево в вершке от моей головы!

— Тварь!

Я испуганно нырнул вниз — а недавнюю напряженную тишину разрезал оглушительный грохот выстрелов. Сперва замолотил пулемёт броневика, к нему добавились частые, излишне суетливые выстрелы казачьих карабинов… Немцы ответили из винтовок — а затем гулко замолотили оба пулемета, ударив в сторону БА-20, демаскировавшего себя стрельбой. С перебоем ударило сердце — и тут же очередь танкового «Дегтярева» резко оборвалась.

Да твою же ж… Дивизию.

— Спокойно, боец, спокойно! Без суеты.

Обращаюсь к Владу — но успокаиваю, как кажется, самого себя… Я сноровисто прополз к самому краю промоины (не забылись ещё навыки, полученные юнцом на «Самбо»); аккуратно высунул наверх голову. Броневик молчит — пули МГ-34 или ранили, или убили красноармейца, возможно, успевшего свалить кого-то из немцев… А дозор фрицев азартно палит в сторону залегших, и явно растерявшихся казаков. Возможно, терцы уже идут нам на помощь — но из двух пулеметов фрицы покрошат подкрепление ещё на подходе.

Однако нас с Никишевым в горячке боя фрицы не заметили (не считая увязжего в перестрелке дозора). Сперва поднялся один залегший расчёт, затем второй — а с ними и ещё один зодьдат. Пренебрегая короткими перебежками, гансы заспешили на помощь дозору — подставив мне открытый бок…

— За тебя, Коля.

Задержав дыхание, я поправил прицел — взяв упреждение на полфигуры впереди несущего пулемёт германца. После чего мягко, на выдохе потянул спуск…

Выстрел! Плотно прилаженный приклад легонько толкнул в плечо — а пулемётчик рухнул наземь… Но залегли и остальные немцы — а я нырнул вниз и пополз по промоине, меняя стрелковую лежку. Вовремя! Ударила одна, другая очередь МГ-34, над головой густо полетели пули. Затем добавил жара и второй пулемёт — это включился в бой уцелевший номер расчёта.

— Злятся фрицы, ой злятся! Мстят!

Я с ободряющей улыбкой кивнул белому как мел Никишеву, цепко сжимающему в пальцах табельный «Наган». Красноармеец ответил неуверенной и какой-то кривой улыбкой — а я прополз к дальнему концу промоины, где передернул рукоять затвора, досылая новый патрон.

Вроде бы не заедает…

Вновь аккуратно высунулся, едва показав нос над бровкой окопа. Пулемётчики все также активно стреляют — и два зольдата под их прикрытием быстро сближаются с нашей «траншеей», сжимая в руках длинные ручки «колотушек»… Им всего метров десять пробежать осталось — а там уже и гранаты можно бросать!

Я тотчас пальнул из винтаря; поспешил, не успел толком прицелиться — только шуганул гадов! Пулемётчики тут же перенесли огонь на вспышку моего выстрела, пули начали резать бруствер над самой головой… Я распластался на земле, достав из кармана «лимонку»; разжать усики и вырвать чеку — дело пары секунд. Не сразу, потеряв мгновение, отпускаю рычаг гранаты — всё-таки мой первый бросок… Я запомнил направление движения фрицев — и, едва приподнявшись, метнул «лимонку» вперёд.

Но кажется, бросил слишком низко — и не так далеко, как нужно…

А в собственный окоп уже влетела германская «колотушка», плюхнувшаяся совсем рядом — полметра, не больше.

— Господи, спаси!

Целое мгновение я потерял, целое мгновение, кажущееся таким долгим я тупо смотрел на дымящуюся рядом гранату… После чего с криком рванулся к ней, удивляясь собственной храбрости. Схватив «колотушку» за ладную деревянную ручку, отчаянно швырнув её назад — вздрогнув всем телом, когда снаружи ударил взрыв! Но это был взрыв моей «лимонки»; кажется, послышался приглушенный вскрик… А германская граната рванула секундой позже.

— Господи, спаси…

Я забыл о напарнике-красноармейце, забыл о пулеметах, бьющих в мою сторону. Один, впрочем, как раз замолк — наверняка фриц меняет перегревшийся ствол… Я отчётливо осознал, что мне просто повезло с первой «колотушкой» — но гранатометчики, действующие под прикрытием машиненгеверов, все равно добьют… И вот тут такая крепкая злость меня разобрала! На собственный страх и тупость, что выбрал позицию в стороне от своих. На немцев, что вот-вот меня угробят… На брательника, из-за которого утопил паджерик и сгинул сам в безымянном пруду! В общем, плюнув на МГ-34, я рванул из кобуры «тэтэшник»; сдвинув курок с предохранительного взвода, я приподнялся на колено — твёрдо сжав пистолет в руках.

— Жрите, твари!!!

Я не успел даже толком прицелиться, открыв поспешный, торопливый огонь по гранатометчику, вскинувшему руку для броска «колотушки»… Но отчаянная решимость, сильный маузеровский патрон — и занятия на стрельбище дали свой результат. Пистолет словно стал продолжением моей руки — и с тридцати с небольшим метров я задел фрица первой же пулей. Гранатометчик дёрнулся в момент броска, «колотушка» полетела вперёд неловко и недалеко… А я всадил ещё две пули точно в живот фрица, едва поправив прицел.

Грохнула граната, заставив меня пригнуться; странно вообще, что цел, что очереди МГ-34 не срезали меня раньше… Не сразу понял, что слышу рык «Дегтярева», что пулемёт бьёт из башни броневика. Малых⁈ Я с удивлением обернулся в сторону боевой машины — и только теперь понял, что в окопе нет Никишева… Выходит, боец воспользовался тем, что немцы перенесли огонь на меня после второго выстрела — и сумел рывком добраться до броневика!

Влад сгоряча бьёт длинными очередями. В иной ситуации «огонь на подавление» был бы малоэффективен против залегших немцев. Но пулемёт жестко зафиксирован в башне, что увеличивает кучность и прицельность боя, а до фрицев меньше ста метров… Может и правильно Никишев врезал длинной — застав врага врасплох, он не дал пулеметчикам шанса открыть ответный огонь; МГ-34 замолчали.

Зато казаки, озверевшие от затянувшейся перестрелки, с ревом вскочили — и разом бросились вперёд, на немецкий дозор! Впрочем, огонь моих бойцов был не столь уж и неэффективен — на ноги поднялись только двое зольдат, осознавших, что пулеметы камрадов их не прикроют.

Осознавших, что неизбежный конец стремительно приближается к ним на жалах граненых русских штыков… На холодном лезвии шашек, сверкнувших вдруг в руках казаков! Немцы огрызнулись парой торопливых, и не очень точных выстрелов, задев лишь одного бойца. А после обозленные терцы налетели на дозор, начав яростно рубить фрицев клинками…

— Молодцы, братцы! Немчуру здесь никто не ждал…

Увы, я слишком рано обрадовался столь счастливому для себя окончанию перестрелки. Ведь выручая попавший в заваруху мотоотряд, вперёд двинулся-таки разведывательный «хорьх»! И вряд ли я долго продержусь в неглубоком окопце под огнём автоматической пушки…

Но опережая врага, ударил выстрел «сорокапятки» Мишина, следом ещё один. Первой болванкой опытный наводчик все же промазал — но вторая угодила точно в борт броневика на резком развороте машины. Почуяли немцы опасность, попытались бежать — но не успели… Однако перевернутый клин германских панцеров уже двинул к подлеску, быстро набирая скорость.

Вспомнив про бинокль, я принялся спешно считать немецкие машины; остановился на семнадцати «чехах» Т-38 — и двух десятках «двоек». Примерно столько же «единичек» держатся позади, рядом с грузовиками пехоты. Причем некоторые машины тянут за собой противотанковые пушки — а в открытых кузовах заметны зенитные спарки пулеметов.

Крепкий такой кулак… Ударной частью которого является перевернутый клин пушечных панцеров, наступающих довольно узким фронтом. Что создаёт вполне неплохие условия для флангового охвата фрицев…

— Гады… Вот гады!

Я бессильно выругался — со всех ног рванув к броневику. Уже в самом конце заметил два тягача в дальнем тылу фрицев — а рядом с ними пушки, возле которых копошатся разворачивающие орудия расчёты… Если я правильно оценил габариты орудий с двух километров, это печально известные «ахт-ахт». Пушки калибра 88 миллиметров, изначально созданные как зенитные — но позже широко используемые в качестве противотанковых… Кроме того, на основе их были разработаны орудия знаменитых «Тигров» и «Фердинандов».

И если память мне не изменяет, они могли уделать «тридцатьчетверку» с её вполне современной, сильной противоснарядной броней аж за два километра…

Выходит, хорошо все-таки, что я отвёл назад уцелевшие танки обоих батальонов, свыше сорока машин. И дурак, что не оставил на позиции казачью артиллерию! Полковушки мне бы сейчас очень пригодились… А так навесной огонь смогут вести лишь полковые миномёты — но какая прицельность за два километра⁈ Если только выпустить запас дымовых мин в тыл германского клина так, чтобы мои танкисты и артиллеристы били по панцерам, а расчётам «ахт-ахт» обзор был закрыт… Но завеса долго не продержится — а «бэтэшки» Акименко неминуемо угодят под раздачу.

Какой там фланговый охват⁈ Кровью умоются еще на подходе…

Нужно что-то решать, быстро решать… На ум вдруг пришёл рассказ артиллериста-фронтовика, форсировавшего Вислу в 44-м — и, добежав до броневика, я крикнул в раскрытую дверь:

— Влад, ты как там, цел⁈ Не ранен?

— Я нет, товарищ комбриг. Вот Николая перебинтовал, он без сознания!

— Молодец, боец, своих не бросаем! А теперь слушай боевую задачу — сейчас со всех ног побежишь к Елизарову, и передашь майору следующий приказ…